– Ваш шрайя боится, что без Конфаса все Священное воинство погибнет. Поэтому он отказывается потребовать, чтобы император снабдил вас провизией, боясь повторения того, что случилось раньше.
Пройас горько улыбнулся.
– Вот именно. А император, разумеется, объявил свой договор платой за Конфаса. И похоже, для того, чтобы использовать свое орудие, Майтанету придется его продать.
– То есть продать вас.
Пройас тяжело вздохнул.
– Не заблуждайся, скюльвенд. Я человек преданный и благочестивый. Я сомневаюсь не в своем шрайе, а лишь в его оценке этих последних событий. Я убежден, что император пытается нас обмануть, что, даже если мы выступим в поход, не подписав его договор, он все равно отправит нам вслед Конфаса с его колоннами, чтобы попытаться вытянуть из Священной войны все, что можно…
Ахкеймион впервые сообразил: Пройас действительно боялся, что Майтанет сдастся. А почему бы и нет? Если Святейший Шрайя смирился с Багряными Шпилями, почему бы заодно не смириться и с императорским договором?
– Мои надежды, – продолжал Пройас, – а это всего лишь надежды, – состоят в том, что Майтанет, возможно, согласится на тебя в качестве замены Конфасу. Если у нас будешь ты в качестве советника, император уже не сможет утверждать, будто наша неопытность нас погубит.
– В качестве замены главнокомандующему? – переспросил скюльвендский вождь и внезапно затрясся всем телом. Ахкеймион не сразу сообразил, что он смеется.
– Тебе это кажется забавным, скюльвенд? – озадаченно спросил Пройас.
Ахкеймион воспользовался случаем вмешаться.
– Это из-за Кийута, – быстро пробормотал он по-конрийски. – Подумай, как он должен ненавидеть Конфаса за битву при Кийуте!
– Месть? – коротко спросил Пройас, тоже на конрийском. – Думаешь, он ради этого сюда явился? Чтобы отомстить Икурею Конфасу?
– Спроси его! Зачем он сюда явился и кто остальные? Пройас оглянулся на Ахкеймиона, досада в его глазах сменилась согласием. Пыл едва не подвел принца, и он понимал это. Он едва не пригласил к своему очагу скюльвенда – скюльвенда! – при этом даже не расспросив его как следует.
– Вы не знаете нансурцев! – объяснял тем временем варвар. – Скюльвенд вместо великого Икурея Конфаса? Да тут такое начнется! Одним плачем и скрежетом зубовным не обойдется.
Пройас не обратил внимания на это замечание.
– Меня по-прежнему тревожит один вопрос, скюльвенд… Я понимаю, что твое племя было уничтожено, что твоя земля обратилась против тебя, но зачем ты явился именно сюда? Зачем скюльвенду ехать не куда-нибудь, а в империю? И зачем язычнику присоединяться к Священному воинству?
Усмешка с лица Найюра урс Скиоаты исчезла, осталась одна лишь осторожность. Ахкеймион видел, как он напрягся. Словно перед ним отворилась дверь, ведущая в какое-то ужасное место.
И тут из-за спины варвара раздался звучный голос:
– Я – причина тому, почему Найюр приехал сюда. Все воззрились на безымянного норсирайца. Человек был облачен в лохмотья, но держался царственно, как будто привык, чтобы ему беспрекословно повиновались. Однако без надменности, словно бы тяготы и скорби смягчили его природную гордыню. Женщина, цеплявшаяся за его пояс, обводила глазами всех присутствующих: похоже, их расспросы и раздражали, и удивляли ее. Ее взгляд словно говорил: «Да как же, как же вы сами не видите?»
– А кто ты, собственно, такой? – осведомился Пройас. Ясные голубые глаза моргнули. Норсираец чуть заметно кивнул головой, как равный равному.
– Я – Анасуримбор Келлхус, сын Моэнгхуса, – сказал он по-шейски с сильным акцентом. – Князь с севера. Из Атритау.
Ахкеймион уставился на него, еще не понимая, в чем дело. Потом наконец до него дошло. Имя «Анасуримбор» едва не сбило его с ног. Он невольно схватил Пройаса за руку и сам подался вперед.
«Этого не может быть!»
Пройас бросил на него пристальный взгляд, призывая помалкивать. «Потом, потом обо всем расспросишь, адепт!» И снова перевел взгляд на чужестранца.
– Прославленное имя.
– Мое происхождение от меня не зависит, – ответил норсираец.
«Один из моих потомков вернется, Сесватха…»
– Ты не очень похож на князя. Должен ли я поверить, что ты равен мне?
– Не зависит от меня и то, во что ты веришь или не веришь. Что же до моего внешнего вида – все, что я могу сказать, это что мое паломничество было нелегким.
«Анасуримбор вернется…»
– Паломничество?
– Да. Паломничество в Шайме. Мы пришли, чтобы умереть за Бивень.
«…Вернется, когда наступит конец света».
– Однако Атритау находится далеко за пределами Трех Морей. Как же ты узнал о Священной войне?
Норсираец поколебался, как будто был не уверен в том, что собирался сказать, и боялся этого.
– Сны. Кто-то послал мне сны. «Этого не может быть!»
– Кто-то? Кто именно?
Норсираец не мог ответить на этот вопрос.
ГЛАВА 16
МОМЕМН

«Те из нас, что остались в живых, всегда впадали и будут впадать в растерянность, вспоминая его приход. И не потому, что он тогда был другим. У меня такое странное ощущение, что он вообще не менялся. Менялись мы. Если теперь он кажется нам совсем другим, то лишь потому, что он изменил все вокруг себя».
Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»
Конец весны, 4111 год Бивня, Момемн
Солнце только что село. Человек, называвший себя Анасу-римбором Келлхусом, сидел, скрестив ноги, в круге света своего костра, у шатра, полотняные стенки которого были расшиты черными орлами – видимо, шатер был подарком Пройаса. На первый взгляд, в этом человеке не было ничего особо впечатляющего, разве что длинные, соломенного цвета волосы, мягкие, как горностаевый мех, казавшиеся удивительно неуместными в свете пламени. Ахкеймион подумал, что эти волосы созданы для солнца. Раненая девушка, которая так отчаянно цеплялась за него накануне, сидела рядом с ним в простом, но элегантном платье. Они оба вымылись и сменили свои лохмотья на одежду из гардероба самого принца. Подойдя ближе, Ахкеймион был поражен красотой женщины. Прежде она больше походила на избитую девочку-бродяжку.
Они оба смотрели, как он приближается к ним. Их лица были видны в свете костра очень отчетливо.
– Ты, должно быть, Друз Ахкеймион, – сказал князь Атритау.
– Я вижу, принц предупредил вас насчет меня. Князь понимающе улыбнулся – более чем понимающе.
Эта улыбка была не похожа ни на одну из тех, что Ахкеймиону доводилось видеть прежде. Казалось, этот человек понимает его больше, чем хотелось бы самому Ахкеймиону.
И тут до него вдруг дошло.
«Я знаю этого человека!»
Но как можно знать человека, которого ты никогда прежде не встречал? Разве что ты уже видел его сына или какого-нибудь другого родственника… Перед его мысленным взором промелькнули образы из недавнего сна, в котором он держал на коленях голову убитого Анасуримбора Кельмомаса. Сходство было несомненным: та же складка между бровей, те же длинные впалые щеки, глубоко посаженные глаза.
«Это действительно один из Анасуримборов! Но ведь это же невозможно…»
Однако, похоже, наступило время для невозможного.
Священное воинство, собравшееся у мрачных стен Момемна, представляло собой зрелище не менее ошеломляющее, чем любой из Ахкеймионовых кошмаров о Древних войнах – если не считать жутких сражений в Агонгорее и безнадежной осады Голготтерата. Прибытие скюльвенда и князя Атритау только подтверждало абсурдный масштаб Священной войны – как будто сама древняя история явилась, чтобы помазать ее на царство.
«Один из моих потомков вернется, Сесватха, – Анасуримбор вернется…»
Как ни примечательно было появление скюльвенда, его все же можно было счесть случайностью. Но князь Анасуримбор Келлхус из Атритау – совсем другое дело. Анасуримбор! Воистину достославное имя. Династия Анасуримборов была третьей и наиболее могущественной из династий правителей Куниюрии. Завет полагал, будто этот род угас много тысяч лет назад – если он и не прервался со смертью Кельмомаса II на поле Эленеот, то, значит, при падении великого Трайсе несколько лет спустя. Однако это было не так. Кровь первого и главного соперника He-бога каким-то образом сохранилась и дожила до нынешних дней… Невозможно.
«…Когда наступит конец света».
– Пройас меня предупредил, – кивнул Келлхус. – Он сказал мне, что таким, как ты, по ночам снятся кошмары о моих предках.
Ахкеймион был уязвлен тем, что Пройас все так выложил. Он представил себе, как принц говорит: «Он, конечно, заподозрит, что ты – агент Консульта… Или же он надеется, что Атритау до сих пор воюет с Консультом, и ты принес вести о его неуловимых врагах. Ты можешь высмеять его, если хочешь. Но не пытайся его убедить, что Консульта не существует. Он тебя и слушать не станет».
– Но я всегда полагал, – продолжал Келлхус, – что прежде чем критиковать человека, сперва следует денек поездить на его лошади.
– Чтобы лучше его понять?
– Нет, – ответил Келлхус, пожав плечами и лукаво сверкнув глазами. – Просто тогда ты окажешься на день пути от него, и его лошадь будет у тебя!
Ахкеймион уныло покачал головой, усмехнулся, и все трое разразились смехом.
«Этот человек мне нравится. А что, если он действительно тот, за кого себя выдает?»
Отсмеявшись, Келлхус познакомил его с женщиной, Серве, и пригласил к костру. Ахкеймион уселся у костра напротив него, скрестив ноги.
В подобных ситуациях Ахкеймион редко заранее подготавливал какой-то определенный план. Обычно он запасался горсткой любопытных фактов, и все. Рассказывая обо всяких диковинках, он заодно задавал вопросы, а в полученных ответах принимался искать определенные нити, определенные сигналы, подаваемые словами и выражением лица. Он никогда не знал наперед, чего именно ищет, – знал только, что искать надо. Он полагался на то, что если уж обнаружит нечто ценное, то сразу это поймет. Хороший шпион должен чувствовать такие вещи.
Однако в данном случае с самого начала стало очевидно, что этот метод не действует. Он никогда еще не встречал человека, подобного Анасуримбору Келлхусу.
В его голосе все время слышалось какое-то обещание. Временами Ахкеймион ловил себя на том, что и впрямь напрягается, стараясь получше его расслышать – не потому, что этот человек говорил невнятно: напротив, он говорил на диво четко и бегло, учитывая, как недавно он попал в империю, – но потому, что его голос обладал странной глубиной. Он, казалось, нашептывал: «Я скажу тебе больше, куда больше… Ты только слушай внимательно».
И еще – его лицо, настоящая драма, разыгрывающаяся на его лице. В нем была какая-то невинность, стремительность отражавшихся на нем чувств, свойственная только детям – хотя наивным оно отнюдь не казалось. Этот человек представлялся поочередно то мудрым, то веселым, то печальным, и все это искренне, без малейшей фальши, как будто он переживал свои собственные страсти и страсти других людей с изумительной непосредственностью.
И еще его глаза, мягко блестящие в свете костра, голубые, как вода, от одного вида которой хочется пить. Эти глаза ловили каждое слово Ахкеймиона, как будто то, что он говорил, было настолько важно, что его необходимо было слушать максимально внимательно. И в то же время в них виделась странная сдержанность – не такая, как у людей, выносящих суждения, которые они не решаются высказать – у Пройаса, к примеру, – но как у человека, живущего в убеждении, что судить – не его дело.
Однако в первую очередь Ахкеймиону внушало благоговение то, что этот человек говорил.
– А почему ты присоединился к Священному воинству? Они давно уже перешли на «ты», но Ахкеймион все еще пытался убедить себя, будто не доверяет тому, что этот человек сказал Пройасу.
– Ты говоришь о снах, – уточнил Келлхус.
– Ну, видимо, да.
На какой-то миг князь Атритау взглянул на него по-отечески, даже как-то печально, как будто Ахкеймиону еще только предстояло понять правила этого разговора.
– До этих снов моя жизнь протекала в бесконечных грезах, – объяснил он. – Быть может, она сама по себе была сном… А сон, о котором ты спрашиваешь – сон о Священной войне, – был сном, который пробуждает. Сон, от которого вся предыдущая жизнь становится сном. Что же делать, когда тебе приснился такой сон? – спросил он. – Неужели снова уснуть?
Ахкеймион ответил улыбкой на его улыбку.
– А ты мог?
– Уснуть? Нет. Ни за что. Даже если бы и захотел. Ведь сон не приходит, если хочешь заснуть. Его нельзя схватить, как яблоко, чтобы утолить голод. Сон – он как невежество или забвение… Чем сильнее стремишься к таким вещам, тем дальше они ускользают.
– Как любовь, – добавил Ахкеймион.
– Да, как любовь, – негромко подтвердил Келлхус и мельком взглянул на Серве. – А зачем присоединился к Священному воинству ты, колдун?
– Сам не знаю… Видимо, потому, что меня послала сюда моя школа.
Келлхус мягко улыбнулся, как бы признавая общую боль.
– Но с какой целью ты здесь находишься? Ахкеймион прикусил губу, но в остальном не стал уклоняться от унизительной истины:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87