К генералу подскочил стоявший возле двери боец и ударил открытой ладонью по лицу.
Неаргументированные удары по лицу тоже входили в прейскурант методов первичного устрашения. Громкие и болезненные пощечины причинить вреда не могли, но на новичков действовали безотказно. Потому что унижали и доказывали, что можно не только ладонью и не только по лицу.
Но генерал не был новичком. Он прекрасно понимал, что с ним здесь делают. И прекрасно понимал, что то же самое где-нибудь в соседнем кабинете делают с майором Проскуриным и с его бойцами. Чтобы добыть у них и на них компромат.
И еще генерал понимал, что пощечинами здесь не обойдется, потому что это не следствие, а нормальная разборка. В которой ему и его людям уготована роль зерен между жерновами. И если не броситься в атаку, то эти жернова всех их перемелят в пыль.
— Будет орать! — гаркнул генерал так, что стекла на окне задребезжали. Потому что тоже когда-то вырабатывал командный голос.
Следователь осекся.
— Чего вопишь? — уже тихо повторил генерал. — Запугать меня хочешь? Так не выйдет. Потому что я все эти твои приемчики знаю. Сам использовал. Если еще раз пасть раззявишь, я вообще все позабуду. По причине сильного испуга от твоих криков. И тебя твое начальство за чрезмерное усердие взгреет по первое число.
— Что?! Что ты сказал, гнида?! — взревел следователь.
— Я дело сказал. Тебе крик нужен? Или показания? Если крик — то ори. Если показания — то давай поговорим.
— Хорошо, поговорим, — вдруг согласился следователь. И перестал орать и выпучивать глаза. Потому что орал не от того, что хотел орать. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Тебя интересует Иванов?.
— Иванов.
— Я тебе отвечу, что не знаю, где он. Потому что он, по неизвестной мне причине, скрылся с места покушения, и больше мы его не видели. И не вздумай мне по секрету сообщать, что мои люди рассказали что-то другое. Я все равно не поверю.
— Не буду. Ваши люди молчат. Пока молчат.
— Что тебя еще интересует?
— Кто готовил покушение на Анисимова?
— Никто! Мы готовили инсценировку покушения. А не покушение!
— Кто в таком случае убил Анисимова?
— Не знаю. Но в том числе мог и Иванов.
— Иванов?!
— Да. Я не исключаю возможности, что Иванов в последний момент подменил холостые патроны боевыми и произвел выстрел на поражение. И еще несколько выстрелов в охранников. Ведь охранников он убил. А мы ему патроны давали холостые.
— Зачем он стрелял в охранников?
— Возможно, подумал, что это люди заказчика.
— Разве вы не контролировали его действия?
— Только до подъезда дома.
— Почему?
— Потому что нашей главной задачей было не спугнуть заказчиков убийства, которые наверняка следили за ним. И потом, зачем нам было контролировать Иванова, если мы не собирались убивать Анисимова? Ему надо было лишь подняться на крышу и изобразить выстрел.
— Который убил Анисимова!
— Ну, значит, будем считать, что Иванов переиграл нас. Или что нас и Иванова переиграл кто-нибудь другой. Такую версию вы прорабатывали?
— Прорабатывали.
— Пули идентифицировали?
— Идентифицировали.
— И что?
— Анисимов и охранники убиты из одного и того же оружия!
— Что?
— Чему вы так удивляетесь? Ведь вы сами не исключали, что он подменил патроны.
— Значит, по-вашему, выходит, что убийца он?
— По-нашему, выходит он.
— Ну, значит, он! — быстро перестроился генерал. — И теперь понятно, почему он скрылся с места происшествия и прячется неизвестно где. От вас. И от нас.
— Вам не кажется, эта версия неубедительна? Насчет стрелка-одиночки.
— Не кажется. Может, у него с этим Анисимовым были личные счеты. Может, он не хотел жениться на его забеременевшей дочке.
— Прекратите!
— Прекращаю.
— Я задам вам еще несколько вопросов.
— Задавай.
— Что вы знаете о прежних делах Иванова?
— Почти ничего. Слышал, что он убил нескольких человек на улице Агрономическая и в поселке Федоровка. — Как вы думаете, почему он убил этих людей?
— Потому же, почему убил Анисимова. Потому что отменный стрелок.
— А я считаю, что есть какой-то, объединяющий все эти преступления, мотив.
— Ну какой мотив? Нашел парень пистолет... Вот вам и мотив, для всех случаев... Впрочем...
— Что «впрочем»?
— Ничего! Я отказываюсь давать показания. Вам.
— Мне?
— Да, именно вам. Я хочу говорить с вашим начальником. А лучше с начальником того начальника.
— Это невозможно. Потому что следствие веду я.
— Это возможно. Потому что я делаю заявление, что знаю, где находится Иванов. Я один знаю! Но вам не скажу.
— С кем вы хотите говорить?
— С гражданским в пиджаке, который меня сюда спровадил. Только с ним! Или с теми, кто над ним.
— Хорошо, я передам вашу просьбу. Но я уверен, что он не согласится. Потому что...
* * *
— Меня зовут Петр Петрович. Что вы хотели мне сказать? — спросил гражданский, но уже не в пиджаке, а в легкой рубашке.
— Следователь уверял меня, что вы не придете.
— Он ошибался. Я слушаю вас.
— Мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз.
— Работавший с вами следователь имеет допуск к секретной информации.
— Это мое условие.
— Хорошо. Прошу всех выйти. Следователь и охранник вышли из кабинета.
— Вы сказали, что знаете, где находится Иванов?
— Знаю. Причем лучше других. Потому что это я его спрятал.
— Мы так и предполагали.
— Правильно предполагали.
— Вы назовете его адрес?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Потому что если я назову его адрес, ваши следователи тут же сцапают его.
— И правильно сделают.
— Неправильно сделают. Потому что на Иванова завязана очень серьезная игра с резидентурой американской разведки. Подробности я вам рассказать не могу, потому что допуск к информации по данному делу имеет очень ограниченный круг людей.
— Я не прошу подробностей. Я понимаю.
— Если Иванова изъять, вся многоходовая, долго выстраиваемая конструкция рухнет. Нанеся серьезный урон обороноспособности страны.
— Он должен выйти на контакт?
— Хуже. Он должен дать согласие на участие в одном очень перспективном, с нашей точки зрения, мероприятии. И должен для этого выехать за рубеж. Именно поэтому его розыски и разработку следует прекратить. Хотя бы на время.
— И вашу разработку?
— И моих людей тоже.
— Объявить всеобщую амнистию?
— Заняться делом.
— Послушай, генерал. Ты мне симпатичен, и поэтому я, чтобы ты не испытывал иллюзий и не придумывал новых способов выбраться отсюда, скажу правду. Без права передачи. Ты и твои люди обречены. Причем обречены в любом случае — будете ли вы молчать или будете давать показания.
— Почему?
— Потому что дело не в тебе и не в Иванове. Дело в принципе. И в козлах отпущения. Пусть даже они немые. В данном случае козлы отпущения вы. Больше я тебе ничего сказать не могу. Потому что и так сказал слишком много. Если сможешь, поймешь больше, чем я сказал.
— Похоже, кто-то валит Первое Управление. Или Госбезопасность. Всю Госбезопасность! В целом.
— Ты очень догадлив.
— И значит, им нужны деньги, — на ходу перестроился генерал, поняв, что первый его козырь бит.
— Деньги? Зачем деньги?
— Затем, что тот, кто валит Безопасность, валит государство. То есть совершает переворот. А переворот требует очень больших денег.
— Я не пойму тебя, при чем здесь деньги?
— Притом, что они у меня есть. Передай своим хозяевам, что у меня есть эти деньги.
— Какие деньги?
— Очень большие деньги. Деньги партии.
— Что, что?
— Средства КПСС, хранящиеся на счетах в иностранных банках. Которые оберегал Иванов. Если вас еще интересуют мотивы его преступлений.
— Все?
— Все.
— Я считал вас серьезным человеком.
— Правильно считали. Потому что я очень серьезный человек. И отвечаю за свои слова, — спокойно сказал генерал.
— Тем, кого, вы считаете, я здесь представляю, не нужны деньги.
— Деньги нужны всем и всегда! Тем более эти деньги.
— Чем эти деньги отличаются от других денег?
— Тем, что они партийные! И тот, кто возьмет их все, но отдаст стране часть, станет национальным героем. Преемственность денег — преемственность симпатий.
Петр Петрович задумался.
— Не понимаю, какая связь может быть между партийными счетами и убийствами?
— Вы пиратские романы в детстве читали?
— Допустим.
— Значит, знаете, что происходит с владельцем карты, на которой крестиком помечено местоположение сокровищ. А потом происходит со следующим владельцем карты. И со следующими тоже. И так до последнего героя книги, на котором она заканчивается. То же самое происходит с людьми, которые узнали о партийных счетах.
— Вы хотите сказать, что Иванов убивает их из-за того, что они знают, где находятся средства КПСС?
— Совершенно верно. Он считает, что карта с сокровищами принадлежит ему.
— Анисимов тоже узнал о золоте?
— Не исключено.
— Если бы вы хотели изобразить сумасшедшего, вы бы сказали что-нибудь еще более глупое. Если бы решили заинтриговать меня, выдумали более убедительную историю.
— Вы очень правильно рассуждаете.
— И тем не менее мне нужны доказательства. У вас есть доказательства?
— Будут. Если вы дадите мне лист бумаги и ручку.
— Пожалуйста.
Генерал написал в верхней части листа длинный ряд цифр и букв.
— Проверьте эти цифры. Лучше прямо сейчас.
— Каким образом?
— Позвоните своим знакомым, работающим в банковской системе. Или в Центробанк. И продиктуйте то, что я написал. Чтобы упростить задачу, скажите, что это номера счетов одного из швейцарских банков.
Гражданский набрал номер телефона.
— Юра, это я. Мне нужна справка. По зарубежным банковским счетам. Нет. Мне нужно знать, могут ли быть цифры, которые я тебе продиктую, счетами. Слушай...
Несколько секунд Петр Петрович перечислял цифры и буквы. Потом положил трубку и повернулся к генералу.
— Судя по вашему лицу, цифры совпали.
— Только начало.
— Вполне естественно. Последние цифры я вам не сказал. Чтобы не вводить вас в соблазн. И не создавать предпосылок знакомства с Ивановым.
— Но вы могли назвать любые счета!
— Мог. Но если вы посчитаете так, ваши хозяева могут не получить очень крупную сумму. Я на вашем месте не рисковал бы.
— Вы пока еще не на моем месте!
— Вы тоже не на моем. И тоже пока.
— Вы знаете номера всех счетов?
— Увы, нет. Только тех, которые запомнил Иванов. Когда отсматривал содержимое одной из дискет.
— Если вы блефуете...
— То вы отвинтите мне голову. Как в пиратских романах.
— Совершенно верно.
— Только я не блефую. Потому что моя голова не болт с резьбой, чтобы ее крутить. Моя голова мне дорога.
— Вы знаете, где можно добыть информацию по счетам?
— Я знаю, где и у кого могут находиться дискеты. И я могу найти их. Если...
— Что, если?
— Если ваши хозяева возьмут меня в долю. Если они возьмут меня в долю, я получу сильный дополнительный стимул искать дискеты.
— Я передам все, что вы мне сказали.
— И не забудьте сказать про американскую резидентуру, которая желает послать Иванова в командировку.
— При чем здесь это?
— При том, что это моя работа. За которую я получаю деньги.
— Вам теперь только о работе и думать.
— И еще при том, что это идеальный способ перебросить Иванова в Швейцарию.
— Для чего?
— Чтобы выманить на себя владельцев дискет. Или вы предпочитаете их выковыривать по одному из российских щелей? Как тараканов. Вместо того чтобы собрать на сладкое и прихлопнуть всех разом тапкой.
— Так это получается, что ваша работа... Ваша разработка американцев лишь прикрытие? И вы, так же, как все, охотитесь за сокровищами?
— Я? Может быть, да. А может быть, нет. Но вам лучше верить в да! Потому что нам теперь работать вместе.
— Вы в этом уверены?
— Уверен! Потому что читал книги про пиратов. И ни разу не встретил в них персонаж, который отказался бы от поиска сокровищ, помеченных на карте крестиком! И вы не откажетесь. Как не отказались те, кто был до вас.
— Я, может быть, и не откажусь. А вот тем, к кому вы апеллируете, ваше предложение будет вряд ли интересно...
* * *
— Это очень интересно, — задумчиво сказал Высокий Начальник. — Очень!
— Чем?
— Тем, что это не деньги, а политика. Большая политика. Деньги партии — это преемственность средств и лозунгов. Вернее, средств, назначенных для реставрации лозунгов. Bepнув в страну деньги партии, мы привлечем к себе голоса ностальгирующих по прошлому избирателей. И свалим... И изменим курс в нужную нам сторону. Деньги той партии — это знамя, под которое встанут многие. И кроме того, это еще деньги! Очень большие деньги! Без которых не купить армию и силовиков. Ваш генерал имеет очень хороший товар. Но, к сожалению, закрытый в сейфе, от которого потеряны ключи.
— Можно попытаться вскрыть сейф.
— Как?
— Потрясти генерала.
— Он ничего не скажет. Он гэбэшник. Кроме того, мы не знаем, всю ли правду он рассказал. Торопиться тянуть рыбу — значит рисковать оборвать леску. Трясти можно только его людей.
— Его людей мы уже трясли. Они ничего не знают.
— Не знают?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59