— Гвинни снова пытается извиниться за меня. Она всегда извиняется. Старый грубиян должен знать, как положено себя вести, да? — Его взгляд стал еще более пронзительным. — Дорогая, я все это знаю, но, черт возьми, неужели ты не можешь поддержать игру? Это же бизнес — самая лучшая игра в мире!
— Мы уже играем в игру, дорогой, — удивительно спокойно сказала Гвинет. — Но если уж тебе захотелось поиграть именно в эту, то почему не выбрать кое-что действительно симпатичное? К примеру, вещь из золота и эмали. — Она указала на триптих. — Что это, мистер Мартин?
Кларк посмотрел на нее. Я уловил насмешливые искорки в глазах.
— Это триптих, Гвинет.
Она нахмурила лоб:
— Боюсь, это слово мало что говорит мне. Наверное, я ужасно невежественна?
— Это — запрестольная перегородка. У нее два крыла или створки, которые складываются спереди, когда она закрыта; сейчас она закрыта. Если ее раскрыть, то на створках можно увидеть религиозную картину, часто очень красивую.
— О! А можно мне посмотреть?
От ее нетерпеливого тона лицо Кларка перекосилось — другого слова не подберу. Однако, когда женщина шагнула вперед, он мягко и вежливо остановил ее.
— Минуточку. По-моему, вас это заинтересует. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Однако, думаю, не стоит бросаться сразу на все хорошие вещи; сейчас самое время подняться наверх и переодеться к обеду. В конце концов, — он взглянул на нас с лучезарной улыбкой, — эти милые люди хотят увидеть свои комнаты.
И вдруг раздался голос Энди Хантера:
— Я хотел спросить: что все-таки здесь случилось? — резко выпалил он, распахнув, а затем сложив руки. Поскольку никто не ответил на его вопрос, Энди продолжил с той же решимостью: — Мы слышали много разных слухов, разговоров и прочего. Но что произошло на самом деле? Кем были эти Лонгвуды и чем они занимались? Именно это я хотел бы узнать.
— Я присоединяюсь, — пробормотала Тэсс.
— Если рассказывать всю историю семейства Лонгвудов, — Кларк снова взглянул на часы, — это займет весь вечер. Очевидно, их главной характерной чертой была любознательность. Впервые о Лонгвудах упоминается в 1605 году. Тогда один из членов семьи участвовал в «пороховом заговоре» [6]. Затем история Лонгвудов — помещиков, священников, юристов — небогата событиями вплоть до 1745 года, когда другой представитель семейства стал участником восстания. Однако лишь в 1820-м с ними или с их домом стали связывать какую-то дьявольщину. Главой рода в то время был Норберт Лонгвуд. Кстати, это его кабинет.
— Кем он был? — спросил Энди.
— Врачом. Он был ученым, членом Королевского общества и другом некоторых светил медицины, имен которых я не помню.
— Их звали, — сказал я, и Кларк тут же резко обернулся, — Араго, Буажиро и сэр Хэмфри Дэви.
— Да? И как вам удалось узнать?
— Навел справки. Похоже, все они в это время писали друг на друга памфлеты, а вот какие открытия в медицине им принадлежат — не знаю. Но мы отвлеклись. Так что же случилось? Вы можете добавить что-то еще?
— Нет, — признался Кларк. — Доктор Норберт Лонгвуд неуловим, как и тогда. Все, что о нем известно, — умер ужасной смертью в своей комнате осенью 1820 года. Слуги так боялись колдовства, что тело его два дня пролежало в этой комнате, пока его не обнаружили. Поэтому и говорят, что он хватает людей за ноги своими пальцами.
Я обнял Тэсс.
— С тех пор комната изменилась, — торопливо продолжил Кларк. — В те времена она была из темного дуба; здесь находились книжные полки и лекарства. Теперь, на мой взгляд — да вы и сами можете убедиться, — это веселое и симпатичное место. Последний из Лонгвудов хотел очистить его. В конце концов, произошла та самая история с люстрой, упавшей в столовой на дворецкого семнадцать лет назад.
Похоже, Кларк разволновался; он стоял постукивая сжатым кулаком по ладони другой руки.
— Все очень запутано; некоторые реальные события обросли легендами. Теперь я и сам не знаю, где правда, а где вымысел. Так всегда бывает. Если вам доводилось слышать подобные истории, то вы можете предсказать все заранее. В них всегда есть обычные происшествия, достоверность которых сомнительна, потому что они встречаются в сотнях других историй о привидениях, где обязательно смешаны с реальными фактами, а люди продолжают повторять их. Вот вам пример! Когда вы вошли в дом, обратили внимание на высокие напольные часы в холле?
Мы кивнули. Кларк пожал плечами:
— Существует легенда, что часы остановились в момент смерти Норберта Лонгвуда и с тех пор их нельзя завести. Чепуха! Во-первых, часовщик в Притлтоне говорил мне, что нет поломки, которую бы он не исправил, а во-вторых — и это гораздо важнее, — скучная история об остановившихся часах снова и снова повторяется в подобных историях. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Но Тэсс настаивала.
— Да, — сказала она, — но были случаи, когда что-то видели?
— Да.
— Что?
— Норберта Лонгвуда, — ответил Кларк. — После его смерти. — Он немного помолчал. — Это короткая история, к тому же не очень приятная. Я расскажу, а вы постарайтесь забыть ее, если сможете. Она кажется очень убедительной. Не то, что история с часами.
Примерно через шесть месяцев после смерти Норберта Лонгвуда видел в этой комнате его кузен. Кстати, в день смерти Норберта кузена здесь не было. О происшествии узнали из его дневника, и случилось оно 16 марта 18 21 года.
Кузен вошел в комнату примерно в четверть двенадцатого, думая, что она пуста. К своему удивлению, он увидел мужчину в черной одежде из тонкого сукна, сидящего у камина спиной к двери. Кузен хотел было с ним заговорить, как тот встал и обернулся, и он узнал Норберта Лонгвуда. Норберт выглядел как живой — разве что лицо было очень бледным. На Лонгвуде была полотняная манишка с жабо. Но больше всего потрясло кузена то, чего он совершенно не мог понять, — длинная красная царапина на лице Норберта, словно прочерченная булавкой, от внешнего угла глаза и почти до подбородка.
В комнате стоял затхлый запах.
Кузен повернулся и убежал. На следующее утро за завтраком он как бы между прочим, рассказал все, что с ним произошло. Никто не вымолвил ни слова до тех пор, пока он не упомянул о царапине. Тогда сестра Норберта (ее звали Эмма) чуть не потеряла сознание. Позже она рассказала то, о чем до этого не говорила никому: когда готовили к погребению тело Норберта, она, наклонившись над ним, случайно поцарапала булавкой своей брошки лицо умершего. Тогда женщина быстро припудрила царапину и скрыла инцидент. Вот и все.
Кларк встряхнул руками, как бы сбрасывая с себя тяжесть истории.
— И вы хотите, чтобы мы об этом забыли, — пробормотала Тэсс. — О господи!
— Да, очень милая история, особенно для пугливых женщин, не правда ли? — решил высказаться Логан. Однако тон его голоса был на удивление резким и осуждающим. — Этого не может быть! Что вы нам рассказали?
— Историю, — удивленно ответил Кларк. — Я ничего не утверждаю — только цитирую.
Энди промолчал. Он достал трубку и стал набивать ее табаком.
Гвинет Логан эта история, казалось, впечатлила меньше всех. Она задумчиво смотрела своими ясными голубыми глазами на камин и кресла. Наконец, кивнув, она произнесла:
— Да, тетушка Дженнифер однажды предупреждала меня, что надо быть осторожной с такими вещами, — с ней произошло что-то подобное, когда умер мой дядя. Вообще-то говоря…
Очевидно, совершенно бессознательно она воспользовалась случаем и, повернувшись, обратилась к нам:
— Вам не кажется, что всем нам пора идти переодеваться к обеду?
Глава 5
Было уже час ночи, и я, должен признаться, пребывал в состоянии нервного возбуждения. Нет, ничего не случилось — просто было тревожное ожидание, будто что-то должно произойти.
План «Лонгвуд-Хаус», словно карта, стоял у меня перед глазами. Еще бы. До и после обеда мы только тем и занимались, что обходили весь особняк. В восточной его части на первом этаже, если пройти из гостиной и кабинета через главный холл, находились столовая, кухня, подсобные помещения, библиотека и бильярдная. Бильярдная занимала небольшое крыло с правой стороны дома — вот таким образом:
+— ____________________+.
| |
+— ____________________|
… | |
… +— -+.
Из ее окон виднелся весь великолепный черно-белый фасад с лилиями, освещенный лунным светом.
Спальни наверху были маленькими. Моя находилась с северной стороны. На окнах висели яркие шторы, пол был чисто выметен, а сама комната — симпатично украшена; с потолка свисала электрическая лампочка, а на каминной полке рядом с кроватью стояли книги. Проблема состояла в том, чтобы подняться с постели, выключить свет и постараться уснуть.
В час ночи я встал, в третий раз включил свет, надел тапочки и халат.
За обедом мы несколько не рассчитали с выпивкой. Не хочу сказать, что выпили слишком много, — наоборот: ровно столько, чтобы довести себя до бессонницы. Все вокруг внезапно стало ярким и живым: Гвинет Логан, неотразимо прекрасная в черном вечернем платье с глубоким вырезом; свет свечей на обеденном столе, от которого ее волосы, взгляд и плечи казались такими мягкими; необыкновенная женственность, заставлявшая воображать ее нагой; Бентли Логан с его крахмальной манишкой, раздувшийся, словно тесто в печи, и рассказывающий свои истории, изрыгая хохот на пламя свечей; дребезжание кофейных чашек; небрежно произнесенное неуместное слово; разговор о делах с подтекстом и совершенно четкая картинка: момент расставания на ночь и Кларк, вкладывающий что-то в руку Гвинет.
Теперь невозможно было привести впечатления в определенный порядок, но все же было бы легче, если бы Кларк не рассказывал историю о трупе с поцарапанным лицом. Выключив свет, я продолжал видеть этот дьявольский образ в углах спальни.
В наступившей темноте и покое ощущалась какая-то пустота. На память приходил образ стены из тьмы, окружившей тебя со всех сторон на целую милю. Нажав на выключатель, ты словно оказывался замурованным в нее, как в подземелье: зыбкие стены, мебель, принимающая жутковато-уродливые очертания, и звук, напоминающий шум легкого бриза, шевелящего занавески у уголка твоего глаза.
Ты ворочаешься в постели, а тьма становится все тяжелее и тяжелее. Ты уговариваешь себя не быть ослом, повторяешь, что все уже давно мирно спят.
Но так ли это? Разве не слышно биения их сердец и не видно открытых глаз? Или просто там, в углу, есть что-то, чего ты не видишь, потому что отвернулся? Тогда я пытаюсь открыто взглянуть на это, и тяжесть населенной кем-то темноты, которая по своей привычке прячется, снова поднимает меня с кровати и гонит нажать на выключатель.
Я надеваю тапочки и халат, закуриваю сигарету; раздраженный тем, что нет пепельницы, ищу что-нибудь вместо нее и, как компромиссный вариант (мы обычно так и делаем), кладу обгорелую спичку в мыльницу.
Как реакция на свет, по телу пробегают мурашки. Сейчас я отдал бы пять фунтов за крепкое виски с содовой, чтобы уснуть. Собственно говоря, ничто не мешало мне спуститься вниз и налить. Правда, если бы кто-нибудь застал меня за этим занятием, то решил, что я пристрастился к алкоголю, а кроме того, я убежден, что в высшей степени неприлично тайком наливать виски в чужом доме среди ночи.
Нет, виски не годится. А чтение? От сигареты тонкой струйкой поднимался голубой дымок, горьковатый на вкус. Я собрался было подойти к каминной полке, за книгой, и вдруг откуда-то снизу послышался тяжелый глухой стук, словно подняли и уронили диван.
Потом стало тихо.
Хотя стук был негромким, казалось, от него содрогнулся весь дом: задребезжали оконные рамы, закачалась электрическая лампочка, и даже будто сместился потолок. Звук отозвался и в моей груди.
И тут я совершил открытие. Потрясенный услышанным, я, как мне кажется, открыл то, что коренится в самой психологии страха. Меня бросило в жар, потом в холод, и это дало ощущение полнейшего облегчения. В доме что-то случилось. Нужно узнать, что именно. Вопрос — оставаться ли на крахмальных простынях и, прикрываясь халатом как моральным щитом, ждать, когда нечто придет к тебе, — отпал. Теперь ты сам можешь подойти к нему. Поэтому половина страха исчезает. Ведь мы боимся призраков потому, что, в буквальном смысле, безропотно подчиняемся им.
В ящике туалетного столика лежал электрический фонарик, предусмотрительно привезенный мной для подобного рода экспедиций. Я достал его, включил и вышел в коридор, закрыв за собой дверь спальни.
Раньше я уже представлял, как буду это делать, но в действительности спускаться по лестнице было не очень приятно.
Шума больше не было слышно. Я не помнил, где в холле находится выключатель, да теперь и не стал искать его. Лестница не скрипела, а мои тапочки ступали бесшумно.
Внизу в холле я снова включил фонарик, и луч его осветил необычную плитку на полу, высокие напольные часы, затем дверь в столовую справа и, вильнув влево, — дверь в гостиную.
Вдруг откуда-то справа со стороны гостиной послышался шум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28