Он подошел и тупо уставился в землю.
– Где люди? – спросил я.
– Тута все, – ответил он, не поднимая глаз.
– Где «тута»?
– Ну, мне-то почем знать.
– В доме кто-нибудь есть? – попробовал я зайти с другого конца.
– Бабы, – кратко ответил привратник.
– Что за бабы, и почему они не выходят?
– Заперты.
– Как это, заперты? – удивился я.
– Мне-то почем знать, – опять повторил он. Похоже, что говорить с этим олухом не имело смысла. Я соскочил с коня и поднялся на крыльцо. Однако оказалось, что привратник говорил чистую правду. Мощные дубовые двери, ведущие в покои, были заперты снаружи на железный засов. Изнутри покоев слышался негромкий вой. Я прислушался, но не понял, что это может быть. Тогда я отодвинул затвор и потянул за кованое кольцо, служившее ручкой. Тяжелые двери нехотя подались. Женский крик ударил по ушам, и мимо меня пронеслась группа представительниц прекрасного пола и устремилась к похоронным дрогам.
Я подался в сторону, чтобы меня не сбили с ног, и, не без удивления, наблюдал, как женщины начали рвать на себе волосы и скорбеть по усопшему барину. Такая неподдельная, я бы даже сказал, страстная скорбь меня удивила. У меня уже сложилось впечатление, что Меченый не пользовался здесь особой популярностью.
Однако, прислушавшись, к причитаниям, я начал сомневаться в искренности плакальщиц. Их стенания быстро стали отдавать духом эпических богатырских сказаний: тот же язык, те же поэтические приемы, те же идеи и представления. Унесла, мол, их милого дружка, «ясного сокола» «злодийская смертушка», «злодийка лиходеица-душегубица». А душа Меченого улетела в виде «малой птиченьки». Ну и, конечно, о лиходее-опричнике, убийце подлом не забыли – наслали проклятья на мою грешную голову.
Пока женщины оплакивали дорогого покойника, из дальних служб подтянулся простой народищко. Я выбрал в толпе мужика посмышленее и спросил его, есть ли здесь кто-нибудь из «местного руководства». Оказалось, что это мужик и есть командир среднего звена, что-то вроде сельского старосты.
– Нужно сколотить гробы и подготовить похороны, – распорядился я.
– Это мы разом, – небрежным тоном пообещал он. – Для боярина незабвенного всегда рады расстараться.
В словах мужика явно чувствовалась двусмысленность, но я не стал обижаться за дорогого покойника.
– Когда боярина будут обмывать и переодевать, позови меня, – велел я.
– Это можно, – легко согласился староста.
Женщины между тем продолжали причитать и постепенно завели остальных зрителей. Мужики начали отирать кулаками скупые мужские слезы, а бабы лениво заголосили. Я не стал ждать окончания скорбных криков и пошел посмотреть, что представляет собой жилище моего недолгого, таинственного знакомца.
Увы, внутри покои на первом этаже оказались совсем неинтересными. Меченый, видимо, не успел привести интерьер в надлежащий вид. Комнаты были полупустыми, обстановка самая примитивная. Планировка же была такой же бестолковой, как и все строение. Побродив по пустым комнатам, я поднялся на второй этаж. Здесь, судя по всему, были «апартаменты» хозяина.
Я заглянул в комнаты и обнаружил в одной из них собранную из клепок по принципу бочки ванну. Мало того, над ней висел бочонок с дырочками в днище! Не иначе, как Меченый пренебрег нормальной русской баней и пользовался ванной и душем!
Интерес к покойному у меня все возрастал, и я продолжил обследование странного жилища. Однако ничего любопытного больше не нашел.
– Никак, боярин, чего ищешь? – спросил меня из-за спины знакомый голос.
– Хоромы осматриваю, – ответил я старосте. – Здесь боярин жил?
– Здесь, – ответил мужик. – А вон там – спал, – добавил он с нажимом на последнем слове и указал на дверь, мимо которой я уже прошел, не заглянув в комнату.
– Покажи, – попросил я.
– Не могу, туда не велено входить.
– Мне все можно, – веско сказал я и вернулся к пропущенной светелке.
Староста, не возражая, двинулся вслед за мной, едва не дыша в спину. Его самого мучило любопытство. Дверь оказалась запертой. Никаких замков не ней не было.
– Может быть, кто-нибудь закрылся изнутри? – спросил я.
– Вроде некому, все во дворе... – почесал затылок староста. – Не иначе, как колдовство.
– Это точно, – подтвердил я и начал искать секретный запор.
Все, конечно, оказалось элементарно просто. Меченый применил дедовский способ запирать сараи. Внизу двери, в массиве, была просверлена дырка, в которую он вставил металлический штырь, точно входящий в отверстие в полу. Поднимать же его нужно было за веревку, конец которой находился на самом верху двери.
Мои «аналитические» способности произвели большое впечатление на старосту. От волнения, наблюдая за моими действиями, он почти не дышал. Разобравшись в запоре, я потянул за шнур и легко отворил дверь. Перед нами предстала большая комната с огромной кроватью и полом, сплошь устеленным коврами.
– Ни фига себе, вот это сексодром! – невольно воскликнул я.
Староста слов не понял, но смысл уловил.
– Лепота! – восхищенно сказал он, осматривая помещение. – Царские чертоги!
Я вошел внутрь. На «царские чертоги» спальня, конечно, не тянула, а вот на комнату эротомана-извращенца смахивала значительно больше. Меченый явно был неординарным бабником. Кровать была не меньше, чем два на три метра, и явно рассчитана на групповой секс.
Кроме того, все стены были завешены кандалами, плетками, веригами, черными рясами вперемежку с яркими тряпками и предметами непонятного назначения. К красном углу, вместо икон, помещалось чучело козлиной головы с выкрашенной в красный цвет бородой, а под ним – перевернутое вверх ногами деревянное распятие.
Повеяло чем-то давно знакомым. Было похоже, что я опять оказался в нужном месте в нужное время...
– А что это за женщины были заперты в доме? – спросил я.
– Эти-то, – пренебрежительно махнул рукой староста, – так, бояриновы соски.
– К-кто? – ошалело переспросил я.
– Девки бояриновы.
– Нет, ты их как-то по-другому назвал.
– Кого?
– Да женщин этих!
– Никак не называл, – удивился староста.
– Сосками ты их называл?
– Называл.
– А что такое соски?
– Бог его знает. Как боярин говорил, так и мы за ним следом.
– Ты велел боярина в дом перенести и раздеть?
– Велел.
– Перенесли его?
– Почем мне знать, может, перенесли, а может и нет.
– Иди, проверь и доложишь! И смотри у меня, начнешь баловать, не пощажу!
Неопределенная угроза подействовала. Староста с озабоченным видом удалился. Я же остался рассматривать «гнездо разврата». Было похоже, что судьба вновь свела меня с современником, забредшим в чужое время. Присмотревшись к аксессуарам и антуражу комнаты, я почувствовал, что попал в средневековый сексшоп. Судя по всему, резвился здесь Меченый по полной программе. Причем не просто так, а с мистически-религиозным уклоном.
Я подошел к козлиной голове. Чучело было сделано из рук вон плохо, мерзко пахло, шерсть на морде начала облезать, зато в глаза были вставлены два отполированных, черных, как ночь, куска агата.
– Боярин! Раздели! – позвал староста. Он вбежал в спальню, тяжело дыша с бледным лицом. – Правду говорили люди, что боярина Сатана пометил!
Я пошел вслед за ним, мы спустились на первый этаж, где в пустом зале но столе лежал убитый мной человек. У стен робко жались давешние плакальщицы. Две старухи обмывали тело. Стараясь не смотреть на глубокую рану на шее, я осмотрел тело Меченого. Вызывающие ужас дьявольские отметины меня нисколько не удивили. Я ожидал чего-то подобного: на плечах у самозваного боярина были самые обыкновенные татуировки.
– А он не Антихрист? – испуганно спросил староста.
– Дебил он закомплексованый, – непонятно для крестьян ответил я. – Как приготовите, можете хоронить.
– На кладбище или так зарыть?
– Можно и на кладбище, мертвые сраму не имут.
– Ну, если только ты велишь, – мало что поняв, уважительно сказал староста, окончательно признавая меня за начальника. – А с бабами что делать?
– Пусть идут наверх, я с ними поговорю.
То, что выделывал с несчастными женщинами извращенец, меня не интересовало, однако нужно было решить, что с ними делать дальше. Наложницы, повинуясь команде старосты, двинулись вслед за мной. Я нашел горенку с несколькими лавками, попросил женщин сесть, а сам остался стоять у окна. Теперь при нормальном освещении и спокойном состоянии мне удалось их рассмотреть. Вкус у Меченого был значительно лучше, чем можно было судить по его изыскам в архитектуре и дизайне. Все девушки были молоды и красивы.
– Ты как сюда попала? – спросил я кареглазую красотку с тонкими чертами лица.
– Тятя продал, – просто ответила она. – Кормиться было нечем, всему семейству погибель.
– А ты? – спросил я следующую красавицу с густыми льняными кудрями, еще всклоченными после недавней ритуальной скорби.
– Меня в холопки силой увезли от родных родителей. Боярин сказывал – за батюшкины долги.
– Понятно. Тебя тоже продали? – обратился я к очередной девушке.
– Нет, меня боярин у татар выменял. Они тятю зарезали, а нас всем семейством, с мамкой и братиками, в рабство гнали.
– Что же мне с вами делать? – задал я риторический вопрос.
– Оставь нас при себе, боярин-батюшка, – подсказала выход кареглазая девушка, – мы всему обучены, что скажешь, то и сделаем. И в цепях можем, и под поркой. Боярин покойный ко всему приучил.
– Не могу, милая, – почти извиняясь, сказал я, – мне держать гарем не по обычаю. Может, вам к родителям вернуться, у кого они есть?
– Куда ж нам возвращаться, коли мы порченые, – вступила в разговор до сих пор молчавшая девушка с полным, круглым лицом и чувственными губами. – Нас родители назад не примут, и никто замуж не возьмет. Нам одно остается, камень на шею и в воду.
– Ваша-то в чем вина? Вы же не сами сюда пришли, а насильно!
– А нас и слушать не станут...
Все пригорюнились, включая меня. Как обычно бывает, крайними всегда почему-то оказываются не палачи, а жертвы. Я действительно не знал, что делать с бедолагами. Решив, что, в крайнем случае, отдам их под надзор и опеку Натальи Георгиевны, я окончательное решение отложил на следующий день.
– Ладно, утро вечера мудренее. Похороним вашего губителя, может быть, что-нибудь и придумаем. Пока идите к себе.
– А выходить нам на вольный воздух можно или в светелках сидеть? – задала вопрос полнолицая.
– Можно, конечно, может, женихов себе приищите, а я за приданым не постою, – пошутил я.
– А новенькую отпереть? – опять спросила та же одалиска.
– Какую новенькую? – не понял я.
– Ту, что в тереме запертая сидит.
– Господи, еще одна на мою голову, – подумал я, а вслух сказал: – Конечно, выпустите.
– Боязно туда идти, да нам самим и дверей не открыть – произнесла девушка, почему-то смутилась и покраснела.
– Пошли, покажете, где ее заперли.
Вся стайка жертв мужской сексуальной агрессии суетливо бросилась показывать темницу очередной мученицы, а я, чувствуя себя товарищем Суховым из фильма «Белое солнце пустыни», пошел следом за своим новоявленным гаремом. «Темница» или, вернее, «светлица» находилась в одной из дурацких башенок на самом верху дома. Дверь оказалась запертой тем же самым способом, что и в спальню. Я потянул веревку, вытянул тайный штырь и, пригнувшись, вошел в тесную коморку с узким стрельчатым окном. Лица женщины, которая встала навстречу, против света было не разглядеть.
– Здравствуй, милая! – как можно доброжелательнее сказал я.
– Здравствуй, Алеша, – тихим голосом ответила женщина и сделала маленький шажок в мою сторону.
В груди у меня похолодело, и разом стали ватными ноги.
– Аля! – только и смог произнести я. – Алечка!
Потом меня словно бросило вперед, и я сжал ее в объятиях. Жена вздрогнула, на какой-то миг у нее напряглись плечи, но тут же расслабились, и она прижалась ко мне.
– Аля, Аля! – бессмысленно повторял я в те моменты, когда отрывал губы от любимого лица. – Неужели это ты!
В дверях толпились взволнованные одалиски, жадно следили за нами, переговаривались, но все это было неважно, воспринималось краем сознания. Главное было то, что я все-таки нашел ее, что, наконец, мы вместе.
– Дай я на тебя посмотрю, – попросил я, когда начало проходить состояние шока, и повернул любимую лицом к свету.
С последней нашей встречи Аля совсем не изменилась. То же тонкое личико и тени под глазами.
– Ты такая же, совсем не изменилась.
– Да, да, – шептала она, – наконец мы встретились.
– Это моя жена, – зачем-то сказал я толпящимся в дверях девушкам. Потом спросил у Али: – Как ты сюда попала?
– Это неважно, – ответила она, – главное, что мы встретились...
Разговаривать и тем более целоваться при таком стечении народа было неловко. Глаза зрительниц горели как фонарики. Я слегка отстранился от жены, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. У меня все хорошо, как ты?
– Спасибо, нормально.
Разговор явно не ладился. Может быть, оттого, что все произошло так неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42