Этот урок я запомню, он пригодится нам через многие годы. Колесницы могут выиграть сражение, но только пехота способна закрепить победу.
Судьба войска на берегу реки зависела теперь исключительно от Тана. Мне же предстояло другое сражение — битва со смертью в каюте царской барки.
— НАДЕЖДА еще не совсем потеряна, — прошептал я госпоже, вернувшись к царю. — Тан собирает войска, и если кто-либо из живущих на земле может спасти Египет от гибели, так это он. Потом я подошел к царю и на какое-то время забыл обо всем, кроме пациента. По своему обыкновению, я бормотал мысли вслух, осматривая рану. Судя по водяным часам, прошло меньше часа с тех пор, как смертоносная стрела попала в цель, и все же плоть вокруг отломанного древка успела вспухнуть и побагроветь.
— Стрелу нужно извлечь. Если оставить наконечник в груди, он умрет до рассвета. — Я думал, что царь не слышит меня, когда говорил это, но Мамос открыл глаза и посмотрел на меня.
— Буду ли я жить?
— Надежда всегда есть. — Мои слова прозвучали легковесно и неискренне. Я понял это, царь тоже понял это.
— Благодарю тебя, Таита. Я знаю, ты постараешься спасти меня, и прощаю тебе твою вину, если тебе это не удастся. — Он поступил великодушно, так как многие врачи до меня поплатились жизнью за то, что позволили царю уйти в мир иной.
— Наконечник стрелы вошел глубоко. Будет очень больно, но я дам порошка красного шепена, сонного цветка, чтобы успокоить боль.
— Где моя старшая жена, царица Лостра? — спросил царь, и моя госпожа немедленно ответила:
— Я здесь, мой господин.
— Мне нужно кое-что сказать. Призови моих министров и писцов, чтобы мое заявление было засвидетельствовано и записано.
Писцы и министры заполнили маленькую жаркую каюту и молча встали вокруг.
Затем фараон протянул руку к госпоже.
— Возьми мою руку и слушай, — приказал он. Она опустилась на колени рядом с ним и сделала, как ей было приказано, а царь продолжал тихим, почти бессильным шепотом:
— Если я умру, царица Лостра будет править за моего сына. За время нашего брака я узнал, что она человек сильный и здравомыслящий, если бы она не была таковой, я бы не возложил на нее эту обязанность.
— Благодарю тебя, Великий Египет, за доверие, — прошептала царица Лостра, и фараон стал говорить ей лично, хотя каждый человек в каюте слышал его слова.
— Окружи себя мудрыми и честными людьми. Учи моего сына всем добродетелям царствования, которые мы с тобой обсуждали. Ты знаешь мои мысли об этом.
— Да, ваше величество.
— Когда он станет взрослым и сможет взять в свои руки плеть и посох, не пытайся мешать ему. Он мой прямой потомок и потомок моей, династии.
— Я с радостью выполню твой наказ, потому что он не только сын своего отца, но и мой сын.
— Пока ты будешь править, правь мудро и думай о моем народе. Многие будут пытаться вырвать из твоих рук знаки царской власти. Я имею в виду не только нового жестокого врага, этих гиксосов, но и других, тех, кто может оказаться гораздо ближе к твоему трону. Ты должна противостоять всем. Сохрани двойную корону для моего сына.
— Я сделаю, как ты говоришь, божественный фараон. Царь на некоторое время замолчал, и я уже подумал, что он потерял сознание, но Мамос вдруг снова вцепился в руку моей госпожи.
— Я хочу возложить на тебя еще одну обязанность. Моя гробница и мой храм еще не закончены. Теперь им, как и всему моему царству, угрожает опасность от врагов, нанесших нам сегодня поражение. Если мои военачальники не смогут остановить их, гиксосы дойдут до Фив.
— Мы будем молить богов, чтобы этого не случилось, — прошептала госпожа.
— Я строго приказываю тебе забальзамировать мое тело и похоронить его со всеми моими сокровищами в соответствии со строжайшими обрядами Книги Мертвых.
Госпожа моя молчала. Я думаю, уже тогда она поняла, насколько обременительное поручение возлагает на нее фараон.
Он крепче сжал ее руку, и она поморщилась от боли.
— Поклянись мне своей жизнью и надеждой на бессмертие. Поклянись мне перед моими министрами и царской свитой. Поклянись мне именами Хапи, твоей покровительницы, и благословенной троицы: Осириса, Исиды и Гора.
Царица Лостра с мольбой посмотрела на меня. Я понимал: если она даст слово, то сдержит его любой ценой, чего бы это ей ни стоило. В этом она походила на своего любимого. Ее с Таном связывал один закон чести. Я понимал также, что всем ее близким тоже придется поплатиться за это. Клятва, данная сейчас царю, тяжелым бременем ляжет на всех нас, включая царевича Мемнона и раба Таиту. Однако царю, лежащему на смертном одре, противоречить невозможно. Я едва заметно кивнул. Позже я тщательно рассмотрю все детали клятвы и как истинный законник предложу более или менее разумное толкование.
— Я клянусь Хапи и всеми богами, — сказала царица Лостра тихо, но ясно, и в последующие годы я сотни раз буду сожалеть о том, что она произнесла эти слова.
Царь удовлетворенно вздохнул и отпустил ее руку.
— Теперь я готов, Таита, и, какую бы судьбу ни уготовили мне боги, пусть она свершится. Дайте мне еще раз поцеловать сына.
Маленького царевича подвели к нему, а я тем временем без всякой церемонии выгнал из каюты толпу вельмож. Потом приготовил сильнейший настой красного шепена, потому что знал, что боль может свести на нет все мои усилия и погубить моего пациента так же быстро, как и неверное движение скальпеля.
Когда царь выпил весь настой, я подождал, пока его зрачки не сузились до размера острия булавки, а веки опустились. Потом отослал царевича к нянькам.
ПОКИДАЯ Фивы, я предполагал, что мне придется извлекать из ран стрелы, поэтому я взял с собой свои ложки. Я сам придумал этот инструмент, хотя какой-то лекаришка из Газы и еще один из Мемфиса заявляли, что именно они изобрели их. Я благословил свои ложки и скальпели в огне лампы, и вымыл руки горячим вином. — По-моему, не очень разумно пользоваться ложками, когда наконечник стрелы находится так близко от сердца, — сказала госпожа, наблюдая за моими приготовлениями. Временами она ведет себя так, будто превзошла своего учителя.
— Если я оставлю стрелу на месте, начнется омертвение. Это убьет так же надежно, как если бы я отрубил ему голову. Ложки — единственный способ спасти его.
Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, как будто разговаривали без слов. Все это было в видении лабиринтов Амона-Ра. Неужели мы не хотели, чтобы их добрые предзнаменования сбылись для нас?
— Он мой муж, он фараон. — Госпожа взяла меня за руку, чтобы придать вес своим словам: — Спаси его, Таита. Спаси его, если можешь.
— Ты же знаешь, я постараюсь сделать это.
— Тебе понадобится моя помощь? — Она часто помогала мне раньше; я кивнул и наклонился над царем.
Существует три способа, с помощью которых можно попытаться вынуть стрелу. По первому я должен был просто выдернуть ее. Я слышал об одном хирурге из Дамаска, который нагибал к земле гибкую ветку дерева и привязывал к древку. Потом он отпускал ветку и выдергивал стрелу из живой плоти упругой силой дерева. Я никогда не применял такого жестокого способа лечения, так как знал, что немногие пациенты выжили бы после подобной операции.
По второму следовало нажать на стрелу, чтобы наконечник вышел из тела с другой стороны. Стрелу можно забивать молотком, как гвоздь в доску. Потом отпиливаешь наконечник и вытаскиваешь древко. Этот метод лечения почти столь же жесток, как и предыдущий.
Я пользуюсь методом «ложек Таиты». Я сам назвал ложки своим именем, так как скромность не позволила мне дать другое, а заявления нахальных лекаришек заставили позаботиться о том, чтобы потомки узнали о моем гении.
Сначала я осмотрел стрелу гиксосов, принесенную из перевернутой колесницы. С удивлением обнаружил, что наконечник ее был сделан из кремня, а не из бронзы. Разумеется, кремень легче достать в большем количестве, чем бронзу, но я еще не слышал о военачальниках, экономящих на снаряжении, когда отправляются завоевывать царства. Кремневые наконечники красноречиво говорили об ограниченных возможностях гиксосов и подсказывали причину их жестокого нападения на Египет. Войны ведутся из-за богатства или земель; казалось, что у гиксосов не было ни того, ни другого.
Оставалось только надеяться, что наконечник, застрявший в груди фараона, был той же формы и размера. Я подобрал пару ложек к острому, как лезвие бритвы, кремневому наконечнику. У меня есть ложки разного размера, и я подобрал такие, которые аккуратно закрывали наконечник, пряча страшные зазубрины под гладким, полированным металлом.
К этому времени настой подействовал полностью. Фараон лежал без сознания на белооблачных простынях, а отломанное древко стрелы торчало из груди на длину моего пальца. Я приложил ухо к груди и снова услышал, как с каждым вздохом кровь булькает в легких. Удостоверившись, что он еще жив, я смазал ложки бараньим жиром, чтобы они были готовы, и взял один из самых острых своих скальпелей.
Я подозвал кивком четырех стражников, отобранных царицей Лострой, пока я готовился к операции, и они прижали фараона к столу за ноги и за руки. Царица Лостра села у головы царя и вставила ему в рот деревянную трубочку из моего врачебного сундучка. Эта трубочка доходила до самого горла. Она не даст языку заткнуть глотку, и дыхание будет свободным. Кроме того, помешает прикусить язык или проглотить его и не даст поломать зубы, когда челюсти сожмутся от жестокой боли.
— Сначала я расширю рану вокруг древка, чтобы добраться до головки стрелы, — пробормотал я себе под нос и провел скальпелем вниз вдоль древка. Тело фараона напряглось, но стражники безжалостно держали его.
Работал я быстро, так как скорость имеет важнейшее значение при операциях этого типа, если вы хотите, чтобы ваш пациент выжил. Я сделал надрез по обеим сторонам древка. Кожа человека — прочная и упругая. Она может помешать введению ложек, а мне нужно было проникнуть через нее.
Бросил нож на стол и взял пару смазанных ложек. Введя их вдоль древка, вталкивал их глубже и глубже в рану, пока снаружи не остались только длинные ручки.
К этому времени фараон начал корчиться и изгибаться на столе в руках стражников. Пот лился с него градом и стекал по бритому черепу, покрытому щетиной седых волос. Его вопли пробивались через деревянную трубочку во рту и эхом разносились по барке.
Я приучил себя не обращать внимания на страшные страдания своих пациентов и вводил ложки все глубже и глубже в расширенное отверстие раны до тех пор, пока они не коснулись кремневого наконечника. Дальше началась самая тонкая часть операции. Воспользовавшись рукоятками как щипцами, я развел ложки и надел их на наконечник. Когда почувствовал, что они сомкнулись, оставалось только надеяться, что грубый кремневый наконечник надежно прикрыт, а зазубрины спрятаны.
Осторожно ухватился за ручки ложек и камышовое древко и начал их вытаскивать. Если зазубрины наконечника не закрыты ложками, они тут же застрянут в плоти фараона и помешают мне. Я чуть было не закричал от радости и облегчения, когда почувствовал, что стрела подалась, но мягкая плоть словно засасывала ее, и мне понадобилась вся сила, чтобы вытащить древко.
Фараон страшно кричал. На него невозможно было смотреть, когда древко, кремневый наконечник и металлические ложки медленно выходили из раны. Настой красного шепена давно уже перестал действовать, и боль уже ничто не смягчало. Я понимал, что наношу ему серьезные внутренние повреждения, слыша, как рвутся волокна плоти.
Пот лился по моему лицу, обжигая глаза и ослепляя, но я продолжал тянуть, пока внезапно окровавленная стрела не оказалась у меня в руке. Я отлетел в противоположный конец каюты и ударился о борт. На миг я застыл, опершись о балку без сил. Увидел, как темная полусвернувшаяся кровь фонтанчиком бьет из раны, но не мог собраться с силами и подойти к фараону.
Я смазал рану драгоценной миррой и засахаренным медом, затем завязал чистым полотном. Работая, я читал вслух заклинания для перевязки ран.
Я свяжу тебя, творенье Сета.
Я заткну поганый рот.
Отступай предо мной, волна,
Отступай предо мной, цветок,
Смерти алый, злой бутон.
Изыди, Сета, красный пес.
Это заклинание следовало произносить, обрабатывая кровоточащую рану от клинка или стрелы. Есть особые заклинания для каждого вида ран, включая ожоги и раны, нанесенные клыками или когтями льва. На выучивание заклинаний уходит большая часть времени при подготовке врача. Я никогда не мог сказать наверняка, действуют ли эти заклинания, однако считаю, что обязан пользоваться всеми доступными средствами для лечения своих пациентов.
В нашем случае фараону стало намного легче после перевязки. Он уснул, и я смог оставить его на попечении жен и выйти на палубу. Глоток свежего, прохладного воздуха вернул меня к жизни, так как операция обессилила лекаря не меньше, чем пациента.
Наступил вечер, солнце устало садилось за голыми западными холмами, отбрасывая красноватый отблеск на поле боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Судьба войска на берегу реки зависела теперь исключительно от Тана. Мне же предстояло другое сражение — битва со смертью в каюте царской барки.
— НАДЕЖДА еще не совсем потеряна, — прошептал я госпоже, вернувшись к царю. — Тан собирает войска, и если кто-либо из живущих на земле может спасти Египет от гибели, так это он. Потом я подошел к царю и на какое-то время забыл обо всем, кроме пациента. По своему обыкновению, я бормотал мысли вслух, осматривая рану. Судя по водяным часам, прошло меньше часа с тех пор, как смертоносная стрела попала в цель, и все же плоть вокруг отломанного древка успела вспухнуть и побагроветь.
— Стрелу нужно извлечь. Если оставить наконечник в груди, он умрет до рассвета. — Я думал, что царь не слышит меня, когда говорил это, но Мамос открыл глаза и посмотрел на меня.
— Буду ли я жить?
— Надежда всегда есть. — Мои слова прозвучали легковесно и неискренне. Я понял это, царь тоже понял это.
— Благодарю тебя, Таита. Я знаю, ты постараешься спасти меня, и прощаю тебе твою вину, если тебе это не удастся. — Он поступил великодушно, так как многие врачи до меня поплатились жизнью за то, что позволили царю уйти в мир иной.
— Наконечник стрелы вошел глубоко. Будет очень больно, но я дам порошка красного шепена, сонного цветка, чтобы успокоить боль.
— Где моя старшая жена, царица Лостра? — спросил царь, и моя госпожа немедленно ответила:
— Я здесь, мой господин.
— Мне нужно кое-что сказать. Призови моих министров и писцов, чтобы мое заявление было засвидетельствовано и записано.
Писцы и министры заполнили маленькую жаркую каюту и молча встали вокруг.
Затем фараон протянул руку к госпоже.
— Возьми мою руку и слушай, — приказал он. Она опустилась на колени рядом с ним и сделала, как ей было приказано, а царь продолжал тихим, почти бессильным шепотом:
— Если я умру, царица Лостра будет править за моего сына. За время нашего брака я узнал, что она человек сильный и здравомыслящий, если бы она не была таковой, я бы не возложил на нее эту обязанность.
— Благодарю тебя, Великий Египет, за доверие, — прошептала царица Лостра, и фараон стал говорить ей лично, хотя каждый человек в каюте слышал его слова.
— Окружи себя мудрыми и честными людьми. Учи моего сына всем добродетелям царствования, которые мы с тобой обсуждали. Ты знаешь мои мысли об этом.
— Да, ваше величество.
— Когда он станет взрослым и сможет взять в свои руки плеть и посох, не пытайся мешать ему. Он мой прямой потомок и потомок моей, династии.
— Я с радостью выполню твой наказ, потому что он не только сын своего отца, но и мой сын.
— Пока ты будешь править, правь мудро и думай о моем народе. Многие будут пытаться вырвать из твоих рук знаки царской власти. Я имею в виду не только нового жестокого врага, этих гиксосов, но и других, тех, кто может оказаться гораздо ближе к твоему трону. Ты должна противостоять всем. Сохрани двойную корону для моего сына.
— Я сделаю, как ты говоришь, божественный фараон. Царь на некоторое время замолчал, и я уже подумал, что он потерял сознание, но Мамос вдруг снова вцепился в руку моей госпожи.
— Я хочу возложить на тебя еще одну обязанность. Моя гробница и мой храм еще не закончены. Теперь им, как и всему моему царству, угрожает опасность от врагов, нанесших нам сегодня поражение. Если мои военачальники не смогут остановить их, гиксосы дойдут до Фив.
— Мы будем молить богов, чтобы этого не случилось, — прошептала госпожа.
— Я строго приказываю тебе забальзамировать мое тело и похоронить его со всеми моими сокровищами в соответствии со строжайшими обрядами Книги Мертвых.
Госпожа моя молчала. Я думаю, уже тогда она поняла, насколько обременительное поручение возлагает на нее фараон.
Он крепче сжал ее руку, и она поморщилась от боли.
— Поклянись мне своей жизнью и надеждой на бессмертие. Поклянись мне перед моими министрами и царской свитой. Поклянись мне именами Хапи, твоей покровительницы, и благословенной троицы: Осириса, Исиды и Гора.
Царица Лостра с мольбой посмотрела на меня. Я понимал: если она даст слово, то сдержит его любой ценой, чего бы это ей ни стоило. В этом она походила на своего любимого. Ее с Таном связывал один закон чести. Я понимал также, что всем ее близким тоже придется поплатиться за это. Клятва, данная сейчас царю, тяжелым бременем ляжет на всех нас, включая царевича Мемнона и раба Таиту. Однако царю, лежащему на смертном одре, противоречить невозможно. Я едва заметно кивнул. Позже я тщательно рассмотрю все детали клятвы и как истинный законник предложу более или менее разумное толкование.
— Я клянусь Хапи и всеми богами, — сказала царица Лостра тихо, но ясно, и в последующие годы я сотни раз буду сожалеть о том, что она произнесла эти слова.
Царь удовлетворенно вздохнул и отпустил ее руку.
— Теперь я готов, Таита, и, какую бы судьбу ни уготовили мне боги, пусть она свершится. Дайте мне еще раз поцеловать сына.
Маленького царевича подвели к нему, а я тем временем без всякой церемонии выгнал из каюты толпу вельмож. Потом приготовил сильнейший настой красного шепена, потому что знал, что боль может свести на нет все мои усилия и погубить моего пациента так же быстро, как и неверное движение скальпеля.
Когда царь выпил весь настой, я подождал, пока его зрачки не сузились до размера острия булавки, а веки опустились. Потом отослал царевича к нянькам.
ПОКИДАЯ Фивы, я предполагал, что мне придется извлекать из ран стрелы, поэтому я взял с собой свои ложки. Я сам придумал этот инструмент, хотя какой-то лекаришка из Газы и еще один из Мемфиса заявляли, что именно они изобрели их. Я благословил свои ложки и скальпели в огне лампы, и вымыл руки горячим вином. — По-моему, не очень разумно пользоваться ложками, когда наконечник стрелы находится так близко от сердца, — сказала госпожа, наблюдая за моими приготовлениями. Временами она ведет себя так, будто превзошла своего учителя.
— Если я оставлю стрелу на месте, начнется омертвение. Это убьет так же надежно, как если бы я отрубил ему голову. Ложки — единственный способ спасти его.
Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, как будто разговаривали без слов. Все это было в видении лабиринтов Амона-Ра. Неужели мы не хотели, чтобы их добрые предзнаменования сбылись для нас?
— Он мой муж, он фараон. — Госпожа взяла меня за руку, чтобы придать вес своим словам: — Спаси его, Таита. Спаси его, если можешь.
— Ты же знаешь, я постараюсь сделать это.
— Тебе понадобится моя помощь? — Она часто помогала мне раньше; я кивнул и наклонился над царем.
Существует три способа, с помощью которых можно попытаться вынуть стрелу. По первому я должен был просто выдернуть ее. Я слышал об одном хирурге из Дамаска, который нагибал к земле гибкую ветку дерева и привязывал к древку. Потом он отпускал ветку и выдергивал стрелу из живой плоти упругой силой дерева. Я никогда не применял такого жестокого способа лечения, так как знал, что немногие пациенты выжили бы после подобной операции.
По второму следовало нажать на стрелу, чтобы наконечник вышел из тела с другой стороны. Стрелу можно забивать молотком, как гвоздь в доску. Потом отпиливаешь наконечник и вытаскиваешь древко. Этот метод лечения почти столь же жесток, как и предыдущий.
Я пользуюсь методом «ложек Таиты». Я сам назвал ложки своим именем, так как скромность не позволила мне дать другое, а заявления нахальных лекаришек заставили позаботиться о том, чтобы потомки узнали о моем гении.
Сначала я осмотрел стрелу гиксосов, принесенную из перевернутой колесницы. С удивлением обнаружил, что наконечник ее был сделан из кремня, а не из бронзы. Разумеется, кремень легче достать в большем количестве, чем бронзу, но я еще не слышал о военачальниках, экономящих на снаряжении, когда отправляются завоевывать царства. Кремневые наконечники красноречиво говорили об ограниченных возможностях гиксосов и подсказывали причину их жестокого нападения на Египет. Войны ведутся из-за богатства или земель; казалось, что у гиксосов не было ни того, ни другого.
Оставалось только надеяться, что наконечник, застрявший в груди фараона, был той же формы и размера. Я подобрал пару ложек к острому, как лезвие бритвы, кремневому наконечнику. У меня есть ложки разного размера, и я подобрал такие, которые аккуратно закрывали наконечник, пряча страшные зазубрины под гладким, полированным металлом.
К этому времени настой подействовал полностью. Фараон лежал без сознания на белооблачных простынях, а отломанное древко стрелы торчало из груди на длину моего пальца. Я приложил ухо к груди и снова услышал, как с каждым вздохом кровь булькает в легких. Удостоверившись, что он еще жив, я смазал ложки бараньим жиром, чтобы они были готовы, и взял один из самых острых своих скальпелей.
Я подозвал кивком четырех стражников, отобранных царицей Лострой, пока я готовился к операции, и они прижали фараона к столу за ноги и за руки. Царица Лостра села у головы царя и вставила ему в рот деревянную трубочку из моего врачебного сундучка. Эта трубочка доходила до самого горла. Она не даст языку заткнуть глотку, и дыхание будет свободным. Кроме того, помешает прикусить язык или проглотить его и не даст поломать зубы, когда челюсти сожмутся от жестокой боли.
— Сначала я расширю рану вокруг древка, чтобы добраться до головки стрелы, — пробормотал я себе под нос и провел скальпелем вниз вдоль древка. Тело фараона напряглось, но стражники безжалостно держали его.
Работал я быстро, так как скорость имеет важнейшее значение при операциях этого типа, если вы хотите, чтобы ваш пациент выжил. Я сделал надрез по обеим сторонам древка. Кожа человека — прочная и упругая. Она может помешать введению ложек, а мне нужно было проникнуть через нее.
Бросил нож на стол и взял пару смазанных ложек. Введя их вдоль древка, вталкивал их глубже и глубже в рану, пока снаружи не остались только длинные ручки.
К этому времени фараон начал корчиться и изгибаться на столе в руках стражников. Пот лился с него градом и стекал по бритому черепу, покрытому щетиной седых волос. Его вопли пробивались через деревянную трубочку во рту и эхом разносились по барке.
Я приучил себя не обращать внимания на страшные страдания своих пациентов и вводил ложки все глубже и глубже в расширенное отверстие раны до тех пор, пока они не коснулись кремневого наконечника. Дальше началась самая тонкая часть операции. Воспользовавшись рукоятками как щипцами, я развел ложки и надел их на наконечник. Когда почувствовал, что они сомкнулись, оставалось только надеяться, что грубый кремневый наконечник надежно прикрыт, а зазубрины спрятаны.
Осторожно ухватился за ручки ложек и камышовое древко и начал их вытаскивать. Если зазубрины наконечника не закрыты ложками, они тут же застрянут в плоти фараона и помешают мне. Я чуть было не закричал от радости и облегчения, когда почувствовал, что стрела подалась, но мягкая плоть словно засасывала ее, и мне понадобилась вся сила, чтобы вытащить древко.
Фараон страшно кричал. На него невозможно было смотреть, когда древко, кремневый наконечник и металлические ложки медленно выходили из раны. Настой красного шепена давно уже перестал действовать, и боль уже ничто не смягчало. Я понимал, что наношу ему серьезные внутренние повреждения, слыша, как рвутся волокна плоти.
Пот лился по моему лицу, обжигая глаза и ослепляя, но я продолжал тянуть, пока внезапно окровавленная стрела не оказалась у меня в руке. Я отлетел в противоположный конец каюты и ударился о борт. На миг я застыл, опершись о балку без сил. Увидел, как темная полусвернувшаяся кровь фонтанчиком бьет из раны, но не мог собраться с силами и подойти к фараону.
Я смазал рану драгоценной миррой и засахаренным медом, затем завязал чистым полотном. Работая, я читал вслух заклинания для перевязки ран.
Я свяжу тебя, творенье Сета.
Я заткну поганый рот.
Отступай предо мной, волна,
Отступай предо мной, цветок,
Смерти алый, злой бутон.
Изыди, Сета, красный пес.
Это заклинание следовало произносить, обрабатывая кровоточащую рану от клинка или стрелы. Есть особые заклинания для каждого вида ран, включая ожоги и раны, нанесенные клыками или когтями льва. На выучивание заклинаний уходит большая часть времени при подготовке врача. Я никогда не мог сказать наверняка, действуют ли эти заклинания, однако считаю, что обязан пользоваться всеми доступными средствами для лечения своих пациентов.
В нашем случае фараону стало намного легче после перевязки. Он уснул, и я смог оставить его на попечении жен и выйти на палубу. Глоток свежего, прохладного воздуха вернул меня к жизни, так как операция обессилила лекаря не меньше, чем пациента.
Наступил вечер, солнце устало садилось за голыми западными холмами, отбрасывая красноватый отблеск на поле боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103