Собственная прозрачность раздражала. Дар запретил себе оборачиваться, стараясь как можно ровнее держать плечи, отчего его осанка, и без того безупречная, приобрела налет излишней военной выправки. С той лишь разницей, что он чувствовал себя совсем не таким бравым, как на параде.
Радовала метеообстановка. Зорий опасался, что как только они покинут лесной массив, замаскировать группу на открытой местности будет очень сложно. Почти невозможно. Но туман, плотно окутавший предгорья, и низкая облачность давали надежду пройти незамеченными. Хорошо бы еще пошел дождь. Конечно, все это не даст стопроцентной гарантии от обнаружения, но, по крайней мере, существенно затруднит землянам наблюдение с орбиты.
Напрасно Лорис надеялся, что дурное настроение Совы в дороге пройдет.
Сова соревновалась в упрямстве со своей лошадью. Лорис выругал себя за то, что в спешке сборов не проконтролировал, какая лошадь досталась Сове. В том нервном и взбудораженном состоянии, в каком пребывала Сова, сажать ее на горячую чувствительную к настроению всадника лошадь было равносильно убийству. Сова не знала, что такое мягкость в обращении с лошадьми, и Лорису оставалось только наблюдать за ее попытками отрегулировать скорость методом натягивания повода, в то время как разгоряченное шенкелями животное рвалось вперед. Сова же твердо решила ехать непременно позади Зория, чтобы не подставлять врагу спину. После того как ей удалось гордо прогарцевать мимо Зория галопом и выдать парочку комментариев по поводу его способности удержаться в седле, давать советы самому комментатору Лорис не решился. И когда через пару часов взмыленная кобыла, наконец, сбросила с себя надоевшую всадницу, Лорис лишь печально прикрыл глаза, вообразив рентгеновский снимок позвоночника Совы, но промолчал. Сова поймала лошадь, притянула к себе ее испуганную морду, сняла перчатки, сложила их вместе и с наслаждением хлестнула по лошадиным ушам. Вмешиваться было бесполезно: в этом соревновании упрямств у Совы были шансы или победить, или сломить себе шею, и Лорис молчал, понимая, что ни одного совета она даже не выслушает. За здоровье Совы он опасался больше, чем за нервы лошади.
Если бы можно было отвернуться от всего мира сразу, Сова отвернулась бы. Но на глаза все время что-то попадалось, и тогда она болезненно жмурилась, словно пытаясь не пропустить под веки навязчивый и однообразный пейзаж. Дорога шла на запад, петляла под желто-красными кронами еще не облетевшего, набухшего влажным туманом леса, но уже чаще стали встречаться открытые участки, так что скоро лес должен был смениться холмами предгорий.
Чтобы не видеть всего этого, Сова ограничилась наблюдением за едущим впереди Зорием. Посторонним мешал ей, как заноза, вокруг которой уже образовался нарыв. Сове никак не удавалось убедить себя в том, что этот человек с бесцветными безразличными глазами находится здесь ради ее защиты. Он ехал, не оборачиваясь, словно был безусловно уверен, что она будет следовать за ним как привязанная. И то, что она действительно не решалась сойти с пыльной полоски, что стелилась из-под копыт его коня, раздражало Сову ужасно. Нарыв вздувался, раздражение, как дергающая боль, изматывало ее, заставляя искать открытого столкновения, чтобы лицом к лицу, вызвав на себя шквал чужих эмоций, разобраться наконец с этим непонятным, будто обезличенным, наглухо закрытым для нее человеком. Но он упрямо не давал ей ни малейшего повода к ссоре. И когда в жидких сумерках из-за очередного холма, как вор из засады, выступил трактир, Сова была так же далека от понимания, что замышляет представитель Ордена, как и утром.
Дар остановился у покосившихся ворот «Приюта горца» и, не спешиваясь, стал ждать, когда подъедут спутники. Он решил спокойно подчиняться любым причудам, даже если им непременно захочется заночевать в этих пустых, продуваемых ветром развалинах. С точки зрения маскировки группы развалины его устраивали. Они захотели.
Сова спрыгнула с седла, болезненно морщась. Зорий вспомнил про ее падение и уже собрался было участливо спросить, как она себя чувствует, но уперся взглядом в демонстративно подставленную спину – и промолчал. Взгляд Лориса, брошенный на измученное животное, выражал сочувствие и досаду, и от этого взгляда Сова виновато понурилась и ослабила туго затянутую подпругу.
«Приют горца» доживал последние дни. Когда-то мощеный ровным светло-серым камнем двор зарос травой, которую никто не уничтожал, и она успела зазеленеть, подняться к солнцу в половину человеческого роста, зацвести, дать семена, рассыпать их в надежде на новое рождение – и засохнуть. От титанических усилий травы мостовая местами вздулась, местами провалилась, и ее давно следовало бы починить. Но люди, которые раньше поддерживали порядок, куда-то исчезли, и теперь на постоялом дворе, где в былые времена не сыскать было свободной комнаты, жили только четыре человека: сам хозяин, до полусмерти высушенный солнцем, как трава у порога его дома, его жена и два работника, с трудом нанятые из полудиких горцев. Один из них, ненамного моложе самого хозяина, бережно принял коней и увел их в темноту пустого двора, откуда немного погодя раздался сочный плеск воды.
– Разве можно поить лошадей сразу после дороги? – спросил Зорий, стремясь нарушить многочасовое молчание.
– Он их не поит, – ответил Лорис, – он их моет.
Сова промолчала.
Хозяйка по обычаю горцев тоже плеснула водой в ноги гостям, смывая с сапог приезжих густой слой седой дорожной пыли со свежими царапинами от колючей травы. Сапоги после этого не стали чище, но это уже никого не волновало, и гости вошли в закопченную общую залу, темную и холодную, как склеп. Из трех каминов топился лишь один, и Сова, свалив на колченогий стол дорожные сумки, в ожидании, пока второй слуга отнесет их в комнаты, подставила теплу и свету очага свое раздраженное, злое и измученное лицо. В то время как Лорис о чем-то вполголоса договаривался с хозяином, Зорий украдкой наблюдал, как изменялось это лицо девочки-подростка, становясь то жестоко-надменным, то обиженно-несчастным, и, наконец, просто расслабленным и спокойным лицом человека, получившего долгожданный отдых. Дар бесшумно подобрался поближе, но рассохшийся стул, на который он присел, выдал его резким трескучим скрипим. Сова тут же обернулась. Глядя на нее против света, Зорий теперь не мог видеть ее лицо, но был уверен, что на него вернулось прежнее выражение злости и раздражения. Сова отвернулась, демонстрируя ему свой профиль со слегка вздернутым носом. Но теперь, когда она знала, что за ней наблюдают, она не расслаблялась, сохраняя то самое выражение недоверия и злости, которое несла с собой всю дорогу. Наверное, для неё это было утомительно, потому что когда хозяйка пригласила гостей пройти в приготовленные наверху комнаты, Дар услышал вздох облегчения. Он передернул плечами, словно пытался стряхнуть с себя чужое недоверие, как дорожную пыль, облепившую его со всех сторон, хотел было вежливо пропустить вперед по лестнице Лориса, но, вспомнив, что и тут ему не доверяют, пошел вверх первым, чувствуя, как перекрестные взгляды его спутников, по мере того, как он поднимается, скользят по телу с затылка вниз через позвоночник, потом по ногам и оставляют его, наконец, в покое где-то в районе пяток.
В одиночестве его собственное лицо, тоже, видимо, уставшее держать искреннее, открытое и приятное выражение, изменилось почти до неузнаваемости. Теперь вокруг рта залегли резкие морщины, нахмурился и потяжелел высокий лоб, и где-то в глубине бесцветных глаз темным пятном сгустилось недовольство собой: за весь день он не приблизился к цели ни на йоту.
Была ли принята его легенда? После утреннего допроса его больше ни о чем не расспрашивали, будто потеряв интерес к тому, что он мог сообщить. На коротком привале он рискнул вновь вернуться к теме преследований со стороны землян и завел речь о том, что его беспокоило – о маскировке – мягко подталкивая спутников к решению о немедленной эвакуации с планеты. С маскировкой дело обстояло плохо. Ложные радиосигналы на некоторое время, конечно, отвлекут внимание землян. По его расчетам экспертная группа с оборудованием уже должна была прибыть в форт фактории и по следам Дара двинуться в город, где приступить к исследованию брошенного дома Совы, в частности, канала, открытого через зеркало. Плюс следственная группа – к двум трупам в каптерке ратуши. Новые корабли на орбите, люди в порту, связь. Все эти демонстративные перемещения сами по себе отвлекут от Совы внимание тех, кто ею интересуется. Пусть земляне следят за экспертами, за кораблями, пусть ведут разведку в соседних секторах, опасаясь нападения. Но пренебрегать при этом маскировкой группы на открытой местности Зорий никак не мог. Его собственный защитный комплект одежды из радиопоглощающего материала снижал риск обнаружения приблизительно в сто раз, а также обеспечивал незаметность в радиотепловом диапазоне, подстраивая температуру наружной поверхности к уровню окружающего фона. Запасной комплект он предложил Сове. Она повертела одежду в руках и хотела вернуть. Пришлось прочесть ей краткую лекцию и настоять на своем. Не то, чтобы она не приняла его аргументы, просто ей не нравилось соглашаться с чужаком.
Чтобы облачиться в комплект, ей пришлось снять с себя плащ и обе изрядно мешавшие ей кобуры. Словно вспомнив о его оружии, Сова вытащила бластер и принялась его изучать.
– Я могу вытащить батарею и вернуть его вам, – предложила она.
Зорий усмехнулся:
– У меня есть запасная. Вы и вправду думаете, что вы меня разоружили? – ответа не последовало, и он продолжил: – Вы же понимаете, что мне достаточно пары секунд, чтобы заполучить его обратно. Вы не успеете даже выдернуть пистолет из кобуры.
Она вздрогнула. Ему стало стыдно. Ну зачем он пугает и без того напуганного ребенка?
– Без вашего разрешения я не буду это демонстрировать, – пообещал он.
Она тут же отошла от него подальше.
Самая сложная часть любого задания всегда такова: «Войти в доверие». И само построение этой фразы абсурдно, если вдуматься. Войти в доверие... Выйти из доверия... Как будто доверие – это дверь. И у одного эта дверь всегда нараспашку и никогда не запирается, у другого, если поискать, непременно найдешь ключ под ковриком, у третьего налажена сложная система кодовых замков и сигнализации, у четвертого рядом с дверью висит табличка «Осторожно, злая собака», у пятого вместо двери построен тесный лаз, куда можно вползти только на четвереньках, у шестого в двери прорезано окошечко для обозрения посетителей, у седьмого... У Лаэрты Эвери не было дверей. Ее недоверие было похоже на большой, но беспорядочно и бестолково возведенный редут, где и наружный ров, и бруствер, и минные поля вокруг, и стволы с оптическими прицелами, а где-то глубоко внутри съежился от страха сам военачальник, готовый скорее глупо умереть, чем капитулировать на достойных условиях. С ним невозможно договориться, его можно только обмануть. Выманить наружу, заставить покинуть это нелепое нагромождение оборонительных укреплений, уверить в реальности победы, потому что этот отчаянный воин признает только один выбор: «Победа или смерть!», не понимая, что выбора нет, ибо и победа, и плен – лишь очередные возможности, а смерть – окончательная неизбежность.
А не пора ли прекратить философствовать? Зорий потер лицо, словно хотел окончательно содрать с него лживую маску благожелательности. Сейчас нужно думать лишь о том, как эффективнее выполнить конкретную задачу, а он в который раз ищет моральные оправдания.
Неужели все-таки трансогенет?
«Это как-то повлияет на задание?» – жестко спросил он сам себя. И сам же себе ответил: «Нет!» – «Тогда в чем заминка? Нужно сказать: „Есть, сэр!" и бодро исполнять».
Доверия можно добиться только в контакте с объектом. И этот контакт еще требуется установить. Дар вспомнил демонстративно подставленную его взгляду спину и с сомнением поджал губы. Установишь тут! Как заставить ее хотя бы разговаривать? И главное, о чем с ней разговаривать? Ни о чем, кроме дела, она в ближайшее время с ним и двух слов не скажет. Ну что ж, о деле – так о деле. Тогда легенда оказывается как нельзя кстати: она дает Зорию право спрашивать, а Лаэрту Эвери как свидетельницу по уголовному делу обязывает отвечать. Допрос, конечно, не лучший способ для вхождения в доверие, но ничего другого ему не остается.
Зорий дождался, пока оба его спутника покинут свои комнаты и спустятся в общую залу в ожидании ужина, и только после этого решился навязать им свое общество. В ночлежке гостей не ждали, отчего ужин запаздывал. Стараясь с максимальной пользой употребить неожиданно предоставленное ему время, Дар настоял на даче показаний «здесь и сейчас». Правда, переговоры пришлось вести с Лорисом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Радовала метеообстановка. Зорий опасался, что как только они покинут лесной массив, замаскировать группу на открытой местности будет очень сложно. Почти невозможно. Но туман, плотно окутавший предгорья, и низкая облачность давали надежду пройти незамеченными. Хорошо бы еще пошел дождь. Конечно, все это не даст стопроцентной гарантии от обнаружения, но, по крайней мере, существенно затруднит землянам наблюдение с орбиты.
Напрасно Лорис надеялся, что дурное настроение Совы в дороге пройдет.
Сова соревновалась в упрямстве со своей лошадью. Лорис выругал себя за то, что в спешке сборов не проконтролировал, какая лошадь досталась Сове. В том нервном и взбудораженном состоянии, в каком пребывала Сова, сажать ее на горячую чувствительную к настроению всадника лошадь было равносильно убийству. Сова не знала, что такое мягкость в обращении с лошадьми, и Лорису оставалось только наблюдать за ее попытками отрегулировать скорость методом натягивания повода, в то время как разгоряченное шенкелями животное рвалось вперед. Сова же твердо решила ехать непременно позади Зория, чтобы не подставлять врагу спину. После того как ей удалось гордо прогарцевать мимо Зория галопом и выдать парочку комментариев по поводу его способности удержаться в седле, давать советы самому комментатору Лорис не решился. И когда через пару часов взмыленная кобыла, наконец, сбросила с себя надоевшую всадницу, Лорис лишь печально прикрыл глаза, вообразив рентгеновский снимок позвоночника Совы, но промолчал. Сова поймала лошадь, притянула к себе ее испуганную морду, сняла перчатки, сложила их вместе и с наслаждением хлестнула по лошадиным ушам. Вмешиваться было бесполезно: в этом соревновании упрямств у Совы были шансы или победить, или сломить себе шею, и Лорис молчал, понимая, что ни одного совета она даже не выслушает. За здоровье Совы он опасался больше, чем за нервы лошади.
Если бы можно было отвернуться от всего мира сразу, Сова отвернулась бы. Но на глаза все время что-то попадалось, и тогда она болезненно жмурилась, словно пытаясь не пропустить под веки навязчивый и однообразный пейзаж. Дорога шла на запад, петляла под желто-красными кронами еще не облетевшего, набухшего влажным туманом леса, но уже чаще стали встречаться открытые участки, так что скоро лес должен был смениться холмами предгорий.
Чтобы не видеть всего этого, Сова ограничилась наблюдением за едущим впереди Зорием. Посторонним мешал ей, как заноза, вокруг которой уже образовался нарыв. Сове никак не удавалось убедить себя в том, что этот человек с бесцветными безразличными глазами находится здесь ради ее защиты. Он ехал, не оборачиваясь, словно был безусловно уверен, что она будет следовать за ним как привязанная. И то, что она действительно не решалась сойти с пыльной полоски, что стелилась из-под копыт его коня, раздражало Сову ужасно. Нарыв вздувался, раздражение, как дергающая боль, изматывало ее, заставляя искать открытого столкновения, чтобы лицом к лицу, вызвав на себя шквал чужих эмоций, разобраться наконец с этим непонятным, будто обезличенным, наглухо закрытым для нее человеком. Но он упрямо не давал ей ни малейшего повода к ссоре. И когда в жидких сумерках из-за очередного холма, как вор из засады, выступил трактир, Сова была так же далека от понимания, что замышляет представитель Ордена, как и утром.
Дар остановился у покосившихся ворот «Приюта горца» и, не спешиваясь, стал ждать, когда подъедут спутники. Он решил спокойно подчиняться любым причудам, даже если им непременно захочется заночевать в этих пустых, продуваемых ветром развалинах. С точки зрения маскировки группы развалины его устраивали. Они захотели.
Сова спрыгнула с седла, болезненно морщась. Зорий вспомнил про ее падение и уже собрался было участливо спросить, как она себя чувствует, но уперся взглядом в демонстративно подставленную спину – и промолчал. Взгляд Лориса, брошенный на измученное животное, выражал сочувствие и досаду, и от этого взгляда Сова виновато понурилась и ослабила туго затянутую подпругу.
«Приют горца» доживал последние дни. Когда-то мощеный ровным светло-серым камнем двор зарос травой, которую никто не уничтожал, и она успела зазеленеть, подняться к солнцу в половину человеческого роста, зацвести, дать семена, рассыпать их в надежде на новое рождение – и засохнуть. От титанических усилий травы мостовая местами вздулась, местами провалилась, и ее давно следовало бы починить. Но люди, которые раньше поддерживали порядок, куда-то исчезли, и теперь на постоялом дворе, где в былые времена не сыскать было свободной комнаты, жили только четыре человека: сам хозяин, до полусмерти высушенный солнцем, как трава у порога его дома, его жена и два работника, с трудом нанятые из полудиких горцев. Один из них, ненамного моложе самого хозяина, бережно принял коней и увел их в темноту пустого двора, откуда немного погодя раздался сочный плеск воды.
– Разве можно поить лошадей сразу после дороги? – спросил Зорий, стремясь нарушить многочасовое молчание.
– Он их не поит, – ответил Лорис, – он их моет.
Сова промолчала.
Хозяйка по обычаю горцев тоже плеснула водой в ноги гостям, смывая с сапог приезжих густой слой седой дорожной пыли со свежими царапинами от колючей травы. Сапоги после этого не стали чище, но это уже никого не волновало, и гости вошли в закопченную общую залу, темную и холодную, как склеп. Из трех каминов топился лишь один, и Сова, свалив на колченогий стол дорожные сумки, в ожидании, пока второй слуга отнесет их в комнаты, подставила теплу и свету очага свое раздраженное, злое и измученное лицо. В то время как Лорис о чем-то вполголоса договаривался с хозяином, Зорий украдкой наблюдал, как изменялось это лицо девочки-подростка, становясь то жестоко-надменным, то обиженно-несчастным, и, наконец, просто расслабленным и спокойным лицом человека, получившего долгожданный отдых. Дар бесшумно подобрался поближе, но рассохшийся стул, на который он присел, выдал его резким трескучим скрипим. Сова тут же обернулась. Глядя на нее против света, Зорий теперь не мог видеть ее лицо, но был уверен, что на него вернулось прежнее выражение злости и раздражения. Сова отвернулась, демонстрируя ему свой профиль со слегка вздернутым носом. Но теперь, когда она знала, что за ней наблюдают, она не расслаблялась, сохраняя то самое выражение недоверия и злости, которое несла с собой всю дорогу. Наверное, для неё это было утомительно, потому что когда хозяйка пригласила гостей пройти в приготовленные наверху комнаты, Дар услышал вздох облегчения. Он передернул плечами, словно пытался стряхнуть с себя чужое недоверие, как дорожную пыль, облепившую его со всех сторон, хотел было вежливо пропустить вперед по лестнице Лориса, но, вспомнив, что и тут ему не доверяют, пошел вверх первым, чувствуя, как перекрестные взгляды его спутников, по мере того, как он поднимается, скользят по телу с затылка вниз через позвоночник, потом по ногам и оставляют его, наконец, в покое где-то в районе пяток.
В одиночестве его собственное лицо, тоже, видимо, уставшее держать искреннее, открытое и приятное выражение, изменилось почти до неузнаваемости. Теперь вокруг рта залегли резкие морщины, нахмурился и потяжелел высокий лоб, и где-то в глубине бесцветных глаз темным пятном сгустилось недовольство собой: за весь день он не приблизился к цели ни на йоту.
Была ли принята его легенда? После утреннего допроса его больше ни о чем не расспрашивали, будто потеряв интерес к тому, что он мог сообщить. На коротком привале он рискнул вновь вернуться к теме преследований со стороны землян и завел речь о том, что его беспокоило – о маскировке – мягко подталкивая спутников к решению о немедленной эвакуации с планеты. С маскировкой дело обстояло плохо. Ложные радиосигналы на некоторое время, конечно, отвлекут внимание землян. По его расчетам экспертная группа с оборудованием уже должна была прибыть в форт фактории и по следам Дара двинуться в город, где приступить к исследованию брошенного дома Совы, в частности, канала, открытого через зеркало. Плюс следственная группа – к двум трупам в каптерке ратуши. Новые корабли на орбите, люди в порту, связь. Все эти демонстративные перемещения сами по себе отвлекут от Совы внимание тех, кто ею интересуется. Пусть земляне следят за экспертами, за кораблями, пусть ведут разведку в соседних секторах, опасаясь нападения. Но пренебрегать при этом маскировкой группы на открытой местности Зорий никак не мог. Его собственный защитный комплект одежды из радиопоглощающего материала снижал риск обнаружения приблизительно в сто раз, а также обеспечивал незаметность в радиотепловом диапазоне, подстраивая температуру наружной поверхности к уровню окружающего фона. Запасной комплект он предложил Сове. Она повертела одежду в руках и хотела вернуть. Пришлось прочесть ей краткую лекцию и настоять на своем. Не то, чтобы она не приняла его аргументы, просто ей не нравилось соглашаться с чужаком.
Чтобы облачиться в комплект, ей пришлось снять с себя плащ и обе изрядно мешавшие ей кобуры. Словно вспомнив о его оружии, Сова вытащила бластер и принялась его изучать.
– Я могу вытащить батарею и вернуть его вам, – предложила она.
Зорий усмехнулся:
– У меня есть запасная. Вы и вправду думаете, что вы меня разоружили? – ответа не последовало, и он продолжил: – Вы же понимаете, что мне достаточно пары секунд, чтобы заполучить его обратно. Вы не успеете даже выдернуть пистолет из кобуры.
Она вздрогнула. Ему стало стыдно. Ну зачем он пугает и без того напуганного ребенка?
– Без вашего разрешения я не буду это демонстрировать, – пообещал он.
Она тут же отошла от него подальше.
Самая сложная часть любого задания всегда такова: «Войти в доверие». И само построение этой фразы абсурдно, если вдуматься. Войти в доверие... Выйти из доверия... Как будто доверие – это дверь. И у одного эта дверь всегда нараспашку и никогда не запирается, у другого, если поискать, непременно найдешь ключ под ковриком, у третьего налажена сложная система кодовых замков и сигнализации, у четвертого рядом с дверью висит табличка «Осторожно, злая собака», у пятого вместо двери построен тесный лаз, куда можно вползти только на четвереньках, у шестого в двери прорезано окошечко для обозрения посетителей, у седьмого... У Лаэрты Эвери не было дверей. Ее недоверие было похоже на большой, но беспорядочно и бестолково возведенный редут, где и наружный ров, и бруствер, и минные поля вокруг, и стволы с оптическими прицелами, а где-то глубоко внутри съежился от страха сам военачальник, готовый скорее глупо умереть, чем капитулировать на достойных условиях. С ним невозможно договориться, его можно только обмануть. Выманить наружу, заставить покинуть это нелепое нагромождение оборонительных укреплений, уверить в реальности победы, потому что этот отчаянный воин признает только один выбор: «Победа или смерть!», не понимая, что выбора нет, ибо и победа, и плен – лишь очередные возможности, а смерть – окончательная неизбежность.
А не пора ли прекратить философствовать? Зорий потер лицо, словно хотел окончательно содрать с него лживую маску благожелательности. Сейчас нужно думать лишь о том, как эффективнее выполнить конкретную задачу, а он в который раз ищет моральные оправдания.
Неужели все-таки трансогенет?
«Это как-то повлияет на задание?» – жестко спросил он сам себя. И сам же себе ответил: «Нет!» – «Тогда в чем заминка? Нужно сказать: „Есть, сэр!" и бодро исполнять».
Доверия можно добиться только в контакте с объектом. И этот контакт еще требуется установить. Дар вспомнил демонстративно подставленную его взгляду спину и с сомнением поджал губы. Установишь тут! Как заставить ее хотя бы разговаривать? И главное, о чем с ней разговаривать? Ни о чем, кроме дела, она в ближайшее время с ним и двух слов не скажет. Ну что ж, о деле – так о деле. Тогда легенда оказывается как нельзя кстати: она дает Зорию право спрашивать, а Лаэрту Эвери как свидетельницу по уголовному делу обязывает отвечать. Допрос, конечно, не лучший способ для вхождения в доверие, но ничего другого ему не остается.
Зорий дождался, пока оба его спутника покинут свои комнаты и спустятся в общую залу в ожидании ужина, и только после этого решился навязать им свое общество. В ночлежке гостей не ждали, отчего ужин запаздывал. Стараясь с максимальной пользой употребить неожиданно предоставленное ему время, Дар настоял на даче показаний «здесь и сейчас». Правда, переговоры пришлось вести с Лорисом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57