Кому положено было лежать, и не мыслил о смене позиции, благо на дворе было лето и не приходилось бороться с пронизывающим тело, холодом.
Главнейшим этапом являлась проверка тревожной группы. Для этих целей был запущен учебный нарушитель, которого должна обнаружить и задержать, выехавшая по тревоге, поисковая группа. Лешка, будучи часовым заставы, в состав поисковой группы не попал, но все случилось на его глазах. Из ворот заставы выехал принадлежавший комиссии «УАЗ». Халявин пулей слетал к шлагбауму, проводив его, как положено. Затем вернулся в будку, продолжив созерцание окрестностей. Где-то через час обнаружился «уазик» с московскими номерами, движущийся в обратном направлении. Краткий доклад на заставу, пробежка к шлагбауму, и возвращение в будку.
Едва Халявин перевел дух после очередной пробежки, как на плац перед заставой, высыпали бойцы в полном боевом снаряжении, выстраиваясь в ряд. Минутой позже в строй стали и примчавшиеся с питомника собаководы, с подопечными. После краткого инструктажа, они споро грузились на «ГАЗ-66». Конца погрузки Лешка не видел, потому, как, чертыхаясь, во весь опор мчался к шлагбауму, чтобы встретить отправившуюся на поиск учебного нарушителя, поисковую группу. От того, насколько удачно они сработают, какую оценку получат от столичной комиссии, зависело многое, и в первую очередь, будущее заставы. Если оценка будет положительной, то и отношение вышестоящего начальства будет соответствующим. В случае получения неудовлетворительной отметки, о последствиях лучше не думать. Никто не в состоянии предугадать всех неприятностей, что посыплются на их головы в случае провала.
Машина с поисковой группой, вздымая тучи пыли, промчалась мимо Лешки, застывшего истуканом возле шлагбаума. Следом пролетел «УАЗ» с московскими номерами, с сытыми, холеными мордами проверяющих внутри, среди которых имелся даже генерал, начальник комиссии.
Миновав мосты, что обозревались из будки часового, машины умчались дальше. Где-то вдали, учебный нарушитель отметил начало движения, воткнув в землю флажок. Оттуда и начнется преследование нарушителя, от поимки которого, зависело многое.
Халявин знал, где скрывается нарушитель. От него не мог укрыться одинокий путник, столь неуместный в здешних краях, спешащий к ближайшему от наблюдательного пункта мосту. Оглядевшись, неизвестный проворно нырнул под мост, где и затаился.
Лешка тотчас же позвонил на заставу с докладом. Хотелось сообщить своим, где скрывается проверяющий, которого им надлежало поймать. Он сделал попытку, хотя был уверен, что ничего не выйдет. Слишком легко бы все получилось. Сопровождали столичного генерала отнюдь не полные кретины, чтобы сморозить подобную глупость. Надо быть очень наивным, чтобы всерьез рассчитывать на то, что часовой заснет на посту, и не заметит подозрительного типа. К тому же облаченного в специальный костюм, предназначенный для общения с собаками, которые всегда настроены агрессивно по отношению к чужаку. Если же звонка на заставу не последует, можно давать отбой поисковой группе. Сон на посту, это ЧП такого масштаба, отмыться после которого, будет невозможно. Последующие годы погрязнут в бесконечных проверках и комиссиях, при которых нормальная жизнь на заставе, будет в принципе невозможна.
И поэтому Халявин, отличник боевой и политической подготовки, награжденный знаками «Отличник ПВ» 2 степени, «Старший пограннаряда», «2 класс», в звании старший сержант, занял место на наблюдательном пункте, чего уже давно не делал, заступая в наряд дежурным по заставе, или старшим дозора. Капитан Бурдин надеялся на толкового сержанта, и Лешка оправдал надежды. Доклад о нарушителе последовал незамедлительно, как только тот показался из-за поворота скалы, по дороге к первому из двух наблюдаемых мостов.
Предупредить своих о нарушителе Халявин не смог, как и предполагал. На связи дежурил один из проверяющих, которому он и доложил о неизвестном, показавшемся в поле видимости. Спустя несколько минут, Халявин доложил тому же человеку о том, что нарушитель скрылся под мостом. После этого и прозвучал сигнал тревоги, который послужил началом, завершающего этапа проверки. Человек из комиссии и дальше продолжал дежурить на связи, в чем Лешка убедился, когда спустя час доложил на заставу, что он наблюдает идущую по следу нарушителя, поисковую группу.
След взят, и они движутся в верном направлении, а это уже хорошо. Прекрасно вдвойне, что для успешного продвижения по следу, даже собаки не потребовалось. Ибо в приближающейся к Халявину процессии, голову колонны возглавляли не они. Хваленые заставские нюхачи и следопыты, держали в гонке 2-3 места. Впереди всех мчался огромными прыжками конюх Сайко, невесть как оказавшийся в составе поисковой группы.
Чуял ли он след по запаху, как собака, или его гнало вперед неведомое внутреннее чутье, неизвестно. Как бы то ни было, а поисковую группу вел именно Сайко, собакам отводилась лишь роль статистов. Их от конюха отделяло не менее десятка метров, в то время как они оторвались от основной группы, на добрую сотню. И если собаки иногда опускали морды к земле, принюхиваясь, словно опасаясь потерять след, Сайко не отвлекался на подобные мелочи. Он продолжал мчаться вперед, будто и не было на нем понавешано всего, от чего у товарищей, отставших на добрую сотню метров, повываливались языки.
Сайко не обращал внимания на подобные мелочи, он мчался вперед, не чувствуя усталости. Халявину оставалось лишь гадать, тормознет ли конюх у моста, или, не сбавляя скорости, промчится по нему к заставе. В этом случае он выиграет забег, а нарушителя найдут отставшие собаки. Тогда им заслуженная честь и хвала, а чемпиону по бегу-конюху, насмешки до самого дембеля.
Но, неспроста Сайко развил такую скорость. И если внутреннее чутье уверенно гнало его вперед, то оно должно и отправить под опоры моста. Так все и случилось. Не снижая скорости, Сайко кубарем скатился под мост и спустя секунду, вытащил оттуда за шиворот отчаянно упирающегося, молотящего руками и ногами воздух, облаченного в дресскостюм, человека. Несмотря на отчаянное сопротивление, здоровенный конюх без труда вытащил его на дорогу и швырнул в придорожную пыль, тыкая здоровым кулачищем в спину всякий раз, когда тот предпринимал попытку подняться. И не отчаянные вопли, не отборный русский мат, сыпавшийся на голову рассвирепевшего конюха, не могли остудить его пыл.
Так и провалялся он в дорожной пыли, хватая ртом горячий воздух, пока не добежала до него, вконец запыхавшаяся поисковая группа. Темп их бега на последней сотне метров изрядно замедлился при виде того, как конюх Сайко, выбивает дурь из заезжего полковника, не давая тому стать на четвереньки. При этом лицо Сайко было таким свирепым и злым, что даже собаки, наконец-то узревшие нарушителя, облаченного в любимый для покусания костюм, в которого они бы с удовольствием вцепились при других обстоятельствах, не решались приблизиться. Они уселись в нескольких метрах от валяющегося в пыли проверяющего. Высунув языки, тяжело вздымая бока, они с интересом разглядывали корчащегося в пыли и вопящего дурным голосом, человека. Видя, какими увесистыми тумаками награждает его Сайко, приблизиться поближе они не решались, чтобы не схлопотать промеж ушей, хотя им чертовски хотелось куснуть это дергающееся и визжащее существо.
Подоспевшая спустя несколько минут поисковая группа, возглавляемая начальником заставы, спасла поверженного полковника от дальнейших побоев и унижений, хотя капитану Бурдину, стоило некоторого труда остановить вошедшего в раж бойца. Сайко в пылу погони напрочь позабыл о том, что перед ним нарушитель учебный, а поэтому волтузил его от души, приняв за настоящую вражину. Быть может в автономном существовании на конюшне, он и не подозревал о присутствии на заставе комиссии из Москвы, а если и знал, то не предполагал, что ловить будут одного из проверяющих.
За те несколько дней, что комиссия провела на заставе с проверкой, Сайко вообще в казарме не появлялся. Он даже был освобожден начальником заставы на это время от посещения боевого расчета. Не хотелось на общем приличном фоне, явить высоким гостям, столь благоухающую персону. И хоть мундир Сайко был чист и опрятен, белоснежно подшит, поскольку одевался крайне редко, пропитавший конюха специфический аромат был настолько силен, что сводил на нет все усилия, сравняться с остальными бойцами. Чтобы не портить общую картину, Сайко был освобожден от боевого расчета.
Теперь опального конюха, увидеть в казарме было невозможно, хотя и раньше, он не особенно баловал ее вниманием, предпочитая проводить время в конюшне. С утра он наводил порядок на вверенной ему территории, вывозил навоз и свинячье дерьмо, в специально отведенное для этих целей, место. А находилось оно за территорией заставы, метрах в 50 от сенника, где хранились зимой запасы сена, летом пустовавшего. Это создавало конюху лишние затруднения, но как доходчиво объяснили командиры, с этим он должен смириться, пока на заставе проверка. Уберутся высокие гости восвояси, и он может вновь безбоязненно удобрять реку, несущую воды в сопредельное государство Китай, широким спектром отходов жизнедеятельности животных, вверенных ему на попечение.
Утром, он первым делом выгонял из конюшни лошадей, не назначенных в наряд, чтобы они паслись на воле, неподалеку от заставы. Им разминка, и экономия овса, да и ему меньше хлопот. В течении дня в конюшне чистота и благодать, и даже самому придирчивому из числа проверяющих, не к чему придраться. Выгнав лошадей Сайко, оставлял лишь заслуженного ветерана по кличке Бросок, коня изрядно потрудившегося на благо Отечества, оставленному доживать на заставе свой век на заслуженном пенсионе. Остались в прошлом у бравого коня дальние походы, подкравшаяся старость перевела его в разряд нестроевых. Но он еще мог кое на что сгодиться, исправно таская нагруженную навозом и дерьмом тележку, на свалку и обратно. Когда конюшня, свинарник и коровник сверкали чистотой, Бросок отпускался на вольные хлеба. Опустив голову к земле, словно принюхиваясь, он потихоньку трусил в сторону, где пасся лошадиный табун.
Сайко обошелся бы и без него. Не было у конюха желания постоянно запрягать в тележку, а потом выпрягать из нее заслуженного ветерана. Но на этом настояли отцы-командиры и все дело в этой дурацкой проверке. Для него было гораздо проще самому впрячься в телегу, слегка поднатужиться и отволочь ее хоть в реку, хоть на свалку, хоть черту на рога. Но, чтобы показать, что на заставе все так, как и должно быть по инструкции, он запрягал лошаденку в груженную дерьмом телегу и выезжал на свалку. Но и здесь Сайко не мог удержаться от того, чтобы не подсобить ветерану. И если уж он не мог впрячься вместо него, то никто не мог ему запретить немного помочь коняге, подталкивая телегу сзади. Поскольку Сайко был парнем здоровым, лошади оставалось только торопливо перебирать ногами, чтобы поспевать за телегой, напирающей сзади усилиями конюха. И если при движении на свалку они двигались нормальным шагом, все-таки телега была полна дерьма, то обратно, они почти бежали, так как ничто не препятствовало давлению, оказываемому конюхом на телегу.
Во время московской проверки, общение Сайко с окружающим миром, ограничивалось посещением столовой с черного хода, где он получал отходы для свиней, консервы для себя и последние известия происходящего на заставе из уст повара. И то ли повар вовремя не предупредил его о нарушителе, то ли Сайко в пылу погони напрочь забыл о том, что враг не настоящий, но случилось то, что случилось. Начальнику заставы стоило немалых усилий, отбить полковника из рук разбушевавшегося конюха.
Наверняка у столичного гостя после подобного инцидента, пропало всякое желание впредь добровольно вызываться на роль нарушителя. Теперь он наверняка найдет сто причин, чтобы отказаться от возможного повторения столь унизительных для него событий. Над ним, не скрываясь, потешались солдаты инспектируемой заставы, глядя на то, как он отгребает тумаков от их товарища, глотает песок, корчась в пыли у его ног. Даже в глазах уставившихся на него собак, мерещился смех. Казалось, пройдет еще миг, и оскаленные собачьи морды, расползутся в довольной ухмылке, а из пасти послышится смех. Над ним потешались, показывая пальцами и члены комиссии, во главе с генералом, которому он, ничтожным барахтаньем в пыли, доставил несколько приятных минут.
Генерал со свитой появился у шлагбаума на горе примерно через полчаса после того, как с заставы выехала тревожная группа, чтобы лично наблюдать задержание нарушителя, если таковое случится вообще. Задержание действительно случилось, да еще какое. Генерал смеялся до слез, над копошащимся в пыли полковником, тщетно силившимся стать на четвереньки, с каждой попыткой вновь тыкаясь мордой в пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Главнейшим этапом являлась проверка тревожной группы. Для этих целей был запущен учебный нарушитель, которого должна обнаружить и задержать, выехавшая по тревоге, поисковая группа. Лешка, будучи часовым заставы, в состав поисковой группы не попал, но все случилось на его глазах. Из ворот заставы выехал принадлежавший комиссии «УАЗ». Халявин пулей слетал к шлагбауму, проводив его, как положено. Затем вернулся в будку, продолжив созерцание окрестностей. Где-то через час обнаружился «уазик» с московскими номерами, движущийся в обратном направлении. Краткий доклад на заставу, пробежка к шлагбауму, и возвращение в будку.
Едва Халявин перевел дух после очередной пробежки, как на плац перед заставой, высыпали бойцы в полном боевом снаряжении, выстраиваясь в ряд. Минутой позже в строй стали и примчавшиеся с питомника собаководы, с подопечными. После краткого инструктажа, они споро грузились на «ГАЗ-66». Конца погрузки Лешка не видел, потому, как, чертыхаясь, во весь опор мчался к шлагбауму, чтобы встретить отправившуюся на поиск учебного нарушителя, поисковую группу. От того, насколько удачно они сработают, какую оценку получат от столичной комиссии, зависело многое, и в первую очередь, будущее заставы. Если оценка будет положительной, то и отношение вышестоящего начальства будет соответствующим. В случае получения неудовлетворительной отметки, о последствиях лучше не думать. Никто не в состоянии предугадать всех неприятностей, что посыплются на их головы в случае провала.
Машина с поисковой группой, вздымая тучи пыли, промчалась мимо Лешки, застывшего истуканом возле шлагбаума. Следом пролетел «УАЗ» с московскими номерами, с сытыми, холеными мордами проверяющих внутри, среди которых имелся даже генерал, начальник комиссии.
Миновав мосты, что обозревались из будки часового, машины умчались дальше. Где-то вдали, учебный нарушитель отметил начало движения, воткнув в землю флажок. Оттуда и начнется преследование нарушителя, от поимки которого, зависело многое.
Халявин знал, где скрывается нарушитель. От него не мог укрыться одинокий путник, столь неуместный в здешних краях, спешащий к ближайшему от наблюдательного пункта мосту. Оглядевшись, неизвестный проворно нырнул под мост, где и затаился.
Лешка тотчас же позвонил на заставу с докладом. Хотелось сообщить своим, где скрывается проверяющий, которого им надлежало поймать. Он сделал попытку, хотя был уверен, что ничего не выйдет. Слишком легко бы все получилось. Сопровождали столичного генерала отнюдь не полные кретины, чтобы сморозить подобную глупость. Надо быть очень наивным, чтобы всерьез рассчитывать на то, что часовой заснет на посту, и не заметит подозрительного типа. К тому же облаченного в специальный костюм, предназначенный для общения с собаками, которые всегда настроены агрессивно по отношению к чужаку. Если же звонка на заставу не последует, можно давать отбой поисковой группе. Сон на посту, это ЧП такого масштаба, отмыться после которого, будет невозможно. Последующие годы погрязнут в бесконечных проверках и комиссиях, при которых нормальная жизнь на заставе, будет в принципе невозможна.
И поэтому Халявин, отличник боевой и политической подготовки, награжденный знаками «Отличник ПВ» 2 степени, «Старший пограннаряда», «2 класс», в звании старший сержант, занял место на наблюдательном пункте, чего уже давно не делал, заступая в наряд дежурным по заставе, или старшим дозора. Капитан Бурдин надеялся на толкового сержанта, и Лешка оправдал надежды. Доклад о нарушителе последовал незамедлительно, как только тот показался из-за поворота скалы, по дороге к первому из двух наблюдаемых мостов.
Предупредить своих о нарушителе Халявин не смог, как и предполагал. На связи дежурил один из проверяющих, которому он и доложил о неизвестном, показавшемся в поле видимости. Спустя несколько минут, Халявин доложил тому же человеку о том, что нарушитель скрылся под мостом. После этого и прозвучал сигнал тревоги, который послужил началом, завершающего этапа проверки. Человек из комиссии и дальше продолжал дежурить на связи, в чем Лешка убедился, когда спустя час доложил на заставу, что он наблюдает идущую по следу нарушителя, поисковую группу.
След взят, и они движутся в верном направлении, а это уже хорошо. Прекрасно вдвойне, что для успешного продвижения по следу, даже собаки не потребовалось. Ибо в приближающейся к Халявину процессии, голову колонны возглавляли не они. Хваленые заставские нюхачи и следопыты, держали в гонке 2-3 места. Впереди всех мчался огромными прыжками конюх Сайко, невесть как оказавшийся в составе поисковой группы.
Чуял ли он след по запаху, как собака, или его гнало вперед неведомое внутреннее чутье, неизвестно. Как бы то ни было, а поисковую группу вел именно Сайко, собакам отводилась лишь роль статистов. Их от конюха отделяло не менее десятка метров, в то время как они оторвались от основной группы, на добрую сотню. И если собаки иногда опускали морды к земле, принюхиваясь, словно опасаясь потерять след, Сайко не отвлекался на подобные мелочи. Он продолжал мчаться вперед, будто и не было на нем понавешано всего, от чего у товарищей, отставших на добрую сотню метров, повываливались языки.
Сайко не обращал внимания на подобные мелочи, он мчался вперед, не чувствуя усталости. Халявину оставалось лишь гадать, тормознет ли конюх у моста, или, не сбавляя скорости, промчится по нему к заставе. В этом случае он выиграет забег, а нарушителя найдут отставшие собаки. Тогда им заслуженная честь и хвала, а чемпиону по бегу-конюху, насмешки до самого дембеля.
Но, неспроста Сайко развил такую скорость. И если внутреннее чутье уверенно гнало его вперед, то оно должно и отправить под опоры моста. Так все и случилось. Не снижая скорости, Сайко кубарем скатился под мост и спустя секунду, вытащил оттуда за шиворот отчаянно упирающегося, молотящего руками и ногами воздух, облаченного в дресскостюм, человека. Несмотря на отчаянное сопротивление, здоровенный конюх без труда вытащил его на дорогу и швырнул в придорожную пыль, тыкая здоровым кулачищем в спину всякий раз, когда тот предпринимал попытку подняться. И не отчаянные вопли, не отборный русский мат, сыпавшийся на голову рассвирепевшего конюха, не могли остудить его пыл.
Так и провалялся он в дорожной пыли, хватая ртом горячий воздух, пока не добежала до него, вконец запыхавшаяся поисковая группа. Темп их бега на последней сотне метров изрядно замедлился при виде того, как конюх Сайко, выбивает дурь из заезжего полковника, не давая тому стать на четвереньки. При этом лицо Сайко было таким свирепым и злым, что даже собаки, наконец-то узревшие нарушителя, облаченного в любимый для покусания костюм, в которого они бы с удовольствием вцепились при других обстоятельствах, не решались приблизиться. Они уселись в нескольких метрах от валяющегося в пыли проверяющего. Высунув языки, тяжело вздымая бока, они с интересом разглядывали корчащегося в пыли и вопящего дурным голосом, человека. Видя, какими увесистыми тумаками награждает его Сайко, приблизиться поближе они не решались, чтобы не схлопотать промеж ушей, хотя им чертовски хотелось куснуть это дергающееся и визжащее существо.
Подоспевшая спустя несколько минут поисковая группа, возглавляемая начальником заставы, спасла поверженного полковника от дальнейших побоев и унижений, хотя капитану Бурдину, стоило некоторого труда остановить вошедшего в раж бойца. Сайко в пылу погони напрочь позабыл о том, что перед ним нарушитель учебный, а поэтому волтузил его от души, приняв за настоящую вражину. Быть может в автономном существовании на конюшне, он и не подозревал о присутствии на заставе комиссии из Москвы, а если и знал, то не предполагал, что ловить будут одного из проверяющих.
За те несколько дней, что комиссия провела на заставе с проверкой, Сайко вообще в казарме не появлялся. Он даже был освобожден начальником заставы на это время от посещения боевого расчета. Не хотелось на общем приличном фоне, явить высоким гостям, столь благоухающую персону. И хоть мундир Сайко был чист и опрятен, белоснежно подшит, поскольку одевался крайне редко, пропитавший конюха специфический аромат был настолько силен, что сводил на нет все усилия, сравняться с остальными бойцами. Чтобы не портить общую картину, Сайко был освобожден от боевого расчета.
Теперь опального конюха, увидеть в казарме было невозможно, хотя и раньше, он не особенно баловал ее вниманием, предпочитая проводить время в конюшне. С утра он наводил порядок на вверенной ему территории, вывозил навоз и свинячье дерьмо, в специально отведенное для этих целей, место. А находилось оно за территорией заставы, метрах в 50 от сенника, где хранились зимой запасы сена, летом пустовавшего. Это создавало конюху лишние затруднения, но как доходчиво объяснили командиры, с этим он должен смириться, пока на заставе проверка. Уберутся высокие гости восвояси, и он может вновь безбоязненно удобрять реку, несущую воды в сопредельное государство Китай, широким спектром отходов жизнедеятельности животных, вверенных ему на попечение.
Утром, он первым делом выгонял из конюшни лошадей, не назначенных в наряд, чтобы они паслись на воле, неподалеку от заставы. Им разминка, и экономия овса, да и ему меньше хлопот. В течении дня в конюшне чистота и благодать, и даже самому придирчивому из числа проверяющих, не к чему придраться. Выгнав лошадей Сайко, оставлял лишь заслуженного ветерана по кличке Бросок, коня изрядно потрудившегося на благо Отечества, оставленному доживать на заставе свой век на заслуженном пенсионе. Остались в прошлом у бравого коня дальние походы, подкравшаяся старость перевела его в разряд нестроевых. Но он еще мог кое на что сгодиться, исправно таская нагруженную навозом и дерьмом тележку, на свалку и обратно. Когда конюшня, свинарник и коровник сверкали чистотой, Бросок отпускался на вольные хлеба. Опустив голову к земле, словно принюхиваясь, он потихоньку трусил в сторону, где пасся лошадиный табун.
Сайко обошелся бы и без него. Не было у конюха желания постоянно запрягать в тележку, а потом выпрягать из нее заслуженного ветерана. Но на этом настояли отцы-командиры и все дело в этой дурацкой проверке. Для него было гораздо проще самому впрячься в телегу, слегка поднатужиться и отволочь ее хоть в реку, хоть на свалку, хоть черту на рога. Но, чтобы показать, что на заставе все так, как и должно быть по инструкции, он запрягал лошаденку в груженную дерьмом телегу и выезжал на свалку. Но и здесь Сайко не мог удержаться от того, чтобы не подсобить ветерану. И если уж он не мог впрячься вместо него, то никто не мог ему запретить немного помочь коняге, подталкивая телегу сзади. Поскольку Сайко был парнем здоровым, лошади оставалось только торопливо перебирать ногами, чтобы поспевать за телегой, напирающей сзади усилиями конюха. И если при движении на свалку они двигались нормальным шагом, все-таки телега была полна дерьма, то обратно, они почти бежали, так как ничто не препятствовало давлению, оказываемому конюхом на телегу.
Во время московской проверки, общение Сайко с окружающим миром, ограничивалось посещением столовой с черного хода, где он получал отходы для свиней, консервы для себя и последние известия происходящего на заставе из уст повара. И то ли повар вовремя не предупредил его о нарушителе, то ли Сайко в пылу погони напрочь забыл о том, что враг не настоящий, но случилось то, что случилось. Начальнику заставы стоило немалых усилий, отбить полковника из рук разбушевавшегося конюха.
Наверняка у столичного гостя после подобного инцидента, пропало всякое желание впредь добровольно вызываться на роль нарушителя. Теперь он наверняка найдет сто причин, чтобы отказаться от возможного повторения столь унизительных для него событий. Над ним, не скрываясь, потешались солдаты инспектируемой заставы, глядя на то, как он отгребает тумаков от их товарища, глотает песок, корчась в пыли у его ног. Даже в глазах уставившихся на него собак, мерещился смех. Казалось, пройдет еще миг, и оскаленные собачьи морды, расползутся в довольной ухмылке, а из пасти послышится смех. Над ним потешались, показывая пальцами и члены комиссии, во главе с генералом, которому он, ничтожным барахтаньем в пыли, доставил несколько приятных минут.
Генерал со свитой появился у шлагбаума на горе примерно через полчаса после того, как с заставы выехала тревожная группа, чтобы лично наблюдать задержание нарушителя, если таковое случится вообще. Задержание действительно случилось, да еще какое. Генерал смеялся до слез, над копошащимся в пыли полковником, тщетно силившимся стать на четвереньки, с каждой попыткой вновь тыкаясь мордой в пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186