И, судя по всему, наделала беды. При любой попытке пошевелить правой рукой Галку скручивала боль. А продолжавшая обильно сочиться, несмотря на перевязку, кровь говорила о том, что перебит какой-то крупный сосуд. Но Галка сейчас думала не об этом. Картечный залп линкора стоил её команде самое меньшее двух десятков жизней. Наверняка на "Свароге" ситуация не лучше.
– Помоги встать, пожалуйста, - срывающимся голосом проговорила Галка, цепляясь левой рукой за мужа.
– Эли, ты ранена, - Джеймс попытался её удержать. - Лежи, не шевелись.
– Джек, умоляю тебя - помоги мне встать! Бой ещё не окончен!
Уж кто, кто, а Эшби лучше других понимал одну вещь: если капитан так популярен в команде, то он должен ответить взаимностью. То бишь, довести бой до конца, что бы ни произошло. Даже если он умрёт при известии о победе. Но - Эли? Заставить самое дорогое для него существо страдать? Картечная рана - это не фунт изюма.
– Капитан! Что с капитаном? - донеслось с палубы.
– Джек…
Эшби вдруг выругался, да так, что завяли бы уши у самого прожжённого боцмана, но всё-таки подхватил Галку… и осторожно поставил её на ноги у поручней.
– Спокойно, братва, - она задыхалась, но старалась говорить ровно. - Подумаешь - пробоину получила! В первый раз, что ли?.. Стрелков на правый борт! Сигнал "Сибилле" - вперёд!
Корабль де Ментенона, прикрытый корпусом "Гардарики", выдвинулся вперёд и обрушил на только что разряженный борт линкора свой картечный залп. Пусть и не очень-то он был мощный, но французы с "Сибиллы" добавили плотным ружейным огнём. А кромешный ад на палубе "Генриха" начался, когда на огневую позицию вышла "Гардарика".
– Правый борт - огонь!
Картечный залп пиратского флагмана обошёлся французам довольно дорого. Галка видела по крайней мере двух убитых офицеров, что уж говорить о команде? Стрелков смело начисто. А когда с "Гардарики" перекинули абордажные мостки и начался бой - пока ещё неравный - к линкору с правого борта подошёл "Сварог". Стрелять оттуда не стали, опасаясь попасть по своим, но высадили абордажную команду. И вот тогда всё стало ясно.
– Победа, Эли, - Джеймс стоял, крепко прижимая жену к себе - чтобы не упала.
– Пиррова победа, - процедила Галка, утирая рукавом бежавшие помимо воли слёзы. Больно ведь… - Сколько наших поляжет… за эти чёртовы побрякушки, будь они прокляты!
– Эли… Любимая моя, - Джеймс гладил её по волосам, стараясь успокоить. - Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы эти смерти не были напрасными. Но для этого ты должна жить. Я сейчас позову Леклерка, и…
– Леклерк нужен будет на палубе, Джек. А я… я ещё должна как следует встретить де Шаверни, если парни в горячке боя его не прирежут.
– Эли, послушай меня хоть раз в жизни! - тихо, но достаточно яростно воскликнул Эшби. - У тебя опасная рана, ты рискуешь истечь кровью ещё до того, как Леклерк вообще откроет свою аптеку! Да, ты капитан, ты адмирал! Но ты не сможешь командовать эскадрой, будучи без сознания…или того хуже!
Дух противоречия, составлявший основу вредного Галкиного характера, уже подсказывал ей готовый ответ. Но, во-первых, муж был на двести процентов прав. А во-вторых, она действительно слабела с каждой минутой. Нужно было быстро остановить кровотечение. Нужна была официальная медицина в лице доктора Леклерка, чтобы сделать это. А там уже организм сам будет бороться за жизнь…
– Хорошо… - согласилась она, чувствуя, как от подступавшей слабости подкашиваются ноги. Пробитое плечо горело так, словно к нему приложили калёное ядро. - Но ты… ты останься здесь, Джек… пока не окончится бой…
Джеймс, недолго думая, подхватил её на руки и понёс вниз, к дверям полуюта, громко требуя доктора. Леклерк примчался со всей возможной скоростью, и, кляня "упрямую девчонку" на чём свет стоит, принялся за дело.
Бой, учитывая подготовку и злость пиратов, продлился минут двадцать и закончился их полной победой. Французы ещё держались, пока де Шаверни со шпагой в руке метался по мостику и пытался их воодушевлять, но Билли прорвался на квартердек "Генриха" и быстренько привёл бывшего адмирала в нерабочее состояние. После этого французы начали бросать оружие и массово сдаваться в плен. А де Шаверни - с изрядной шишкой на голове - доставили на борт "Гардарики". Пред светлые очи новоиспеченной адмиральши и представителя королевской власти - месье д'Ожерона. Этого во избежание разных там эксцессов попросили не покидать каюту до окончания боя, что тот и проделал. Но, узнав о ранении капитана Спарроу, подхватил свою личную походную аптечку и поспешил на помощь доктору. Правда, Леклерк напустился и на него - мол, нечего посторонним делать в каюте больной! - но тут Билли привёл де Шаверни.
Доктор только выругался сквозь зубы, но помешать этому уже не мог.
4
Где-то с минуту они смотрели друг на друга - связанный, покрытый копотью "версалец", растерявший весь свой блеск, и раненная женщина, которую доктор всё же успел уложить в постель. Галкин взгляд был на редкость спокойным. Но вот Шаверни при виде её изжелта-бледного лица с тёмными кругами под глазами начал едко усмехаться.
– Не лучшие у вас сейчас времена, не так ли, адмирал? - съязвил он.
– Возможно, - тихо прошелестела Галка. - Но бывало и хуже, так что не обольщайтесь. Я ещё вас переживу.
– На вашем месте, сударь, - едко заметил д'Ожерон, - я бы подумал о собственном будущем. Скажем, о том, что вы станете говорить на суде.
Де Шаверни бросил на губернатора испепеляющий взгляд, но поскольку это был только взгляд, а не гром с молнией, то месье д'Ожерон преспокойно не обратил на это никакого внимания.
– Билли! - позвала Галка.
– В трюм его, или сразу на нок-рею, а, Воробушек? - Билли в предвкушении расправы над этим "индюком" потирал руки.
– В трюм, - усмешка Галки была слабой, но мрачной. - Только не в наш, а на "Генриха". Проследи, пусть прикуют этого типа к самому тяжёлому сундуку. А то вдруг чего с линкором, так я хочу быть уверена, что это дерьмо точно не всплывёт.
Билли не удержался, и донёс суть приказа Воробушка до команды. И хохот, который сопровождал де Шаверни на всём пути в трюм, стал для царедворца настоящей пыткой. Такое унижение! А ведь он был облечён доверием самого короля! Но теперь… Теперь д'Ожерон не упустит случая расписать его действия в самых чёрных красках. Суд. Приговор. В лучшем случае - пожизненная тюрьма, что для человека его звания и богатства не так уж и страшно, ведь заключённые в те времена частенько содержали себя сами. Но если казнь?.. Если казнь - то пусть казнят его как человека знатного, а не насмехаются, как над простолюдином!
Тем временем пираты занялись подсчётом потерь, и тут выходила совсем невесёлая цифра. Из двухсот семидесяти человек команды "Гардарики" в живых осталось не больше двухсот, включая человек двадцать настолько тяжело раненных, что они могли не дожить даже до возвращения в Картахену. Немыслимо большой процент потерь. На "Свароге" из пятисот на ногах около трёх с половиной сотен. Жестокая цена победы. Но пираты привыкли обращать на это немного внимания. Похоронив погибших в море, они сразу засобирались в обратный путь. Облака явственно предупреждали о близком шторме. Нужно было успеть вернуться до того, как стихия разметает корабли по всему побережью.
Пока доктор Леклерк занимался раной капитана, на квартердеке распоряжался Эшби. Уже через час эскадра легла на обратный курс. Ещё через час к ней присоединился "Перун" - Требютор потопил трёх голландцев, остальных запугал так, что те позорно бежали. А вот его улов - подобранные остатки команд пиратских судов, пущенных голландцами на дно в два залпа - рассмешил всю эскадру. Роджерс. Со товарищи. Мокрый, злой и подавленный. Сам он не пожелал ничего объяснять, но его братва проговорилась: мол, братец этой мадам адмиральши с первого же часа так гайки закрутил, что никак повеселиться не получалось. Вот и решили выйти в море. На помощь остальным, так сказать.
– Помощнички чёртовы, - процедил Требютор. - А ну-ка, парни, в трюм их. Пусть просохнут по дороге, а там разберёмся, кто, кому и как собирался помогать.
Англичане возмущались, но поделать ничего не могли: они являли собой жалкие остатки той силы, которая вышла из Картахены, а Требютор чихать хотел на губернатора Ямайки и его возможный гнев, которым его честно пытался напугать обозлённый Роджерс.
Обо всём этом Галке рассказал Джеймс, когда урвал полчаса, чтобы спуститься в каюту. Совсем оставить любимую женщину без своего внимания он не мог: а вдруг ей там без него хуже стало? Хуже не стало: доктор сумел остановить кровь и наложил тугую повязку. Но тут появилась ещё одна опасность… Словом, стерильных бинтов тогда ещё не придумали. Да и картечь французы тоже продезинфицировать не догадались. Обширного заражения удалось избежать, промыв рану ромом - о чём доктор гордо сообщил месье штурману, а Галка при этом только скрипнула зубами - но всё-таки что-то осталось. И у капитана начинался жар…
…Галка и Владик спорили с доктором Леклерком с самого момента появления его на борту "Гардарики". Переубедить его делать какие-то вещи иначе, чем он привык, казалось совершенно нереальным. На все требования дезинфицировать раны и мыть руки перед тем, как прикасаться к пациентам, а не только после этого, Леклерк начинал возмущённо жестикулировать и кричать, что он дипломированный врач, получивший образование в Сорбонне, и не позволит каким-то там дилетантам вмешиваться в его дела со своими варварскими методами. Даже приказать Галка ему не могла, так как официально врачи не считались членами пиратской команды. Как ни бились Галка и Влад, пытаясь объяснить Леклерку, что раны начинают гноиться вовсе не от "дурного воздуха", а от грязи и инфекции, попавшей в кровь - он только отмахивался от них. Да и как объяснить ему, что такое "инфекция"? Микроскопа-то под руками не было! Он был хорошим врачом, но совершенно упёртым. В конце концов, Галка пригрозила списать его на берег - только тогда он, ворча, смирился с этими знахарскими приемами. Правда, видя на практике, что элементарный спиритус приносит больше пользы, нежели все многомудрые рассуждения парижских профессоров о разлитии чёрной желчи, сгущении жизненных соков и тому подобной ерунде, доктор стал более внимательно прислушиваться к словам московитов.
А однажды Влад примчался к Галке с сияющим как новая монета лицом. Они только-только распрощались с очередным испанцем - его паруса ещё не растаяли вдали и, казалось, что оттуда доносятся запоздалые проклятия в адрес пиратов. И тут "братец" влетает на мостик с какой-то склянкой в руке.
– Что это? - недовольно спросила Галка.
Дел у неё было полно, они ещё даже не успели разобрать трофеи. Владик, словно величайшую драгоценность, протянул ей пузырёк, в котором плескалась густая тёмная жидкость.
– Ну, и что это такое? - повторила Галка свой вопрос, не понимая, с чего это вдруг столько неумеренных восторгов.
Тогда Влад осторожно вынул притёртую пробку.
– На, понюхай.
Пожав плечами, Галка взяла пузырёчек и поднесла к лицу, осторожно втягивая странно-знакомый, чуть сладковатый запах.
– Что-то неуловимое, никак не вспомню… - протянула она, наморщив лоб.
– Еле отобрал у одного испанца из пассажиров, - объявил Влад с довольным видом, - Тот вцепился хлеще, чем в драгоценности любимой тёщи! Ну что, не вспомнила?
Запах был немного дурманящим. Вдохнув его ещё раз, Галка почувствовала, как от него слегка закружилась голова.
Владик сиял, словно свежевкрученная лампочка. Галка рассердилась:
– Давай, выкладывай, в чём дело, и не морочь мне голову!
– Это опиум.
– Что?!
– Опиум, - повторил он с совершенно невинным видом.
– Да ты что, вконец офонарел? Нафига тебе эта дрянь? По "дури" заскучал? - рассвирепевшая Галка размахнулась, чтобы выкинуть склянку. Владик едва успел поймать ее за руку.
– Ты что! - крикнул он. - Блин, это же обезболивающее! Наркоз!
– А ведь и правда… - Галка растерялась, - И как я сама не подумала… Ну, и как им пользоваться?
– Не знаю, - честно признался Владик, - Пить давать, наверное. Только я понятия не имею, в каких количествах. Это же от концентрации зависит. Мало дашь - не подействует, много - пациент окочуриться может. Главное, чтобы передоза не было.
– Ладно, - решительно сказала Галка. - Отнесём Леклерку, пускай он сам разбирается. У него как раз сейчас раненые есть - вот пускай и проверяет… опытным путем. Только если половину парней при этом угробит, я ему быстро устрою олимпийский заплыв на три тысячи литров!
Так и сделали. Леклерк, разумеется, опять возмущался, и опять был вынужден подчиниться. Жалко только, что надолго этого снадобья не хватило бы, поэтому его оставили для самых тяжёлых случаев…
…Тёмные тягучие капли. Одна, две. Больше доктор растворить не рискнул, всё-таки перед ним не могучий мужик, а маленькая худенькая женщина. Галка совершенно обессилела, а боль была такая, что начинала сводить с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57