Ах, Данло, паренек — ты правда сын твоего треклятого отца?
И Бардо заглянул в глаза Данло.
— Ах-ах-х… Почему я не подумал об этом раньше? Ослеп я, что ли, или просто трусил? Возможно ли? Может, мы все — дети твоего мерзавца-отца, его безумной и чудесной души? Ей-богу, кто ты такой? Кто я и кто все остальные? Возможно ли, чтобы другие тоже пошли путем твоего отца? Не было мгновения за последние тринадцать лет, чтобы я не думал об этом. Только почему я не знал, что об этом думал, — вот вопрос. Но теперь я знаю — и знаю, что я знаю, ей-богу!
Бардо издал свой рокочущий смех, как человек, довольный вселенной и всем, что в ней содержится, не исключая и себя самого, потер руки и сказал:
— Мне всегда приятно поговорить с тобой, но сегодня я пригласил тебя по другой причине. Я должен передать тебе кое-какую твою собственность.
Он прошел к столу посередине комнаты, отпихнув ногой с дороги бесценный стул, и взял стоящий там ларец с инкрустацией из жемчужных треугольников и квадратиков осколочного дерева, который затем вручил Данло.
— Красивый, — улыбнулся Данло. Ларец был прохладный на ощупь и тяжелый. — Спасибо вам.
— Нет, ты не так меня понял. Ларец мой — я за него заплатил сто маундов на Утрадесе. А вот то, что внутри, принадлежало твоему отцу — и матери. Ну, открывай же — чего ты ждешь?
Данло повиновался. Крышка бесшумно откинулась на золотых петлях, и он сразу ощутил характерный запах старой кожи.
Внутри лежали две книги, каждая со снежный кирпич толщиной, и прозрачный камень, похожий на кварц. Были там и другие вещи. Стенки ларца, обитые изнутри черным бархатом, мешали рассмотреть все содержимое.
— Ну? — сказал Бардо.
Данло поставил ларец на антикварный чайный столик, взял одну из книг и перелистнул сухие поблекшие страницы.
— Я уже видел эту книгу! — заявил он, изумленно раскрыв глаза. — И держал ее в руках когда-то, давно.
— Но как это возможно?
Снег за окном запорошил дорожки и лужайки Борхи, и Данло вспомнилось другое снежное поле, по которому он ехал когда-то. Воспоминание было слабое — тень воспоминания: однажды, после того как ему нарекли имя в третий день рождения, они с Соли отъехали от берега Квейткеля на лед, где стояла икалу, маленькая снежная хижина. Он вошел в хижину один и нашел там ту самую книгу, которую теперь держал в руках. Но кто-то забрал ее у него — Данло до сих пор помнил свой гнев по этому поводу, а больше ничего не помнил. В памяти, где четко запечатлелась почти вся его жизнь, сохранились только эти невнятные образы и эмоции. Столь загадочное предательство собственной памяти казалось Данло странным и постыдным, и он решил не говорить больше об этом.
— Ты знаешь, что это? — спросил Бардо.
— Да. У Старого Отца в доме было много книг. Он и читать меня научил.
— Ты умеешь читать? Я, должен сознаться, так и не овладел этим варварским искусством. Интересно, зачем фраваши эта морока?
— Но это же очень просто! Гораздо проще, чем читировать идеопласты.
— Правда?
— Ну да. Хотите, я научу вас, Бардо? Это благословенное искусство.
— Прямо сейчас, что ли? — Нос у Бардо был красный, как спелый кровоплод, а глаза приобрели задумчивое, отстраненное выражение. Настроение у него менялось, как одежда, надеваемая или снимаемая по мере надобности в холодный день. — Лучше в другой раз, если ты хочешь, чтобы я помог тебе с твоей алалойской проблемой. У меня на сегодня еще много дел.
Данло открыл книгу на титульном листе, хрустнув кожаным переплетом, и прочитал вслух:
РЕКВИЕМ ПО ХОМО САПИЕНС.
— Это книга Хранителя Времени, — сказал Бардо. — Циничная история человечества, написанная им. Твой отец получил ее от него в наследство — а может, и украл.
Перевернув пару желтых страниц, Данло наткнулся на заинтересовавшее его место:
«Хомо сапиенс — загадка эволюции. Разве не загадка и чудо то, что примерно тот же интеллект, который необходим для изготовления зазубренного наконечника копья, оказывается достаточным для открытия математических теорем. В другой вселенной все могло бы быть по-другому, и человек был бы избавлен от существования в своем нынешнем трагическом качестве: полуобезьяна, полубог».
Данло прочел это Бардо, и тот надул свои толстые щеки.
— Какой, однако, циник был этот Хранитель Времени. Что тебе за охота читать подобные мерзости, паренек.
Данло с улыбкой склонил голову и достал из ларца другую книгу, в переплете из древней бурой кожи с золотым тиснением, стершимся и облупившимся во многих местах.
— Это собрание стихов, как видишь, — сказал Бардо. — Когда-то Хранитель Времени подарил эту книгу твоему отцу — это уж точно подарок, можно не сомневаться.
Данло пробежал глазами первые несколько стихотворений.
— Я не понимаю этих слов. Буквы мне знакомы, но сложены они совершенно бессмысленно.
— Почти все эти стихи очень древние. Написанные на мертвых языках. Твой отец любил поэзию — поэзию всех видов, — как другие любят женщин.
— Стало быть, и мне придется выучить все эти мертвые языки.
— Вольному воля. Мне лично никогда не хватало на это терпения.
— Спасибо, что отдали мне эти книги, Бардо.
— Они не мои. — Бардо глядел на снег за окном, облизывая ободок кружки. — Я просто хранил их для твоего отца, на случай, если он вернется. Теперь они твои. По правде сказать, я даже рад избавиться от такой ответственности.
Глядя на Бардо, Данло подумал, что на самом деле этот великан вовсе не рад, и сказал:
— Все равно спасибо.
— У меня хранились не только книги. Есть еще кольцо и шар. Достань их, паренек.
Данло вынул из ларца прозрачный хрустальный шар чуть больше своего кулака, тяжелый, как камень. Это действительно был камень, самый совершенный из камней — скраерская сфера, выточенная из чистейшего, не имеющего ни единого изъяна алмаза.
— О, вот поистине благословенный камень, — сказал Данло.
— Имакла, как глаз талло.
— Он принадлежал твоей матери. Такими сферами пользуются скраеры.
— Мать ведь тоже была скраером, да?
— Одним из лучших, когда-либо существовавших.
Данло поднес алмазную сферу к окну. Бронзовые и фиолетовые огоньки затрепетали в ней, словно бабочки, заключенные во льду. Данло заглянул в самый центр, где все цвета сливались в мерцающую, слепящую глаза белизну.
— Я никогда еще не видел такой великолепной, редкой вещи.
— Каждому скраеру, когда он приносит обет, вручается такая сфера. После смерти Катарины твой отец оставил сферу у себя, хотя ее следовало бы вернуть Главному Скраеру.
Данло, заметив, что запятнал алмаз своими пальцами, дохнул на него и тщательно вытер рукавом.
— Бардо, — спросил он внезапно, — вы не знаете, как умерла моя мать?
Бардо прикончил очередную порцию пива и вытер губы шелковым платком.
— Она умерла в пещере деваки, паренек, к нашему великому горю. Умерла, рожая тебя — роды были тяжелые, и она потеряла очень много крови.
Данло заметил, что полнокровное лицо Бардо побледнело, а глаза стали твердыми и блестящими, как бриллианты, и подумал, что этот грустный, обуреваемый страстями человек говорит ему не всю правду.
— Возьми еще кольцо, — торопливо промолвил Бардо, — и мы в расчете.
Данло снова запустил руку в ларец и нащупал на мягком бархате кольцо.
— Покажи-ка.
Данло разжал кулак. У него на ладони лежало пилотское кольцо из черного алмаза. Данло знал, что алмазное волокно каждого такого кольца пропитывается добавками уникального состава, и атомная метка, оставленная в иридии и железе, позволяет отличить одно кольцо от другого. Он надел его на мизинец — оно было ему великовато.
— Кольцо твоего отца, ей-богу! Не надевай его на людях, иначе другие пилоты оторвут тебе палец.
— Но ведь и я когда-нибудь стану пилотом, да?
— На это мы можем только надеяться.
— Тогда, значит, мне можно носить кольцо?
— Это? Нет, Паренек, нельзя — даже когда оно будет тебе впору. У каждого пилота должно быть свое кольцо — тебе вручат его, когда ты принесешь пилотскую присягу.
Бардо со вздохом и кряхтением снял одну из своих серебряных цепей и надел ее через голову Данло.
— Однако ты можешь держать его при себе. Продень в него цепочку и носи на шее. Под одеждой его никто не увидит.
— Вы очень щедрый человек. — Данло расстегнул цепь, надел на нее кольцо и спрятал его под камелайку. — Спасибо.
— На здоровье.
— Мой отец доверил кольцо вам перед тем, как покинул Невернес?
— Да, и это был самый печальный момент в моей жизни.
— А вы не знаете, где он теперь?
Бардо со вздохом потер глаза.
— Я знаю только то, что и все остальные: Мэллори Рингесс исчез шесть лет назад со своим кораблем. Факты говорят, что он отправился в Твердь. Он говорил, что когда-нибудь соединится с этой проклятущей богиней, но я никогда по-настоящему в это не верил. А теперь он пропал.
Данло уставился в огонь, прижимая кольцо к сердцу, и спросил:
— Бардо, кто он теперь, мой благословенный отец?
— Бог! — рявкнул Бардо. — Проклятущий бог.
— Но что значит — быть богом?
— Это только бог знает.
— Но тогда…
— Твой отец, — прервал его Бардо, — первый вспомнил Старшую Эдду. И, возможно, единственный, кто вспомнил ее во всей полноте. Он заглянул в себя и нашел там тайну жизни — тайну богов. Мне думается, что он открыл секрет бессмертия. Могущество разума — великая сила, и боги должны любить его превыше всего остального.
Данло, продолжая смотреть в огонь, сказал:
— Удел бога — это боль, сплошная боль.
— Вот как? Почему?
— Я… не знаю.
— Твоему отцу его преображение, конечно, досталось тяжелой ценой. Он исковеркал свой мозг! Две трети его мозга заменены микросхемами, биокомпьютерами, которые вставили ему агатангиты, когда вернули ему жизнь.
— Но часть его по-прежнему остается человеческой?
— Возможно.
— И эта его человеческая часть так и существует в его теле? Он такое же существо из плоти и крови, как мы с вами?
— В том-то и вопрос. Но ответа на него я не знаю.
— Но если его мозг остается отчасти человеческим и если сердце у него бьется, как у человека, он ведь должен где-то существовать. Где-то в пространстве-времени.
— Возможно.
— Может, он так и живет в кабине своего «Имманентного»? У какой же звезды кружит теперь его корабль?
— Да откуда мне знать, ей-богу!
— Вы были его лучшим другом.
— Я думаю, — сказал Бардо, возвращаясь к окну, — что он затерялся в Тверди. Она впитала в себя его ум, если не тело.
— Значит, отец… ушел на ту сторону?
— Не совсем. Это было что-то вроде брачного союза. Мистика, конечно, — но я, хотя терпеть не могу мистики, начинаю верить, что это правда.
— Почему?
Бардо, постучав по окну своими кольцами, указал на небо.
— Как иначе объяснить появление Золотого Кольца вскоре после этого? Я верю, что это духовное дитя твоего отца — его и Тверди.
Данло посмотрел в окно и увидел, что снег перестал. Небо, тяжелое и низкое, напоминало намокшее серое одеяло. Он подумал о Золотом Кольце, растущем там, за пределами атмосферы, и поклялся себе, что если когда-нибудь станет пилотом, то отправится туда и разберется в природе того, что создал его отец. Он расстегнул камелайку, потрогал пилотское кольцо и спросил:
— Вы думаете, Золотое Кольцо защитит наш мир от радиации Экстра? Правда?
— Таков был план твоего отца — он вечно строил какие-то планы.
— И жизнь в этом мире будет продолжаться?
— Надеюсь — я-то ведь пока жив!
— Значит, мой отец убил одно племя… но спас мир.
— Ирония ему всегда была свойственна.
Данло прижал костяшки пальцев ко лбу и тихо произнес:
— Халла — путь человека, защищающего свой мир.
— Халла, говоришь?
— Я пойду. — Данло встал, зажав в руке алмазную сферу. Он вспотел, и глаза от пристального вглядывания в небо болели.
Он подумал о своем отце, когда-то убившем Лиама из племени деваки и многих других, и прошептал:
— Шайда — путь человека, который убивает других людей.
Бардо, обладавший острым слухом, покачал головой.
— Не суди его, паренек. Даже будучи человеком, он был не таким, как все.
— Правда?
— Да, ему было суждено стать богом. Теперь я это вижу. — Бардо взял с подоконника пустой кувшин из-под пива и улыбнулся самому себе, погруженный в мечты и воспоминания. — Ты представляешь, что это такое — сделаться богом?
Данло свободной рукой коснулся его потного лба, а потом взял с чайного столика обе книги, зажал их под мышкой и повторил:
— Я пойду.
— Погоди! Надо, чтобы хоть одна рука была свободна, не то ты упадешь и разобьешь себе нос. — Бардо протянул Данло свой инкрустированный ларец. — Положи сюда книги и шар тоже. Можешь оставить его у себя, если хочешь.
— Спасибо.
— Куда ты так спешишь?
— В башню цефиков. Может быть, мастер Хавьер разрешит мне сегодня повидать Ханумана. Я должен спросить его кое о чем.
— Что ж, ладно. Я пришлю за тобой через несколько дней. Коллегия Главных должна будет принять решение относительно алалоев, и я хочу, чтобы ты при этом присутствовал.
Данло надел шубу и поклонился.
— Спасибо вам, Бардо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107