Глаза его начали привыкать к темноте. Через полгода он запросто мог пересчитать пуговицы на своей куртке. Мрак, неизвестность и одиночество давили на него со всех сторон. Но он не сдавался. Разве мог он, моряк, боровшийся с ураганами и штормами, со штилями, зноем и жаждой - разве мог он сдаться сейчас? Нет! Сухопутным крысам этого никогда не понять! Нет, он думал и вспоминал, он пел все матросские песни, которые знал, и сочинял новые. Он ходил по камере - семь шагов в длину и пять в ширину - и бегал по ней, и прыгал, и отжимался, и подтягивался, чтобы не потерять силу и ловкость. И однажды он…
– Бросился на охранника и задушил его, - подсказал кто-то из толпы, завороженно внимавшей повествованию.
– Нет, - засмеялся Влад, - Он не мог задушить охранника. Это было бы совершенно бесполезно - он всё равно не смог бы выйти за стены замка. Нет, он отодвинул свою койку и начал рыть подземный ход.
– Чем? - немедленно спросили пираты.
– Ложкой, - ответил Влад, наслаждаясь эффектным моментом.
– Ложкой?
– Каменную стену!
– Да как же это?
– Сколько ж ему копать-то придётся!
– Несколько лет, - спокойно ответил Влад, - Но лучше уж выйти на свободу через несколько лет - пусть даже через десять или двадцать - чем не выйти никогда, и внутренне умереть ещё раньше, чем тебя зароют на кладбище или бросят в море с ядром, зашитым в ногах.
– Это верно, - зашумели матросы.
– Наш человек!
– Дельно решил.
– И вот, года через два, когда он уже углубился в стену на несколько футов…
– Ничего себе - стены у них были, - ахнул кто-то.
– Ты еще Бастилию не видел! - ответили ему немедленно.
– Что твоя Бастилия! А Тауэр, думаешь, лучше? - отозвался третий голос.
На них немедленно шикнули. Влад, между тем, продолжал:
– И тогда он из этого прохода услышал скребущие звуки, словно кто-то копал себе выход навстречу ему…
"Это же он "Графа Монте-Кристо" им рассказывает! - ахнула Галка, - Вот паршивец! Да как складно рассказывает-то!"
Голос у Владика был глубокий и чистый, с бархатистыми, обволакивающими обертонами, от одного звука которого - ещё в той, другой жизни - все девчонки млели и таяли. И вот, теперь то драматически повышая интонацию, то затихая почти до шёпота, он рассказывал - конечно по-своему, что-то перевирая и добавляя от себя - историю Эдмона Дантеса. И пираты слушали, затаив дыхание. Галка была просто поражена происходящим, и это изумление нарастало с каждой минутой. То есть, она знала, что у Влада очень даже неплохой голос и абсолютный музыкальный слух, но актёрского таланта она за ним не замечала никогда. Хотя, все данные для сцены у него как будто имелись. Но - странное дело! - в своём родном мире ничего подобного Влад не демонстрировал. Никогда не пел, даже в компании друзей. Никогда не разыгрывал такие вот миниатюры. Никогда не брался за бумагу и карандаш… Вот об этой грани его дарования Галка узнала совсем недавно и совершенно случайно. Вскоре после возвращения из похода на Мериду она заметила названого брата, возвращавшегося на борт с новенькой записной книжкой, торчавшей из кармана. Бумага в семнадцатом веке, тем более, на Карибах, была вещью недешёвой, а уж такие вот книжицы и подавно. Дневник он, что ли, задумал писать? Галка решила на всякий случай спросить: интересно же. За всеми делами это отодвинулось до завтра. И только Галка собралась подкатить к "брату" с расспросом, как увидела его сидящим на планшире полубака. С этой самой книжечкой в руках. Влад что-то упоённо рисовал, и даже не заметил, как к нему тихонечко подошла "сестра"…
– Влад… - ахнула Галка, округляя глаза. Ей было от чего ахать: маленький, на страничку, чёрно-белый пейзаж Кайонской бухты с кораблями и Горным фортом был просто великолепен. - И ты молчал?
Не ожидавший её появления Владик дёрнулся, и чуть было не опрокинулся в воду. Но потом… вдруг покраснел, как школьник, которому предстояло первое объяснение в любви.
– Да я… и сам не знал… - смущённо буркнул он. - Увидел в Мериде красивую статую, решил ещё там зарисовать. Получилось. Ну, я и подумал…
– Много уже нарисовал-то? - на полном серьёзе спросила Галка. - Покажешь?
– Нет, - Влад покраснел ещё больше. - То есть… Ты не будешь смеяться?
– Блин, Влад, ну чего ты, в самом деле? - возмутилась Галка. - Классно ведь рисуешь! Над чем смеяться-то?
И Владик, преодолев боязнь новичка, всё-таки показал ей свои рисунки. И из Мериды, и сделанные по пути, и свои последние… У Галки тоже в этом мире раскрылись некоторые таланты, остававшиеся в родном двадцать первом веке невостребованными или неизвестными ей самой. Но все они относились к военному делу, морской и сухопутной стратегии. То есть, к сугубо "мужской" епархии. Владик же открыл в себе таланты творческие - а это вотчина девяти муз… В его прежней записной книжке было совсем мало пейзажей и батальных сцен, зарисованных по памяти. И очень много портретов. Матросы "Гардарики" - то за делом, то коротающие свободное время на палубе, то в бою. Галке особенно понравился портрет Пьера, наводящего пушку на цель… Джеймс с неизменной подзорной трубой. Дядька Жак с саблей в руке: этот портрет был выполнен с особенным мастерством, и у Галки даже защемило сердце - она неподдельно тосковала по старому боцману, погибшему в бою два года назад. Доктор Леклерк, делающий пометки в своей книжечке. Хайме, лезущий наверх по грот-вантам. Жером-Меченый во всеоружии, готовый к абордажу. И она сама - то на мостике, то в бою, то с книгой…
– Не нравится? - Влад немного неверно понял хмурую задумчивость, напавшую на "сестру".
– Нравится, - ответила Галка. - Даже очень.
– А чего тогда такая кислая?
– Ты точно только недавно начал рисовать, или разыгрываешь?
– Чтоб я сдох! - поклялся "брат". - В музыкальную школу, каюсь, ходил. Но рисовать даже не пытался.
– Ну, Влад… И вот это всё, - Галка указала на рисунки, - ты мог похоронить под своими VIP-вечеринками? Блин, голову бы твоему папаше открутить… вместе с "чистыми руками" его киевских дружбанов. А матушка куда смотрела?
– В модные каталоги, - буркнул Владик, отобрав у неё книжечку с рисунками. Воспоминания о своём "элитном" прошлом теперь почему-то обжигали его нестерпимым стыдом. - И ещё к папе в карман… У меня братан мелкий там остался, Сашка. Помнишь его? В восьмой класс ходил, когда мы… Воображаю, кем они его уже воспитали.
– Хорошо хоть ты таким не стал…
…Стоя незамеченной за спинами матросов, она видела Влада очень смутно - только голову и плечо, да и то не всегда. Его фигура несколько возвышалась над остальными - на бочонок, должно быть, взобрался, или на ящик какой. Лезть вперёд не хотелось.
"Идиот его папаша, сто пудов, - беззлобно подумала Галка, - Нафиг он его на экономический отправил? Владу нужно было в театральный идти. С таким-то голосом, да с такой внешностью… Стоял бы на сцене, играл Шекспира, девчонки бы пищали…"
Но сейчас, за неимением сцены, Владик стоял на палубе "Экюеля", а толпа пиратов с не меньшим успехом исполняла роль благодарной аудитории. Владик говорил по-французски - и прононс у него был безупречный.
"И выучиться успел. Базарит, блин, как коренной парижанин", - мысленно похихикивала Галка. У неё самой на всех языках, кроме, пожалуй, английского, произношение было варварское. Английский - да, он сразу как-то пошёл, сказался университетский курс, а вот французский с испанским не давались, хоть стреляйся. Джеймс даже шутил, что она на всех языках говорит исключительно по-русски.
С самого начала их пребывания в этом проклятом Мэйне Владик был в тени Галкиного авторитета. Пожалуй, только сейчас, оказавшись на "Экюеле", он почувствовал себя свободным. Владику всегда казалось, что к нему никто здесь не относится серьёзно. И как он ни бился, как ни рвался в первые ряды на абордаже, как ни ползал по вантам в самый шторм, убирая паруса - это сложившееся уже представление о несостоявшемся богатеньком наследничке, утерявшем мечту растратить папашины денежки в силу форс-мажорных обстоятельств - он переломить уже не мог. Как ему хотелось хотя бы самому себе доказать, что он хоть на что-то способен! Что он не пустое место! А в это никто не верил. Прежде всего не верил он сам.
До последнего времени.
2
Галка стояла у фальшборта и тихо, в кулачок, курила. Коли уж завела такие порядки на "Гардарике" - не курить на палубе - то и самой негоже их нарушать. Но, что делать - в каюте было сейчас невозможно душно, хотелось на воздух. Да и Джеймсу мешать не стоило - он целый день бегал, потом допоздна возился с картами, и только что задремал. Кроме того, он был радикально против курения, и, оказавшись в капитанской каюте "Гардарики" в качестве Галкиного мужа, первым делом выкинул за борт её трубку. Она тогда перевела дело в шутку: "Теперь я знаю, зачем ты на мне женился, Джек - другие способы перевоспитания не подействовали". Галка тоже устала, как проклятая, но перевозбуждённый организм не желал успокаиваться. Может, хоть табаком удастся немного привести в порядок взбудораженные нервы. Сосуды сужает и так далее… Она по-прежнему дымила не слишком часто, тайком от благоверного, и только в тех случаях, когда особенно требовалось успокоиться или сосредоточиться - так что сегодня оправдание было более чем убедительным. Вот и приходилось курить украдкой на квартердеке, пряча огонёк маленькой папиросы от вахтенного, который мерно ходил по средней палубе, как школьнице от строгого отца. Таких папиросок она навертела с десяток из тонкой бумаги и хранила в каюте в потайном отделении шкатулки.
Ночь была тихой. Вся огромная флотилия уже успокоилась и сейчас мирно покачивалась на якорях на малой волне. Огней не зажигали. Голосов тоже почти не было слышно. Небо, светло-синее у горизонта, в зените приобретало оттенок совершенно непроглядной бархатной черноты, усеянной звёздами. На юго-западе массивной громадой темнел берег. Картахена. Завтра всё решится.
Она докурила и, воровато оглянувшись, бросила тлеющую папиросу в воду. Красноватый огонёк описал длинную дугу и с легким шипением погас, едва коснувшись поверхности моря. Снизу послышались негромкие голоса и шаги, потом скрип трапа, и к Галке кто-то подошел. Влад. Тоже не спится, небось. Он встал рядом, помолчал, глядя в небо, потом обернулся к ней.
– Страшно, Галя? - спросил он мягко.
Она рассмеялась, Влад тоже улыбнулся в ответ.
– Ничего, Воробушек, справимся.
Галка прыснула. С чего это он вздумал ее утешать? Самому в былые времена требовалось утешение, а тут - на тебе - "Воробушек"!
Они опять помолчали. Потом Галка спросила:
– А ты что на "Гардарике" забыл? Или соскучился?
– Вот именно, что забыл. Сундучок наконец собрал. Это ты у нас шикуешь, с самого начала в отдельной каюте живёшь, а я только сейчас обзавёлся такой роскошью. Не "Люкс", конечно, но всё ж не кубрик.
– Ну, отдельную каюту тебе ещё заслужить надо было, - не удержалась от укола Галка. - Всё-таки, ты не барышня. Хотя, многие поначалу думали иначе.
– Ну, вот и заслужил. Вернее, дослужился, - пошутил Владик, но голос его был не слишком радостным.
Галка искоса глянула на названого брата. Он опять задумчиво смотрел куда-то перед собой. Словно почувствовав её взгляд, Влад, не поворачивая головы, протянул руку и накрыл своей ладонью её ладонь, лежавшую на поручнях. Пальцы его были тёплыми и почти нежными, несмотря на мозоли, покрывавшие их плотной коростой. Впрочем, у самой Галки руки были точно такими же. Вроде бы, обычный жест, да и пальцы её он сжал не очень-то сильно - но от него вдруг полыхнуло таким жаром, что Галка отскочила чуть не на метр. Отскочила - и тут же ощетинилась.
– Ты что, клинья ко мне подбиваешь? - зашипела она.
– Не волнуйся, - Влад не делал попытки приблизиться. - Не подбиваю я к тебе клиньев. Я уже давным-давно, ещё дома, понял, что это бесполезно. Я для тебя… мелковат. Тем более, ты уже замужем. Да и был ли у меня хоть один шанс, когда весь Мэйн знает меня как твоего никчёмного брата?
В голосе его не было горечи, Влад говорил спокойно - уже спокойно. Кажется, у него всё уже давно перегорело. Он смирился и с этим, как и со всем прочим, что происходило с ним здесь. Он стоял в отдалении, и его фигура таяла в темноте, только смутно белела рубашка из грубоватого полотна. На месте лица - неясное пятно. Галка подошла к нему на шаг, чтобы лучше видеть. Этот разговор во мраке был таким неестественным и странным… Неужели у него могли быть какие-то настоящие чувства - к ней? Дикость какая-то. Она привыкла воспринимать его как брата, и не более того. Успела как следует вжиться в роль сестры, хотя, на родине у неё не было ни сестёр, ни братьев по крови. И вот теперь это то ли признание, то ли не признание - нашёл время, конечно!
– "Никчёмного"… Ну, ты, блин, мазохист… А как же все твои девицы?
Влад развел руками.
– Ну, как говорил старик Дюма, если человека любят все, значит, по-настоящему его никто не любит. Хочешь знать, какой ты была там, дома?
– Нет, не хочу, - искренне ответила Галка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57