— Лекарь сказал — похоже на чуму,— продолжал между тем варвар,— У него все тело в язвах…
При слове «чума» начальник караула вздрогнул:
— Что-что?
— У него, говорю, все тело в язвах. Посмотри сам. Ты такого кошмара, поди, и не видывал. Даже страшнее, чем тело, из которого вытащили сотню отравленных стрел. Пойдем, стражник, посмотришь. Лекарь — вон тот, лошадей держит — расскажет тебе, как умирал мой брат.
«Громы небесные, в мою-то смену!» — содрогнулся в душе начальник караула, вспоминая те наводящие дрожь истории, что ему доводилось слышать о зверствах чумы.
— Лекарь подтвердит,— гнул свое чужеземец,— что труп надобно вывезти из города подальше, сжечь, пепел закопать, а лошадей убить. А нам побыть несколько дней в одиночестве. Чтобы узнать, не заразились ли и мы. Пойдем к лошадям, стражник… Да! — спохватился он.— Вот тебе за беспокойство.
В сторону главного караульного протянулась рука с кошельком.
— Оставь себе,— отшатнулся от подношения страж.— И уезжай побыстрее!
«Кто знает, что там на самом деле,— подумал он.— Может, все врет. А вдруг и вправду чума? Свяжешься, дотронешься, вдохнешь заразу, а потом…— Его передернуло.— Нет, с глаз долой, и поскорей!»
— Арзан и Крионт, хватит бездельничать! Ко мне, живо! Пойдем открывать ворота…

* * *
— …Просторная, однако, у тебя одежда.— Хорг высвободился из облачения циркового мага, которое странники только что удачно выдали за саван.— Держи, оно тебе еще пригодится.
— Очень удобная вещь.— Омигус сиял от удовольствия, ведь все прошло так замечательно, и он, он придумал этот трюк с чумным покойником.— Множество всевозможных предметов — разумеется, магического характера — умещается внутри. Вот, помню…
— После расскажешь, циркач! — Хорг вскочил в седло.— При следующей встрече. Если, конечно, встретимся.
— Я поеду с вами! — не на шутку перепугался Омигус.— Вы же не бросите старого больного волшебника среди ночи, один на один с волками и чудовищами! Я же услужил вам! И еще услужу!
— А ты будешь меньше болтать? Обещаешь? — усмехаясь, спросил его Конан.
— Клянусь! Клянусь отражением всего сущего в хрустальных колодцах садов небесных и семью головами непобежденного Прародителя умерших богов, а также чудотворящим посохом Зенито…
Рука подъехавшего вплотную к магу киммерийца крепко ухватила болтуна за ремень, и через мгновение тот оказался на крупе конановского жеребца впереди седока.
— Для такого животного,— варвар ласково похлопал коня по холке,— ты небольшая обуза.
— Совсем темно,— проговорил Хорг, озираясь.— Без факелов нам не обойтись.
— Я знаю, как их сделать,— тут же отозвался Омигус.— Огонь — моя стихия…

* * *
Невыносимый скрип колес и нудное цоканье копыт наконец прервались визгливым мужским голосом:
— Эй, пузан! Все позади. Можешь развязать птичкам клювики, а то у товара будет нетоварный вид!
Рядом с Луарой что-то засопело, и пугавшая беспросветная тьма вдруг рассеялась. С глаз сорвали повязку, но во рту по-прежнему оставалась гадкая тряпка. Сопение рядом усилилось, что-то грузное завозилось на повозке.
Луара приподняла голову и огляделась. Тьма, почти такая же кромешная, как и под повязкой… Но все же, если присмотреться, может, удастся что-нибудь разобрать? Глаза свыклись с сумраком, и сквозь него начали проступать какие-то очертания: силуэт возницы на фоне звездного неба, фигура грузного мужчины в светлом халате, который, пыхтя, ползал по днищу с места на место, и — что это? — контуры людей, лежащих рядом с ней на жалком слое соломы. «Наверное, тоже девушки». Из глаз Луары хлыну, ли слезы. Да-да, никаких сомнений, это именно то, о чем она догадывалась.
Порой отец или брат, отправляясь в город, брали Луару с собой и, кроме всего прочего, водили девочку и на невольничий рынок. Там она насмотрелась и на рабов, и на работорговцев. Последних она презирала за их неблаговидный промысел. Луара немного жалела бедных людей в ошейниках, что покорно ожидали своей участи, но стоило ей уйти с рыночной площади, как она тут же забывала о них.
Свободные люди попадали в рабство разными путями: кто за долги, кого брали в плен, кого продавали родители, чтобы прокормиться. А некоторых похищали. Луара слышала много историй о похищенных людях (как правило, молодых девушках), которых переправляли в другие страны и сбывали в рабство. Но она даже представить себе не могла, что подобное может случиться с ней, да еще в обнесенном стеной, охраняемом городе. Сердце девушки сжималось от ужаса, стоило ей подумать о том, что ее ждет в будущем. Слезы не переставая текли по ее щекам.
— Эй, красотки! — послышался сиплый голос грузного мужика,— Сейчас я развяжу ваши клювики и дам воды. А если кто-нибудь из вас вякнет, пикнет или заверещит, тому снова заткну глотку.
— И руки не развяжем,— подсказал тонкоголосый возница.
— Вот именно,— ухмыльнулся первый. И, с кряхтением нагнувшись к одной из девушек, освободил ее рот от осточертевшей тряпки. Испуганная девушка принялась осыпать поцелуями руки злодея.
— Я сделаю все, что ты захочешь… Прямо сейчас… И для друга сделаю… Только отпустите меня домой… Я пешком пойду… Я сделаю все…— запричитала она.
— Говорил же — не болтать,— огорчился злодей и снова замотал бедняжке рот. Другие, в том числе и Луара, предпочли после этого промолчать и получить пару глотков теплой водицы. Им освободили руки, но ноги не развязали. Луара прислонилась к бортику повозки, а та все везла и везла их куда-то в ночи… Она кляла себя за то, что по глупости ушла из трактира, за побег из отцовского дома, плакала, представляя себе, что ждет ее впереди… Но усталость взяла свое, и девушка уснула…

* * *
Небо медленно приоткрыло свой дневной глаз и обнажило кровавый зрачок солнца. Едва начало светать — всадники пришпорили лошадей и двигались тем скорее, чем полнее вступал в свои права день; все реже приходилось останавливаться, чтобы высмотреть на земле след проехавшей ночью повозки. Наконец совсем рассвело, и, погасив факелы, седоки погнали своих лошадей во весь опор, следуя за колеей, ведущей на северо-восток…

* * *
Натянутая над повозкой плотная ткань не пропускала палящих лучей, однако пыль все-таки попадала внутрь. Но девушки, которым только по очереди ненадолго развязывали руки и иногда давали по глотку затхлой теплой воды, этого даже не замечали. Ведь стоило кому-нибудь из бедняжек заплакать или просто о чем-то спросить своих мучителей, как их лишали и этих «милостей». Очнувшись утром от того, что с большим трудом можно было назвать сном, Луара долго не могла поверить в то, что происходящее — не продолжение привидевшихся ужасов, а явь, что она не проснется на белоснежной мягкой кровати в своей комнатке на первом этаже «Пьяного вепря», а будет терпеть унижения от этих, а потом и от других скотов.
«О Митра, величайший из богов,— закрыв глаза, вознесла девушка молитву тому, чей храм посещала лишь считанные разы и к кому не обращалась в душе ни разу, пока не стряслась беда.— Спаси меня, верни домой! Порази молнией негодяев. Пусть Конан отыщет меня. Пусть он передумает, вернется в трактир и, не застав меня там, бросится на поиски. Пусть мой брат поскачет за мной, чтобы отговорить от путешествия в Гиль-Дорад, и по дороге встретит Конана, и вместе они найдут мой браслет и нападут на след похитителей…— Самые фантастические мысли роились в голове Луары, когда она тщетно искала лазейку, сквозь которую к ней могло прийти спасение.— Клянусь, Митра, я отдам все, что у меня есть, жрецам твоего храма, я на целый год пойду в твой храм в услужение, буду ходить по Шадизару с кружкой, собирать пожертвования. Только спаси меня от позора, от…»
— Эй! Чего ты там бормочешь? Молишься своим вонючим богам? — Толстые губы раздвинулись в издевательской ухмылке.
При свете дня Луара рассмотрела своих мучителей. Этот, стерегущий похищенных девушек (вместе с Луарой их было четверо), из-за избытка жира в теле тяжело переносил тяготы путешествия по знойной пыльной степи. Не помогала белизна халата, шаровар и головного платка — он потел, беспрестанно ерзал и срывал зло на девушках. Луара подумала, что похищением молодых женщин он занимается, видимо, лишь для того, чтобы отомстить им — ведь такого, как он, вряд ли кто полюбит! Маленький, толстый, мясистые, трясущиеся щеки, узкие щелочки глаз, весь в прыщах — бр-р-р!.. Второй, возница, высокий и худой, с детским лицом, изборожденным старческими морщинами, обладал, казалось, неисчерпаемым запасом энергии: всю ночь и половину дня он без устали нахлестывал пару сильных немедийских гнедых и еще то и дело просовывал свое тощее тело под полог повозки и отвешивал глупые шуточки, от которых лишь сам заливался долгим визгливым смехом.
— Твои боги не помогут тебе, дура! — Дряблая жирная нога в белой остроносой туфле пнула Луару по щиколотке.— Сегодня я — твой бог. Я могу покарать, могу помиловать. Мне молись, мне.
Дочь трактирщика поймала на себе сочувствующие взгляды сестер по несчастью. Это были две черноволосые заморийки и миниатюрная симпатичная кхитаянка — откуда и как она попала в эти края и в лапы злодеев, одним богам известно.
— Эге-гей, пузан! Для твоих девочек есть хорошая новость! — В повозку заглянул худощавый возница.— Тебе эта новость тоже понравится!
— Чего там?
— Отмучился ты, отмучился! Я уже вижу их! Скоро приедем! И девочки получат то, о чем все они мечтают больше всего на свете, ха-ха-ха!..
«Митра, всесильный Митра, сделай же что-нибудь!» — с новой силой взмолилась Луара…

* * *
Вот уже несколько часов, как день перевалил за середину, но по-прежнему только степь и призрачный след таинственной повозки видели перед собой преследователи.
— Насколько же они нас опережают? — спросил Хорг Конана.
— Часа на три, думаю. Но вот куда они едут, никак не могу понять.
По Конану и не заметишь, что он целый день провел в седле. Ни следа усталости. Чего нельзя сказать о великом чародее Черного Круга: Омигус охал и стонал, и если бы варвар не придерживал его могучей рукой на крупе своей лошади, то маг давно бы без сил свалился на землю.
— Отпустите меня на волю! — время от времени начинал требовать непревзойденный кудесник.— Не могу я больше… Лучше издохну среди тушканчиков, чем на хребте этой скотины! Великие боги, ну за что такие напасти на бедного мага, на скромного трудолюбивого циркача? Ну давайте хоть отдохнем, а? Ну часик, полчасика, минутку, а?
Иногда в волшебнике вскипала злость, и он требовал привала, угрожая произнести смертоносные заклинания, превращающие его недругов в труху, но злость быстро покидала его, и он снова скатывался на заурядные стенания и хныканье.
Хорг и Конан обращали на Омигуса не больше внимания, чем на сухой степной ветер или на кружение стервятников над головой. Их взоры были прикованы к колее и к кромке горизонта, где вот-вот что-то должно было показаться, не могло не показаться…

* * *
День вплотную придвинулся к вечеру, когда повозка с пленницами добралась до места. Среди степи расставило свои шатры многолюдное кочевое племя, промышляющее выращиванием овец, лошадей и коз и набегами на пограничные города и деревни. В этот небольшой, приземистый городок и держали путь похитители: они не раз наведывались сюда сбывать свой товар.
Кочевники-мужчины, у каждого из которых и без того был свой гарем из местных женщин, любили пополнять его наложницами, предпочтительно молоденькими. Чем моложе, тем дороже они платили за товар.
У всех наложниц судьба складывалась одинаково: сперва — любимая игрушка, затем, раньше или позже, черная работа — выпас овец и коз, выделывание шкур, готовка, стирка и все такое прочее, до самой смерти…
В кочевье еще издали заметили повозку, и навстречу ей поскакал сторожевой отряд на небольших, но быстроногих лошадках. Признав гостей, кочевники отпустили тетиву натянутых луков и заулыбались, предвкушая отменное веселье. Они с гиканием сопровождали повозку торговцев живым товаром до первых шатров, а там их сменили грязные голопузые дети. Крича и визжа, они побежали рядом, так и норовя уцепиться за задний бортик и прокатиться на странной арбе чужеземцев. Худощавый возница с детским лицом уверенно остановился около одного из шатров. Он знал, что здесь собираются старейшины, решаются дела племени и… покупают девушек. Он бодро соскочил со своего места и, раздвинув шкуры, вошел в шатер.
Луара и другие пленницы осторожно выглядывали из-под полога повозки и были ни живы ни мертвы, понимая, что сейчас решится их судьба. То и дело под полог просовывали головы дети, крича что-то на незнакомом, гортанном языке, чему-то смеясь. Толстяк-надзиратель развеселился, с его заплывшего лица не сходила довольная улыбка, он потирал руки и зачем-то подмигивал то одной, то другой девушке.
— Они уже собираются, выводи свой отряд,— неожиданно скомандовал возница. Толстяк торопливо принялся распутывать веревки на руках и ногах девушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37