под надзором Кэя вот уже три года, со времен Калидонского леса, выпекаются твердые галеты для армии, так что запасы у него скопились преизрядные. Скорее всего, высадятся саксы вот здесь… — Артур указал на некую точку на грубо воспроизведенной карте. — Леодегранс, Уриенс, идите сюда и взгляните…
Подошел отец Гвенвифар, а с ним — еще один рыцарь, худощавый, смуглый, щеголеватый, хотя волосы его уже посеребрила седина, а лицо избороздили морщины.
— Король Уриенс, — обратился к нему Артур, — приветствую в тебе друга моего отца и своего собственного. Ты уже знаком с госпожой моей Гвенвифар?
Уриенс поклонился. Голос его оказался на диво приятным и мелодичным.
— Рад возможности побеседовать с вами, госпожа. Когда в стране станет поспокойнее, я, ежели будет мне позволено, привезу в Камелот мою супругу, дабы представить ее тебе.
— Буду счастлива узнать ее, — отозвалась Гвенвифар, чувствуя, как фальшиво звучит ее голос: королева так и не научилась изрекать такого рода банальные любезности хоть сколько-нибудь убедительно.
— Однако ж не этим летом, нет; ныне у нас и без того хлопот по горло, — отозвался Уриенс, склоняясь над незамысловатой Артуровой картой. — Во времена Амброзия мы водили воинства вот этим путем: коней у нас в ту пору насчитывалось немного, вот разве те, что тащили подводы, однако вполне можно было подняться вот здесь, а вот тут срезать угол. Если едешь на юг Летней страны, главное — не угодить в болота.
— Я надеялся избежать нагорий, — возразил Ланселет.
— С такой многочисленной конницей так оно лучше, — покачал головой Уриенс.
— На этих холмах конь того и гляди споткнется о камень и переломает ноги, — не отступался Ланселет.
— Лучше так, сэр Ланселет, нежели допустить, чтобы и люди, и кони, и повозки увязли в болоте… лучше нагорья, чем топи, — настаивал Уриенс. — Глядите, вот здесь проходит древняя римская стена…
— Ничего разобрать не могу; слишком уж много тут начеркано и перечеркано, — нетерпеливо бросил Ланселет. Он подошел к очагу, вытащил из огня длинную палку, загасил огонь и принялся рисовать на полу обугленным концом. — Глядите, вот Летняя страна, а вот — Озера и римская стена… Скажем, вот здесь у нас триста коней, а здесь — две сотни…
— Так много? — недоверчиво переспросил Уриенс. — Да в легионах Цезаря столько не было!
— Семь лет мы дрессировали коней и обучали солдат верховой езде, — отозвался Ланселет.
— И заслуга в том целиком и полностью твоя, дорогой кузен, — не преминул вставить Артур.
— Все благодаря тебе, мой король: ибо у тебя хватило мудрости предвидеть, на что они годны, — улыбнулся Ланселет.
— Многие солдаты до сих пор не умеют сражаться верхом, — возразил Уриенс. — Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно…
— И это прекрасно, — добродушно заверил Артур. — Ибо для каждого, кто желает биться верхом, у нас коней не найдется, равно как и седел, и стремян, и сбруи, хотя я заставил всех до одного шорников моего королевства работать не покладая рук; и здорово же мне пришлось потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все это, так что теперь подданные считают меня жадным тираном! — Король, тихо рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. — И все это время у меня самого золота едва хватало, чтобы купить моей королеве шелков для вышивания! Все деньги ушли на коней, на кузнецов и седельников! — Внезапно веселости его как не бывало; король резко посерьезнел, сурово свел брови. — И ныне ждет нас величайшее из испытаний, что только выпадали нам на долю: на сей раз саксы идут сплошным потоком, друзья мои. И если мы их не остановим, при том, что за саксами — численный перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет некого, кроме как воронов и волков!
— В этом и состоит преимущество конного войска, — сдержанно объявил Ланселет. — Вооруженные всадники могут сражаться против врага с численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж, поглядим, и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда. А если нет — значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами земли, и наших детей и женщин.
— Да, — тихо отозвался Артур, — так тому и быть. Ибо чего ради трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в руки меч, а, Галахад?
Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у Гвенвифар сердце сжалось от боли. «Мне он никогда так не улыбается. Однако же, когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда…»
На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.
— Я получил вести от моего сводного брата Лионеля — Банова старшего сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня… ох, нет. — Ланселет умолк и вновь посчитал на пальцах. — Он уже плывет: гонец задержался. У Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда — все или сколько получится — на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому берегу, где толком не высадишься. А затем он причалит к берегу и приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с сообщением о месте встречи. — Ланселет ткнул палкой в импровизированную карту на камнях пола.
В дверях послышались приглушенные голоса, и в зал, пробираясь между поставленными тут и там скамейками и раскладными столами, вошел новый гость — худощавый, высокий, уже седеющий. Гвенвифар не видела Лота Оркнейского со времен битвы в Калидонском лесу.
— Однако не ждал я когда-либо увидеть Артуров зал вот так, как ныне: без Круглого Стола, с голыми стенами… как, Артур, кузен мой, ты, никак, в бабки вздумал играть на полу со своими приятелями?
— Круглый Стол, родич, ныне отправлен в Камелот, — отозвался Артур, вставая, — равно как и прочая мебель, и всяческая утварь. А здесь ты видишь военный лагерь; мы ждем лишь рассвета, чтобы отослать последних оставшихся женщин в Камелот. Большинство женщин и все дети уже отбыли.
Лот поклонился королеве.
— Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, — по своему обыкновению, вкрадчиво произнес он. — Но не опасно ли отправлять детей и женщин в путь, когда земля охвачена войною?
— Так далеко в глубь острова саксы еще не добрались, — возразил Артур, — и, если с отъездом не мешкать, никакой опасности нет. Мне придется выделить пятьдесят человек, — то-то неблагодарная это миссия! — они не пойдут в битву, но будут охранять Камелот. Королеве Моргаузе лучше оставаться там, где она сейчас — в Лотиане; и рад я, что сестра моя при ней!
— Моргейна? — Лот покачал головой. — Вот уже много лет, как из Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел бы я знать, куда она отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа не так проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот, лорд мой Артур?
— Крепость легко оборонять, — пояснил король. — Пятьдесят воинов продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я оставил женщин здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни рыцарей, если не больше. В толк не могу взять, с какой стати мой отец сделал Каэрлеон своей крепостью: я надеялся, что мы всем двором успеем перебраться в Камелот до того, как снова нагрянут саксы, и тогда им пришлось бы идти к нам походным маршем через всю Британию, а мы сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы мы завели их в болота и озера Летней страны, где за год местность меняется до неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже, чем луки, стрелы и топоры; а малый народец Авалона добил бы оставшихся кремневыми стрелами.
— Как раз за этим они и идут, — отозвался Ланселет, отрываясь от карты на камнях и выпрямляясь на коленях. — Авалон уже выставил три сотни бойцов; говорят, придут и еще. А мерлин, когда я беседовал с ним в последний раз, сказал, что с острова выслали конных гонцов и в твои земли, лорд мой Уриенс, так что весь Древний народ, живущий в твоих холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион: конница для битв на равнине, и каждый всадник, закованный в доспехи и вооруженный копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас есть без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в холмах и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ — эти сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов стрелы. Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии и на берегах большой земли!
— Именно это нам и предстоит, — промолвил Лот. — Я сражался с саксами со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не доводилось нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!
— Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет: так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она велит всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.
— Все мы там будем, — заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур заботливо промолвил:
— Родная моя, ты весь день провела в седле, да и накануне тоже не отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих дам, чтобы уложили тебя в постель?
Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.
— Нет, я не устала, нет… Артур, не подобает того, чтобы язычники Авалона, почитатели чародейства, сражались на стороне христианского короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя…
— Королева моя, ты предпочла бы, чтобы люди Авалона сидели сложа руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия — и их родина тоже; они станут сражаться, как и мы, чтобы уберечь свою землю от захватчиков-варваров. А Пендрагон — их законный король; ему принесли они клятву…
— Я не про то, — отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, точно у малолетней девчонки, дерзнувшей заговорить на совете мужей. «В конце концов, — внушала себе королева, — Моргаузу признают советницей Лота; да и Вивиана охотно рассуждала о делах государственных!» — Мне не по душе, что мы и люд Авалона станем сражаться бок о бок. В этой битве люди цивилизованные, приверженцы Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога. Древний народ — тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле воистину христианской, пока все они не погибнут или не укроются в холмах вместе со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал ты языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу, под знаком Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!
— Выходит, я тебе тоже враг, Гвенвифар? — проговорил Ланселет, потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:
— Ланселет, ты — христианин.
— Моя мать — та самая злобная Владычица Озера, которую ты осуждаешь за чародейство, — отозвался он, — а сам я воспитывался на Авалоне, и Древний народ — мой народ. Мой родной отец, христианский король, тоже заключил Великий Брак с Богиней ради своей земли! — Вид у него был суровый и рассерженный.
Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата, расшитых золотом. И при виде того, как рука его, на запястье которой красовались вытатуированные змеи, легла на магические знаки ножен, Гвенвифар отвела глаза.
— Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься от чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?
— В словах королевы есть зерно истины, — примирительно промолвил Уриенс. — Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.
— А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, — предложил Леодегранс. — Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!
Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.
— Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я — не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии — христиане, друиды и Древний народ тоже — станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим зверьем, так и Пендрагон — над всем народом! Всем, говорю я вам!
— А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и Великая госпожа Ворон Лотиана, — объявил Лот, вставая. — А Гавейн разве не здесь, Артур? Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось мне, он неизменно рядом с тобою!
— Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, — отозвался Артур. — Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто не знаю, куда шагнуть; однако пришлось мне послать его с известием в Тинтагель, ибо гонца быстрее его нет.
— Однако ж оберегать тебя есть кому, — брюзгливо отозвался Лот. — Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда готов на освободившееся место встать!
— Так уж оно повелось среди Артуровых соратников, родич: все мы состязаемся друг с другом за высокую честь быть ближе к королю, — невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его пылали. — Когда Гавейн здесь, даже Кэю, приемному брату Артура, и мне, паладину королевы, приходится поневоле отойти в тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Подошел отец Гвенвифар, а с ним — еще один рыцарь, худощавый, смуглый, щеголеватый, хотя волосы его уже посеребрила седина, а лицо избороздили морщины.
— Король Уриенс, — обратился к нему Артур, — приветствую в тебе друга моего отца и своего собственного. Ты уже знаком с госпожой моей Гвенвифар?
Уриенс поклонился. Голос его оказался на диво приятным и мелодичным.
— Рад возможности побеседовать с вами, госпожа. Когда в стране станет поспокойнее, я, ежели будет мне позволено, привезу в Камелот мою супругу, дабы представить ее тебе.
— Буду счастлива узнать ее, — отозвалась Гвенвифар, чувствуя, как фальшиво звучит ее голос: королева так и не научилась изрекать такого рода банальные любезности хоть сколько-нибудь убедительно.
— Однако ж не этим летом, нет; ныне у нас и без того хлопот по горло, — отозвался Уриенс, склоняясь над незамысловатой Артуровой картой. — Во времена Амброзия мы водили воинства вот этим путем: коней у нас в ту пору насчитывалось немного, вот разве те, что тащили подводы, однако вполне можно было подняться вот здесь, а вот тут срезать угол. Если едешь на юг Летней страны, главное — не угодить в болота.
— Я надеялся избежать нагорий, — возразил Ланселет.
— С такой многочисленной конницей так оно лучше, — покачал головой Уриенс.
— На этих холмах конь того и гляди споткнется о камень и переломает ноги, — не отступался Ланселет.
— Лучше так, сэр Ланселет, нежели допустить, чтобы и люди, и кони, и повозки увязли в болоте… лучше нагорья, чем топи, — настаивал Уриенс. — Глядите, вот здесь проходит древняя римская стена…
— Ничего разобрать не могу; слишком уж много тут начеркано и перечеркано, — нетерпеливо бросил Ланселет. Он подошел к очагу, вытащил из огня длинную палку, загасил огонь и принялся рисовать на полу обугленным концом. — Глядите, вот Летняя страна, а вот — Озера и римская стена… Скажем, вот здесь у нас триста коней, а здесь — две сотни…
— Так много? — недоверчиво переспросил Уриенс. — Да в легионах Цезаря столько не было!
— Семь лет мы дрессировали коней и обучали солдат верховой езде, — отозвался Ланселет.
— И заслуга в том целиком и полностью твоя, дорогой кузен, — не преминул вставить Артур.
— Все благодаря тебе, мой король: ибо у тебя хватило мудрости предвидеть, на что они годны, — улыбнулся Ланселет.
— Многие солдаты до сих пор не умеют сражаться верхом, — возразил Уриенс. — Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно…
— И это прекрасно, — добродушно заверил Артур. — Ибо для каждого, кто желает биться верхом, у нас коней не найдется, равно как и седел, и стремян, и сбруи, хотя я заставил всех до одного шорников моего королевства работать не покладая рук; и здорово же мне пришлось потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все это, так что теперь подданные считают меня жадным тираном! — Король, тихо рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. — И все это время у меня самого золота едва хватало, чтобы купить моей королеве шелков для вышивания! Все деньги ушли на коней, на кузнецов и седельников! — Внезапно веселости его как не бывало; король резко посерьезнел, сурово свел брови. — И ныне ждет нас величайшее из испытаний, что только выпадали нам на долю: на сей раз саксы идут сплошным потоком, друзья мои. И если мы их не остановим, при том, что за саксами — численный перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет некого, кроме как воронов и волков!
— В этом и состоит преимущество конного войска, — сдержанно объявил Ланселет. — Вооруженные всадники могут сражаться против врага с численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж, поглядим, и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда. А если нет — значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами земли, и наших детей и женщин.
— Да, — тихо отозвался Артур, — так тому и быть. Ибо чего ради трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в руки меч, а, Галахад?
Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у Гвенвифар сердце сжалось от боли. «Мне он никогда так не улыбается. Однако же, когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда…»
На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.
— Я получил вести от моего сводного брата Лионеля — Банова старшего сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня… ох, нет. — Ланселет умолк и вновь посчитал на пальцах. — Он уже плывет: гонец задержался. У Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда — все или сколько получится — на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому берегу, где толком не высадишься. А затем он причалит к берегу и приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с сообщением о месте встречи. — Ланселет ткнул палкой в импровизированную карту на камнях пола.
В дверях послышались приглушенные голоса, и в зал, пробираясь между поставленными тут и там скамейками и раскладными столами, вошел новый гость — худощавый, высокий, уже седеющий. Гвенвифар не видела Лота Оркнейского со времен битвы в Калидонском лесу.
— Однако не ждал я когда-либо увидеть Артуров зал вот так, как ныне: без Круглого Стола, с голыми стенами… как, Артур, кузен мой, ты, никак, в бабки вздумал играть на полу со своими приятелями?
— Круглый Стол, родич, ныне отправлен в Камелот, — отозвался Артур, вставая, — равно как и прочая мебель, и всяческая утварь. А здесь ты видишь военный лагерь; мы ждем лишь рассвета, чтобы отослать последних оставшихся женщин в Камелот. Большинство женщин и все дети уже отбыли.
Лот поклонился королеве.
— Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, — по своему обыкновению, вкрадчиво произнес он. — Но не опасно ли отправлять детей и женщин в путь, когда земля охвачена войною?
— Так далеко в глубь острова саксы еще не добрались, — возразил Артур, — и, если с отъездом не мешкать, никакой опасности нет. Мне придется выделить пятьдесят человек, — то-то неблагодарная это миссия! — они не пойдут в битву, но будут охранять Камелот. Королеве Моргаузе лучше оставаться там, где она сейчас — в Лотиане; и рад я, что сестра моя при ней!
— Моргейна? — Лот покачал головой. — Вот уже много лет, как из Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел бы я знать, куда она отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа не так проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот, лорд мой Артур?
— Крепость легко оборонять, — пояснил король. — Пятьдесят воинов продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я оставил женщин здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни рыцарей, если не больше. В толк не могу взять, с какой стати мой отец сделал Каэрлеон своей крепостью: я надеялся, что мы всем двором успеем перебраться в Камелот до того, как снова нагрянут саксы, и тогда им пришлось бы идти к нам походным маршем через всю Британию, а мы сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы мы завели их в болота и озера Летней страны, где за год местность меняется до неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже, чем луки, стрелы и топоры; а малый народец Авалона добил бы оставшихся кремневыми стрелами.
— Как раз за этим они и идут, — отозвался Ланселет, отрываясь от карты на камнях и выпрямляясь на коленях. — Авалон уже выставил три сотни бойцов; говорят, придут и еще. А мерлин, когда я беседовал с ним в последний раз, сказал, что с острова выслали конных гонцов и в твои земли, лорд мой Уриенс, так что весь Древний народ, живущий в твоих холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион: конница для битв на равнине, и каждый всадник, закованный в доспехи и вооруженный копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас есть без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в холмах и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ — эти сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов стрелы. Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии и на берегах большой земли!
— Именно это нам и предстоит, — промолвил Лот. — Я сражался с саксами со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не доводилось нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!
— Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет: так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она велит всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.
— Все мы там будем, — заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур заботливо промолвил:
— Родная моя, ты весь день провела в седле, да и накануне тоже не отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих дам, чтобы уложили тебя в постель?
Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.
— Нет, я не устала, нет… Артур, не подобает того, чтобы язычники Авалона, почитатели чародейства, сражались на стороне христианского короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя…
— Королева моя, ты предпочла бы, чтобы люди Авалона сидели сложа руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия — и их родина тоже; они станут сражаться, как и мы, чтобы уберечь свою землю от захватчиков-варваров. А Пендрагон — их законный король; ему принесли они клятву…
— Я не про то, — отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, точно у малолетней девчонки, дерзнувшей заговорить на совете мужей. «В конце концов, — внушала себе королева, — Моргаузу признают советницей Лота; да и Вивиана охотно рассуждала о делах государственных!» — Мне не по душе, что мы и люд Авалона станем сражаться бок о бок. В этой битве люди цивилизованные, приверженцы Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога. Древний народ — тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле воистину христианской, пока все они не погибнут или не укроются в холмах вместе со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал ты языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу, под знаком Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!
— Выходит, я тебе тоже враг, Гвенвифар? — проговорил Ланселет, потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:
— Ланселет, ты — христианин.
— Моя мать — та самая злобная Владычица Озера, которую ты осуждаешь за чародейство, — отозвался он, — а сам я воспитывался на Авалоне, и Древний народ — мой народ. Мой родной отец, христианский король, тоже заключил Великий Брак с Богиней ради своей земли! — Вид у него был суровый и рассерженный.
Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата, расшитых золотом. И при виде того, как рука его, на запястье которой красовались вытатуированные змеи, легла на магические знаки ножен, Гвенвифар отвела глаза.
— Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься от чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?
— В словах королевы есть зерно истины, — примирительно промолвил Уриенс. — Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.
— А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, — предложил Леодегранс. — Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!
Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.
— Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я — не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии — христиане, друиды и Древний народ тоже — станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим зверьем, так и Пендрагон — над всем народом! Всем, говорю я вам!
— А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и Великая госпожа Ворон Лотиана, — объявил Лот, вставая. — А Гавейн разве не здесь, Артур? Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось мне, он неизменно рядом с тобою!
— Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, — отозвался Артур. — Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто не знаю, куда шагнуть; однако пришлось мне послать его с известием в Тинтагель, ибо гонца быстрее его нет.
— Однако ж оберегать тебя есть кому, — брюзгливо отозвался Лот. — Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда готов на освободившееся место встать!
— Так уж оно повелось среди Артуровых соратников, родич: все мы состязаемся друг с другом за высокую честь быть ближе к королю, — невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его пылали. — Когда Гавейн здесь, даже Кэю, приемному брату Артура, и мне, паладину королевы, приходится поневоле отойти в тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49