Священник спускался из этого сооружение задом, по лесенке и, только оказавшись в безопасности на земле, повернулся к нам ликом и начал благословлять мирян. Это новое красочное зрелище привлекло во двор всех участников похорон и, главное, предстоящей тризны. Я надеялся, что и Аля выйдет под благословение, и мы, наконец, объяснимся, но ее по-прежнему не было.
Вместо нее явились все три невесты из числа раскаявшихся блудниц, чтобы пользуясь оказией, просить священника повенчать их с избранниками. Увидел я и женихов – совсем молодых парней, привлеченных, думаю, не столько приданым, сколько предстоящими плотскими радостями с красивыми и опытными девами.
Чтобы не выделяться из общей массы, я, как и все, подошел под благословение священника. Батюшка, старичок с добрым, простодушным лицом, щедро раздавал крестные знамения и давал целовать свою пухлую, мягкую руку.
– Это ты, сыне, привез убиенных? – спросил он меня.
– Я, отче.
– Как они преставились? – поинтересовался поп.
– Естественным путем, – серьезно ответил я. – Можно сказать, способом усекновения живота своего.
– Бог дал – Бог взял, – горестно вздохнув, сказал на это батюшка.
– Алеша, – позвал меня знакомый голос, и легкая рука прикоснулась к плечу, – нам нужно поговорить.
Забыв о священнике, я быстро обернулся. Аля, улыбаясь своей прежней, чуть смущенной улыбкой, стояла у меня за спиной.
– Не видел, когда ты подошла, я ждал тебя еще вчера, – со скрытым упреком сказал я.
– Прости, но я очень плохо себя чувствовала.
– Да, да, конечно. Я понимаю...
– Пойдем отсюда, здесь слишком много народа.
– Может быть, тогда в гостевую избу, там никого нет?
– Пошли.
Мы вышли из толпы, окружавшей колымагу. Я хотел взять жену за руку, но она незаметно ее убрала. Я сделал вид, что не заметил ее жеста и просто пошел рядом. К сожалению, у меня на совести было много чего, что должно было очень не понравиться любой жене, и это второй день угнетало меня. С ее способностью читать мысли она вполне могла узнать о моих романтических приключениях с другими женщинами и имела полное моральное право относиться ко мне, мягко говоря, сдержанно.
– Я недавно встретил бабку Ульяну, – сказал я, просто чтобы не идти молча.
– Да! Ну и как она живет? – вежливо удивилась Аля. – Здорова?
– Нормально живет, что ей сделается, она еще девчонка.
– Ты же сказал, что она бабка.
– Это в Захаркино она была бабкой, а здесь девчонка.
Аля, как мне показалось, хотела что-то спросить, но передумала, испытующе посмотрела на меня. Хотя так смотреть был повод скорее у меня. Она вела себя явно неадекватно, так, как будто потеряла память, или все, что нас связывало, было совсем неважно и забылось, как несущественные пустяки.
– Ты очень изменилась. Я, между прочим, попал сюда только для того, чтобы разыскать тебя.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Мне сказали.
– Кто сказал?! – излишне торопливо и резко спросила она.
– Люди, – пожал я плечами. Объяснить кратко и на ходу все мои обстоятельства было просто невозможно.
– Странно, о том, что я нахожусь здесь, знал всего один человек, тот, которого ты называешь Меченым, – словно уличая меня во лжи, сказала Аля, недоверчиво глядя на меня своими необыкновенными глазами.
– Я не в том смысле. Я не знал, что ты находишься в этой деревне. Я сюда попал совершенно случайно. Пришлось везти убитого, ну, этого Меченого. Он разбойник, и его вольные крестьяне не хотели хоронить в своей деревне. Я говорю о другом. Я в это время попал только для того, чтобы встретиться с тобой.
– Этого обо мне тоже никто не мог знать.
– Тем не менее, мне сказали, что ты здесь.
– Вот я и пытаюсь узнать, кто тебе это сказал? Не понимаю, почему ты темнишь? – говорила она, явно начиная сердиться.
За разговором мы подошли к гостевой избе, и я, воспользовавшись поводом, не ответил.
– Проходи, пожалуйста. Здесь никого нет, и нам не помешают.
Мы прошли в горницу, и Аля выбрал себе место у окна, спиной к свету.
– Так кто рассказал тебе обо мне? – повторила она прежний вопрос.
– Я не знаю, кто они, – почти честно ответил я. – Эти люди нашли меня и сказали, что ты здесь. Для тебя что самое важное, кто что кому сказал?
– Не люблю, когда про меня болтают лишнее, – сердито сказала она. – Пожалуйста, в мое отсутствие не обсуждай меня, особенно с посторонними.
– Послушай, милая, тебе не кажется, что мы с тобой говорим на разных языках? – не выдержал я. – Что вообще с тобой происходит?!
– Со мной ничего. А вот ты последнее время ведешь себя очень странно. Куда, например, ты дел саблю?
– В какое «последнее время» и какую саблю? – удивленно спросил я.
– Ту, что у тебя была.
– У меня было много оружия, какую саблю ты имеешь в виду?
– Я имею в виду арабскую саблю в ножнах с самоцветами, которая была у тебя раньше. Та, которую ты украл, извини, взял у... – она замялась, не зная, как поименовать секту сатанистов, у которых я отобрал прекрасный старинный клинок в самом начале моих «подвигов».
– Она не арабская, а индийская, – уточнил я. – И почему она тебя вдруг заинтересовала та сабля?
– Я просто хочу проверить, откровенен ли ты со мной.
– Аля, я тебя не узнаю.
– Значит, ты не скажешь, где сабля?
– Далась она тебе! Что нам, больше не о чем говорить!
– Понятно, ты меня не любишь! – воскликнула она со слезой в голосе и типично истеричными нотками, которыми многие женщины сопровождают такое печальное для себя утверждение.
Честно говоря, у меня самого появилось такое же чувство, только в отношении себя. Моя милая, нежная, замечательная жена превратилась в какую-то куклу. Со вчерашнего дня я ломал себе голову, что с ней произошло, но ничего не мог понять. Вроде бы я общаюсь с совершенно незнакомым, странным человеком, у которого, кроме знакомой внешности, все чужое. Я сделал еще одну попытку разобраться в ситуации. Спросил:
– Что с тобой происходит? И вообще, как ты попала к Меченому?
Аля не ответила, посмотрела манящим взглядом и пошло, облизав кончиком языка губы, прошептала:
– Хочешь сегодня ночью быть со мной?
– Ну, да, конечно, почему нет, – не очень любезно ответил я.
– Тогда будь со мной до конца откровенен.
Она, как слабая провинциальная актриса, играющая обольстительницу, сузила глаза и опять облизала губы. Меня это покоробило, но я еще попытался достучаться до нее прошлой:
– Зачем тебе моя откровенность, когда ты сама знаешь, о чем я думаю.
– Вот именно, я все знаю, но хочу, чтобы ты доказал мне свою искренность.
– Ладно, пусть будет по-твоему, искренность так искренность. Я несколько раз тебе изменил.
– Знаю, – неожиданно жестко сказала жена. – Все вы... я даже знаю, с кем. Но сейчас речь не о том, отвечай, куда ты дел саблю?!
– Да что ты ко мне прицепилась с этой саблей! – вспылил я, окончательно теряя терпение. – Не суй свой нос в мои дела!
– А, ты так! – пронзительно закричала она, наливаясь гневом. – Не хочешь по-хорошему, скажешь по-плохому! Взять его!
Лицо жены исказила гримаса неподдельной ненависти. Она готова была испепелить меня взглядом. Зубы хищно оскалились. Потом она перевела взгляд мне за спину, на двери. Я оглянулся, но ничего не успел рассмотреть. Все произошло мгновенно. Быстрая темная тень обрушилась на голову, и все померкло.
Глава 10
Очнулся я довольно скоро. Во всяком случае, за окном по-прежнему был ясный день. Руки и ноги мне больно стягивали веревки, в рот был засунут кляп, сделанный из каких-то вонючих тряпок, раздиравших губы. Щека лежала на светлом, шершавом дереве недавно постеленного пола. Я попытался пошевелиться, но не смог. Связали меня основательно. Вывернув голову, я осмотрелся. В комнате никого не было.
Теперь, когда ситуация сделалась форс-мажорной, у меня стало легче на душе. Было хотя бы ясно, что Аля по каким-то обстоятельствам переметнулась в стан врага. Предполагать можно было что угодно, но, самое вероятное, ее чем-то шантажируют. Скорее всего, ребенком. Отсюда непонятная сдержанность, почти враждебность и упорный интерес к сабле, за которой охотятся «сатанисты». Бедную девочку так прижали, что она пошла на прямое предательство.
В памяти всплыли ее слова о том, что наш сын находится у мифических «родственников». Теперь я догадался, кто они, и чем можно заставить женщину предать мужа. Мне следовало понять это раньше, а не обижаться на ее мнимую холодность и, тем более, не обижать любимую грубостью.
Лежать было неудобно, и я попытался найти более удобное положение для тела. Извиваясь, я прополз несколько сантиметров по полу, что позволило расширить обзор. Теперь я видел почти всю комнату.
Руки и ноги уже затекли так, что почти не чувствовались. Веревки, которыми меня связали, были из грубой пеньки и довольно толстые. Это, в принципе, было лучше, чем тонкие шнуры, которыми можно совсем прекратить кровоснабжение конечностей. К сожалению, в комнате не было ничего, обо что можно было бы перетереть путы. Пока я был без памяти, отсюда вынесли всю мою амуницию и оружие. Мне оставалось терпеливо ждать развития событий и быть готовым воспользоваться любым подвернувшимся шансом.
Особой тревоги я пока не испытывал. В конце концов, мне удавалось выкручиваться и не из таких ситуаций. Уже то, что рот мне заткнули кляпом, говорило, что мои противники не полностью контролируют ситуацию и кого-то опасаются. Экономя силы и нервы, я расслабился и сделал попытку уснуть. Это, конечно, не удалось, но лежать на голых досках пола стало не так жестко.
В любом случае, проиграв первый раунд и получив чем-то тяжелым по голове, второй я выигрывал: не запаниковал, понял, откуда растут у осла уши, и не проклял жену. Возвращать добытую, можно сказать, в неравном бою, саблю, которая к тому же находилась в нашем времени, в стенном шкафу у моей соседки по лестничной площадке, я не собирался ни под каким видом. В любом случае сабля являлась залогом моей жизни. Пока мои смертельные враги ее не найдут, меня не убьют.
Мои пленители, между тем, все не давали о себе знать и, как это ни парадоксально в такой ситуации, я по-настоящему заснул. Разбудил меня резкий, какой-то металлический мужской голос.
– Вы его случаем не убили?
– Живехонек был. Поди, прикидывается или просто заснул, – ответил другой, тягучий и подобострастный.
– Как так заснул! Ну-ка всыпьте ему, чтобы проснулся.
Я незаметно приоткрыл глаза и увидел около своего лица дорогие сафьяновые сапоги с высокими каблуками, украшенные золотыми и серебряными про-шивками, галунами и узорами. Правда, каблуки были сбитые и поцарапанные.
Подумать, об их владельце я не успел. Кто-то невидимый с размаха ударил меня ногой по ребрам. Хотя я и ждал чего-то подобного, но от боли вскрикнул.
– Живей живехонького, – сказал тягучий голос. – Что ему, разбойнику, сделается!
– Ну, коли жив, – решил владелец сафьяновых сапог, – пускай полежит, подумает до утра, а завтра устроим ему правеж. Нам спешить некуда.
После этого обнадеживающего разговора ноги застучали об пол и удалились. Я опять остался один, с щекой, прижатой к шершавому, плохо обработанному полу.
Больше спать мне не хотелось: болел бок, и настроение окончательно испортилось. Похоже, что Аля подставила меня капитально. Лежать связанным предстояло долго, и я попытался по системе йоги, о которой, впрочем, имел самое общее представление, представить себя где-нибудь на пляже и расслабиться. С пляжем у меня не получилось, но отвлечься от тяжелых мыслей и режущих тело веревок немного удалось.
Время, как всегда в подобных случаях, тянулось невообразимо медленно. Сколько я пролежал подобным образом после ухода незваных гостей, я определить не мог. Сознание временами затуманивалось, и я впадал в легкую прострацию. Йога йогой, но впадать в нирвану мне не стоило. Пока слушаются конечности, нужно было хотя бы попытаться освободиться.
Превозмогая боль в суставах, я рывком перевернулся на спину и, извиваясь, пополз к лавке. Как ни странно, но на спине передвигаться оказалось легче, чем на животе, и довольно скоро я уперся головой в стену. Внизу она была выполнена из плохо обработанного дерева. Это вселило небольшую надежду избавится хотя бы от кляпа, который заполнял весь рот и мешал нормально дышать. Продвигаясь вдоль стены, я оказался под лавкой, где бревна были совсем халтурно отесаны – щелясты и сучковаты.
Я довольно долго елозил лицом по бревнам, пока мне не попался подходящий торчащий сучок. Двигая головой, я попытался зацепить им за кляп. С десятой попытки мне это удалось, тряпка зацепилась, я медленно отвел в сторону лицо и частично освободил рот. После чего неоднократно повторил попытку опять зацепить ее за тот же сук. Однако больше мне так не повезло, и пришлось искать следующий подходящий сучек. Упорство победило, и через полчаса я с наслаждением выплюнул остатки вонючего кляпа.
Теперь у меня освободились зубы, и я принялся жевать веревку у себя на плече. Сделана она была из пеньки. Я перетирал и перекусывал волокна, а их было множество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42