— Госпожа, это я, Таита. Поговори со мной!
Она открыла глаза, и я увидел искорку радости в них, которая быстро погасла, как только Лостра вспомнила о своей потере. Протянула ко мне худые, бледные руки, и я прижал их к своей груди.
— Таита, — тихо всхлипнула она. — Он умер. Тан умер. Я не могу жить без него.
— Нет! Нет! Он жив. Я пришел к тебе от него и принес послание любви и преданности.
— Не нужно так жестоко смеяться надо мной. Я знаю, он умер. Его могила уже запечатана…
— Это всего лишь уловка, чтобы обмануть врагов! — вскричал я. — Тан жив, клянусь тебе. Он любит тебя. Он ждет тебя.
— Ох, если бы я только могла поверить тебе. Но я так хорошо тебя знаю. Ты всегда готов солгать, чтобы спасти меня. Зачем же ты мучаешь меня лживыми обещаниями? Я так тебя ненавижу… — Она попыталась вырваться из моих объятий.
— Клянусь тебе! Тан жив.
— Поклянись честью матери, которой ты не знал. Поклянись гневом всех богов. — У нее едва хватило силы бросить мне вызов.
— Клянусь тебе всем этим, а также моей любовью и долгом по отношению к тебе, моя госпожа.
— Может ли такое быть правдой? — Я увидел как вместе с надеждой силы начали возвращаться к ней и слабый румянец появился на щеках. — О, Таита, неужели он жив?
— Разве был бы я таким счастливым, если бы это было не так? Ты же знаешь, что я люблю его так же, как и тебя. Разве смог бы я улыбаться тебе, если бы Тан действительно умер?
Она, не отрываясь, смотрела мне в глаза, а я начал ей рассказывать обо всем, что произошло со мной с тех пор, как я покинул ее много недель назад. Я только опустил подробности о сцене в старой хижине на болоте и сожительнице Тана.
Лостра не произнесла ни слова, но глаза следили за моими, и она упивалась каждым моим словом. Ее бледное лицо, почти прозрачное от голода, сияло как жемчужина, когда она слушала мой рассказ о приключениях в Галлале и том, как Тан вел в бой своих воинов, как он пел в дикой ярости сражения.
— Как видишь, это правда, Тан жив, — закончил я. Лостра заговорила в первый раз с тех пор, как я начал свой рассказ:
— Если он жив, приведи его ко мне. Я не съем ни крошки до тех пор, пока не увижу его снова.
— Я приведу его к тебе, как только смогу найти человека, который отнесет ему письмо, если ты этого захочешь, — пообещал я, а сам протянул руку к своему сундучку и достал оттуда зеркало из полированной бронзы.
Поднес его к глазам Лостры и мягко спросил:
— Ты хочешь, чтобы он увидел тебя такой?
Она уставилась на свое осунувшееся лицо с впалыми глазами.
— Я пошлю за ним сегодня же, если ты прикажешь. Он будет здесь через неделю, если тебе действительно хочется этого.
Я увидел, как борьба противоположных желаний отразилась на ее лице.
— Какая я уродина, — прошептала она. — Я кажусь старухой.
— Твоя красота жива и прячется под кожей.
— Я не могу позволить Тану видеть меня такой. — Женское тщеславие победило все остальные чувства.
— Тогда тебе придется есть.
— Ты обещаешь… — заколебалась она. — Ты обещаешь мне, что он еще жив и что ты приведешь его ко мне, как только я снова выздоровлю? Положи руку мне на сердце и поклянись.
Я почувствовал ее ребра под своими пальцами. Сердце трепетало как птица в клетке.
— Обещаю.
— Я поверю тебе на этот раз. Но если ты лжешь, я больше никогда не буду доверять тебе. Принеси еду!
Когда я спешил на кухню, не мог скрыть самодовольной усмешки. Хитренький Таита опять добился своего.
Я смешал в чашке теплое молоко и мед. Начать придется с малого, так как она чуть не погубила себя голодом. После первой чашки ее стошнило, но вторая все-таки осталась в желудке. Если бы я задержался хоть на один день, то опоздал бы.
БОЛТЛИВЫЕ языки рабынь разнесли весть о моем чудесном возвращении из загробного мира, и слух этот распространился по острову быстрее оспы.
Перед наступлением темноты фараон прислал Атона за мной. Даже мой старый друг Атон чувствовал себя неловко и держался натянуто в моем присутствии. Он стремительно отпрыгнул в сторону, когда я хотел прикоснуться к нему, словно испугался, что рука моя пройдет сквозь его плоть, словно через клуб дыма. Когда он вел меня по дворцу, рабы и вельможи разбегались в стороны, завидев нас, любопытные глаза следили за нами из каждого окошка и укромного уголка. Фараон приветствовал меня со странной смесью уважения и нервозности, совершенно несвойственной царю и богу.
— Где ты пропадал, Таита? — спросил он, как будто ему не нужен был мой ответ.
Я простерся ниц перед фараоном.
— О божественный фараон! Ты сам часть мира богов, и я понимаю, что вопросом своим ты просто хочешь испытать меня. Ты знаешь, что на устах моих лежит печать. Это было бы святотатством говорить о подобных таинствах даже перед тобой. Прошу тебя, передай всем божествам, своим покровителям, и в особенности Анубису, богу кладбищ, что я выполнил поручения, возложенные на меня. Я исполнил данный мной обет молчания. Скажи им, что я выдержал испытание, которое ты мне устроил.
При этих словах на лице у фараона появилось ошеломленное выражение, и он начал обдумывать ответ, нервно перебирая складки одежды. Я видел, как вопрос за вопросом возникали у него в голове, а потом царь сам же отбрасывал их. У него не было выхода.
В конце концов он беспомощно выпалил:
— В самом деле, Таита, ты выдержал испытание. Добро пожаловать обратно во дворец! Нам не хватало тебя.
Я понял, что все его подозрения подтвердились и теперь он относится ко мне с уважением, подобающим человеку, разрешившему главную загадку человеческого бытия.
Я подполз к его ногам и заговорил шепотом:
— О величие Египта, знаешь ли ты причину, по которой меня прислали обратно?
Вопрос, казалось, озадачил его, однако он неуверенно кивнул. Я поднялся на ноги и подозрительно обернулся, точно боялся, что за мной следят глаза сверхъестественных сил. Я сделал знак, защищающий от зла, а потом продолжил:
— Ради госпожи Лостры! Ее болезнь вызвана прямым вмешательством… — Я не мог произнести имя, но показал двумя пальцами рога, — знак бога тьмы Сета.
Смущение на лице царя сменилось ужасом. Он невольно содрогнулся и подошел ко мне поближе, как бы ища защиты, а я продолжал:
— Прежде чем меня забрали в мир иной, госпожа моя понесла в чреве своем сокровище дома Мамоса. Вот тогда бог тьмы и вмешался. Из-за своей болезни она потеряла сына, которого носила в своем чреве.
Фараон выглядел крайне расстроенным.
— Так вот почему у нее случился выкидыш… — начал он и замолчал.
Я тут же подхватил его мысль.
— Не бойся, величие Египта, меня прислали назад силы более могущественные, чем темные силы, навредившие тебе, и я спасу ее, чтобы свершилась судьба, открывшаяся мне в лабиринтах Амона-Ра. У тебя будет другой сын взамен потерянного. Династия будет сохранена!
— Ты должен находиться рядом с госпожой Лострой, пока она не выздоровеет. — Голос фараона задрожал от волнения. — Если ты спасешь ее и она принесет мне другого сына, ты можешь просить всего, чего ни пожелаешь. Но если она умрет… — он задумался, чем можно испугать человека, который только что вернулся из загробного мира, и в конце концов решил многозначительно промолчать.
— С вашего разрешения, ваше величество, я немедленно отправляюсь к ней.
— Немедленно, — согласился он. — Иди же, иди!
ГОСПОЖА моя стала выздоравливать так быстро, что я начал подозревать, не пробудил ли я невольно силы, превосходящие мое понимание, и сам содрогнулся от благоговейного страха перед собственным могуществом.
Плоть нарастала на костях, тело крепло на глазах. Жалкие пустые мешочки кожи набухли, и снова появились круглые пухлые груди, настолько сладостные, что даже каменное изваяние богини Хапи, стоявшее у дверей ее комнаты, сгорало от зависти. Свежая молодая кровь смыла меловую белизну кожи, и лицо опять засияло, а смех зазвенел как струйки фонтана в саду.
Очень скоро ее уже невозможно было удержать в постели. Через несколько недель после моего возвращения на Элефантину Лостра уже играла со служанками в саду, подпрыгивая и подбрасывая надутый кожаный пузырь с горошинами внутри, пока я не испугался, что она утомится, и не отобрал пузырь, приказав отправляться в постель. Госпожа подчинилась после того, как мы заключили еще одну сделку. Я согласился спеть ей и научить самым хитрым комбинациям игры в бао, которые позволили бы впервые в жизни выиграть у Атона, страстного поклонника этой игры.
Почти каждый день он приходил справиться о здоровье моей госпожи от имени царя и после этого оставался поиграть с нами. Судя по всему, Атон решил, что я не опасный призрак, а человек, и дружба наша пережила мою кончину, хотя обращался он ко мне по-новому, уважительно.
Каждое утро госпожа Лостра заставляла меня повторять данные ей обещания. Потом доставала зеркало и без малейшего следа тщеславия изучала свое отражение, словно взвешивая каждую черточку прекрасного лица, чтобы определить, готова ли к встрече с вельможей Таном.
— Волосы у меня, как солома, и на подбородке еще один прыщик выскочил, — жалобно бормотала она. — Сделай меня снова красивой, Таита. Ради Тана, сделай меня красивой!
— Ты серьезно повредила себе, а теперь взываешь к Таите и просишь все исправить, — ворчал я.
Лостра смеялась и бросалась ко мне на шею.
— А для чего же ты здесь, старый ворчун? Ты должен заботиться обо мне!
Каждый вечер я готовил ей укрепляющий настой и приносил в дымящейся чашке, а она пила его перед сном. Потом снова заставляла меня повторить обещание.
— Поклянись, что приведешь Тана ко мне, как только я буду готова к встрече с ним.
Я старался не вспоминать о трудностях и опасностях, которые ожидали нас, если захочу выполнить свое обещание.
— Клянусь тебе, — послушно повторял я, и она ложилась, укладывая голову на подголовник слоновой кости, и засыпала с улыбкой на лице. Мне не хотелось думать об опасностях раньше времени.
АТОН подробно сообщал фараону о ходе выздоровления Лостры, и вскоре царь сам пришел навестить ее. Он принес в подарок золотое ожерелье с фигуркой из лазурита в форме орла и сидел с нами весь вечер, играя в слова и загадывая загадки. Уже собираясь уходить, подозвал меня и попросил проводить до своих покоев. — Она необычайно изменилась. Это чудо, Таита! Когда я смогу снова разделить с ней постель? Как мне кажется, она опять здорова и может понести от меня сына и наследника.
— Еще не совсем, величие Египта, — горячо заверил я его. — Малейшее утомление может вызвать у моей госпожи новую вспышку болезни.
Он больше не сомневался в моих словах, потому что теперь я мог говорить со всей категоричностью человека, испытавшего смерть. Правда, скоро благоговейный страх, с которым царь относился ко мне, стал слабеть от постоянного общения.
Рабыни тоже привыкли к тому, что я воскрес из мертвых, и могли смотреть мне в глаза, не делая знаков, защищающих от сглаза. Мое возвращение из мира иного перестало волновать придворных. У всех появилась другая тема для разговоров.
Это было появление Ак Гора, вошедшего в жизнь и сознание каждого человека, жившего в стране великой реки.
В первый раз, когда я услышал имя Ак Гора в коридорах дворца, не сразу понял, о ком идет речь. Сад Тиамата на берегу Красного моря казался таким далеким от маленького мира Элефантины, и я успел забыть имя, которое Гуи дал Тану. Когда же я услышал рассказы о необычайных подвигах, приписываемых этому полубогу, то понял, о ком все говорят.
В лихорадочном возбуждении я побежал в гарем и нашел свою госпожу в саду в окружении дюжины посетителей — жены вельмож и царя пришли навестить ее. Она выздоровела и снова могла играть роль всеобщей любимицы во дворце.
Я был так взволнован, что забыл о своем положении раба и довольно грубо выгнал царственных дам. Они выпорхнули из нашего сада, квохча, как стайка сердитых курочек, и госпожа моя тут же обрушила на меня свой гнев.
— Это совсем на тебя не похоже! Что на тебя нашло, Таита?
— Тан! — произнес я, как заклинание, и она тут же забыла о своем возмущении и схватила меня за руку.
— У тебя вести от Тана? Говори! Скорее, иначе я умру от нетерпения!
— Вести? Да, у меня есть вести о нем. И какие вести! Какие необычайные вести! Какие невероятные вести!
Лостра отпустила мои руки и взяла свой огромный веер с серебряной ручкой.
— Прекрати немедленно, — пригрозила она. — Я не потерплю издевательств. Говори или, клянусь, у тебя на голове будет больше шишек, чем у нубийца блох.
— Ладно! Пойдем куда-нибудь, где никто не сможет нас подслушать. — Я повел ее к пристани и помог спуститься в маленькую лодочку. На середине реки, где не было стен, в которых повсюду прятались уши, мы могли говорить спокойно.
— По всей стране дует свежий ветер, — сказал я. — Люди зовут этот ветер Ак Гор.
— Брат Гора, — выдохнула она с благоговением. — Так теперь называют Тана?
— Никто не знает, что это Тан. Все думают, что это бог.
— Он и есть бог. Для меня он — бог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103