Я закричал от ужаса и отскочил назад. Змея снова быстро поднялась и встала напротив меня. Она все еще находилась между мной и дверью. Я знал, что яда в ее мешках хватит на сотню сильных мужчин. Пока я смотрел на нее, нижняя часть ее тела развернулась, и она начала медленно скользить по полу, высоко держа свою голову и не отрывая от моего лица взгляда своих ужасных маленьких глаз.
Я видел однажды, как такая змея загипнотизировала птицу, чтобы та не пыталась улететь во время ее приближения, а сидела тихо и смиренно ожидала своей участи. Меня парализовало, как ту птицу, и я почувствовал, что не могу ни пошевелиться, ни закричать. Смерть скользила ко мне по комнате.
Внезапно я заметил движение позади качающейся головы кобры. Госпожа Лостра появилась в дверях комнаты, привлеченная моим испуганным криком. Я снова обрел голос и закричал ей:
— Осторожно, не подходи близко!
Она не обратила внимания на мои слова и мгновенно оценила положение. Без всяких колебаний или раздумий начала действовать раньше, чем змея бросилась и укусила меня в третий и последний раз. Госпожа моя обедала, когда услышала мой крик, и теперь стояла в дверях с половиной недоеденной дыни в одной руке и серебряным ножом в другой. Действовала она с быстротой природной охотницы.
Тан научил ее по-мужски ловко бросать копье или камень, что не свойственно женщинам. Она швырнула дыню с ловкостью и силой тренированного копейщика. Дыня попала кобре в шею, в середину развернутого капюшона, и от этого удара на какое-то мгновение змея растянулась на полу. Словно стрела, выпущенная из боевого лука, кобра снова поднялась и повернула свою страшную голову к моей госпоже, устремившись к ней через комнату.
Я вышел из оцепенения и бросился вперед, чтобы помочь, но немного опоздал. Опершись на хвост, кобра прыгнула на свою жертву, разинув челюсти так широко, что брызги яда летели с ее клыков, распространяя тонкую бледню дымку. Госпожа моя отскочила назад с легкостью и быстротой газели, уворачивающейся от гепарда. Кобра промахнулась и распростерлась на полу у ног Лостры, вытянувшись широкой полосой во всю длину своего тела.
Я не понимаю, что нашло на мою госпожу, но мужества ей было не занимать. Прежде чем кобра сумела снова подняться и приготовиться к нападению, Лостра прыгнула на нее, приземлившись маленькими ножками в сандалиях прямо на шею, и прижала к каменному полу всем своим весом.
Возможно, она подумала, что сломает змее хребет, но та оказалась толстой, толщиной с руку, и гибкой, как кнут Расфера. Хотя голова ее была прижата к полу, тело стало биться и извиваться вокруг ног моей госпожи. Женщина менее разумная и менее мужественная наверняка постаралась бы увернуться от этих отвратительных объятий. Если бы моя госпожа сделала это, она бы умерла в то же мгновение, так как голова кобры оказалась бы свободной для смертоносного удара.
Однако Лостра продолжала крепко стоять на голове извивающейся змеи, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Она закричала:
— Помоги мне, Таита!
К этому моменту я успел пересечь комнату и бросился на пол к ее ногам. Запустив руки в середину извивающегося клубка, я ощупью двигался вперед по телу, пока не почувствовал, что добрался до горла. Тогда схватил змею за шею и сжал ее обеими руками.
— Поймал! — завопил я, обезумев от ужаса и отвращения, которые вызывало во мне это холодное чешуйчатое существо, извивающееся в моих руках. — Поймал! Отойди в сторону!
Госпожа послушно отскочила. Я встал на ноги, лихорадочно сжимая в руках шею змеи и стараясь удержать ее разинутую пасть подальше от лица. Хвост бился вокруг меня. Затем она обвила меня за плечи и потянулась к шее, угрожая задушить, но я не выпускал голову. Обхватив мои плечи и шею, змея получила опору, и я почувствовал насколько ужасна ее сила. Я не мог удержать ее, даже сцепив пальцы на шее. Она постепенно высвобождала свою голову, выскальзывая из моих рук. Я понял, что, как только змея вырвется, она тут же ударит меня в незащищенное лицо.
— Я не могу удержать ее! — завопил я скорее себе, чем Лостре. Я держал змею на вытянутых руках, но она тянулась к моему лицу, приближаясь к моим глазам, и волны чудовищной силы проходили по ее телу, по сжимающимся и извивающимся на моих плечах и горле кольцам. Голова понемногу выскальзывала из моих рук.
Хотя пальцы мои побелели от напряжения, кобра оказалась так близко к моему лицу, что я увидел совсем рядом ее клыки, которые то опускались, то поднимались на верхней челюсти — она могла по своей воле выставлять и убирать их. Клыки походили на маленькие белые костяные иглы, и бледные, туманные струйки яда брызгали с их кончиков. Я понимал, что, если хоть капелька яда попадет мне в глаз, я ослепну, и жгучая боль доведет меня до безумия.
Я отвернул голову змеи от своего лица, чтобы брызги яда рассеивались в воздухе, и отчаянно закричал:
— Позови кого-нибудь из рабов!
— К столу! — произнесла госпожа рядом со мной. — Прижми ее голову к столу!
Я был поражен. Я думал, она послушалась моего приказа и пошла за помощью, но Лостра стояла рядом со мной, а в руке по-прежнему сжимала серебряный столовый нож.
Шатаясь, я побрел через комнату с коброй в руках и упал на колени перед низеньким столиком. С огромным усилием мне удалось прижать голову змеи к краю стола и удержать там. Теперь госпожа могла ударить по ее шее ножом. Она нацелилась в затылок у самого основания мерзкой головы.
Змея почувствовала боль и удвоила свои усилия. Кольца упругой плоти бились на моих плечах и вились вокруг моей головы. Из ее горла вырывалось шипение, и облачка яда слетали с клыков.
Маленький нож был острым, и чешуйчатая кожа разошлась под ним. Скользкая и холодная змеиная кровь полилась мне на пальцы, и нож заскрежетал по кости. Скорчившись от усилия, госпожа моя пилила кость. Теперь, когда пальцы мои стали скользкими от крови, я почувствовал, что голова змеи выскальзывает из рук, и змея уже почти свободна. В этот самый момент нож вошел между позвонками и разъединил их.
Голова гадины повисла на лоскутке кожи и стала болтаться у меня перед глазами, когда тварь забилась в предсмертных судорогах. Хотя голова почти отделилась от тела, клыки в пасти то вставали, то опускались и сочились ядом. Малейшее их прикосновение к коже означало смерть, и я лихорадочным рывком схватил змею скользкими от крови пальцами, сорвал с себя и бросил на пол.
Мы с госпожой отскочили к двери, а кобра продолжала биться перед нами, извиваясь чудовищными кольцами, то сжимаясь в клубок, то разворачиваясь.
— Ты невредима, госпожа? — спросил я, будучи не в состоянии отвести глаз от предсмертных судорог чудовища. — Нет ли у тебя на коже или на глазах яда?
— Со мной все в порядке, — прошептала она, — а с тобой?
Ее голос настолько встревожил меня, что я забыл о собственных страхах и посмотрел ей в лицо. Опасность прошла, и теперь весь ужас происшедшего навалился на нее. Ее начало трясти. Огромные, темно-зеленые глаза, казалось, не умещались на бледном лице. Нужно было как-то помочь ей оправиться от потрясения.
— Ну, — коротко сказал я, — теперь мы знаем, что у нас будет на обед. Я с удовольствием отведаю кусочек жареной кобры.
Какое-то мгновение она смотрела на меня ничего не понимая, а потом вдруг взорвалась истерическим хохотом. Мой собственный смех звучал не менее дико и безумно. Мы беспомощно прижались друг к другу и хохотали до тех пор, пока слезы не полились из наших глаз и не потекли по щекам.
Я НЕ МОГ доверить приготовление кобры повару, поэтому принялся за дело сам. Снял с нее шкуру, выпотрошил и нафаршировал диким чесноком и другими пряными травами, перемешанными с большим куском жира из курдюка превосходного барашка. Потом свернул кобру в клубок, завернул в листья банана и покрыл узел толстым слоем влажной глины. Развел над куском глины огонь и поддерживал его целый день. Вечером у нас с госпожой потекли слюни, когда я разломил спекшийся глиняный шар, и оттуда разнесся аромат сочного печеного мяса. Многие из тех, кто обедал за моим столом, говорили, что не пробовали блюд вкуснее приготовленных моими руками. Как могу я опровергать слова друзей?
Я подал нежное рассыпчатое мясо госпоже с превосходным вином, которое Атон обнаружил в хранилищах фараона. По настоянию госпожи Лостры я сидел рядом с ней в беседке во дворце гарема. Я разделил с ней пир. Отведав печеной кобры, мы с ней сошлись на том, что она получилась даже лучше, чем хвост крокодила или лучший окунь, пойманный в Ниле.
Только когда мы наконец наелись и отослали остатки рабыням, смогли начать разговор о том, кто же прислал мне в дар корзину с фруктами.
Я не хотел тревожить госпожу и попытался отшутиться:
— Наверное, кому-то не понравилось мое пение. Однако от нее не так-то просто было отделаться.
— Не разыгрывай передо мной шута, Таита. Это единственное, в чем таланты твои тебе не помогут. Мне кажется, я знаю, кто послал корзину. Впрочем, как и ты.
Я уставился на нее, широко раскрыв глаза и не зная, как начать разговор. Я подозревал, что у нее на уме. Я всегда старался защитить ее — даже от правды. И теперь терялся в догадках, что же ей известно.
— Это мой отец, — сказала она так решительно, что я не смог ни возразить, ни подтвердить ее слова. — Расскажи мне о нем, Таита. Расскажи все, что мне следует знать о нем, что ты не смел раньше рассказывать.
Сначала рассказывать было трудно. Целая жизнь молчания мешала мне, а долгую привычку сразу не преодолеть. Я все еще с трудом осознавал, что не нахожусь во власти вельможи Интефа. Как бы глубоко я ни ненавидел его, он властвовал над моими душой и телом с самого детства, и во мне жила какая-то извращенная верность, которая мешала говорить то, что могло нанести ему вред. Я сделал слабую попытку отделаться от своей госпожи общими словами о тайных делах ее отца, но она нетерпеливо оборвала меня:
— Хватит! Не считай меня дурочкой, я знаю о своем отце больше, чем ты можешь вообразить. Мне давно пора узнать остальное. И я приказываю тебе рассказать мне все.
Итак, я подчинился ей. Рассказывать пришлось так долго, что полная луна прошла полпути к зениту, прежде чем мой рассказ был закончен. Затем мы еще долго сидели в темноте. Я ничего не скрыл и не пытался оправдаться или отрицать свое участие в его делах.
— Не мудрено, что он хочет твоей смерти, — прошептала Лостра наконец. — Ты знаешь достаточно, чтобы погубить его. — Она помолчала еще немного, а затем продолжила: — Мой отец — чудовище. Как могло получиться, что я стала другой? Почему я, его дочь, не нахожусь во власти тех же противоестественных влечений?
— Нам остается только благодарить за это богов. Однако, госпожа, ты не презираешь меня за то, что я сделал?
Она протянула руку и коснулась моей ладони.
— Ты забываешь о том, что я знала тебя всю свою жизнь, с того самого дня, как моя мать умерла при родах. Я знаю, какой ты на самом деле. Что бы ты ни совершил, тебя заставили сделать это, и я легко прощаю тебе все твои проступки.
Она вскочила на ноги и стала беспокойно ходить вокруг пруда с лилиями, а потом снова вернулась в беседку, где оставался я.
— Тану угрожает большая опасность со стороны отца. До сегодняшнего вечера я не осознавала, насколько велика эта опасность. Нужно предупредить его, иначе он не сможет защитить себя. Ты должен отправиться к нему, не задерживаясь.
— Но госпожа… — начал было я. Но она резко оборвала меня.
— Я не желаю больше слушать твои оправдания, Таита. Ты отправишься в Карнак завтра же.
ИТАК, следующим утром еще до рассвета я отправился ловить рыбу в полном одиночестве, взяв маленькую удочку. Тем не менее я позаботился о том, чтобы по крайней мере дюжина рабов и стражников видели, как я покидал остров. Забравшись подальше от основного русла в лагуну, я открыл кожаную сумку, в которой прятал старого кота, подружившегося со мной. Это было тоскливое старое животное, измученное паршой и язвами на лапах. Некоторое время я собирался с силами, чтобы избавить его от мучений. Затем скормил ему кусочек сырого мяса, смоченного настоем датуры. Я держал его на коленях и поглаживал, а он, съев мясо, довольно мурлыкал. Когда кот безболезненно уснул на моих руках, перерезал ему горло.
Я обрызгал кровью всю лодку и выбросил тело кота в заросли, где крокодилы очень скоро расправятся с его останками. Затем, оставив в лодке гарпуны, лесы и остальное снаряжение, оттолкнул ее подальше от берега в слабое течение заросшего рукава реки и побрел вброд через заросли папируса.
Мы договорились с госпожой, что она подождет до вечера, прежде чем поднимать тревогу. Окровавленную лодку найдут не раньше следующего полудня, и тогда все решат, что меня сожрал крокодил или убила шайка сорокопутов.
Добравшись до берега, я быстро переоделся в наряд, который захватил с собой. Я решил изображать жреца Осириса. Мне частенько приходилось подражать их напыщенным повадкам и надменной походке на радость госпоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Я видел однажды, как такая змея загипнотизировала птицу, чтобы та не пыталась улететь во время ее приближения, а сидела тихо и смиренно ожидала своей участи. Меня парализовало, как ту птицу, и я почувствовал, что не могу ни пошевелиться, ни закричать. Смерть скользила ко мне по комнате.
Внезапно я заметил движение позади качающейся головы кобры. Госпожа Лостра появилась в дверях комнаты, привлеченная моим испуганным криком. Я снова обрел голос и закричал ей:
— Осторожно, не подходи близко!
Она не обратила внимания на мои слова и мгновенно оценила положение. Без всяких колебаний или раздумий начала действовать раньше, чем змея бросилась и укусила меня в третий и последний раз. Госпожа моя обедала, когда услышала мой крик, и теперь стояла в дверях с половиной недоеденной дыни в одной руке и серебряным ножом в другой. Действовала она с быстротой природной охотницы.
Тан научил ее по-мужски ловко бросать копье или камень, что не свойственно женщинам. Она швырнула дыню с ловкостью и силой тренированного копейщика. Дыня попала кобре в шею, в середину развернутого капюшона, и от этого удара на какое-то мгновение змея растянулась на полу. Словно стрела, выпущенная из боевого лука, кобра снова поднялась и повернула свою страшную голову к моей госпоже, устремившись к ней через комнату.
Я вышел из оцепенения и бросился вперед, чтобы помочь, но немного опоздал. Опершись на хвост, кобра прыгнула на свою жертву, разинув челюсти так широко, что брызги яда летели с ее клыков, распространяя тонкую бледню дымку. Госпожа моя отскочила назад с легкостью и быстротой газели, уворачивающейся от гепарда. Кобра промахнулась и распростерлась на полу у ног Лостры, вытянувшись широкой полосой во всю длину своего тела.
Я не понимаю, что нашло на мою госпожу, но мужества ей было не занимать. Прежде чем кобра сумела снова подняться и приготовиться к нападению, Лостра прыгнула на нее, приземлившись маленькими ножками в сандалиях прямо на шею, и прижала к каменному полу всем своим весом.
Возможно, она подумала, что сломает змее хребет, но та оказалась толстой, толщиной с руку, и гибкой, как кнут Расфера. Хотя голова ее была прижата к полу, тело стало биться и извиваться вокруг ног моей госпожи. Женщина менее разумная и менее мужественная наверняка постаралась бы увернуться от этих отвратительных объятий. Если бы моя госпожа сделала это, она бы умерла в то же мгновение, так как голова кобры оказалась бы свободной для смертоносного удара.
Однако Лостра продолжала крепко стоять на голове извивающейся змеи, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Она закричала:
— Помоги мне, Таита!
К этому моменту я успел пересечь комнату и бросился на пол к ее ногам. Запустив руки в середину извивающегося клубка, я ощупью двигался вперед по телу, пока не почувствовал, что добрался до горла. Тогда схватил змею за шею и сжал ее обеими руками.
— Поймал! — завопил я, обезумев от ужаса и отвращения, которые вызывало во мне это холодное чешуйчатое существо, извивающееся в моих руках. — Поймал! Отойди в сторону!
Госпожа послушно отскочила. Я встал на ноги, лихорадочно сжимая в руках шею змеи и стараясь удержать ее разинутую пасть подальше от лица. Хвост бился вокруг меня. Затем она обвила меня за плечи и потянулась к шее, угрожая задушить, но я не выпускал голову. Обхватив мои плечи и шею, змея получила опору, и я почувствовал насколько ужасна ее сила. Я не мог удержать ее, даже сцепив пальцы на шее. Она постепенно высвобождала свою голову, выскальзывая из моих рук. Я понял, что, как только змея вырвется, она тут же ударит меня в незащищенное лицо.
— Я не могу удержать ее! — завопил я скорее себе, чем Лостре. Я держал змею на вытянутых руках, но она тянулась к моему лицу, приближаясь к моим глазам, и волны чудовищной силы проходили по ее телу, по сжимающимся и извивающимся на моих плечах и горле кольцам. Голова понемногу выскальзывала из моих рук.
Хотя пальцы мои побелели от напряжения, кобра оказалась так близко к моему лицу, что я увидел совсем рядом ее клыки, которые то опускались, то поднимались на верхней челюсти — она могла по своей воле выставлять и убирать их. Клыки походили на маленькие белые костяные иглы, и бледные, туманные струйки яда брызгали с их кончиков. Я понимал, что, если хоть капелька яда попадет мне в глаз, я ослепну, и жгучая боль доведет меня до безумия.
Я отвернул голову змеи от своего лица, чтобы брызги яда рассеивались в воздухе, и отчаянно закричал:
— Позови кого-нибудь из рабов!
— К столу! — произнесла госпожа рядом со мной. — Прижми ее голову к столу!
Я был поражен. Я думал, она послушалась моего приказа и пошла за помощью, но Лостра стояла рядом со мной, а в руке по-прежнему сжимала серебряный столовый нож.
Шатаясь, я побрел через комнату с коброй в руках и упал на колени перед низеньким столиком. С огромным усилием мне удалось прижать голову змеи к краю стола и удержать там. Теперь госпожа могла ударить по ее шее ножом. Она нацелилась в затылок у самого основания мерзкой головы.
Змея почувствовала боль и удвоила свои усилия. Кольца упругой плоти бились на моих плечах и вились вокруг моей головы. Из ее горла вырывалось шипение, и облачка яда слетали с клыков.
Маленький нож был острым, и чешуйчатая кожа разошлась под ним. Скользкая и холодная змеиная кровь полилась мне на пальцы, и нож заскрежетал по кости. Скорчившись от усилия, госпожа моя пилила кость. Теперь, когда пальцы мои стали скользкими от крови, я почувствовал, что голова змеи выскальзывает из рук, и змея уже почти свободна. В этот самый момент нож вошел между позвонками и разъединил их.
Голова гадины повисла на лоскутке кожи и стала болтаться у меня перед глазами, когда тварь забилась в предсмертных судорогах. Хотя голова почти отделилась от тела, клыки в пасти то вставали, то опускались и сочились ядом. Малейшее их прикосновение к коже означало смерть, и я лихорадочным рывком схватил змею скользкими от крови пальцами, сорвал с себя и бросил на пол.
Мы с госпожой отскочили к двери, а кобра продолжала биться перед нами, извиваясь чудовищными кольцами, то сжимаясь в клубок, то разворачиваясь.
— Ты невредима, госпожа? — спросил я, будучи не в состоянии отвести глаз от предсмертных судорог чудовища. — Нет ли у тебя на коже или на глазах яда?
— Со мной все в порядке, — прошептала она, — а с тобой?
Ее голос настолько встревожил меня, что я забыл о собственных страхах и посмотрел ей в лицо. Опасность прошла, и теперь весь ужас происшедшего навалился на нее. Ее начало трясти. Огромные, темно-зеленые глаза, казалось, не умещались на бледном лице. Нужно было как-то помочь ей оправиться от потрясения.
— Ну, — коротко сказал я, — теперь мы знаем, что у нас будет на обед. Я с удовольствием отведаю кусочек жареной кобры.
Какое-то мгновение она смотрела на меня ничего не понимая, а потом вдруг взорвалась истерическим хохотом. Мой собственный смех звучал не менее дико и безумно. Мы беспомощно прижались друг к другу и хохотали до тех пор, пока слезы не полились из наших глаз и не потекли по щекам.
Я НЕ МОГ доверить приготовление кобры повару, поэтому принялся за дело сам. Снял с нее шкуру, выпотрошил и нафаршировал диким чесноком и другими пряными травами, перемешанными с большим куском жира из курдюка превосходного барашка. Потом свернул кобру в клубок, завернул в листья банана и покрыл узел толстым слоем влажной глины. Развел над куском глины огонь и поддерживал его целый день. Вечером у нас с госпожой потекли слюни, когда я разломил спекшийся глиняный шар, и оттуда разнесся аромат сочного печеного мяса. Многие из тех, кто обедал за моим столом, говорили, что не пробовали блюд вкуснее приготовленных моими руками. Как могу я опровергать слова друзей?
Я подал нежное рассыпчатое мясо госпоже с превосходным вином, которое Атон обнаружил в хранилищах фараона. По настоянию госпожи Лостры я сидел рядом с ней в беседке во дворце гарема. Я разделил с ней пир. Отведав печеной кобры, мы с ней сошлись на том, что она получилась даже лучше, чем хвост крокодила или лучший окунь, пойманный в Ниле.
Только когда мы наконец наелись и отослали остатки рабыням, смогли начать разговор о том, кто же прислал мне в дар корзину с фруктами.
Я не хотел тревожить госпожу и попытался отшутиться:
— Наверное, кому-то не понравилось мое пение. Однако от нее не так-то просто было отделаться.
— Не разыгрывай передо мной шута, Таита. Это единственное, в чем таланты твои тебе не помогут. Мне кажется, я знаю, кто послал корзину. Впрочем, как и ты.
Я уставился на нее, широко раскрыв глаза и не зная, как начать разговор. Я подозревал, что у нее на уме. Я всегда старался защитить ее — даже от правды. И теперь терялся в догадках, что же ей известно.
— Это мой отец, — сказала она так решительно, что я не смог ни возразить, ни подтвердить ее слова. — Расскажи мне о нем, Таита. Расскажи все, что мне следует знать о нем, что ты не смел раньше рассказывать.
Сначала рассказывать было трудно. Целая жизнь молчания мешала мне, а долгую привычку сразу не преодолеть. Я все еще с трудом осознавал, что не нахожусь во власти вельможи Интефа. Как бы глубоко я ни ненавидел его, он властвовал над моими душой и телом с самого детства, и во мне жила какая-то извращенная верность, которая мешала говорить то, что могло нанести ему вред. Я сделал слабую попытку отделаться от своей госпожи общими словами о тайных делах ее отца, но она нетерпеливо оборвала меня:
— Хватит! Не считай меня дурочкой, я знаю о своем отце больше, чем ты можешь вообразить. Мне давно пора узнать остальное. И я приказываю тебе рассказать мне все.
Итак, я подчинился ей. Рассказывать пришлось так долго, что полная луна прошла полпути к зениту, прежде чем мой рассказ был закончен. Затем мы еще долго сидели в темноте. Я ничего не скрыл и не пытался оправдаться или отрицать свое участие в его делах.
— Не мудрено, что он хочет твоей смерти, — прошептала Лостра наконец. — Ты знаешь достаточно, чтобы погубить его. — Она помолчала еще немного, а затем продолжила: — Мой отец — чудовище. Как могло получиться, что я стала другой? Почему я, его дочь, не нахожусь во власти тех же противоестественных влечений?
— Нам остается только благодарить за это богов. Однако, госпожа, ты не презираешь меня за то, что я сделал?
Она протянула руку и коснулась моей ладони.
— Ты забываешь о том, что я знала тебя всю свою жизнь, с того самого дня, как моя мать умерла при родах. Я знаю, какой ты на самом деле. Что бы ты ни совершил, тебя заставили сделать это, и я легко прощаю тебе все твои проступки.
Она вскочила на ноги и стала беспокойно ходить вокруг пруда с лилиями, а потом снова вернулась в беседку, где оставался я.
— Тану угрожает большая опасность со стороны отца. До сегодняшнего вечера я не осознавала, насколько велика эта опасность. Нужно предупредить его, иначе он не сможет защитить себя. Ты должен отправиться к нему, не задерживаясь.
— Но госпожа… — начал было я. Но она резко оборвала меня.
— Я не желаю больше слушать твои оправдания, Таита. Ты отправишься в Карнак завтра же.
ИТАК, следующим утром еще до рассвета я отправился ловить рыбу в полном одиночестве, взяв маленькую удочку. Тем не менее я позаботился о том, чтобы по крайней мере дюжина рабов и стражников видели, как я покидал остров. Забравшись подальше от основного русла в лагуну, я открыл кожаную сумку, в которой прятал старого кота, подружившегося со мной. Это было тоскливое старое животное, измученное паршой и язвами на лапах. Некоторое время я собирался с силами, чтобы избавить его от мучений. Затем скормил ему кусочек сырого мяса, смоченного настоем датуры. Я держал его на коленях и поглаживал, а он, съев мясо, довольно мурлыкал. Когда кот безболезненно уснул на моих руках, перерезал ему горло.
Я обрызгал кровью всю лодку и выбросил тело кота в заросли, где крокодилы очень скоро расправятся с его останками. Затем, оставив в лодке гарпуны, лесы и остальное снаряжение, оттолкнул ее подальше от берега в слабое течение заросшего рукава реки и побрел вброд через заросли папируса.
Мы договорились с госпожой, что она подождет до вечера, прежде чем поднимать тревогу. Окровавленную лодку найдут не раньше следующего полудня, и тогда все решат, что меня сожрал крокодил или убила шайка сорокопутов.
Добравшись до берега, я быстро переоделся в наряд, который захватил с собой. Я решил изображать жреца Осириса. Мне частенько приходилось подражать их напыщенным повадкам и надменной походке на радость госпоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103