— Какими судьбами?!
Насколько ей было известно, пределы мечтаний сержанта, равно как и ее собственные, измерялись маленькими беленькими домиками в пригороде.
— Скучаю я на «гражданке», миледи, — пробасил он в ответ.
— Семьей не обзавелся?
— Я знаю женщину, которая мне нужна, — сказал Децибелл важно. — Но пусть ее имя останется моею страшной тайной.
— Пусть, — милостиво согласилась Аранта, пока Рэндалл давился от смеха. Ее «секретарь и страж» обменялся с телохранителем короля узнающим приязненным взглядом, и поскольку физически не мог скопировать его вызывающе горделивую позу, замер, просто заложив пальцы правой руки за широкий пояс и обшаривая взглядом площадь в поисках возможной угрозы. Выглядел он… хорошо, несмотря даже на пустой рукав, и Аранта, остро чувствовавшая общее направление внимания толпы, ощутила, как тысячи зрительских глаз, натешившись видом звездной пары в королевской ложе, переключились на него, гадая, что все-таки означает постоянное присутствие офицера-инвалида у ее плеча. Большинство видели в Кеннете какой-то бросаемый ею обществу вызов. Напоминание о завершившейся войне, разделение на воевавших и прочих и явное предпочтение первых вторым. Нечто оскорбительное для дворянства, норовившего заполучить свою долю царских милостей в обход уже разыгранной лотереи войны, не ценою крови, а ценою золота и лести, пристраивая своих детей в услужение к первым лицам государства. Она могла держать подле себя целую свору миловидных, кудрявых и совершенно целых пажей с лучшей в государстве родословной.
В числе прочих версий бытовала, разумеется, и та, в которой грязные языки утверждали, будто бы ее с Кеннетом связывает нечто более интимное, чем война, и что оказываемые им услуги далеко не в прошлом… Ей даже припомнилась недавняя история, когда пришлось на высшем уровне разбираться с разъяренным папенькой одного из таких миловидных и кудрявых, осмелившегося в присутствии Кеннета аф Крейга щегольнуть остроумием на эту тему. Фамильный нос, форма которого возводилась в культ с незапамятных времен, Кеннет перерубил ребром ладони в долю секунды, закрыв тем самым вопрос о поединке на любом оружии и заставив записного острослова дорого заплатить за минуту хамства. Лицезреть ярость значительного лица, задавленную подобострастием, было забавно, однако приходилось признать, что она по пустому в принципе поводу обзавелась врагом. Версия, разумеется, не умерла, ушла в подполье, и вслух ее не повторяли. Глядя на «секретаря и стража» другими глазами, как бы снизу, из толпы, Аранта отмечала про себя эту сдержанную резкость, так украшающую мужчин и подразумевающую решительность и быстроту; тонкие твердые черты лица и тот почти незаметный оттенок, заставляющий заподозрить в нем жестокость, как в человеке, с которым жестоко поступили; и голубые глаза, сверкающие из-под льняной челки, словно из-под забрала, и не без оснований полагала, что если бы не увечье, а возможно, даже и невзирая на него, юноша, стоящий за ее плечом, мог бы числиться первым соблазнителем столицы. В своем кругу, конечно. Не стоило и думать об этом, сидя рядом с Рэндаллом.
«Ну, кто о чем, а я — о наболевшем».
Она заметила, что Кеннет моментально осмотрел крыши и освещенные окна, в проемах которых плотно стояли люди, и теперь ловил каждый направленный в ложу взгляд. Темных окон не было среди глядящих на площадь, а если бы были, то это уже затрагивало функции королевской службы безопасности, потому что нет ничего проще, чем натянуть лук или арбалет, глядя из темноты на освещенный праздник.
— Кеннет, — спросила Аранта, оборачиваясь к нему и вполне отдавая себе отчет, как выглядит со стороны площади, пожирающей ее глазами, этот жест, свидетельствующий как минимум о некоторой близости. Ну да ведь должен же кто-то кормить толпу сплетнями. — Оттуда стрела долетит?
— Моя бы долетела, — не раздумывая ни секунды, ответил тот, наклоняясь к ее уху. — Но ты можешь не беспокоиться. Я успею.
«Что именно ты успеешь? — хотела спросить она. — Выхватить ее из воздуха?»
Но Рэндалл успел вставить слово даже раньше, чем она догадалась.
— Может, мне следовало взять вас в свои телохранители, молодой человек? — Когда ему приходилось непосредственно общаться с Кеннетом, Рэндалл всегда делал вид, будто не помнит его имя. Аранта надеялась, что это оттого, что ему перед лучником неловко, а не из-за банальной и неуместной ревности, не имеющей никакого отношения к любви. Однако вполне отдавала себе отчет в том, насколько беспочвенны ее надежды. — Я шучу. Ваше самопожертвование выглядело бы весьма героично, но, к сожалению, в нем совершенно нет нужды. Возможно, вам неизвестно, что присутствие миледи в этой ложе абсолютно гарантирует нас от любого рода метательного оружия. Я несказанно рад ее присутствию в том числе и по этой причине.
Холодный и ернический тон. «Ты нуждаешься в том, чтобы тебя любила толпа, — отстраненно подумала Аранта. — А для этого тебе нужно, чтобы тебя любила я. Вот почему я в этой ложе. Таковы условия сделки».
— Простите, ми… Ваше Величество, — ответил Кеннет королю через ее голову, — только я не слишком в это верю.
Рэндалл вскинул брови, демонстрируя комичное возмущение.
— Если, как говорят, общая сумма чувств в природе неизменна, то куда девается верноподданническое почтение?
А правда, куда, взялась размышлять Аранта. Может быть, еще слишком рано утверждать, что ей удалось вырвать Кеннета из-под Рэндаллова приговора, обрекающего того на унылое существование никому не нужного калеки. Однако… что случилось с нею самой? Куда делся тот головокружительный восторг, который она испытывала, будучи рядом с королем всего лишь год назад? Ей казалось, будто в первый раз это произошло, когда обнаружилось, что Рэндалл способен сказать или сделать такие вещи, которые ей не нравятся. Что вообще само по себе было странно. И она, и Кеннет были добротно обработаны магией. Кеннет, сказать по правде, даже дважды, не считая того случая, когда она сама с ним это проделала. Какого тогда черта они вообще способны трепыхаться? Она не чувствовала себя менее могущественной, внутри нее по-прежнему, и даже сверх того, жила уверенность в собственных исключительных силах. Значит ли это, что магия Рэндалла более не властна над ней? Причем не только над ней? Рэндалл позволил ей расцвести, и в своем расцвете она сумела перебороть ту власть, что он установил над ней. Но если прав проклятый инквизитор Уриен, заронивший сомнения в ее душу, то находясь рядом с королем, не выводит ли она невольно своим истинным отношением толпу из-под его власти? И, Создатель, не представляет ли она для него опасности? И не понял ли Рэндалл этого сам и намного раньше? И не потому ли он хочет пользоваться ею до тех пор, ему это хоть сколько-нибудь выгодно, и в конце концов жениться на ней и дать ей место, сверх которого она не прыгнет?
После того как король занял место в ложе, приготовления к празднеству не могли продолжаться долго. Негоже заставлять коронованную персону ждать. Распорядитель в оранжево-желтых, разделенных по вертикали цветом штанах и камзоле вышел в сопровождении двух факельщиков на подиум, задрапированный черной тканью и тонущий во тьме.
— Ваше Величество, милорды и миледи, почтенные горожане и горожанки, — возвестил он, воздевая руки вверх. — Примите меры к безопасности ваших кошельков!
После чего сгинул, спустившись по боковой лесенке, а служители пошли вдоль подиума в направлении к Белому Дворцу, зажигая свечи в больших стеклянных пузырях, стоявших по обе стороны и бывших невидимыми до тех пор, пока в них не вспыхнул свет.
Одни из пузырей остались на подиуме, другие были подняты вверх на тонкой стальной проволоке, тем самым обеспечив нижний и верхний свет. Толпа на площади восторженно ахнула и, пожалуй, осталась бы удовлетворена, даже если бы ей больше ничего не показали. Но сегодня великие не ограничивались малым. Последние восторженные возгласы смыло волной мертвой благоговейной тишины. По подиуму, напоминавшему сейчас искрящуюся лунную дорогу, искусно маневрируя между светильниками, неторопливо скользила гранд-дама в длинных, необыкновенно объемных юбках. Аранта узнала в ней Венону Сариану. Если к той вообще могло быть применено слово «узнавать».
Один рукав ее был черным, другой — белым. Одна половина жесткого «коробчатого» корсажа — черной, другая — белой, как шахматное поле, где черное граничит только с белым, и наоборот. Одна половина верхней юбки тоже была черной, другая — белой. В разрезе черного рукава виднелось белое нижнее платье, в разрезе белого — черное. Одними лишь белым и черным она обратила все пленительное многоцветье королевского двора в груду линялых тряпок, в клумбу увядающих цветов, в пестрые перья, потерянные на птичьем дворе. Вокруг шеи, на пальцах и в ушах сверкали бриллианты, бриллиантовая фероньера лежала на волосах надо лбом. Сегодня королева была брюнеткой. Гладкие волосы, расчесанные на пробор, спускались вдоль лица, и чуть ниже уха были приподняты на затылок двумя мягкими волнами, образующими изгибы, идеальные, как крылья черного ангела. Но ее лицо… Единожды остановив на нем взгляд, Аранта, равно как и все прочие здесь, пала жертвой безукоризненно рассчитанного эффекта. Оно было все закрашено белым, так, чтобы на нем можно было нарисовать совершенно любые человеческие — или даже не совсем человеческие — черты. Они и были нарисованы. Тонкие, приподнятые, восхитительно изогнутые брови, глаза, обведенные по контуру черным, вычерненные веки, придававшие взгляду притягательность бездны, от левого через всю щеку вниз — треугольник слез вершиной вниз. Печальная клоунесса. Губы королева оставила белыми, и пока народ смотрел на нее, разинув рты и подавившись собственным «о-о-о!», она прошла без сопровождения в ложу напротив королевской и заняла свое место. Одна.
Это было ужасно и унизительно. Эта женщина затмили Аранту первым же своим шагом. Мало того, что она почувствовала себя удручающе провинциально, невзрачно и скверно одетой. Нет, это было вторично. Аранта бы убежала, как в начале своей карьеры мечтала убежать с военных советов, где ее обливали целыми ушатами ледяного презрения, если бы Рэндалл, как и тогда, не сжал ее руку. Ей захотелось сгорбиться, спрятаться или даже вовсе исчезнуть, потому что она казалась себе чернавкой, вскарабкавшейся на чужое место, потому, что Венона Сариана своим неподвижным лицом указала ей на это настолько внятно, как если бы герольды кричали об этом на площадях. Самое время возненавидеть ее, пожелать унизить и стереть с лица земли. Возможно, от нее и ожидались проявления каких-либо низменных чувств этом роде. Если человек отваживается демонстрировать превосходство, он должен знать, чем рискует. Один из недостатков статуса королевы. Ты не можешь покинуть мероприятие если на нем присутствует король. Тебя могут отсюда только вынести, а в обмороки Аранта сроду не падала. И все-таки… это было рассчитанное и тонкое оскорбление: посадить с собой в ложу фаворитку на празднике жены и перед ее лицом. Ну что ж. Если от нее ждут, что она станет вести себя недостойно… не дождутся.
— О чем ты думаешь? — вполголоса спросил Рэндалл.
— О том, — ответила она, — что Дар, отравляющий нашу кровь, не прибавляет нам ничего такого, чего в нас не было бы изначально. О, он усиливает какие-то наши природные качества и способствует исполнению каких-то сокровенных желаний, кого-то подчиняет нашей волей и заставляет людей смотреть на мир нашими глазами. Но таланта… в этом нет. Встречал ли ты людей, не имеющих к Могуществу никакого отношения, но таких, что воздействовали на тебя вопреки всему сверхъестественному, чем мы с тобой располагаем?
— Мы оба подумали сейчас об одном и том же библиотекаре? — мурлыкнул король.
— Я давно уже о нем не думаю, — свирепо отрезала Аранта. — Твоя жена — совершенство. Она — самый талантливый человек, кого я когда-либо встречала. Она способна, — Аранта, не находя слов, описала круг свободной ладонью, — изменить мир!
— О да, — бесцветно согласился Рэндалл. — Она мне этим угрожала. А теперь окажи мне услугу и перестань думать о глупостях. Расслабься и получай удовольствие.
Аранта несколько раз глубоко вздохнула и выпрямилась. «Что бы ни случилось и вопреки всему — держи осанку. Даже если тебя топчут ногами. Осанка сделает за тебя девяносто процентов любого дела.» Она непроизвольно перевела глаза на мерцавшее свечным светом окно библиотечной башни. Этому она тоже научилась там. От Уриена Брогау. Кто бы мог подумать. Проклятие и благословение в одном лице.
Впрочем, стоило вспомнить, для чего она здесь. Опустив глаза и придав себе высокомерный вид, Аранта вновь вернулась к Шоу Печальной Клоунессы.
В нем больше не было ничего печального. По лунной дорожке, ставя одну ножку перед другой и положив руку на бедро, выступала сильфида или какая иная эльфийская дева, из тех призрачных видений, посещающих преимущественно мужские сны, для кого не существует правил в одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Насколько ей было известно, пределы мечтаний сержанта, равно как и ее собственные, измерялись маленькими беленькими домиками в пригороде.
— Скучаю я на «гражданке», миледи, — пробасил он в ответ.
— Семьей не обзавелся?
— Я знаю женщину, которая мне нужна, — сказал Децибелл важно. — Но пусть ее имя останется моею страшной тайной.
— Пусть, — милостиво согласилась Аранта, пока Рэндалл давился от смеха. Ее «секретарь и страж» обменялся с телохранителем короля узнающим приязненным взглядом, и поскольку физически не мог скопировать его вызывающе горделивую позу, замер, просто заложив пальцы правой руки за широкий пояс и обшаривая взглядом площадь в поисках возможной угрозы. Выглядел он… хорошо, несмотря даже на пустой рукав, и Аранта, остро чувствовавшая общее направление внимания толпы, ощутила, как тысячи зрительских глаз, натешившись видом звездной пары в королевской ложе, переключились на него, гадая, что все-таки означает постоянное присутствие офицера-инвалида у ее плеча. Большинство видели в Кеннете какой-то бросаемый ею обществу вызов. Напоминание о завершившейся войне, разделение на воевавших и прочих и явное предпочтение первых вторым. Нечто оскорбительное для дворянства, норовившего заполучить свою долю царских милостей в обход уже разыгранной лотереи войны, не ценою крови, а ценою золота и лести, пристраивая своих детей в услужение к первым лицам государства. Она могла держать подле себя целую свору миловидных, кудрявых и совершенно целых пажей с лучшей в государстве родословной.
В числе прочих версий бытовала, разумеется, и та, в которой грязные языки утверждали, будто бы ее с Кеннетом связывает нечто более интимное, чем война, и что оказываемые им услуги далеко не в прошлом… Ей даже припомнилась недавняя история, когда пришлось на высшем уровне разбираться с разъяренным папенькой одного из таких миловидных и кудрявых, осмелившегося в присутствии Кеннета аф Крейга щегольнуть остроумием на эту тему. Фамильный нос, форма которого возводилась в культ с незапамятных времен, Кеннет перерубил ребром ладони в долю секунды, закрыв тем самым вопрос о поединке на любом оружии и заставив записного острослова дорого заплатить за минуту хамства. Лицезреть ярость значительного лица, задавленную подобострастием, было забавно, однако приходилось признать, что она по пустому в принципе поводу обзавелась врагом. Версия, разумеется, не умерла, ушла в подполье, и вслух ее не повторяли. Глядя на «секретаря и стража» другими глазами, как бы снизу, из толпы, Аранта отмечала про себя эту сдержанную резкость, так украшающую мужчин и подразумевающую решительность и быстроту; тонкие твердые черты лица и тот почти незаметный оттенок, заставляющий заподозрить в нем жестокость, как в человеке, с которым жестоко поступили; и голубые глаза, сверкающие из-под льняной челки, словно из-под забрала, и не без оснований полагала, что если бы не увечье, а возможно, даже и невзирая на него, юноша, стоящий за ее плечом, мог бы числиться первым соблазнителем столицы. В своем кругу, конечно. Не стоило и думать об этом, сидя рядом с Рэндаллом.
«Ну, кто о чем, а я — о наболевшем».
Она заметила, что Кеннет моментально осмотрел крыши и освещенные окна, в проемах которых плотно стояли люди, и теперь ловил каждый направленный в ложу взгляд. Темных окон не было среди глядящих на площадь, а если бы были, то это уже затрагивало функции королевской службы безопасности, потому что нет ничего проще, чем натянуть лук или арбалет, глядя из темноты на освещенный праздник.
— Кеннет, — спросила Аранта, оборачиваясь к нему и вполне отдавая себе отчет, как выглядит со стороны площади, пожирающей ее глазами, этот жест, свидетельствующий как минимум о некоторой близости. Ну да ведь должен же кто-то кормить толпу сплетнями. — Оттуда стрела долетит?
— Моя бы долетела, — не раздумывая ни секунды, ответил тот, наклоняясь к ее уху. — Но ты можешь не беспокоиться. Я успею.
«Что именно ты успеешь? — хотела спросить она. — Выхватить ее из воздуха?»
Но Рэндалл успел вставить слово даже раньше, чем она догадалась.
— Может, мне следовало взять вас в свои телохранители, молодой человек? — Когда ему приходилось непосредственно общаться с Кеннетом, Рэндалл всегда делал вид, будто не помнит его имя. Аранта надеялась, что это оттого, что ему перед лучником неловко, а не из-за банальной и неуместной ревности, не имеющей никакого отношения к любви. Однако вполне отдавала себе отчет в том, насколько беспочвенны ее надежды. — Я шучу. Ваше самопожертвование выглядело бы весьма героично, но, к сожалению, в нем совершенно нет нужды. Возможно, вам неизвестно, что присутствие миледи в этой ложе абсолютно гарантирует нас от любого рода метательного оружия. Я несказанно рад ее присутствию в том числе и по этой причине.
Холодный и ернический тон. «Ты нуждаешься в том, чтобы тебя любила толпа, — отстраненно подумала Аранта. — А для этого тебе нужно, чтобы тебя любила я. Вот почему я в этой ложе. Таковы условия сделки».
— Простите, ми… Ваше Величество, — ответил Кеннет королю через ее голову, — только я не слишком в это верю.
Рэндалл вскинул брови, демонстрируя комичное возмущение.
— Если, как говорят, общая сумма чувств в природе неизменна, то куда девается верноподданническое почтение?
А правда, куда, взялась размышлять Аранта. Может быть, еще слишком рано утверждать, что ей удалось вырвать Кеннета из-под Рэндаллова приговора, обрекающего того на унылое существование никому не нужного калеки. Однако… что случилось с нею самой? Куда делся тот головокружительный восторг, который она испытывала, будучи рядом с королем всего лишь год назад? Ей казалось, будто в первый раз это произошло, когда обнаружилось, что Рэндалл способен сказать или сделать такие вещи, которые ей не нравятся. Что вообще само по себе было странно. И она, и Кеннет были добротно обработаны магией. Кеннет, сказать по правде, даже дважды, не считая того случая, когда она сама с ним это проделала. Какого тогда черта они вообще способны трепыхаться? Она не чувствовала себя менее могущественной, внутри нее по-прежнему, и даже сверх того, жила уверенность в собственных исключительных силах. Значит ли это, что магия Рэндалла более не властна над ней? Причем не только над ней? Рэндалл позволил ей расцвести, и в своем расцвете она сумела перебороть ту власть, что он установил над ней. Но если прав проклятый инквизитор Уриен, заронивший сомнения в ее душу, то находясь рядом с королем, не выводит ли она невольно своим истинным отношением толпу из-под его власти? И, Создатель, не представляет ли она для него опасности? И не понял ли Рэндалл этого сам и намного раньше? И не потому ли он хочет пользоваться ею до тех пор, ему это хоть сколько-нибудь выгодно, и в конце концов жениться на ней и дать ей место, сверх которого она не прыгнет?
После того как король занял место в ложе, приготовления к празднеству не могли продолжаться долго. Негоже заставлять коронованную персону ждать. Распорядитель в оранжево-желтых, разделенных по вертикали цветом штанах и камзоле вышел в сопровождении двух факельщиков на подиум, задрапированный черной тканью и тонущий во тьме.
— Ваше Величество, милорды и миледи, почтенные горожане и горожанки, — возвестил он, воздевая руки вверх. — Примите меры к безопасности ваших кошельков!
После чего сгинул, спустившись по боковой лесенке, а служители пошли вдоль подиума в направлении к Белому Дворцу, зажигая свечи в больших стеклянных пузырях, стоявших по обе стороны и бывших невидимыми до тех пор, пока в них не вспыхнул свет.
Одни из пузырей остались на подиуме, другие были подняты вверх на тонкой стальной проволоке, тем самым обеспечив нижний и верхний свет. Толпа на площади восторженно ахнула и, пожалуй, осталась бы удовлетворена, даже если бы ей больше ничего не показали. Но сегодня великие не ограничивались малым. Последние восторженные возгласы смыло волной мертвой благоговейной тишины. По подиуму, напоминавшему сейчас искрящуюся лунную дорогу, искусно маневрируя между светильниками, неторопливо скользила гранд-дама в длинных, необыкновенно объемных юбках. Аранта узнала в ней Венону Сариану. Если к той вообще могло быть применено слово «узнавать».
Один рукав ее был черным, другой — белым. Одна половина жесткого «коробчатого» корсажа — черной, другая — белой, как шахматное поле, где черное граничит только с белым, и наоборот. Одна половина верхней юбки тоже была черной, другая — белой. В разрезе черного рукава виднелось белое нижнее платье, в разрезе белого — черное. Одними лишь белым и черным она обратила все пленительное многоцветье королевского двора в груду линялых тряпок, в клумбу увядающих цветов, в пестрые перья, потерянные на птичьем дворе. Вокруг шеи, на пальцах и в ушах сверкали бриллианты, бриллиантовая фероньера лежала на волосах надо лбом. Сегодня королева была брюнеткой. Гладкие волосы, расчесанные на пробор, спускались вдоль лица, и чуть ниже уха были приподняты на затылок двумя мягкими волнами, образующими изгибы, идеальные, как крылья черного ангела. Но ее лицо… Единожды остановив на нем взгляд, Аранта, равно как и все прочие здесь, пала жертвой безукоризненно рассчитанного эффекта. Оно было все закрашено белым, так, чтобы на нем можно было нарисовать совершенно любые человеческие — или даже не совсем человеческие — черты. Они и были нарисованы. Тонкие, приподнятые, восхитительно изогнутые брови, глаза, обведенные по контуру черным, вычерненные веки, придававшие взгляду притягательность бездны, от левого через всю щеку вниз — треугольник слез вершиной вниз. Печальная клоунесса. Губы королева оставила белыми, и пока народ смотрел на нее, разинув рты и подавившись собственным «о-о-о!», она прошла без сопровождения в ложу напротив королевской и заняла свое место. Одна.
Это было ужасно и унизительно. Эта женщина затмили Аранту первым же своим шагом. Мало того, что она почувствовала себя удручающе провинциально, невзрачно и скверно одетой. Нет, это было вторично. Аранта бы убежала, как в начале своей карьеры мечтала убежать с военных советов, где ее обливали целыми ушатами ледяного презрения, если бы Рэндалл, как и тогда, не сжал ее руку. Ей захотелось сгорбиться, спрятаться или даже вовсе исчезнуть, потому что она казалась себе чернавкой, вскарабкавшейся на чужое место, потому, что Венона Сариана своим неподвижным лицом указала ей на это настолько внятно, как если бы герольды кричали об этом на площадях. Самое время возненавидеть ее, пожелать унизить и стереть с лица земли. Возможно, от нее и ожидались проявления каких-либо низменных чувств этом роде. Если человек отваживается демонстрировать превосходство, он должен знать, чем рискует. Один из недостатков статуса королевы. Ты не можешь покинуть мероприятие если на нем присутствует король. Тебя могут отсюда только вынести, а в обмороки Аранта сроду не падала. И все-таки… это было рассчитанное и тонкое оскорбление: посадить с собой в ложу фаворитку на празднике жены и перед ее лицом. Ну что ж. Если от нее ждут, что она станет вести себя недостойно… не дождутся.
— О чем ты думаешь? — вполголоса спросил Рэндалл.
— О том, — ответила она, — что Дар, отравляющий нашу кровь, не прибавляет нам ничего такого, чего в нас не было бы изначально. О, он усиливает какие-то наши природные качества и способствует исполнению каких-то сокровенных желаний, кого-то подчиняет нашей волей и заставляет людей смотреть на мир нашими глазами. Но таланта… в этом нет. Встречал ли ты людей, не имеющих к Могуществу никакого отношения, но таких, что воздействовали на тебя вопреки всему сверхъестественному, чем мы с тобой располагаем?
— Мы оба подумали сейчас об одном и том же библиотекаре? — мурлыкнул король.
— Я давно уже о нем не думаю, — свирепо отрезала Аранта. — Твоя жена — совершенство. Она — самый талантливый человек, кого я когда-либо встречала. Она способна, — Аранта, не находя слов, описала круг свободной ладонью, — изменить мир!
— О да, — бесцветно согласился Рэндалл. — Она мне этим угрожала. А теперь окажи мне услугу и перестань думать о глупостях. Расслабься и получай удовольствие.
Аранта несколько раз глубоко вздохнула и выпрямилась. «Что бы ни случилось и вопреки всему — держи осанку. Даже если тебя топчут ногами. Осанка сделает за тебя девяносто процентов любого дела.» Она непроизвольно перевела глаза на мерцавшее свечным светом окно библиотечной башни. Этому она тоже научилась там. От Уриена Брогау. Кто бы мог подумать. Проклятие и благословение в одном лице.
Впрочем, стоило вспомнить, для чего она здесь. Опустив глаза и придав себе высокомерный вид, Аранта вновь вернулась к Шоу Печальной Клоунессы.
В нем больше не было ничего печального. По лунной дорожке, ставя одну ножку перед другой и положив руку на бедро, выступала сильфида или какая иная эльфийская дева, из тех призрачных видений, посещающих преимущественно мужские сны, для кого не существует правил в одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42