Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в
спальню, где я с трудом умудрился раздеться, после чего замертво свалился
в постель и проспал одиннадцать часов кряду.

3
Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, и записки мне
она тоже не оставляла. Служанка накрыла завтрак на кухне и ушла по своим
служаночьим делам. Я с трудом отверг естественное желание попытаться
выудить у нее все, что только возможно, потому что она либо ничего не
знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей
попытке расспросить ее обязательно донесла бы Флоре. И раз уж так
оказалось, что я остался на настоящий момент полным хозяином дома, я решил
вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если,
конечно, там было что узнавать. Да кроме того, я люблю библиотеки. Мне в
них очень уютно, я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной
слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в
мире еще осталось что-то, сдерживающее в нем самое плохое.
Доннер или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно
откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, втягивая носом воздух. Я
попытался было с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с
автоинспектором, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины
дороги. По пути в библиотеку я заглядывал в другие двери, но это были
обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие.
Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была прямо передо мной. Я
закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате,
читая названия книг на стеллажах.
Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу
всей коллекции. Были тут и книги по искусству, большие и дорогие издания,
и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я
занимаюсь чем-то совсем посторонним.
Меня немного удивляло то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы
действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь
не нищим? Я стал думать о своих доходах, социальном положении, профессии,
занятиях. У меня было ощущение, что денежный вопрос меня всегда мало
беспокоил, и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого
труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить.
Чем я занимался?
Я уселся за стол и начал методически выискивать в себе те знания,
которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно - исследовать самого
себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверное, именно
поэтому у меня ничего и не получилось. Что твое, то твое. Это является
частью тебя и отделить это невозможно.
Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я
рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти
рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической
операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей.
Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское
образование, оно всегда было лишь составной частью чего-то другого. Я
знал, неизвестно почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда
я был? Кем еще?
Что-то привлекло мое внимание.
Сидя за столом, я не мог видеть всю комнату до дальней стены, на
которой среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля,
которую я как-то проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и
взял саблю в руки.
Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне
захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в
надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере
в рубящем.
С саблей в руке я чувствовал себя удобно и легко. Отдал салют. Потом
несколько раз провел атаки, сделал пару выпадов и принял оборонительную
позицию. Да, я умел фехтовать.
Так что же у меня было за прошлое? Я оглянулся, пытаясь увидеть еще
что-нибудь, что могло бы прояснить мой ум.
Но больше ничего не приходило в голову, так что я повесил саблю на
место и вернулся за стол. И, усевшись поудобнее, стал обследовать его
содержимое.
Я начал со среднего ящика, потом тщательно обследовал ящики с правой
и левой стороны.
Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки
карандашей - словом, все, чего и следовало ожидать.
Каждый ящик я вытаскивал полностью и держал на коленях, пока
исследовал содержимое. Делал я это не специально. Это, очевидно, было
частью той подготовки, которую я получил в прошлом, и она подсказала мне,
что у ящиков нужно всегда осматривать боковые стороны и днище.
И тем не менее я чуть было не упустил из виду одну деталь, привлекшую
мое внимание лишь в самую последнюю минуту: задняя стенка правого нижнего
ящика была ниже, чем у всех остальных.
Это о чем-то говорило. Пришлось наклониться и засунуть голову внутрь
пространства, куда вдвигался ящик. Там было нечто похожее на небольшую
коробку.
Коробка эта оказалась небольшим потайным ящиком, запертым на замок.
Примерно минута ушла на дурацкую возню со скрепками, булавками и,
наконец, металлическим рожком для обуви из другого ящика. Рожок для обуви
был именно тем, что нужно.
В потайном ящике лежала колода игральных карт.
Увидев рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, меня прошиб холодный
пот, дыхание участилось.
Белый единорог на травяном поле.
Я знал, знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и это
причиняло боль.
Я открыл пачку и вынул карты. Это была колода из одних картинок, с их
чашами, шпагами, копьями и всеми прочими атрибутами. Обычная укороченная
колода - но червовая масть была совсем не такой.
Я вставил на место оба ящика, но достаточно осторожно, чтобы не
закрыть потайного, пока не исследую колоду до конца.
Червовые картинки выглядели совсем как живые, казалось, они в любую
минуту могут сойти со своих сверкающих поверхностей. На ощупь карты были
холодными, и мне доставляло удовольствие их касание. Внезапно я понял, что
когда-то и у меня была такая же колода.
Я начал раскладывать карты на столе перед собой.
На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым
носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто,
напоминающее костюмы Ренессанса, желтых, красных и коричневых тонов -
длинный плащ-накидка и короткая обтягивающая кожаная куртка. Я знал его.
Его звали Рэндом.
Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана.
Темные волосы ниже плеч, ничего не отражающие голубые глаза. Он был
полностью укрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или с
металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы покрыт
эмалью. Я знал однако, что несмотря на кажущуюся декоративность, доспехи
эти невозможно пробить, они смягчали любой удар. Это был тот самый
человек, которого я победил в его излюбленной игре, за что он бросил в
меня стакан с вином. Я знал его, и я его ненавидел.
Затем был смуглый, темноглазый Каин, одетый в черный и зеленый сатин,
с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из нее торчал зеленый плюмаж.
Он стоял ко мне в профиль, откинув руку в сторону, вывернув носки сапог,
на поясе висел кинжал с огромным изумрудом в рукояти. Я не мог определить
свои чувства к нему.
Следующим был Эрик. Красивый мужчина по любым стандартам, с волосами
настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода курчавилась у
всегда улыбающегося рта. Он был одет в простой кожаный камзол, кожаные же
чулки, плащ-накидку и высокие черные сапоги, на красном поясе висел
серебряный меч, скрепленный большим рубином, а высокий стоячий воротник и
манжеты были тоже оторочены красным. Руки его, с большими пальцами,
заткнутыми за пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток
свисала с ремня у правого бедра. Это он пытался убить меня в тот день, и
чуть было не преуспел в своем намерении. В глубине души я чувствовал
страх.
Затем появился Бенедикт, высокий и суровый аскет с худым телом, худым
лицом и с мощным умом. Его цвета были желто-оранжево-коричневые, и это
странным образом напоминало мне копны душистого летнего сена. Сильный,
волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, никогда не вившиеся.
Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное цветочной
гирляндой. Он редко смеялся. Мне он нравился.
Когда я перевернул следующую карту, дыхание на секунду замерло, и
сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Это был я.
Я глядел на карту, как в зеркало. Зеленые глаза, черные волосы, весь
в черном и серебряном. На мне был плащ, слегка подвернутый, как от порыва
ветра. Черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку меч, только он был
тяжелее, хотя и не такой длинный, как у него. Черные перчатки с
серебристым отливом и застежка на шее в форме серебряной розы.
Я, Корвин.
Высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Очень
похож на меня, только подбородок тяжелее, и я знал, что он больше меня,
хотя значительно медлительнее. О его силе ходили легенды. Он одет в
серо-голубой костюм с широким черным поясом, и он стоял и смеялся. Вокруг
его шеи на широкой цепи висел серебряный охотничий рог. Борода была
коротко подстрижена, в правой руке кубок с вином. Почувствовав к нему
внезапную привязанность, я вспомнил и его имя. Его звали Жерар.
За ним последовал мужчина с большой светлой бородой и огненными
волосами, разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке - меч, в левой
- кубок с вином, и сам дьявол плясал в его глазах, таких же голубых, как у
Флоры и Эрика. Борода скрывала узкий подбородок. Меч был выложен золотым
орнаментом. Он носил два больших кольца на правой руке и одно на левой
изумруд, рубин и сапфир. Это, я знал, был Блейз.
Затем появилась фигура, похожая одновременно на Блейза и на меня. Мои
черты лица, хотя и более мелкие, мои глаза, волосы - Блейза, но бороды не
было. На нем был зеленый охотничий костюм и сидел он на белом коне, лицом
к правой стороне карты. В нем чувствовались одновременно сила и слабость,
воля и нерешительность. И я тоже одобрял и не одобрял этого человека,
относился к нему хорошо, но не любил его. Звали его Бранд. Я узнал его
имя, как только посмотрел на карту. Сразу же.
Да, я знаю их всех, причем хорошо, неожиданно понял я, помню их всех,
и все их достоинства и слабости, знаю, в чем их сила и чем их можно
победить.
Потому что они - мои братья.
Я закурил сигарету из пачки, лежавшей на столе Флоры, откинулся на
спинку стула и попытался осознать то, что вспомнил.
Они все мои братья, эти восемь странных людей в странных одеждах. И я
знал, что это их право - одеваться во что ни пожелают, и что в этом нет
ничего странного, так же как я имел полное право одеваться в черное с
серебром. С ухмылкой вспомнил я свои покупки в маленькой лавчонке
Гринвуда.
На мне одеты черные брюки, и все три рубашки, которые я выбрал, были
серовато-серебристого оттенка. Куртка тоже черная.
Я вернулся к картам и увидел Флору в наряде, зеленом, как море,
совсем такой, как я вспомнил ее в предыдущий вечер. Затем черноволосую
девушку с такими же голубыми глазами, причем волосы у нее были густые и
длинные, а одета она была во все черное с серебряным поясом вокруг талии.
Глаза мои наполнились слезами, сам не знаю, почему. Ее звали Дейдра.
Затем появилась Фиона. Цвет волос такой же, как у Блейза или Бранда,
мои глаза и жемчужная кожа. Я почувствовал ненависть к ней в ту самую
секунду, как увидел изображение на карте. Следующей была Льювилла. Волосы
под цвет нефритовых глаз, в переливающемся бледно-зеленом платье, с мягким
выражением на печальном лице. Почему-то я знал, что она непохожа на всех
нас. Но и она - моя сестра.
Я ощутил ужасное одиночество, отдаленность от всех них. И тем не
менее мне казалось, что я почти физически чувствую их присутствие.
Карты были так холодны, что я снова сложил их вместе, хотя и с явной,
непонятной мне неохотой, что приходится расставаться. Но других картинок в
червях не было. Все остальные были самыми обычными картами. И я почему-то
- ах! Опять это почему-то! - знал, что колода неполна и нескольких карт в
ней недостает.
Однако я и понятия не имел, что должно было быть на отсутствующих
картах, и это вызывало странную печаль.
Я взял сигарету и задумался.
Почему мне все вспомнилось так отчетливо, когда я держал карты в
руках - практически сразу же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27