«Я не могу! Я никуда не пойду! Делайте со мной что хотите…» Но каждый раз он вставал и шел, по графику…
А теперь все изменилось и график трещал по швам, а Энрик делал отмашку, не замечая времени, он был полон сил и предвидел все заранее.
Гримировался Энрик полностью - от пяток до лба.
- Hay, - просил он, закрыв глаза и поворачиваясь, пока гример покрывал его тело прозрачным лаком, - сделай фиксацию пожестче, сегодня будет большое представление.
- Сильно нельзя, - ответил с акцентом Hay, - лак возьмет из кожи воду, всю-всю; ты будешь походить на мумию, такой неживой весь.
- Пусть будет так, - заупрямился Энрик, - я начну с «Апокалипсиса».
- Там ангел, красивый, - не сдавался Hay, - а не Смерть.
- Тогда подсуши тело, а лицо оставь как есть. Хотя - мне не хочется потеть.
- Здесь тебя поймут, - Hay сменил баллончик, - здесь твой народ. А на коже капли воды - тоже красиво.
- Доводку буду делать сам, - сказал Энрик, изгибаясь и подставляя то руку, то бедро под распылитель.
Энрик велел всем уйти и остался один. Отовсюду на него смотрело собственное отражение. Его лицо и глаза. Нет, не его. Все волосы на теле, даже пушковые на лице, сведены эпиляторами. Вся кожа залита лаком. Исчезла мягкая матовость, зато четко проступили линии контуров, мышцы заиграли под кожей. Абсолютно ровные линии, лицо - как скульптура, волосы лежат плотной лепкой, завиток к завитку. Туанские традиции, туанские технологии; когда лазер считывает рельеф твоего лица и создает голограмму, увеличенную в десятки тысяч раз, любой волосок превращается в бревно, а прыщик - в холм; даже естественный рельеф человеческой кожи - сеточка-многогранник с радужным отблеском - разрастается во рвы, овраги и булыжники. Гладкость должна быть идеальной; Энрик сам переставал узнавать себя после превращения. Я ли это? Но кто же тогда? Я - звучит где-то в глубине, - я избран. Я должен идти, нести весть о Друге, я не могу сойти с этого пути.
Энрик одел, закрепил и проверил бандаж. Узкие трусики буквально прикипели к покрытому биоклеем телу. Тем же клеем Энрик закрепил украшения, что должны лежать на коже. Через ухо вниз по щеке - густо обмакнув в клей, жалеть нельзя, вдруг потеряешь в танце - почти невидимый гибкий провод с каплей микрофона у губ. Второй, запасной, под браслетом на запястье. Лишний клей убрать. Проверить связь.
- Костюмер, - теперь Энрик командовал в микрофон, - одеваться.
Белый, летящий и струящийся наряд ангела. Ангела из «Апокалипсиса». Труппу на сцену. Идет увертюра. Время?.. Меня не интересует время. Я готов на выход.
Энрик присел перед зеркалом. Стекло отразило его. Смуглая золотая кожа, отблескивающие черные волосы, пушистые густые ресницы, яркие голубые глаза. Энрик приблизился. Глаза в глаза. «У меня все получится. Я могу, я смею, я готов принять то, что идет мне навстречу».
Энрик взял спрей с фотоаэрозолью для роговиц, чтобы когерентный луч лазера, считывающий рельеф лица для создания голограммы, не выжег глаза до дна. Поднес к лицу, и… тут в дверь за спиной - Энрик видел в зеркале - вошли Пепс и главный адвокат.
- Я вас не вижу и не слышу, - предупредил Энрик и нажал на клапан, широко открыв глаза навстречу струе. В тот же момент для него наступила ночь.
Поморгав, чтоб препарат распределился равномерно, Энрик еще дважды повторил процедуру.
- Все готово? - спросил он в микрофон. - Как наполнен стадион?
- Процентов восемьдесят пять, - ответил Пепс из темноты.
- Проводи меня на сцену, - Энрик повернул голову на голос. Незрячие глаза светились лазурью.
Пепс прекрасно знал, что после нанесения фотослоя человек ничего не видит в течение часа, затем происходит адаптация сетчатки и зрение восстанавливается, но в этот час… Он что, собирается танцевать вслепую? Это же безумие.
- Энрик, Энрик, - Пепс, пренебрегая условностями, взял Энрика за плечо, - ты ведь ничего не видишь…
- Я вижу Друга, - лицо Энрика превратилось в бесстрастную маску. - Пойдем.
Пепс пошел вперед; Энрик, чуть приотстав и вытянув руку, - за ним. Пепс прошагал все коридоры, открылась последняя дверь - в проем ворвался свежий ветер. Энрик вышел, постоял несколько секунд. Стадион дышал и звал, как единое живое существо. И Энрик пошел на этот зов. У задней площадки сцены, где уже начинала танец труппа, Энрик, когда прозвучали знакомые такты, вступил в круг левитации, и незримая сила вознесла его; взметнулись белые крылья его одежд; его лицо, тысячекратно увеличенное, появилось в воздухе, и низкий голос возвестил:
Я видел день - мрак объял небеса.
Я видел день - угасла солнца треть.
Я видел день - бес творит чудеса.
Он смел, он нагл,
он ложь плетет в сеть.
Я видел день - земная твердь в огне.
Я видел день - неба свиток исчез.
Я видел день - зло скачет на коне.
Конь бел, конь блед,
копытом сеет смерть.[Б]
Пепса ждал главный адвокат, который все же не решился во второй раз, при Энрике, объявить: «В 17.52 муниципальный совет принял решение запретить выступление Пророка».
Подумав об этом, Пепс неожиданно для себя легко рассмеялся.
- Если исполнитель, - промолвил адвокат, - не сможет вручить нам это решение до 24.00, оно утратит силу и им придется голосовать повторно - завтра. Мы непременно обратимся в суд. Но есть еще парламентская комиссия по делам религий… пока трудно сказать, как все повернется.
Исполнитель прибыл в 18.14; он спешил, но опоздал.
- Нет, не могу, - главный адвокат даже руки за спину убрал, - мне запрещено принимать бумаги такой важности.
- Тогда укажите ответственное лицо, которому я могу вручить документ.
- Таким лицом здесь является глава корпорации ЭКТ, Пророк Энрик.
- Проводите меня к нему.
- Мы не будем чинить вам препятствий, но со своей стороны я сообщаю вам, что концерт уже начался. А решение о запрещении должно вручаться не менее чем за час до начала, - голос адвоката был ядовит и сладок.
- Начало выступления в 20.00.
- У вас неточные сведения. Выступление началось в 18.00.
Исполнитель недоверчиво и недоуменно посмотрел на директора. Тот ответил извиняющимся тоном:
- В контракте оговорена неустойка за опоздание или срыв выступления, но не за его преждевременное начало.
- Где Пророк Энрик? - исполнитель был тверд и не собирался сдаваться.
- На сцене, - был ответ, - вы можете пройти туда и вручить ему решение об отмене моления.
Курьер настойчиво повторил свою просьбу. Его отвели к стартовой зале и распахнули дверь.
Словно открылся проход в иную Вселенную. Воздух светился и переливался на бесконечном пространстве, и в нем возникали звездные спирали, несущиеся дождем света; мчались - выше неба и облаков - роковые всадники, рушились и рассыпались пылью здания, и жестокий ангел в развевающихся одеждах, с пронзительными синими глазами, танцуя, пел:
Силы зла велики и сильны.
У каждого из нас
за спиной стоит ночь.
Но знаю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром,
чтоб нам помочь.
Слуги зла собираются в рать,
Каждый из нас
должен выдержать бой.
Но верю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром,
позовет за собой.
Как тяжело в эту ночь не спать,
Бесконечным обидам
ведя подсчет.
Но верю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром
и нас спасет.[Б]
Могучий, плотный ритм музыки заполнил стартовую до отказа; ему было тесно в четырех стенах. Курьер знаком попросил закрыть дверь, чтоб не видеть эту иную реальность, и, обращаясь к адвокату, спросил:
- Он будет танцевать все время, без технических перерывов?
- Рекорд непрерывного танца Пророка Энрика, - уже не скрывая победной улыбки, любезно сообщил адвокат, - составляет семьдесят шесть часов.
- Тем не менее, - продолжил исполнитель, - я подожду его здесь до 24.00.
- Это ваше право.
Все сложили руки и остались стоять в оцепенении. Потом они устанут и сядут. А Энрик танцевал и танцевал, и стадион отвечал ему полной грудью: «А-у-а!», впитывая все до дна мозга, растворяясь, как кислород в крови, в музыке и действе.
«Вот этим и отличаются люди, - думал отстраненно Пепс, - что одни могут и смеют, а другим никогда не дано перешагнуть через порог…»
* * *
Автоматы обнесли угол в подвале решетками, встроили дверь и вереницей утопали след в след, осматриваясь на ходу - не забыт ли какой-нибудь инструмент? В воздухе витали слабые запахи плазменной сварки и нагретого металла. Едва ушла кибер-нежить, появилась девчонка-киборг с метелкой, совком и мусорным ведром.
- И чтоб я утонул! - изумился Керамик, взявшись за прутья загородки. - Дым! Дымка, эй!! Узнаешь?!
- Ты смотри-ка… - подошел к решетке и Кристалл. - Говорили - ей хана, а эта божья коза целехонька. Дымка! Цып-цып-цып…
- Ей же ноги из ружья срубили, - не верил глазам Анилин, - я ж видел по ящику…
- Все видели. Значит, новые приставили, - рассудила Охра. - Но с головой у нее явно нелады.
- Не иначе - Хармон, урод чертов, в мозгах рылся.
Дымка, без интереса поглядев на узников, старательно убирала окалину и обрезки прутьев.
- Дым-ка!! - в крик позвала Охра, угнетенная зрелищем.
- Да, я вас слушаю, - отозвалась та, не прекращая убирать. - Чем могу быть полезна?
- Ничем. - Кристалл отстранился от решетки. Что толку говорить со стукнутой? К тому же автоматы налепили против клетки две следящие головки - тут и через радар не посекретничаешь. И не угадаешь, какую команду тебе внезапно отдадут по радио.
- И мы будем такииие… - заныла Охра, блуждая по узилищу, потом уперлась в стену лбом. - А может, все-таки «Взрыв»?
- Цыц, - оборвал Кристалл. - Тебе в мозг никто не лезет, и заткнись. Было б надо - так давно бы влезли.
Это все понимали и без разъяснений. Из семерых Детей Сумерек четверо - включая обезумевшего Фосфора - были Robocop'ами, но без оружия и думать нечего пробиться на свободу. При всей примитивности автоматы-охранники вдвое тяжелей любого киборга, и силой их конструкторы не обидели - тесто из тебя замесят, и все.
Вполголоса заспорили, жив ли Цинк? По всему выходило, что «Взрывом» он не воспользовался - иначе как бы прыгнул? - а если удар оторвал питание от мозга, то теперь он хуже трупа - погасший ум в разбитом теле.
От группового самоубийства Детей Сумерек спасло то, что они были вместе и под влиянием директивы вожака: «Сдаемся». Как бы теперь ни изменялись мнения и мотивации, каждый хотел посоветоваться с другими и присоединиться к общему решению, а вот оно-то из-за разнобоя и не складывалось.
Неопределенность давила Детей Сумерек, словно петля на шее. Обещания Чарлза Гедеона дразнили надеждой, а решетка и снулая Дымка пугали и загоняли в отчаяние.
Все замолчали, когда вошли двое людей, скрывающих свою предельную усталость - один чем-то подхлестнулся после изматывающей работы, другой был напряжен и старался контролировать движения и мимику. Второго Дети Сумерек узнали тотчас - это был иуда Звездочет, - а к первому приглядывались настороженно и пытливо. В штатском. Без бэйджа. Но смотрится и держится не хуже, чем прожженный депутат в предвыборных теледебатах.
Звездочету досталось полным ведром:
- А я так тебя любила…
- Продал нас, сука, за тридцать бассов.
- Зачем ты пришел? Убирайся.
- Ну, полюбуйся, падаль, на свою работу! Что, доволен?!
- Думаешь, тебе за нас поблажка выйдет? - не мигая, уставился на него Кристалл. - Лет пять срежут? Или что там тебе обещали? Ни хрена! Там, куда ты сядешь, узнают, что ты сдал своих… ох, тебе и вложат!
- Послушайте, - выдохнул Звездочет. - Все не так. Да, да, это моя вина. Я был плохим отцом… Из-за меня вы оказались в мафии.
- Полегче, ты! - Керамик сделал страшное лицо. - Мы тебе не какие-нибудь! Мы в квартале порядок держали! Для людей старались! А то, можно подумать, ты не знал!..
- Где нет законов, а полиция - как грязь, кто-то должен взять эту работу на себя, - жестом велев Керамику умолкнуть, добавил Кристалл. - А люди - бестолочь и стадо. Нужен пастух, чтобы они не перегрызлись. И это делали мы.
- Я не воспитал вас, - сокрушенно мотал головой Звездочет. - Я ошибся. Свобода… это не значит, что все разрешено, это - выбор между «да» и «нет», между «можно» и «нужно», а я бросил вас… бросил, чтоб вы научились сами. Вы стали как люди, и Фосфор… это не могло продолжаться! Я верю, что мистер Хармон…
Невольное его движение заставило всех соединить взгляды на втором человеке.
- Да, это я, - подтвердил он. - Тот самый.
- Вот и свиделись. - Кристалл набычился. - Не очень-то хотелось. Ты зачем подослал сюда Дымку? Вроде выставки «Что с вами будет»?
- На «вы», - напомнил Хиллари. - Учись заново, командир. Ты не у себя на хазе.
- Аааа, ну ясно! Субординация. А не много ли ты о себе воображаешь, ЧЕЛОВЕК?
- Не больше, чем на разницу между нами. Итак, ваше решение - Звездочет остается или уходит? Пятнадцать секунд на обдумывание.
Дети Сумерек переглянулись.
- Пусть лучше уйдет. Смотреть тошно.
- Да, и поскорей.
- Он уже все сказал.
- Большинством голосов… - Хиллари поглядел на Звездочета; тот кивнул, словно дернулся, и вышел, не прощаясь.
- Это, - указал Хиллари на Дымку, - наш экспонат. Я ее показываю всем новеньким, чтобы знали, как выглядит киборг после «Взрыва».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
А теперь все изменилось и график трещал по швам, а Энрик делал отмашку, не замечая времени, он был полон сил и предвидел все заранее.
Гримировался Энрик полностью - от пяток до лба.
- Hay, - просил он, закрыв глаза и поворачиваясь, пока гример покрывал его тело прозрачным лаком, - сделай фиксацию пожестче, сегодня будет большое представление.
- Сильно нельзя, - ответил с акцентом Hay, - лак возьмет из кожи воду, всю-всю; ты будешь походить на мумию, такой неживой весь.
- Пусть будет так, - заупрямился Энрик, - я начну с «Апокалипсиса».
- Там ангел, красивый, - не сдавался Hay, - а не Смерть.
- Тогда подсуши тело, а лицо оставь как есть. Хотя - мне не хочется потеть.
- Здесь тебя поймут, - Hay сменил баллончик, - здесь твой народ. А на коже капли воды - тоже красиво.
- Доводку буду делать сам, - сказал Энрик, изгибаясь и подставляя то руку, то бедро под распылитель.
Энрик велел всем уйти и остался один. Отовсюду на него смотрело собственное отражение. Его лицо и глаза. Нет, не его. Все волосы на теле, даже пушковые на лице, сведены эпиляторами. Вся кожа залита лаком. Исчезла мягкая матовость, зато четко проступили линии контуров, мышцы заиграли под кожей. Абсолютно ровные линии, лицо - как скульптура, волосы лежат плотной лепкой, завиток к завитку. Туанские традиции, туанские технологии; когда лазер считывает рельеф твоего лица и создает голограмму, увеличенную в десятки тысяч раз, любой волосок превращается в бревно, а прыщик - в холм; даже естественный рельеф человеческой кожи - сеточка-многогранник с радужным отблеском - разрастается во рвы, овраги и булыжники. Гладкость должна быть идеальной; Энрик сам переставал узнавать себя после превращения. Я ли это? Но кто же тогда? Я - звучит где-то в глубине, - я избран. Я должен идти, нести весть о Друге, я не могу сойти с этого пути.
Энрик одел, закрепил и проверил бандаж. Узкие трусики буквально прикипели к покрытому биоклеем телу. Тем же клеем Энрик закрепил украшения, что должны лежать на коже. Через ухо вниз по щеке - густо обмакнув в клей, жалеть нельзя, вдруг потеряешь в танце - почти невидимый гибкий провод с каплей микрофона у губ. Второй, запасной, под браслетом на запястье. Лишний клей убрать. Проверить связь.
- Костюмер, - теперь Энрик командовал в микрофон, - одеваться.
Белый, летящий и струящийся наряд ангела. Ангела из «Апокалипсиса». Труппу на сцену. Идет увертюра. Время?.. Меня не интересует время. Я готов на выход.
Энрик присел перед зеркалом. Стекло отразило его. Смуглая золотая кожа, отблескивающие черные волосы, пушистые густые ресницы, яркие голубые глаза. Энрик приблизился. Глаза в глаза. «У меня все получится. Я могу, я смею, я готов принять то, что идет мне навстречу».
Энрик взял спрей с фотоаэрозолью для роговиц, чтобы когерентный луч лазера, считывающий рельеф лица для создания голограммы, не выжег глаза до дна. Поднес к лицу, и… тут в дверь за спиной - Энрик видел в зеркале - вошли Пепс и главный адвокат.
- Я вас не вижу и не слышу, - предупредил Энрик и нажал на клапан, широко открыв глаза навстречу струе. В тот же момент для него наступила ночь.
Поморгав, чтоб препарат распределился равномерно, Энрик еще дважды повторил процедуру.
- Все готово? - спросил он в микрофон. - Как наполнен стадион?
- Процентов восемьдесят пять, - ответил Пепс из темноты.
- Проводи меня на сцену, - Энрик повернул голову на голос. Незрячие глаза светились лазурью.
Пепс прекрасно знал, что после нанесения фотослоя человек ничего не видит в течение часа, затем происходит адаптация сетчатки и зрение восстанавливается, но в этот час… Он что, собирается танцевать вслепую? Это же безумие.
- Энрик, Энрик, - Пепс, пренебрегая условностями, взял Энрика за плечо, - ты ведь ничего не видишь…
- Я вижу Друга, - лицо Энрика превратилось в бесстрастную маску. - Пойдем.
Пепс пошел вперед; Энрик, чуть приотстав и вытянув руку, - за ним. Пепс прошагал все коридоры, открылась последняя дверь - в проем ворвался свежий ветер. Энрик вышел, постоял несколько секунд. Стадион дышал и звал, как единое живое существо. И Энрик пошел на этот зов. У задней площадки сцены, где уже начинала танец труппа, Энрик, когда прозвучали знакомые такты, вступил в круг левитации, и незримая сила вознесла его; взметнулись белые крылья его одежд; его лицо, тысячекратно увеличенное, появилось в воздухе, и низкий голос возвестил:
Я видел день - мрак объял небеса.
Я видел день - угасла солнца треть.
Я видел день - бес творит чудеса.
Он смел, он нагл,
он ложь плетет в сеть.
Я видел день - земная твердь в огне.
Я видел день - неба свиток исчез.
Я видел день - зло скачет на коне.
Конь бел, конь блед,
копытом сеет смерть.[Б]
Пепса ждал главный адвокат, который все же не решился во второй раз, при Энрике, объявить: «В 17.52 муниципальный совет принял решение запретить выступление Пророка».
Подумав об этом, Пепс неожиданно для себя легко рассмеялся.
- Если исполнитель, - промолвил адвокат, - не сможет вручить нам это решение до 24.00, оно утратит силу и им придется голосовать повторно - завтра. Мы непременно обратимся в суд. Но есть еще парламентская комиссия по делам религий… пока трудно сказать, как все повернется.
Исполнитель прибыл в 18.14; он спешил, но опоздал.
- Нет, не могу, - главный адвокат даже руки за спину убрал, - мне запрещено принимать бумаги такой важности.
- Тогда укажите ответственное лицо, которому я могу вручить документ.
- Таким лицом здесь является глава корпорации ЭКТ, Пророк Энрик.
- Проводите меня к нему.
- Мы не будем чинить вам препятствий, но со своей стороны я сообщаю вам, что концерт уже начался. А решение о запрещении должно вручаться не менее чем за час до начала, - голос адвоката был ядовит и сладок.
- Начало выступления в 20.00.
- У вас неточные сведения. Выступление началось в 18.00.
Исполнитель недоверчиво и недоуменно посмотрел на директора. Тот ответил извиняющимся тоном:
- В контракте оговорена неустойка за опоздание или срыв выступления, но не за его преждевременное начало.
- Где Пророк Энрик? - исполнитель был тверд и не собирался сдаваться.
- На сцене, - был ответ, - вы можете пройти туда и вручить ему решение об отмене моления.
Курьер настойчиво повторил свою просьбу. Его отвели к стартовой зале и распахнули дверь.
Словно открылся проход в иную Вселенную. Воздух светился и переливался на бесконечном пространстве, и в нем возникали звездные спирали, несущиеся дождем света; мчались - выше неба и облаков - роковые всадники, рушились и рассыпались пылью здания, и жестокий ангел в развевающихся одеждах, с пронзительными синими глазами, танцуя, пел:
Силы зла велики и сильны.
У каждого из нас
за спиной стоит ночь.
Но знаю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром,
чтоб нам помочь.
Слуги зла собираются в рать,
Каждый из нас
должен выдержать бой.
Но верю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром,
позовет за собой.
Как тяжело в эту ночь не спать,
Бесконечным обидам
ведя подсчет.
Но верю я - завтра, как всегда,
Солнце взойдет над миром
и нас спасет.[Б]
Могучий, плотный ритм музыки заполнил стартовую до отказа; ему было тесно в четырех стенах. Курьер знаком попросил закрыть дверь, чтоб не видеть эту иную реальность, и, обращаясь к адвокату, спросил:
- Он будет танцевать все время, без технических перерывов?
- Рекорд непрерывного танца Пророка Энрика, - уже не скрывая победной улыбки, любезно сообщил адвокат, - составляет семьдесят шесть часов.
- Тем не менее, - продолжил исполнитель, - я подожду его здесь до 24.00.
- Это ваше право.
Все сложили руки и остались стоять в оцепенении. Потом они устанут и сядут. А Энрик танцевал и танцевал, и стадион отвечал ему полной грудью: «А-у-а!», впитывая все до дна мозга, растворяясь, как кислород в крови, в музыке и действе.
«Вот этим и отличаются люди, - думал отстраненно Пепс, - что одни могут и смеют, а другим никогда не дано перешагнуть через порог…»
* * *
Автоматы обнесли угол в подвале решетками, встроили дверь и вереницей утопали след в след, осматриваясь на ходу - не забыт ли какой-нибудь инструмент? В воздухе витали слабые запахи плазменной сварки и нагретого металла. Едва ушла кибер-нежить, появилась девчонка-киборг с метелкой, совком и мусорным ведром.
- И чтоб я утонул! - изумился Керамик, взявшись за прутья загородки. - Дым! Дымка, эй!! Узнаешь?!
- Ты смотри-ка… - подошел к решетке и Кристалл. - Говорили - ей хана, а эта божья коза целехонька. Дымка! Цып-цып-цып…
- Ей же ноги из ружья срубили, - не верил глазам Анилин, - я ж видел по ящику…
- Все видели. Значит, новые приставили, - рассудила Охра. - Но с головой у нее явно нелады.
- Не иначе - Хармон, урод чертов, в мозгах рылся.
Дымка, без интереса поглядев на узников, старательно убирала окалину и обрезки прутьев.
- Дым-ка!! - в крик позвала Охра, угнетенная зрелищем.
- Да, я вас слушаю, - отозвалась та, не прекращая убирать. - Чем могу быть полезна?
- Ничем. - Кристалл отстранился от решетки. Что толку говорить со стукнутой? К тому же автоматы налепили против клетки две следящие головки - тут и через радар не посекретничаешь. И не угадаешь, какую команду тебе внезапно отдадут по радио.
- И мы будем такииие… - заныла Охра, блуждая по узилищу, потом уперлась в стену лбом. - А может, все-таки «Взрыв»?
- Цыц, - оборвал Кристалл. - Тебе в мозг никто не лезет, и заткнись. Было б надо - так давно бы влезли.
Это все понимали и без разъяснений. Из семерых Детей Сумерек четверо - включая обезумевшего Фосфора - были Robocop'ами, но без оружия и думать нечего пробиться на свободу. При всей примитивности автоматы-охранники вдвое тяжелей любого киборга, и силой их конструкторы не обидели - тесто из тебя замесят, и все.
Вполголоса заспорили, жив ли Цинк? По всему выходило, что «Взрывом» он не воспользовался - иначе как бы прыгнул? - а если удар оторвал питание от мозга, то теперь он хуже трупа - погасший ум в разбитом теле.
От группового самоубийства Детей Сумерек спасло то, что они были вместе и под влиянием директивы вожака: «Сдаемся». Как бы теперь ни изменялись мнения и мотивации, каждый хотел посоветоваться с другими и присоединиться к общему решению, а вот оно-то из-за разнобоя и не складывалось.
Неопределенность давила Детей Сумерек, словно петля на шее. Обещания Чарлза Гедеона дразнили надеждой, а решетка и снулая Дымка пугали и загоняли в отчаяние.
Все замолчали, когда вошли двое людей, скрывающих свою предельную усталость - один чем-то подхлестнулся после изматывающей работы, другой был напряжен и старался контролировать движения и мимику. Второго Дети Сумерек узнали тотчас - это был иуда Звездочет, - а к первому приглядывались настороженно и пытливо. В штатском. Без бэйджа. Но смотрится и держится не хуже, чем прожженный депутат в предвыборных теледебатах.
Звездочету досталось полным ведром:
- А я так тебя любила…
- Продал нас, сука, за тридцать бассов.
- Зачем ты пришел? Убирайся.
- Ну, полюбуйся, падаль, на свою работу! Что, доволен?!
- Думаешь, тебе за нас поблажка выйдет? - не мигая, уставился на него Кристалл. - Лет пять срежут? Или что там тебе обещали? Ни хрена! Там, куда ты сядешь, узнают, что ты сдал своих… ох, тебе и вложат!
- Послушайте, - выдохнул Звездочет. - Все не так. Да, да, это моя вина. Я был плохим отцом… Из-за меня вы оказались в мафии.
- Полегче, ты! - Керамик сделал страшное лицо. - Мы тебе не какие-нибудь! Мы в квартале порядок держали! Для людей старались! А то, можно подумать, ты не знал!..
- Где нет законов, а полиция - как грязь, кто-то должен взять эту работу на себя, - жестом велев Керамику умолкнуть, добавил Кристалл. - А люди - бестолочь и стадо. Нужен пастух, чтобы они не перегрызлись. И это делали мы.
- Я не воспитал вас, - сокрушенно мотал головой Звездочет. - Я ошибся. Свобода… это не значит, что все разрешено, это - выбор между «да» и «нет», между «можно» и «нужно», а я бросил вас… бросил, чтоб вы научились сами. Вы стали как люди, и Фосфор… это не могло продолжаться! Я верю, что мистер Хармон…
Невольное его движение заставило всех соединить взгляды на втором человеке.
- Да, это я, - подтвердил он. - Тот самый.
- Вот и свиделись. - Кристалл набычился. - Не очень-то хотелось. Ты зачем подослал сюда Дымку? Вроде выставки «Что с вами будет»?
- На «вы», - напомнил Хиллари. - Учись заново, командир. Ты не у себя на хазе.
- Аааа, ну ясно! Субординация. А не много ли ты о себе воображаешь, ЧЕЛОВЕК?
- Не больше, чем на разницу между нами. Итак, ваше решение - Звездочет остается или уходит? Пятнадцать секунд на обдумывание.
Дети Сумерек переглянулись.
- Пусть лучше уйдет. Смотреть тошно.
- Да, и поскорей.
- Он уже все сказал.
- Большинством голосов… - Хиллари поглядел на Звездочета; тот кивнул, словно дернулся, и вышел, не прощаясь.
- Это, - указал Хиллари на Дымку, - наш экспонат. Я ее показываю всем новеньким, чтобы знали, как выглядит киборг после «Взрыва».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76