– Мэтова улыбка немного поблекла.
Светлокожая женщина приподняла ожерелье кончиком большого и указательного пальца, словно держала за хвост дохлую крысу.
– Вещица для танцовщицы ши, чтобы носить вместе с вуалью, – сказала она презрительно. И вдруг, резким движение запястья, она швырнула ожерелье Эгинин: – Надень!
Эгинин поймала ожерелье за мгновение до то, как оно попало ей в лицо. Улыбка полностью испарилась с губ Мэта.
Он ожидал взрыва, но Эгинин немедленно расстегнула застёжки и откинула назад волосы тяжёлого парика, чтобы застегнуть ожерелье на шее. Ее лицо казалось вылепленным из снега, и сохраняло отсутствующее выражение.
– Повернись! – скомандовала Селюсия. В том, что была команда, не было никакого сомнения. – Дай мне взглянуть.
Эгинин, сковано, словно окаменев, всё же повернулась.
Сеталль пристально посмотрела на неё, озадаченно покачав головой, и прежде чем вернуться к вышивке, снова взглянув на Мэта, еще раз покачала головой. У женщины столько способов покачивания головой, сколько вариантов взглядов. Этот, безусловно, говорил о том, что он дурак, и если Мэт не уловил всех нюансов, то был этому только рад. Он решил, что ему бы они не понравились. Да, чтоб он сгорел! Он купил ожерелье для Туон, которая прямо на его глазах отдала его Селюсии. А теперь оно попало к Эгинин?
– Она явилась за новым именем, – сказала Туон задумчиво. – Как она называет себя?
– Лейлвин, – ответила Селюсия. – Подходящее имя для танцовщицы ши. Возможно, Лейлвин Шиплесс? (дословно: Лейлвин Безкорабельная)
Туон кивнула.
– Лейлвин Шиплесс.
Эгинин вздрагивала, словно каждое слово было пощёчиной.
– Могу ли я удалиться? – спросила она натянуто, сгибаясь в низком поклоне.
– Если хочешь уйти, так иди, – прорычал Мэт. Что и говорить, идея привести её с собой была не из лучших, когда-либо приходивших ему в голову, но, возможно, он смог бы взять реванш после её ухода.
Уставившись в пол, Эгинин опустилась на колени.
– Пожалуйста, могу ли я удалиться?
Туон сидела на полу с прямой спиной, глядя сквозь высокую женщину, словно вообще ее не замечая. Селюсия поглядывала на Эгинин сверху вниз, презрительно скривив губы. Сеталль продела иглу сквозь ткань, натянутую на обруче. Никто так и не взглянул на Мэта.
Эгинин опустилась лицом вниз, и Мэт едва сумел сдержать вздох удивления, когда она поцеловала доски пола.
– Пожалуйста, – сказала она хрипло: – Я умоляю.
– Ты уйдёшь, Лейлвин, – холодно произнесла Селюсия, словно королева, отчитывающая конокрада: – И ты не покажешь мне вновь своё лицо, если оно не будет закрыто вуалью танцовщицы ши.
Эгинин, уползая на локтях и коленях, столь стремительно вывалилась наружу, что Мэт не сдержал удивлённого вздоха.
С усилием, он сумел вернуть на лицо улыбку. После всего происшедшего вряд ли стоило оставаться, но галантный мужчина смог бы изобразить изящное отступление.
– Ну, я полагаю…
Туон, все еще не глядя на него, вновь согнула пальцы и Селюсия мгновенно его прервала:
– Высокая Леди устала, Игрушка. Она разрешает тебе покинуть нас.
– Послушай, меня зовут Мэт, – сказал он. – Это легкое имя. И довольно простое: Мэт. – Туон и в самом деле смогла бы сойти за фарфоровую куклу, особенно, судя по отсутствию реакции на его гневную тираду.
Сеталль к тому же, отложив свою вышивку, встала опустив, как бы невзначай, руку на рукоять кривого кинжала, заткнутого за пояс.
– Молодой человек, если ты рассчитывал побыть здесь, пока не увидишь нас ложащимися в постель, то ты глубоко ошибался. – Хотя сказано это было с улыбкой, рука её всё ещё находилась на рукояти кинжала, и она была достаточно эбударкой, чтобы им воспользоваться. Туон застыла словно статуя королевы, восседающей на троне, но по ошибке наряженной в отрепье. Мэт вышел наружу.
Опершись одной рукой о фургон, Эгинин безвольно склонила голову. Другая её рука прижимала к шее ожерелье. Гарнан слегка пошевелился в глубине тени, напоминая о своём присутствии. Мудрый человек, догадавшийся оставить Эгинин в покое именно сейчас. Мэт же был просто слишком раздражен чтобы оставаться благоразумным.
– Что это было? – Потребовал ответа Мэт. – Ты не должна больше падать на колени перед Туон. А Селюсия? Она ведь всего лишь проклятая служанка! Я не знаю никого, кто бы распинался так перед королевой, как ты перед ней.
Неподвижное лицо Эгинин скрывалось в тени, но голос её был несчастным.
– Высокая Леди, она… та кто она есть. Селюсия – ее со'джин. Никто из Низшей Крови не смеет даже встретиться взглядом с ее со'джин, а возможно и никто из Высокородных. – Её руке, сжимавшей ожерелье, наконец-то удалось справиться с замком. – Я же, с другой стороны, теперь и вовсе не Благородная. – Отклонившись назад всем телом, она зашвырнула ожерелье в ночь, так далеко, как только могла.
Мэт застыл с открытым ртом. Он мог бы купить дюжину породистых лошадей за ту сумму, что он заплатил за эту вещь, и еще осталось бы. Он закрыл рот, так и не сказав ни слова. Может быть, он и не всегда вел себя мудро, но у него хватало ума, чтобы знать, когда женщина действительно готова пырнуть ножом. Кроме того, он понял ещё одну важную вещь. Если даже Эгинин так повела себя с Туон и Селюсией, тогда необходимо позаботиться о том, чтобы сул'дам к ним даже не приближались. Только Свету известно, как они поступят, стоит Туон шевельнуть пальцем.
Да, ничего не поделаешь, придётся ему поработать. А работать, он очень не любил, чужие воспоминания, которые затолкали в его черепушку, были полны лишь битв и сражений. Хотя, сражения он тоже ненавидел – там ведь и убить могут! Но всё же, они были лучше, чем работа. Стратегия и тактика. Изучить местность, понять противника, и если не удаётся победить одним способом, найти другой.
Следующей ночью он вернулся в фиолетовый фургон, один, и как только Олвер закончил урок игры в камни с Туон, Мэт занял его место. Поначалу, сидя на полу напротив маленькой темнокожей женщины, он не был уверен, что будет лучше – выиграть или проиграть? Некоторые женщины любили всегда побеждать, но так, чтобы им пришлось здорово попотеть, перед победой у мужчины. Другие любили, когда побеждает мужчина, или, по крайней мере, чтобы выигрывал он чаще, чем проигрывал. Всё это казалось ему полной бессмыслицей – сам он любил выигрывать, и чем легче, тем лучше. Но жизнь – есть жизнь. Пока он сомневался, Туон перехватила у него инициативу. Где-то на середине игры, он понял, что она приготовила ему западню, которой он не сумеет избежать. Ее белые камни повсюду окружали его черные. Для нее это была полная и красивая победа.
– Ты не слишком хорошо играешь, Игрушка, – сказала она насмешливо. Несмотря на тон, ее большие, влажные глаза холодно его рассматривали, взвешивая и измеряя. В таких глазах мог бы утонуть любой мужчина.
Он улыбнулся, и попрощался прежде, чем его попытались выгнать. Стратегия. Старайся думать о будущем. Действуй неожиданно. Следующей ночью, он принес маленький красный цветок из бумаги, сделанный одной из швей труппы. И преподнёс его пораженной Селюсии. Брови Сеталль удивлённо выгнулись, и даже Туон казалась пораженной. Тактика. Вывести противника из равновесия. Если задуматься, то отношения с женщинами и сражения не сильно отличались. Оба укутывают мужчину туманом неопределенности, и способны в миг погубить, если он будет недостаточно осторожен.
Каждый вечер он возвращался в фиолетовый фургон играть в камни, и, не смотря на пронизывающие взгляды Сетелль и Селюсии, старался сосредоточиться на доске. Туон играла очень хорошо, и было слишком легко обнаружить себя просто любующимся, как она передвигает камни, грациозно согнув пальцы. Она привыкла носить ногти в дюйм длиной и заботиться о том, чтобы их не сломать. Ее глаза также представляли опасность. Мужчине требуется сохранять голову ясной, будь то игра в камни или сражение, а ее пристальный взгляд, казалось, проникал внутрь его черепа. Ему лишь оставалось ниже склоняться к доске, и он сумел выиграть четыре из последующих семи игр и одну закончить в ничью. Туон была довольна, когда она выигрывала, а каждое поражение встречала без истерик и тех бурных проявлений характера, которых он опасался, никаких унижающих комментариев кроме, настаивания называть его Игрушкой, и никаких надменных королевских замашек, по крайней мере, пока они играли. Она наслаждалась игрой, торжествующе смеясь, когда заманивала его в западню, и смеясь от восхищения, когда благодаря его изворотливости, ему удавалось ее избегать. Уйдя в игру с головой, она, казалась, превращалась в абсолютно другую женщину.
Цветок, вышитый из синего льна последовал за бумажным цветком, а двумя днями позже, наполовину раскрывшийся бутон розы из шелка, величиной с женскую ладонь. И оба они были вручены Селюсии. С каждым разом, ее синие глаза становились все подозрительнее и мрачнее, но Туон сказала ей, что она может принять цветы, и она хранила их, тщательно завернутыми в льняную ткань. Три следующих дня он являлся без подарка, а на четвёртый принес небольшой букетик из красных шелковых бутонов роз, снабжённых короткими стеблями и блестящими листьями, которые выглядели почти как настоящие, только более великолепными. Он заказал в тот же день, когда купил первый бумажный цветок.
Селюсия шагнула вперед и наклонилась, чтобы принять букетик с усмешкой на губах, но он сел, положив его рядом с доской, немного придвинув к Туон. Он ничего не сказал, просто оставил его там. Она даже не уделила ему беглого взгляда. Раскрыв кожаные мешочки, в которых хранились камни, он достал по одному каждого цвета, и перебрасывал их из одной руки в другую, пока даже сам не потерял уверенность, в которой руке какой, и протянул сжатые кулаки в сторону Туон. Она колебалась всего лишь мгновение, без всякого выражения изучая его лицо, и выбрала левую руку. Он открыл ладонь, чтобы показать ей блестящий белый камень.
– Я изменила свое мнение, Игрушка, – промурлыкала она, аккуратно помещая белый камень на пересечении двух линий возле центра доски. – Ты очень хорошо играешь.
Мэт моргнул. Могла ли она догадываться о том, что он задумал? Селюсия стояла у Туон за спиной, по-видимому, полностью сосредоточившись на пустой доске. Сеталль перевернула страницу в своей книге и немного подвинулась ближе к свету. Конечно, нет. Она говорила о камнях. Если бы она даже подозревала о его намерениях, она бы вышвырнула его вон. Любая бы женщина именно так бы и поступила. Несомненно, она говорила о камнях.
Этой ночью они сыграли в ничью; каждый из них с переменным успехом контролировал половину доски. И если сказать по правде, то она выиграла.
– Я сдержала своё слово, Игрушка, – она растягивала слова, словно напихав за щёки камней. – Никаких попыток сбежать, никаких попыток предательства. Это окружение давит на меня. – Она охватила жестом интерьер фургона. – Я желаю совершать прогулки. Можно и после наступления темноты. Ты можешь сопровождать меня. – Ее взгляд коснулся букетика роз, и снова устремился к его лицу. – Чтобы удостовериться, что я не сбегу.
Сеталль отметила место в книге тонким пальцем и посмотрела на него. Селюсия стояла позади Туон и смотрела на него. Женщина сдержала своё слово, каким бы безумным это не казалось. Прогулки после наступления темноты, когда большинство актёров уже в их постелях, не причинят вреда, по крайней мере, пока он будет с ними, чтобы в этом удостовериться. Так, почему же он чувствует, что теряет контроль над ситуацией?
То, что Туон согласилась гулять, закутавшись в плащ, принесло Мэту хоть какое-то облегчение. На ее бритой голове уже росли черные волосы, но пока они были лишь немногим длиннее пуха, и в отличие от Селюсии, которая, скорее всего, спала в своем шарфе, Туон не выказала никакого желания прикрыть свою голову. Женщина ростом с ребенка, с волосами короче, чем у любого мужчины, кроме разве совсем, лысых, привлекла бы внимание даже ночью. Сеталль и Селюсия, всегда следовали за ними в темноте, на небольшом расстоянии; горничная, чтобы защитить свою госпожу, и Сеталль, чтобы следить за горничной. По крайней мере, он думал, что именно так это и было. Иногда, казалось, что обе они следили за ним. Эти двое вели себя слишком по-дружески для охранника и заключенного. Он даже слышал, как Сеталль, предостерегала Селюсию о том, как по жульнически он обращается с женщинами. Замечательный комплимент, что и говорить! А Селюсия успокоила её, ответив, что ее леди переломает ему руки, если он выскажет непочтительность, как будто они вовсе не были его пленниками.
Он рассчитывал использовать эти прогулки, чтобы узнать побольше про Туон. За игрой в камни она была немногословна, но она умело обходила его вопросы, или уводила нить разговора к интересовавшим её предметам, обычно, касавшихся Мэта.
– Двуречье – это сплошные леса и фермы, – рассказывал он, когда они прогуливались по главной улице лагеря труппы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Светлокожая женщина приподняла ожерелье кончиком большого и указательного пальца, словно держала за хвост дохлую крысу.
– Вещица для танцовщицы ши, чтобы носить вместе с вуалью, – сказала она презрительно. И вдруг, резким движение запястья, она швырнула ожерелье Эгинин: – Надень!
Эгинин поймала ожерелье за мгновение до то, как оно попало ей в лицо. Улыбка полностью испарилась с губ Мэта.
Он ожидал взрыва, но Эгинин немедленно расстегнула застёжки и откинула назад волосы тяжёлого парика, чтобы застегнуть ожерелье на шее. Ее лицо казалось вылепленным из снега, и сохраняло отсутствующее выражение.
– Повернись! – скомандовала Селюсия. В том, что была команда, не было никакого сомнения. – Дай мне взглянуть.
Эгинин, сковано, словно окаменев, всё же повернулась.
Сеталль пристально посмотрела на неё, озадаченно покачав головой, и прежде чем вернуться к вышивке, снова взглянув на Мэта, еще раз покачала головой. У женщины столько способов покачивания головой, сколько вариантов взглядов. Этот, безусловно, говорил о том, что он дурак, и если Мэт не уловил всех нюансов, то был этому только рад. Он решил, что ему бы они не понравились. Да, чтоб он сгорел! Он купил ожерелье для Туон, которая прямо на его глазах отдала его Селюсии. А теперь оно попало к Эгинин?
– Она явилась за новым именем, – сказала Туон задумчиво. – Как она называет себя?
– Лейлвин, – ответила Селюсия. – Подходящее имя для танцовщицы ши. Возможно, Лейлвин Шиплесс? (дословно: Лейлвин Безкорабельная)
Туон кивнула.
– Лейлвин Шиплесс.
Эгинин вздрагивала, словно каждое слово было пощёчиной.
– Могу ли я удалиться? – спросила она натянуто, сгибаясь в низком поклоне.
– Если хочешь уйти, так иди, – прорычал Мэт. Что и говорить, идея привести её с собой была не из лучших, когда-либо приходивших ему в голову, но, возможно, он смог бы взять реванш после её ухода.
Уставившись в пол, Эгинин опустилась на колени.
– Пожалуйста, могу ли я удалиться?
Туон сидела на полу с прямой спиной, глядя сквозь высокую женщину, словно вообще ее не замечая. Селюсия поглядывала на Эгинин сверху вниз, презрительно скривив губы. Сеталль продела иглу сквозь ткань, натянутую на обруче. Никто так и не взглянул на Мэта.
Эгинин опустилась лицом вниз, и Мэт едва сумел сдержать вздох удивления, когда она поцеловала доски пола.
– Пожалуйста, – сказала она хрипло: – Я умоляю.
– Ты уйдёшь, Лейлвин, – холодно произнесла Селюсия, словно королева, отчитывающая конокрада: – И ты не покажешь мне вновь своё лицо, если оно не будет закрыто вуалью танцовщицы ши.
Эгинин, уползая на локтях и коленях, столь стремительно вывалилась наружу, что Мэт не сдержал удивлённого вздоха.
С усилием, он сумел вернуть на лицо улыбку. После всего происшедшего вряд ли стоило оставаться, но галантный мужчина смог бы изобразить изящное отступление.
– Ну, я полагаю…
Туон, все еще не глядя на него, вновь согнула пальцы и Селюсия мгновенно его прервала:
– Высокая Леди устала, Игрушка. Она разрешает тебе покинуть нас.
– Послушай, меня зовут Мэт, – сказал он. – Это легкое имя. И довольно простое: Мэт. – Туон и в самом деле смогла бы сойти за фарфоровую куклу, особенно, судя по отсутствию реакции на его гневную тираду.
Сеталль к тому же, отложив свою вышивку, встала опустив, как бы невзначай, руку на рукоять кривого кинжала, заткнутого за пояс.
– Молодой человек, если ты рассчитывал побыть здесь, пока не увидишь нас ложащимися в постель, то ты глубоко ошибался. – Хотя сказано это было с улыбкой, рука её всё ещё находилась на рукояти кинжала, и она была достаточно эбударкой, чтобы им воспользоваться. Туон застыла словно статуя королевы, восседающей на троне, но по ошибке наряженной в отрепье. Мэт вышел наружу.
Опершись одной рукой о фургон, Эгинин безвольно склонила голову. Другая её рука прижимала к шее ожерелье. Гарнан слегка пошевелился в глубине тени, напоминая о своём присутствии. Мудрый человек, догадавшийся оставить Эгинин в покое именно сейчас. Мэт же был просто слишком раздражен чтобы оставаться благоразумным.
– Что это было? – Потребовал ответа Мэт. – Ты не должна больше падать на колени перед Туон. А Селюсия? Она ведь всего лишь проклятая служанка! Я не знаю никого, кто бы распинался так перед королевой, как ты перед ней.
Неподвижное лицо Эгинин скрывалось в тени, но голос её был несчастным.
– Высокая Леди, она… та кто она есть. Селюсия – ее со'джин. Никто из Низшей Крови не смеет даже встретиться взглядом с ее со'джин, а возможно и никто из Высокородных. – Её руке, сжимавшей ожерелье, наконец-то удалось справиться с замком. – Я же, с другой стороны, теперь и вовсе не Благородная. – Отклонившись назад всем телом, она зашвырнула ожерелье в ночь, так далеко, как только могла.
Мэт застыл с открытым ртом. Он мог бы купить дюжину породистых лошадей за ту сумму, что он заплатил за эту вещь, и еще осталось бы. Он закрыл рот, так и не сказав ни слова. Может быть, он и не всегда вел себя мудро, но у него хватало ума, чтобы знать, когда женщина действительно готова пырнуть ножом. Кроме того, он понял ещё одну важную вещь. Если даже Эгинин так повела себя с Туон и Селюсией, тогда необходимо позаботиться о том, чтобы сул'дам к ним даже не приближались. Только Свету известно, как они поступят, стоит Туон шевельнуть пальцем.
Да, ничего не поделаешь, придётся ему поработать. А работать, он очень не любил, чужие воспоминания, которые затолкали в его черепушку, были полны лишь битв и сражений. Хотя, сражения он тоже ненавидел – там ведь и убить могут! Но всё же, они были лучше, чем работа. Стратегия и тактика. Изучить местность, понять противника, и если не удаётся победить одним способом, найти другой.
Следующей ночью он вернулся в фиолетовый фургон, один, и как только Олвер закончил урок игры в камни с Туон, Мэт занял его место. Поначалу, сидя на полу напротив маленькой темнокожей женщины, он не был уверен, что будет лучше – выиграть или проиграть? Некоторые женщины любили всегда побеждать, но так, чтобы им пришлось здорово попотеть, перед победой у мужчины. Другие любили, когда побеждает мужчина, или, по крайней мере, чтобы выигрывал он чаще, чем проигрывал. Всё это казалось ему полной бессмыслицей – сам он любил выигрывать, и чем легче, тем лучше. Но жизнь – есть жизнь. Пока он сомневался, Туон перехватила у него инициативу. Где-то на середине игры, он понял, что она приготовила ему западню, которой он не сумеет избежать. Ее белые камни повсюду окружали его черные. Для нее это была полная и красивая победа.
– Ты не слишком хорошо играешь, Игрушка, – сказала она насмешливо. Несмотря на тон, ее большие, влажные глаза холодно его рассматривали, взвешивая и измеряя. В таких глазах мог бы утонуть любой мужчина.
Он улыбнулся, и попрощался прежде, чем его попытались выгнать. Стратегия. Старайся думать о будущем. Действуй неожиданно. Следующей ночью, он принес маленький красный цветок из бумаги, сделанный одной из швей труппы. И преподнёс его пораженной Селюсии. Брови Сеталль удивлённо выгнулись, и даже Туон казалась пораженной. Тактика. Вывести противника из равновесия. Если задуматься, то отношения с женщинами и сражения не сильно отличались. Оба укутывают мужчину туманом неопределенности, и способны в миг погубить, если он будет недостаточно осторожен.
Каждый вечер он возвращался в фиолетовый фургон играть в камни, и, не смотря на пронизывающие взгляды Сетелль и Селюсии, старался сосредоточиться на доске. Туон играла очень хорошо, и было слишком легко обнаружить себя просто любующимся, как она передвигает камни, грациозно согнув пальцы. Она привыкла носить ногти в дюйм длиной и заботиться о том, чтобы их не сломать. Ее глаза также представляли опасность. Мужчине требуется сохранять голову ясной, будь то игра в камни или сражение, а ее пристальный взгляд, казалось, проникал внутрь его черепа. Ему лишь оставалось ниже склоняться к доске, и он сумел выиграть четыре из последующих семи игр и одну закончить в ничью. Туон была довольна, когда она выигрывала, а каждое поражение встречала без истерик и тех бурных проявлений характера, которых он опасался, никаких унижающих комментариев кроме, настаивания называть его Игрушкой, и никаких надменных королевских замашек, по крайней мере, пока они играли. Она наслаждалась игрой, торжествующе смеясь, когда заманивала его в западню, и смеясь от восхищения, когда благодаря его изворотливости, ему удавалось ее избегать. Уйдя в игру с головой, она, казалась, превращалась в абсолютно другую женщину.
Цветок, вышитый из синего льна последовал за бумажным цветком, а двумя днями позже, наполовину раскрывшийся бутон розы из шелка, величиной с женскую ладонь. И оба они были вручены Селюсии. С каждым разом, ее синие глаза становились все подозрительнее и мрачнее, но Туон сказала ей, что она может принять цветы, и она хранила их, тщательно завернутыми в льняную ткань. Три следующих дня он являлся без подарка, а на четвёртый принес небольшой букетик из красных шелковых бутонов роз, снабжённых короткими стеблями и блестящими листьями, которые выглядели почти как настоящие, только более великолепными. Он заказал в тот же день, когда купил первый бумажный цветок.
Селюсия шагнула вперед и наклонилась, чтобы принять букетик с усмешкой на губах, но он сел, положив его рядом с доской, немного придвинув к Туон. Он ничего не сказал, просто оставил его там. Она даже не уделила ему беглого взгляда. Раскрыв кожаные мешочки, в которых хранились камни, он достал по одному каждого цвета, и перебрасывал их из одной руки в другую, пока даже сам не потерял уверенность, в которой руке какой, и протянул сжатые кулаки в сторону Туон. Она колебалась всего лишь мгновение, без всякого выражения изучая его лицо, и выбрала левую руку. Он открыл ладонь, чтобы показать ей блестящий белый камень.
– Я изменила свое мнение, Игрушка, – промурлыкала она, аккуратно помещая белый камень на пересечении двух линий возле центра доски. – Ты очень хорошо играешь.
Мэт моргнул. Могла ли она догадываться о том, что он задумал? Селюсия стояла у Туон за спиной, по-видимому, полностью сосредоточившись на пустой доске. Сеталль перевернула страницу в своей книге и немного подвинулась ближе к свету. Конечно, нет. Она говорила о камнях. Если бы она даже подозревала о его намерениях, она бы вышвырнула его вон. Любая бы женщина именно так бы и поступила. Несомненно, она говорила о камнях.
Этой ночью они сыграли в ничью; каждый из них с переменным успехом контролировал половину доски. И если сказать по правде, то она выиграла.
– Я сдержала своё слово, Игрушка, – она растягивала слова, словно напихав за щёки камней. – Никаких попыток сбежать, никаких попыток предательства. Это окружение давит на меня. – Она охватила жестом интерьер фургона. – Я желаю совершать прогулки. Можно и после наступления темноты. Ты можешь сопровождать меня. – Ее взгляд коснулся букетика роз, и снова устремился к его лицу. – Чтобы удостовериться, что я не сбегу.
Сеталль отметила место в книге тонким пальцем и посмотрела на него. Селюсия стояла позади Туон и смотрела на него. Женщина сдержала своё слово, каким бы безумным это не казалось. Прогулки после наступления темноты, когда большинство актёров уже в их постелях, не причинят вреда, по крайней мере, пока он будет с ними, чтобы в этом удостовериться. Так, почему же он чувствует, что теряет контроль над ситуацией?
То, что Туон согласилась гулять, закутавшись в плащ, принесло Мэту хоть какое-то облегчение. На ее бритой голове уже росли черные волосы, но пока они были лишь немногим длиннее пуха, и в отличие от Селюсии, которая, скорее всего, спала в своем шарфе, Туон не выказала никакого желания прикрыть свою голову. Женщина ростом с ребенка, с волосами короче, чем у любого мужчины, кроме разве совсем, лысых, привлекла бы внимание даже ночью. Сеталль и Селюсия, всегда следовали за ними в темноте, на небольшом расстоянии; горничная, чтобы защитить свою госпожу, и Сеталль, чтобы следить за горничной. По крайней мере, он думал, что именно так это и было. Иногда, казалось, что обе они следили за ним. Эти двое вели себя слишком по-дружески для охранника и заключенного. Он даже слышал, как Сеталль, предостерегала Селюсию о том, как по жульнически он обращается с женщинами. Замечательный комплимент, что и говорить! А Селюсия успокоила её, ответив, что ее леди переломает ему руки, если он выскажет непочтительность, как будто они вовсе не были его пленниками.
Он рассчитывал использовать эти прогулки, чтобы узнать побольше про Туон. За игрой в камни она была немногословна, но она умело обходила его вопросы, или уводила нить разговора к интересовавшим её предметам, обычно, касавшихся Мэта.
– Двуречье – это сплошные леса и фермы, – рассказывал он, когда они прогуливались по главной улице лагеря труппы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121