Альгарвеец взвыл, как ошпаренный, — Талсу с Аушрой подскочили от неожиданности, Пуховка ощетинилась — и назвал свою цену, чуть ли не вдвое ниже.
— Очень было приятно, — меланхолично отозвался Траку. — Будете выходить — прикройте за собой дверь.
Торговались они почти час. Траку выбил из клиента неплохую, на взгляд Талсу, цену: невзирая на театральные ужимки, альгарвеец поддавался легче, чем его противник. Покидая мастерскую, рыжик сердито бормотал что-то себе под нос.
— Цвета листвы… — произнес Траку задумчиво. — Достанем, пожалуй. Надо будет его надуть все-таки, чтобы не задавался.
Сукно он добыл такое, как было заказано, и принялся за работу. С курткой никаких сложностей не возникло: только воротник пришлось делать выше и туже, чем модно было носить в Елгаве. А вот юбку Траку кроил с большой осторожностью. Вырезав и приметав пояс, он сложил и пришил две складки от руки, после чего, потея от натуги, проложил остальные нитками и заклял юбку портняжными чарами, основанными на законе подобия. Талсу с восторгом следил, как сами собой образуются остальные складки, в точности похожие на первые.
Готовую юбку Траку оглядел с мрачной гордостью.
— Все же готовая одежда не сравнится с работой хорошего портного, — заметил он. — Образцы в больших мастерских дешевые, и чары растянуты до невозможности, так о каком подобии там можно говорить? — Он вздохнул. — Зато дешево. Что ж тут поделаешь?
Когда альгарвейский капитан пришел забирать новый костюм, он расцеловал кончики своих пальцев и отправил воздушный поцелуй Аушре. На какой-то жуткий миг Талсу показалось, что сейчас рыжик и его с отцом расцелует, однако альгарвеец удержался. Он заплатил остаток и покинул мастерскую совершенно счастливым.
— Хорошо, что ему понравилось, — заметил Траку, когда клиент ушел. — Иначе куда бы я девал эту проклятущую юбку?
— Продал бы другому альгарвейцу, — не задумываясь, ответил Талсу.
Отец моргнул; должно быть, эта мысль ему в голову не приходила.
— Пожалуй, — согласился он неохотно. — Но полной цены мне бы за нее не дали.
Талсу постучал монетой по прилавку. Серебро звенело сладко.
— Нечего волноваться. Нам всем нечего больше волноваться. — Он осекся. — Пока.
Выбраться из дома, где Ванаи жила вместе с Бривибасом, она была только рада. А еще приятней было покинуть ненадолго Ойнгестун. Так много кауниан вывезли из деревни на запад, на принудительные работы на ункерлантском фронте, что отсутствие их воспринималось физически, как дыра на месте вырванного зуба. Они с Бривибасом могли оказаться в числе вывезенных. Ванаи помнила, что сделали с ее дедом несколько дней дорожных работ, и понимала, как им повезло на этот раз.
А еще она слишком хорошо помнила, какую цену пришлось ей заплатить за то, чтобы вызволить деда из трудовой бригады. Девушка не питала добрых чувств к ункерлантцам — они казались ей племенем еще более варварским, чем их фортвежские сородичи, — но всем сердцем надеялась, что эти дикари покажут свои худшие качества майору Спинелло.
А покуда она собирала грибы. Сезон дождей в этом году начался рано, и урожай ожидался особенно славный. Кроме того, девушка наконец-то уговорила деда отпустить ее в лес одну. Это оказалось проще, чем казалось, — с тех пор как она отдала желаемое майору Спинелло, дед уже не столь ревностно защищал ее добродетель.
Поэтому Бривибас направился на юг, а Ванаи — на восток, в сторону Громхеорта. Когда они разошлись, дед многозначительно покашлял ей в спину, как бы говоря, что знает, почему она выбрала это направление. Девушка едва не огрела его корзиной, но вовремя опомнилась. Корзинка раньше принадлежала Эалстану, фортвежцу из Громхеорта, и Бривибас, несомненно, заметил это, испытав некоторое удовлетворение оттого, что подозрения его оказались небеспочвенны.
— Но он не прав, — проговорила Ванаи упрямо, как будто кто-то мог с ней поспорить. — Не знает, о чем говорит. Он вечно не знает, о чем говорит.
По дороге на Ойнгестун со стороны Громхеорта проследовала кавалькада альгарвейцев на единорогах. Проезжая мимо Ванаи, рыжеволосые всадники окликали девушку. Часть непристойных предложений она понимала — благодаря урокам майора Спинелло. Когда последний всадник скрылся вдали, Ванаи с облегчением вздохнула. Если бы они решили изнасиловать ее по очереди, а затем перерезать ей горло и бросить тело в полях — кто помешал бы им? Она знала ответ: никто. Они — оккупанты, завоеватели. Сильному — воля.
Вздохнув снова, Ванаи сошла с дороги и двинулась через поле напрямик. Тропку размыло, башмаки тонули в грязи, но Ванаи не обращала на это внимания. Зато следующие альгарвейцы на дороге — экипажи трех бегемотов — едва заметили в отдалении светловолосую фигурку. Никто не крикнул ей вслед, не помахал рукой. Это ее вполне устраивало.
На глаза ей попалась семейка луговых опят, и девушка отправила их в свою корзинку — верней, в корзинку Эалстана — просто чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. Чуть дальше завиднелись лисички, вперемешку желтые и алые. Ванаи захлопала в ладоши. Желтые лисички она любила больше — алые казались ей горьковатыми, — но собрала все.
А на самом краю миндальной рощи она едва не наступила на молодые императорские грибы, еще маленькие, но уже ярко-оранжевые — не перепутаешь. Срезав их, Ванаи прошептала про себя несколько строчек из старинной поэмы: во времена Каунианской империи эти грибы считались самыми ценными.
Но миг спустя радость ее померкла. Грибы остались, а вот империя рассыпалась в прах. Даже каунианские державы востока пали ныне в лапы альгарвейцам, что же до Фортвега… Туземное большинство презирало наследников древней империи, альгарвейцы же с радостью готовы были продемонстрировать фортвежцам, что полагают кауниан самым низменным из народов.
После императорских грибов Ванаи долго не везло. Три или четыре раза она замечала в стороне, на полях, согбенных фортвежских грибников, но подходить не стала. Едва ли они захотят поделиться своей добычей — зато могут позабавиться с беззащитной девчонкой ничуть не ласковей альгарвейцев. Ванаи двинулась прочь, стараясь не показываться из-за густого кустарника.
Солнце близилось к полудню, когда девушка вышла к дубраве, где они с Эалстаном нечаянно обменялись корзинами — и где встретились за год до того. Теперь, когда их с дедом разделяло несколько миль, Ванаи могла признаться себе, что пришла сюда не случайно. Во-первых, она действительно хотела вернуть корзинку. А во-вторых, юноша был внимательным и добрым собеседником, а этого Ванаи больше всего не хватало в последнее время.
Она брела среди деревьев, расшвыривая грязными башмаками палую листву и желуди. Из земли выступали корявые корни. Девушке пришло в голову поискать трюфелей. Во времена Каунианской империи богатые дворяне натаскивали свиней на поиски драгоценных грибов, но без такой помощи выкопать трюфель можно только если очень повезет. Ванаи покачала головой. Времени копаться в земле у нее не было, а с везением в последнее время стало совсем плохо.
Блуждая по леску, она нашла пару молодых дождевиков, тут же попавших в корзинку, и немало навозников, которые Ванаи обходила стороной, наморщив нос. Эалстана не было и следа. Может, он вовсе не пошел за грибами в этот день? С тем же успехом юноша мог остаться сегодня в Громхеорте или отправиться в лес по другую сторону города. Ведь не может она одной силой воли заставить его выйти из-за ближайшего дерева?
Едва эта мысль успела оформиться в ее сознании, как Эалстан вышел из-за дерева — не из-за ближайшего, правда, но какая разница? Девушка изумленно уставилась на него. Неужели у нее прорезался чародейский дар?
Если Эалстан и был призван к ней магическим способом, то сам он этого не заметил.
— Ванаи! — воскликнул он, улыбаясь до ушей, и продолжил не на родном фортвежском, а на старокаунианском, медленно и старательно: — Я надеялся увидеть тебя здесь. Очень рад тебя видеть. И смотри — я не забыл твою корзинку!
Ванаи расхохоталась. В последнее время ей так редко приходилось смеяться, что каждый такой момент откладывался в памяти.
— И я твою! — ответила она, поднимая повыше корзину.
— Вот теперь пускай удивляются мои родные, когда я принесу свою корзину обратно, как в прошлом году, когда вернулся с твоей, — хохотнул Эалстан. Потом улыбка соскользнула с его лица. — Я очень рад тебя снова видеть, — повторил он. — Альгарвейцы забрали многих кауниан в Громхеорте на принудительные работы и отправили на запад. Я боялся, что они и в Ойнгестуне так же сделали.
— Так и было, — ответила Ванаи, — но мы с дедом не попали в их число. — Ей вспомнилось, как близки они были к этому. — Я рада за него: он не выдержал бы тяжелой работы. — В этом она была уверена. В памяти снова всплыл Спинелло, и Ванаи пожалела, что вообще завела этот разговор.
— В Громхеорте они не выбирали, — отозвался Эалстан. — Хватали молодых и старых, мужчин и женщин. Потом погрузили в вагоны и отправили по становой жиле. Даже вещи не дали собрать. Как они надеются заставить этих людей работать?
— Не знаю, — тихонько ответила Ванаи. — Я сама задавалась этим вопросом, но… не знаю.
— Думаю, они лгут. Думаю, они затеяли что-то… — Эалстан покачал головой. — Не знаю, что. Что-то такое, о чем не хотят трубить на весь мир. Что-то очень скверное.
Он говорил по-кауниански и порой запинался, подыскивая редкое слово или окончание. Ванаи казалось, что это придает словам юноши особенный вес — тем более что судьба кауниан в Громхеорте и Ойнгестуне была ему явно небезразлична.
Ванаи не привыкла к сочувствию со стороны фортвежцев. Она вообще не привыкла к сочувствию — хотя в последнее время, когда Спинелло начал наведываться к ней, а не к Бривибасу, соплеменники стали относиться к ней милосердней. На глаза ей навернулись слезы.
— Спасибо, — прошептала Ванаи, отвернувшись, чтобы Эалстан не заметил, что она плачет.
— За что? — изумился юноша, машинально перейдя на фортвежский.
И что она могла ответить?
— За то, что ты беспокоишься за мой народ, — проговорила она, подумав. — Хотя тебя никто не заставляет. В нынешние времена все боятся только за себя.
— Если я не стану волноваться за других, — снова по-кауниански ответил Эалстан, — кто вспомнит обо мне?
— Когда ты говоришь на моем языке, то похож на философа, — заметила Ванаи, имея в виду не только смысл, но и форму сказанного. Юноше это показалось забавным. Они рассмеялись вместе. — Нет, правда!
Чтобы слова ее прозвучали убедительней, девушка невольно взяла Эалстана за руку — и удивилась сама себе. С тех пор, как Спинелло вынудил ее отдаться ему, мужское прикосновение казалось ей отвратительным. Она даже деду не позволяла прикасаться к себе. А сейчас по доброй воле взяла юношу за руку.
Пальцы их переплелись. Ванаи едва не отдернула руку — едва, но все же удержала. Но хотя движение прервалось, не начавшись, Эалстан тут же отпустил ее руку.
— У тебя, наверное, и так хватает неприятностей, — промолвил он, — чтобы к ним еще добавлять едва знакомого фортвежца.
Ванаи уставилась на него. Они были почти одного роста: так часто бывало с фортвежцами и каунианками.
— Тебе не все равно? — прошептала она таким тоном, словно только что совершила открытие века в прикладном чародействе.
— Ну конечно, — с удивлением отозвался Эалстан.
И, очевидно, для него так и было.
Ванаи успела притерпеться к презрению, к снисхождению, к безразличию. Но как воспринимать заботу, она позабыла совершенно. И вновь изумилась сама себе, когда, почти против воли, склонилась к юноше и коснулась губами его губ.
Даже на смуглой коже фортвежца был ясно заметен стыдливый румянец, но в глазах Эалстана блеснуло что-то. «Он хочет меня», — поняла Ванаи. Это должно было вызвать отвращение — со Спинелло она не чувствовала ничего иного. Но не вызвало. Вначале девушка решила, что лишь оттого, что Эалстан не потянулся к ней сразу, как сделал бы альгарвеец. И лишь запоздало поняла, что ей жарко вовсе не потому, что осенний день выдался теплым. «Я тоже хочу его», — мелькнуло у нее в голове, и это было самое удивительное — Ванаи уверена была, что прикосновения Спинелло навеки отняли у нее страсть.
— Ванаи… — хрипло прошептал Эалстан.
Она кивнула и, поколебавшись, отставила корзину с грибами.
— Все будет хорошо, — пробормотала она, даже не пытаясь сделать вид, что не знает, о чем думает юноша, и добавила: — Все у нас получится…
И все, как ни странно, получилось. Для Эалстана этот раз, очевидно, был первым. Окажись Ванаи столь же неопытна, дело, скорей всего, закончилось бы неуклюжей случкой. А так уроки Спинелло пришлись к месту самым неожиданным — для рыжего майора, по крайней мере — образом. Ванаи направляла юношу незаметно для него… и мало-помалу начала получать удовольствие от самого процесса. В голой технике Эалстан далеко уступал Спинелло и вряд ли наберется опыта, но это странным образом не тревожило Ванаи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Очень было приятно, — меланхолично отозвался Траку. — Будете выходить — прикройте за собой дверь.
Торговались они почти час. Траку выбил из клиента неплохую, на взгляд Талсу, цену: невзирая на театральные ужимки, альгарвеец поддавался легче, чем его противник. Покидая мастерскую, рыжик сердито бормотал что-то себе под нос.
— Цвета листвы… — произнес Траку задумчиво. — Достанем, пожалуй. Надо будет его надуть все-таки, чтобы не задавался.
Сукно он добыл такое, как было заказано, и принялся за работу. С курткой никаких сложностей не возникло: только воротник пришлось делать выше и туже, чем модно было носить в Елгаве. А вот юбку Траку кроил с большой осторожностью. Вырезав и приметав пояс, он сложил и пришил две складки от руки, после чего, потея от натуги, проложил остальные нитками и заклял юбку портняжными чарами, основанными на законе подобия. Талсу с восторгом следил, как сами собой образуются остальные складки, в точности похожие на первые.
Готовую юбку Траку оглядел с мрачной гордостью.
— Все же готовая одежда не сравнится с работой хорошего портного, — заметил он. — Образцы в больших мастерских дешевые, и чары растянуты до невозможности, так о каком подобии там можно говорить? — Он вздохнул. — Зато дешево. Что ж тут поделаешь?
Когда альгарвейский капитан пришел забирать новый костюм, он расцеловал кончики своих пальцев и отправил воздушный поцелуй Аушре. На какой-то жуткий миг Талсу показалось, что сейчас рыжик и его с отцом расцелует, однако альгарвеец удержался. Он заплатил остаток и покинул мастерскую совершенно счастливым.
— Хорошо, что ему понравилось, — заметил Траку, когда клиент ушел. — Иначе куда бы я девал эту проклятущую юбку?
— Продал бы другому альгарвейцу, — не задумываясь, ответил Талсу.
Отец моргнул; должно быть, эта мысль ему в голову не приходила.
— Пожалуй, — согласился он неохотно. — Но полной цены мне бы за нее не дали.
Талсу постучал монетой по прилавку. Серебро звенело сладко.
— Нечего волноваться. Нам всем нечего больше волноваться. — Он осекся. — Пока.
Выбраться из дома, где Ванаи жила вместе с Бривибасом, она была только рада. А еще приятней было покинуть ненадолго Ойнгестун. Так много кауниан вывезли из деревни на запад, на принудительные работы на ункерлантском фронте, что отсутствие их воспринималось физически, как дыра на месте вырванного зуба. Они с Бривибасом могли оказаться в числе вывезенных. Ванаи помнила, что сделали с ее дедом несколько дней дорожных работ, и понимала, как им повезло на этот раз.
А еще она слишком хорошо помнила, какую цену пришлось ей заплатить за то, чтобы вызволить деда из трудовой бригады. Девушка не питала добрых чувств к ункерлантцам — они казались ей племенем еще более варварским, чем их фортвежские сородичи, — но всем сердцем надеялась, что эти дикари покажут свои худшие качества майору Спинелло.
А покуда она собирала грибы. Сезон дождей в этом году начался рано, и урожай ожидался особенно славный. Кроме того, девушка наконец-то уговорила деда отпустить ее в лес одну. Это оказалось проще, чем казалось, — с тех пор как она отдала желаемое майору Спинелло, дед уже не столь ревностно защищал ее добродетель.
Поэтому Бривибас направился на юг, а Ванаи — на восток, в сторону Громхеорта. Когда они разошлись, дед многозначительно покашлял ей в спину, как бы говоря, что знает, почему она выбрала это направление. Девушка едва не огрела его корзиной, но вовремя опомнилась. Корзинка раньше принадлежала Эалстану, фортвежцу из Громхеорта, и Бривибас, несомненно, заметил это, испытав некоторое удовлетворение оттого, что подозрения его оказались небеспочвенны.
— Но он не прав, — проговорила Ванаи упрямо, как будто кто-то мог с ней поспорить. — Не знает, о чем говорит. Он вечно не знает, о чем говорит.
По дороге на Ойнгестун со стороны Громхеорта проследовала кавалькада альгарвейцев на единорогах. Проезжая мимо Ванаи, рыжеволосые всадники окликали девушку. Часть непристойных предложений она понимала — благодаря урокам майора Спинелло. Когда последний всадник скрылся вдали, Ванаи с облегчением вздохнула. Если бы они решили изнасиловать ее по очереди, а затем перерезать ей горло и бросить тело в полях — кто помешал бы им? Она знала ответ: никто. Они — оккупанты, завоеватели. Сильному — воля.
Вздохнув снова, Ванаи сошла с дороги и двинулась через поле напрямик. Тропку размыло, башмаки тонули в грязи, но Ванаи не обращала на это внимания. Зато следующие альгарвейцы на дороге — экипажи трех бегемотов — едва заметили в отдалении светловолосую фигурку. Никто не крикнул ей вслед, не помахал рукой. Это ее вполне устраивало.
На глаза ей попалась семейка луговых опят, и девушка отправила их в свою корзинку — верней, в корзинку Эалстана — просто чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. Чуть дальше завиднелись лисички, вперемешку желтые и алые. Ванаи захлопала в ладоши. Желтые лисички она любила больше — алые казались ей горьковатыми, — но собрала все.
А на самом краю миндальной рощи она едва не наступила на молодые императорские грибы, еще маленькие, но уже ярко-оранжевые — не перепутаешь. Срезав их, Ванаи прошептала про себя несколько строчек из старинной поэмы: во времена Каунианской империи эти грибы считались самыми ценными.
Но миг спустя радость ее померкла. Грибы остались, а вот империя рассыпалась в прах. Даже каунианские державы востока пали ныне в лапы альгарвейцам, что же до Фортвега… Туземное большинство презирало наследников древней империи, альгарвейцы же с радостью готовы были продемонстрировать фортвежцам, что полагают кауниан самым низменным из народов.
После императорских грибов Ванаи долго не везло. Три или четыре раза она замечала в стороне, на полях, согбенных фортвежских грибников, но подходить не стала. Едва ли они захотят поделиться своей добычей — зато могут позабавиться с беззащитной девчонкой ничуть не ласковей альгарвейцев. Ванаи двинулась прочь, стараясь не показываться из-за густого кустарника.
Солнце близилось к полудню, когда девушка вышла к дубраве, где они с Эалстаном нечаянно обменялись корзинами — и где встретились за год до того. Теперь, когда их с дедом разделяло несколько миль, Ванаи могла признаться себе, что пришла сюда не случайно. Во-первых, она действительно хотела вернуть корзинку. А во-вторых, юноша был внимательным и добрым собеседником, а этого Ванаи больше всего не хватало в последнее время.
Она брела среди деревьев, расшвыривая грязными башмаками палую листву и желуди. Из земли выступали корявые корни. Девушке пришло в голову поискать трюфелей. Во времена Каунианской империи богатые дворяне натаскивали свиней на поиски драгоценных грибов, но без такой помощи выкопать трюфель можно только если очень повезет. Ванаи покачала головой. Времени копаться в земле у нее не было, а с везением в последнее время стало совсем плохо.
Блуждая по леску, она нашла пару молодых дождевиков, тут же попавших в корзинку, и немало навозников, которые Ванаи обходила стороной, наморщив нос. Эалстана не было и следа. Может, он вовсе не пошел за грибами в этот день? С тем же успехом юноша мог остаться сегодня в Громхеорте или отправиться в лес по другую сторону города. Ведь не может она одной силой воли заставить его выйти из-за ближайшего дерева?
Едва эта мысль успела оформиться в ее сознании, как Эалстан вышел из-за дерева — не из-за ближайшего, правда, но какая разница? Девушка изумленно уставилась на него. Неужели у нее прорезался чародейский дар?
Если Эалстан и был призван к ней магическим способом, то сам он этого не заметил.
— Ванаи! — воскликнул он, улыбаясь до ушей, и продолжил не на родном фортвежском, а на старокаунианском, медленно и старательно: — Я надеялся увидеть тебя здесь. Очень рад тебя видеть. И смотри — я не забыл твою корзинку!
Ванаи расхохоталась. В последнее время ей так редко приходилось смеяться, что каждый такой момент откладывался в памяти.
— И я твою! — ответила она, поднимая повыше корзину.
— Вот теперь пускай удивляются мои родные, когда я принесу свою корзину обратно, как в прошлом году, когда вернулся с твоей, — хохотнул Эалстан. Потом улыбка соскользнула с его лица. — Я очень рад тебя снова видеть, — повторил он. — Альгарвейцы забрали многих кауниан в Громхеорте на принудительные работы и отправили на запад. Я боялся, что они и в Ойнгестуне так же сделали.
— Так и было, — ответила Ванаи, — но мы с дедом не попали в их число. — Ей вспомнилось, как близки они были к этому. — Я рада за него: он не выдержал бы тяжелой работы. — В этом она была уверена. В памяти снова всплыл Спинелло, и Ванаи пожалела, что вообще завела этот разговор.
— В Громхеорте они не выбирали, — отозвался Эалстан. — Хватали молодых и старых, мужчин и женщин. Потом погрузили в вагоны и отправили по становой жиле. Даже вещи не дали собрать. Как они надеются заставить этих людей работать?
— Не знаю, — тихонько ответила Ванаи. — Я сама задавалась этим вопросом, но… не знаю.
— Думаю, они лгут. Думаю, они затеяли что-то… — Эалстан покачал головой. — Не знаю, что. Что-то такое, о чем не хотят трубить на весь мир. Что-то очень скверное.
Он говорил по-кауниански и порой запинался, подыскивая редкое слово или окончание. Ванаи казалось, что это придает словам юноши особенный вес — тем более что судьба кауниан в Громхеорте и Ойнгестуне была ему явно небезразлична.
Ванаи не привыкла к сочувствию со стороны фортвежцев. Она вообще не привыкла к сочувствию — хотя в последнее время, когда Спинелло начал наведываться к ней, а не к Бривибасу, соплеменники стали относиться к ней милосердней. На глаза ей навернулись слезы.
— Спасибо, — прошептала Ванаи, отвернувшись, чтобы Эалстан не заметил, что она плачет.
— За что? — изумился юноша, машинально перейдя на фортвежский.
И что она могла ответить?
— За то, что ты беспокоишься за мой народ, — проговорила она, подумав. — Хотя тебя никто не заставляет. В нынешние времена все боятся только за себя.
— Если я не стану волноваться за других, — снова по-кауниански ответил Эалстан, — кто вспомнит обо мне?
— Когда ты говоришь на моем языке, то похож на философа, — заметила Ванаи, имея в виду не только смысл, но и форму сказанного. Юноше это показалось забавным. Они рассмеялись вместе. — Нет, правда!
Чтобы слова ее прозвучали убедительней, девушка невольно взяла Эалстана за руку — и удивилась сама себе. С тех пор, как Спинелло вынудил ее отдаться ему, мужское прикосновение казалось ей отвратительным. Она даже деду не позволяла прикасаться к себе. А сейчас по доброй воле взяла юношу за руку.
Пальцы их переплелись. Ванаи едва не отдернула руку — едва, но все же удержала. Но хотя движение прервалось, не начавшись, Эалстан тут же отпустил ее руку.
— У тебя, наверное, и так хватает неприятностей, — промолвил он, — чтобы к ним еще добавлять едва знакомого фортвежца.
Ванаи уставилась на него. Они были почти одного роста: так часто бывало с фортвежцами и каунианками.
— Тебе не все равно? — прошептала она таким тоном, словно только что совершила открытие века в прикладном чародействе.
— Ну конечно, — с удивлением отозвался Эалстан.
И, очевидно, для него так и было.
Ванаи успела притерпеться к презрению, к снисхождению, к безразличию. Но как воспринимать заботу, она позабыла совершенно. И вновь изумилась сама себе, когда, почти против воли, склонилась к юноше и коснулась губами его губ.
Даже на смуглой коже фортвежца был ясно заметен стыдливый румянец, но в глазах Эалстана блеснуло что-то. «Он хочет меня», — поняла Ванаи. Это должно было вызвать отвращение — со Спинелло она не чувствовала ничего иного. Но не вызвало. Вначале девушка решила, что лишь оттого, что Эалстан не потянулся к ней сразу, как сделал бы альгарвеец. И лишь запоздало поняла, что ей жарко вовсе не потому, что осенний день выдался теплым. «Я тоже хочу его», — мелькнуло у нее в голове, и это было самое удивительное — Ванаи уверена была, что прикосновения Спинелло навеки отняли у нее страсть.
— Ванаи… — хрипло прошептал Эалстан.
Она кивнула и, поколебавшись, отставила корзину с грибами.
— Все будет хорошо, — пробормотала она, даже не пытаясь сделать вид, что не знает, о чем думает юноша, и добавила: — Все у нас получится…
И все, как ни странно, получилось. Для Эалстана этот раз, очевидно, был первым. Окажись Ванаи столь же неопытна, дело, скорей всего, закончилось бы неуклюжей случкой. А так уроки Спинелло пришлись к месту самым неожиданным — для рыжего майора, по крайней мере — образом. Ванаи направляла юношу незаметно для него… и мало-помалу начала получать удовольствие от самого процесса. В голой технике Эалстан далеко уступал Спинелло и вряд ли наберется опыта, но это странным образом не тревожило Ванаи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106