— А золовка моя Моргейна — благополучна ли она? Я так понимаю, она при дворе Моргаузы?
— Моргейна? — озадаченно переспросил Гавейн. — Нет, госпожа. Родственницу мою Моргейну я не видел вот уже много лет. И в Лотиане она не появлялась, иначе матушка моя не преминула бы мне о том сообщить, — отозвался он учтиво, невзирая на нетерпение. — А теперь мне пора.
— Да пребудет с тобою Господь, — отозвалась Гвенвифар. Цокот копыт затих в ночи, а королева все стояла и глядела вслед всадникам.
— Уже скоро рассветет, — промолвила она наконец, — стоит ли укладываться снова или, может, снимемся с лагеря и поскачем в Каэрлеон?
Грифлет просиял.
— Верно, под таким дождем не очень-то уснешь, — согласился он, — и ежели ты в силах продолжать путь, госпожа, так весьма рад я буду выехать как можно скорее. Один Господь знает, что ждет нас в дороге, прежде чем доберемся мы до Каэрлеона.
Но, когда над вересковыми нагорьями поднялось солнце, ощущение было такое, словно отряд едет через края, уже опустошенные войной. В это время года земледельцам полагалось бы трудиться в полях, но хотя путешественники миновали несколько отдельно стоящих на склонах дворов, здесь не паслись овцы, не лаяли собаки, дети не выбегали на дорогу полюбоваться на всадников, и даже на римской дороге им не встретилось ни души. Дрожа от холода, Гвенвифар поняла: слух о войне уже пронесся по округе, и те, кто не в силах носить оружие, заперлись по домам, спрятавшись от проходящих армий — своих ли или враждебных.
«Повредит ли моему ребенку езда столь быстрая?» Однако теперь приходилось выбирать из двух зол: поставить под угрозу жизнь ребенка и свою из-за этой вынужденной скачки или помешкать в пути и, возможно, угодить в руки саксов. Королева решила про себя: Грифлету впредь не придется жаловаться на то, что она ему обуза. Она ехала верхом, не желая больше прятаться в носилках, во избежание новых упреков, и ей мерещилось, будто повсюду вокруг нее разливается страх.
Бесконечно-долгий день уже клонился к закату, когда впереди показалась сторожевая башня, воздвигнутая Утером в Каэрлеоне. В вышине развевалось величественное алое знамя Пендрагона; проезжая под ним, Гвенвифар осенила себя крестом.
«Ныне, когда всем христианам должно встать против варваров, подобает ли этому символу древней веры друидов стягивать к себе воинства христианского короля?» Некогда королева уже говорила об этом с Артуром, и тот ответствовал, что принес клятву править своим народом как Великий Дракон, не оказывая предпочтения ни христианам, ни язычникам, и, рассмеявшись, вытянул руки, на которых вдоль всей длины красовались вытатуированные варварские змеи. Королеве эти змеи внушали глубочайшее отвращение — не след христианину носить подобные символы! — но Артур был упрям и непреклонен.
— Я ношу их в знак возведения в королевский сан, с тех пор, как заступил в этой земле на место Утера. И более мы к этому разговору возвращаться не станем, госпожа. — И впредь никакие ее доводы не могли заставить Артура обсудить это с нею или хотя бы прислушаться к мнению священника.
— Власть священников — это одно, а королевская власть — совсем другое, моя Гвенвифар. Хотелось бы мне разделять с тобою все, что есть, однако же делить со мною еще и это ты не склонна, так что говорить с тобою о подобных предметах я не могу. Что до священников, это их нисколько не касается. Так что, повторю тебе, оставь. — Говорил Артур твердо, но ничуть не рассерженно, и тем не менее королева склонила голову и покорно умолкла. Однако же теперь, проезжая под знаменем Пендрагона, она задрожала всем телом. «Если нашему сыну суждено править христианской землей, подобает ли, чтобы над замком его отца развевалось знамя друидов?»
Отряд медленно ехал по равнине перед Каэрлеоном, где встали лагерем бесчисленные воинства. Рыцари, хорошо знавшие Гвенвифар, выходили ей навстречу и радостно приветствовали королеву; она улыбалась, махала рукой. Всадники миновали знамя Лота и лагерь людей Лотиана, северян, вооруженных пиками и боевыми топорами, закутанных в плащи из ярко крашенных тканей; над их стоянкой развевалось знамя Морриган, Великой госпожи Ворон, богини войны. Из одного из шатров вышел брат Гавейна, Гахерис, поклонился королеве и зашагал в замок вместе с ними, держась у стремени Грифлета.
— Грифлет, отыскал ли тебя мой брат? У него было послание к королеве…
— Мы повстречались с ним уже на исходе первого дня пути, так что проще было ехать дальше, — отвечала Гвенвифар.
— Я провожу вас до замка: все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем, — сообщил Гахерис. — Гавейн страшно злился, что его выслали с поручениями, однако же гонца быстрее в целом свете не сыщешь. Твоя супруга здесь, Грифлет, но собирается перебираться в новый замок вместе с ребенком: Артур сказал, что всем женщинам должно уехать, там их защищать проще, а у него каждый человек на счету.
В Камелот! У Гвенвифар упало сердце: она-то мчалась от самого Тинтагеля, чтобы сообщить Артуру добрую весть о ребенке, а теперь он отошлет ее в Камелот, словно тюк какой-нибудь?
— Этого знамени я не знаю, — обронил Грифлет, глядя на золотого орла на шесте, — казалось, он того и гляди оживет. Знамя выглядело очень древним.
— Это — стяг Северного Уэльса, — пояснил Гахерис. — Уриенс тоже здесь, вместе с сыном Аваллохом. Уриенс утверждает, будто отец его отбил это знамя у римлян более ста лет назад. И очень может быть, что это — чистая правда! Люди холмов — славные бойцы, хотя в лицо им я этого не скажу.
— А это чье знамя? — полюбопытствовал Грифлет, но на сей раз, хотя Гахерис уже открыл рот, ответила ему Гвенвифар.
— Это — знамя моего отца Леодегранса, золотой крест на синем поле. — Она сама, еще совсем юной девушкой, живя в Летней стране, помогала прислужницам своей матери вышивать это знамя для короля. Говорили, будто ее отец выбрал для себя такой герб, услышав предание о том, как один из римских императоров накануне битвы узрел в небесах крест. «Вот под каким символом должно нам ныне драться, а не под змеями Авалона!» Королева поежилась, и Гахерис встревоженно оглядел свою спутницу.
— Ты замерзла, госпожа? Надо бы ехать прямо в замок, Грифлет; Артур, верно, уже заждался свою супругу.
— Ты, должно быть, очень устала, моя королева, — сочувственно промолвил Грифлет. — Скоро твои прислужницы позаботятся о тебе.
Отряд уже подъезжал к дверям замка; многие знакомые ей Артуровы соратники приветственно махали ей и по-дружески, запросто ее окликали. «На следующий год в это же самое время они выйдут приветствовать своего принца», — думала про себя Гвенвифар.
Дюжий, здоровенный увалень в кожаном доспехе и стальном шлеме, якобы споткнувшись, пошатнулся — и словно ненароком оказался на пути ее коня и поклонился королеве. Однако Гвенвифар видела: все произошло нарочно, незнакомец намеренно сделал так, чтобы столкнуться с королевой лицом к лицу.
— Госпожа сестра моя, — промолвил он, — ты разве не узнаешь меня?
Гвенвифар нахмурилась, внимательно вгляделась в лицо незнакомца — а в следующий миг поняла, кто перед нею.
— А, это ты…
— Мелеагрант, — представился увалень. — Я приехал сражаться под знаменами нашего отца и в войске твоего супруга, сестрица.
Грифлет приветливо улыбнулся.
— Я и не знал, что у отца твоего есть сын, моя королева. Но в войске Артура рады всем новоприбывшим…
— Может, ты замолвила бы за меня словечко перед королем, сестрица, — промолвил Мелеагрант. При взгляде на него Гвенвифар испытала легкое отвращение. Экая громадина, просто-таки великан; и, подобно многим рослым здоровякам, выглядит уродом, как если бы одна половина его тела отчего-то оказалась крупнее другой. Один глаз, во всяком случае, и впрямь был больше второго, да еще и косил в придачу. Однако, думала про себя Гвенвифар, пытаясь быть справедливой, не его вина, что бедняга уродился таким безобразным, а в упрек ему поставить вроде бы нечего. Однако что за наглость — назвать ее сестрой перед всеми рыцарями! А теперь вот он еще, не дожидаясь дозволения, схватил ее руку — и поцеловать норовит. Гвенвифар сжала кулачок и резко высвободила кисть.
— Вне всякого сомнения, когда ты того заслужишь, Мелеагрант, мой отец поговорит о тебе с Артуром, и король произведет тебя в рыцари, — проговорила королева, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Я — лишь женщина и обещать тебе ничего не могу. Мой отец здесь?
— Он в замке, у Артура, — угрюмо буркнул Мелеагрант. — А меня бросил тут, словно пса, при лошадях!
— Не вижу, Мелеагрант, с какой стати тебе претендовать на большее, — твердо проговорила Гвенвифар. — Отец взял тебя в свиту, раз уж твоя мать некогда была его любовницей…
— Да все окрестные жители знают не хуже моей матери, что я — сын короля, и притом единственный! — хрипло выкрикнул Мелеагрант. — Сестрица, заступись за меня перед отцом!
Здоровяк вновь попытался схватить ее за руку, и Гвенвифар поспешно отстранилась.
— Пропусти меня, Мелеагрант! Мой отец уверяет, что ты ему не сын; как могу я утверждать иное? Матери твоей я не знала; это вам с отцом промеж себя решать!
— Но послушай же, — не отступался Мелеагрант, дергая ее за руку. Но тут между ним и Гвенвифар вклинился подоспевший Грифлет.
— Эй, эй, парень, не смей так разговаривать с королевой, а не то Артур прикажет отрубить тебе голову и подать за обедом на блюде! Будь уверен, лорд наш и король поступит с тобою по справедливости и, ежели ты отличишься в битве, несомненно, рад будет причислить тебя к своим соратникам. Но досаждать королеве и думать не моги!
Мелеагрант, развернувшись, навис над Грифлетом: рядом с ним высокий и мускулистый молодой рыцарь казался сущим ребенком.
— Ты еще будешь учить меня, как мне разговаривать с собственной сестрой, жалкий хлыщ? — прорычал великан. Грифлет взялся за рукоять меча.
— Мне поручено сопровождать и оберегать королеву, парень, и Артурово поручение я исполню. Прочь с дороги, или я тебя силой заставлю!
— Ты — а еще кто? — издевался Мелеагрант с гнусной ухмылкой.
— Я, например, — отозвался Гахерис, вставая рядом с Грифлетом. Подобно Гавейну, он отличался могучим, крепким сложением, превосходя стройного Грифлета по меньшей мере вдвое.
— И я, — раздался из темноты голос Ланселета. Рыцарь стремительно подошел к коню королевы, и Гвенвифар едва не разрыдалась от облегчения. Никогда прежде не казался он ей столь прекрасным; и, несмотря на все его хрупкое изящество, при его появлении Мелеагрант отпрянул назад. — Этот человек докучает тебе, госпожа Гвенвифар?
Королева судорожно сглотнула и кивнула, с ужасом осознав, что не в силах выговорить ни слова.
— А ты еще кто такой, парень? — грозно насупился Мелеагрант.
— Остерегись, — промолвил Гахерис, — или ты не знаешь лорда Ланселета?
— Я — Артуров конюший, — протянул Ланселет лениво, словно забавляясь, — и паладин королевы. Тебе есть что сказать мне?
— У меня дело к сестре, — буркнул Мелеагрант.
— Я ему не сестра! — резко и пронзительно взвизгнула Гвенвифар. — Этот человек называет себя сыном моего отца, потому что его мать одно время была у короля в полюбовницах! Но никакой он не королевский сын, а низкорожденный мужлан, коему место на скотном дворе, хотя отец мой по доброте душевной и взял его в дом!
— А не пошел бы ты прочь, — промолвил Ланселет, с презрением оглядывая Мелеагранта. Видно было: Мелеагрант отлично знает, кто такой Ланселет, и отнюдь не стремится вступать с ним в спор.
Здоровяк попятился назад, угрюмо буркнув:
— Однажды ты об этом горько пожалеешь, Гвенвифар, — однако ж, кипя от ярости, посторонился, пропуская всадников вперед.
Ланселет, как всегда, одет был с безупречным вкусом — в алую тунику и плащ; волосы аккуратно подстрижены и расчесаны, лицо чисто выбрито. Руки его казались белыми и гладкими, под стать изящным ручкам самой Гвенвифар, и однако же королева знала, как крепки и сильны эти железные пальцы. И красив он так, что просто дух захватывает. И, как всегда, подоспел вовремя, чтобы спасти ее от неприятного столкновения с Мелеагрантом. Гвенвифар улыбнулась — просто-таки сдержаться не могла; ощущение было такое, будто у нее сердце в груди переворачивается.
«Нет, не должно мне теперь смотреть на него такими глазами, мне предстоит стать матерью Артурова сына…»
— Не стоит тебе проходить через парадный зал, госпожа, в грязных, промокших дорожных одеждах, — промолвил Ланселет. — Неужто дождь так и лил всю дорогу? Позволь, я отведу вас со служанкой к боковой двери; ты поднимешься прямо к себе в покои, отдохнешь, переоденешься и встретишь лорда моего Артура в зале, облекшись в свежее платье, согревшись и обсохнув… да ты вся дрожишь? Тебе холодно под ветром, Гвенвифар?
Ланселет давно уже пользовался правом называть ее по имени, не прибавляя официального «моя королева» или «госпожа», но никогда еще имя это не звучало в его устах так сладостно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49