Жена отца и королева нашей квартиры, естественно, вместе с кухней. А это, Маша, Инга – сокурсница. Прошу любить и жаловать.
– Давайте, молодежь, в квартиру проходите! – сделала Маша приглашающий жест. – Там разберемся.
– Маша, – уже в квартире спросила Инга, – а как вас по-отчеству?
– Для нее что по-отчеству, что по-матушке – одинаково!
Девушка недоуменно глянула на него.
– Нашей Марии нравится западный стиль общения. Можно называть Машей, но на «вы».
– Обращение «Мария Николаевна» мне в детском саду опротивело, – пояснила молодая женщина, широко улыбаясь. – «Николаевна» – слишком по-колхозному. Я ведь не бригадир в полеводческом летучем отряде номер три по скоростной уборке моркови...
– Еще Маша не любит, когда к ней обращаются по половому признаку, – сообщил Каманин-младший.
– Это как? – не поняла Инга.
– А вот так, – фыркнула Маша и внезапно протянула гнусавым голосом завсегдатая гастрономов: – Девушка!!! – от неожиданности Инга подскочила.
– Ну вы даете!
– Это не я, – еще раз фыркнула Маша, – у Чехова в пьесе «Медведь» Смирнов тоже похоже вопил.
– Человек!!! – басом проревел Ростик. Подскочили обе.
– Шаляпин недорезанный, – сказала Маша, держа ладонь у сердца, – хорошо, хоть девочки в школе, а не то...
Парень засмеялся и, взяв Ингу за руку, повел ее по широкому коридору, по дороге продолжая гудеть шаляпинским басом известную песню Преснякова из фильма «Фантазии Веснухина».
Спит придорожная трава...
– Очень похоже! – ядовито прокомментировала девушка, когда прозвучали последние слова о мальчике, выпившем молочка и неизвестно отчего забредившего островами. – Вовку Преснякова наверняка бы хватил кондратий. А это все ваши книги?
Весь десятиметровый коридор справа и слева занимали высокие стеллажи, сплошь заполненные книгами. Слева в углу сиротливо притаилась алюминиевая стремянка с деревянными лакированными ступеньками.
– Есть версии, что не наши? – тут же спросил парень. – Вот этот «Ремарк», кажется, соседский... – Ростик указал на экземпляр «Триумфальной арки» в шикарном кожаном переплете. – Отличная, между прочим, глянцевая бумага!
Девушка внезапно обернулась к нему.
– Ты опять? – укоризненно спросила она. – Ты ведь обещал.
– Когда это? – искренне удивился он, но, увидев, что Инга расстроена, поправился: – Ну-ну! – утешительно произнес парень. – Не забывай, что мне всего лишь пятнадцать лет. Завтра исполнится.
– Да ну? – хмыкнула Инга. – Иногда мне кажется, что ты на десяток лет старше нашего Кириллова.
Профессор Переплут внутри Ростислава прикусил себе язык мощными челюстями бульдога. Все-таки нужно поосторожнее с этой девицей. Не у всякого пятнадцатилетнего пацана хватка Дика Сэнда. Он улыбнулся и прошамкал:
– О да, прелестное дитя! На самом деле мне через два года – ровно сотня.
– Вы хорошо сохранились, – промурлыкала Инга, – молоды до неприличия! Не расскажете мне как-нибудь о тысяча девятьсот семнадцатом?
Ростислав жестом пригласил Ингу войти в его комнату – помещение квадратов двадцать, веселившее глаз чешскими фотообоями с изображением водопада Анхель.
– Как все-таки насчет семнадцатого года? – спросила она, с интересом озираясь вокруг.
У широкого окна располагалась видеодвойка G-50 от фирмы «Panasonic»: телевизор на двадцать девять дюймов и мультисистемный видеомагнитофон. Рядом у стены стоял аквариум литров на триста, в котором меланхолично плавали два вида рыб: одни с выпученными, словно от запора, глазами и другие – пышнохвостые, отсвечивающие яркой желтизной.
– Чего это они такие глазастые? – удивилась девушка.
– Это телескопы, а другие – вуалехвосты, – терпеливо принялся объяснять парень.
– А золотых рыбок нет? – задала она очередной вопрос.
Ростислав фыркнул.
– Обе эти разновидности не что иное, как так называемые золотые рыбки. Желаний только они выполнять не могут. Хотя ухой я им не грозился. Сейчас вот помещу в аквариум кипятильник, посмотрю, как они запоют!
– Не нужно! – воскликнула Инга. – Живодер! Ты мне, кстати, так и не рассказал про семнадцатый год!
Каманин выпятил вперед подбородок и загнусавил, отчаянно шамкая:
– О, это было страшное время! В разгаре Первая мировая война, Миколка-паровоз Второй подписывает 2 марта в Пскове отречение от престола, прямо в личном вагоне. Великий князь Михаил отпихивается от чересчур тяжелой короны руками и ногами. Со 2 марта по 25 октября сменяется четыре состава Временного правительства. Летом в районе железнодорожной станции Разлив в стогу сена скрываются товарищи Ленин и Зиновьев (они же Ульянов и Радомысльский). В сентябре выходит из тюрьмы на свободу знаменитый бунтарь и нигилист Лейба Бронштейн; весь сентябрь и начало октября он активно поднимает массы на борьбу и фактически становится главарем Октябрьского переворота.
– Погоди-погоди! – перебила его Инга. – Ни о каком таком Лейбе Бронштейне я не слышала! Что за неизвестная фигура?
– Ну как же! – добродушно засмеялся Ростик. – Лейба Бронштейн – он же Лев Давидович Троцкий, замоченный в сороковом году товарищем Меркадером. В Мексике. Естественно, по приказу товарища Джугашвили. Естественно, семнадцатый год заканчивается бегством всех более или менее умных людей за кордон. Вот и вся история.
Инга подошла к аквариуму, щелкнула пальцем по плексигласу, посмотрела на реакцию рыбок.
– Ты по жизни пессимист или от нехватки материнской любви? ...Ой, извини, кажется, я что-то не то ляпнула.
– Ничего, – махнул рукой Каманин, – мать здесь ни причем. Ты про Карлсона читала?
– Читала, – ответила она, – хотя не совсем понятно, причем здесь этот летающий гой.
– Сам-то он ни при чем. Просто по ходу чтения выясняешь, что у простой шведской семьи Свантесонов была квартира в пять комнат, помимо столовой и гостиной. Куфня, естественно, не в счет. И жили они в четырехэтажном доме, где был лифт. Ты видела когда-нибудь в хрущевке лифт? Или столовую в пятикомнатной квартире для обычной советской семьи? Не смотри так по сторонам! Мой батька принадлежит к элите общества вполне заслуженно! Иначе при соответствующем «ай-кью» он бы ютился в свинарнике для молодых специалистов.
– Ну ты и разошелся! – сказала девушка. – Я тоже читала Линдгрен, но на подобные мелочи внимания не обращала...
– Ничего себе, «мелочи»! – голосом великим возопил Ростислав. – Жизнь наша – цепь, а мелочи в ней – звенья!
– Нельзя звену не придавать значенья! – подтвердила Инга. – У меня папа был в Чехословакии. Там, говорит, по сравнению с нами, рай.
– Чем ближе к Западу, тем полоса отчуждения богаче, – подвел итог Каманин. – Итак, мадемуазель, видик будем смотреть? Денни де Вито и Арни Шварц – бесподобная парочка!
Свет настольной лампы освещал правую половину лица Инги Самохиной и делал ее еще прекраснее, чем днем. Популярно объясняя девушке начала тензорного исчисления, Ростислав невольно обратил внимание на игру света и тени, Однако молодые гормоны глушились без проблем – беспокойств по поводу своей несдержанности парень не испытывал.
– В тензорном исчислении изучаются величины особого рода – тензоры, которые описываются в каждой системе координат несколькими числами, причем закон преобразования этих чисел при переходе от одной системы координат к другой более сложен, чем у векторов, – терпеливо продолжал он, подавляя дурные мысли, – соответственно, тензор инерции – это своего рода матрица, которую...
– Все! – подняла руки вверх Инга. – Охотно верю, что ты можешь трепаться об этом целый вечер, но уже скоро восемь. Пора маленькой девочке и честь знать. Мне векторы укажут путь-дорогу...
– В «пятерку» или в синагогу! – подхватил Ростик. – Ты забыла, что мы еще пиццы не отведали?
Глава 9. Земля. 1992.
Иннокентий
– Добрый вечер! – поздоровался Кеша с публикой, заседавшей в актовом зале университета. – Мы благодарим вас за то, что не поленились прийти на презентацию нашего первого альбома «Мелодия разбитых сердец». Двенадцать песен о любви, верности, измене и ненависти – первая наша попытка заявить о себе на этом капустнике. Наша группа имеет название «Торнадо», и я сейчас назову вам ее состав. Итак: Виталий Васильев – бас-гитара!
Виталик зарядил пятнадцатисекундную вариацию из Вагнера, на что публика отреагировала весьма тепло.
– Игорь Сикорский – соло!
Гарик бодро повторил потуги Виталика двумя октавами выше, за что был обласкан аплодисментами.
– Андрей Стешинский – ударные!
Андрюха застучал свой любимый белогвардейский марш, под который к соседнему микрофону подошел Виталик и произнес в него:
– И Иннокентий Симонов – ритм-гитара и вокал!
Кеша развел руками, мол «прошу любить и жаловать», а затем врезал по струнам.
В пространстве без теней и света
Летели две кометы.
Одна была из чистого золота,
Другая – облаком пепла.
Летая меж звездных улиц,
Они однажды столкнулись,
Хоть обе уж были немолоды
И видели небо и пекло.
Программа, на удивление, шла хорошо. Не зря они тусуются вместе пятый год. Порван вместе не один километр струн, разбит вдребезги не один барабан и выжрано не менее железнодорожной цистерны пива – можно часок отыграть без накладок. Время летело незаметно, и вот уже Кеша заводит последний куплет финальной песни.
И опять во сне я вижу
Реки, полные дерьма.
Как себя я ненавижу,
И за мной спешит чума.
Как себя я ненавижу,
И опять схожу с ума.
Благодарная аудитория возмущенно заревела, когда парни попытались уйти со сцены, и им пришлось на «бис» исполнять кавер-версию «Accept» «Cold winter dreams». Только после этого соизволили отпустить. Кешка чувствовал себя ужасно: ноги ослабли от постоянного нервного напряжения; в голове все плыло. Он автоматически кивал на поздравления друзей и знакомых, почти не чувствовал одобрительных хлопков по спине и облегченно вздохнул, когда кто-то сунул ему в руку едва початую бутылку пива.
– Старик! – возбужденно закричал, оказавшись рядом с ним Виталик. – Вот это я понимаю, концерт! Андрюха едва не обкончался за ударными! Кстати, Оксана просила передать тебе записку... Извини, я забыл...
Выхватив у приятеля клочок бумаги, сложенный вчетверо, Симонов быстро развернул его и впился глазами в текст. «Прощай, мой толстый друг. Грузи апельсины бочками кому-нибудь другому. Успехов с „Торнадо“. Бывшая „твоя“, Ксюха».
Перед глазами поплыл розовый туман. Сколько уже можно! Нет! Нужно найти в себе силы раз и навсегда отказаться от женщин с их непредсказуемостью и поразительной способностью вонзать в спину нож в самое «подходящее» время! Иннокентий поднял глаза. Перед ним по-прежнему стоял Виталик.
– Спасибо, что перед выступлением не вручил мне это. Концерт был бы сорван.
Он допил пиво, а затем подошел к столу, налил себе фужер водки и выпил, совершенно не почувствовав вкуса. Машинально пожал протянутую руку и, сообразив, что с ним знакомятся, буркнул:
– Очень приятно! Извиняюсь, у меня сегодня не самое лучшее настроение...
– Это заметно невооруженным глазом! – раздался сверху рокочущий голос. Иннокентий поднял голову – над ним возвышался Ростислав Каманин. Личность известная как в университете, так и за его пределами.
Сын заместителя ректора, светлая голова и мастер спорта по самбо, несмотря на неполные девятнадцать лет. Рядом хлопала глазами его подружка Инга Самохина – «мисс БГУ-1992» – эксцентричная особа с замашками Мата Хари. Злые языки поговаривали, что она переспала с половиной физфака, но лично Кеша не знал никого, кто бы мог похвастать такого рода «знакомством» с «мисс БГУ».
– Предлагаю где-нибудь посидеть и отметить день рождения нового светила на небосклоне альтернативной музыки! – провозгласила Инга. – Вы не против?
Иннокентий неопределенно пожал плечами. Чем надираться одному в пустой квартире, можно сделать это чуть более цивилизованно.
– Поскольку завтра выходной, то можно затариться в магазине и рвануть к нам на дачу. – Ростислав глянул на часы. – Пива купим в «комке», а пару пузырей водяры мне обещали в «Столичном». Без талонов, ибо мы свои уже использовали.
– Водка же в любом ларьке продается! – хмыкнул Кеша. –Эка невидаль!
Каманин предостерегающе поднял палец.
– Молод я еще, чтобы самопальную водку жрать. Кто знает, из чего ее гонят, может, из гуталина. Мне мои внутренности еще дороги, чтобы их жечь всяким горлодером.
Кеша Симонов поднял руки.
– Сдаюсь. Только не совсем понял: мы что, только втроем будем? А ребята? Виталя!
Васильев, услышав свой позывной, тотчас подрулил к приятелю.
– Какие проблемы? – В руках он держал граненый стакан, налитый едва ли не до самого верха.
– Ноу проблем! Меня вот Ростислав приглашает прокатиться на его дачу... Вы не против?
– Да ради бога! Ваши морды меня так достали за последнюю неделю, что я тотчас иду домой, а завтра утром с отцом отправляемся денька на три порыбачить. А Игореха с Андреем на Нарочь вроде собирались, так что у тебя карт-бланш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Давайте, молодежь, в квартиру проходите! – сделала Маша приглашающий жест. – Там разберемся.
– Маша, – уже в квартире спросила Инга, – а как вас по-отчеству?
– Для нее что по-отчеству, что по-матушке – одинаково!
Девушка недоуменно глянула на него.
– Нашей Марии нравится западный стиль общения. Можно называть Машей, но на «вы».
– Обращение «Мария Николаевна» мне в детском саду опротивело, – пояснила молодая женщина, широко улыбаясь. – «Николаевна» – слишком по-колхозному. Я ведь не бригадир в полеводческом летучем отряде номер три по скоростной уборке моркови...
– Еще Маша не любит, когда к ней обращаются по половому признаку, – сообщил Каманин-младший.
– Это как? – не поняла Инга.
– А вот так, – фыркнула Маша и внезапно протянула гнусавым голосом завсегдатая гастрономов: – Девушка!!! – от неожиданности Инга подскочила.
– Ну вы даете!
– Это не я, – еще раз фыркнула Маша, – у Чехова в пьесе «Медведь» Смирнов тоже похоже вопил.
– Человек!!! – басом проревел Ростик. Подскочили обе.
– Шаляпин недорезанный, – сказала Маша, держа ладонь у сердца, – хорошо, хоть девочки в школе, а не то...
Парень засмеялся и, взяв Ингу за руку, повел ее по широкому коридору, по дороге продолжая гудеть шаляпинским басом известную песню Преснякова из фильма «Фантазии Веснухина».
Спит придорожная трава...
– Очень похоже! – ядовито прокомментировала девушка, когда прозвучали последние слова о мальчике, выпившем молочка и неизвестно отчего забредившего островами. – Вовку Преснякова наверняка бы хватил кондратий. А это все ваши книги?
Весь десятиметровый коридор справа и слева занимали высокие стеллажи, сплошь заполненные книгами. Слева в углу сиротливо притаилась алюминиевая стремянка с деревянными лакированными ступеньками.
– Есть версии, что не наши? – тут же спросил парень. – Вот этот «Ремарк», кажется, соседский... – Ростик указал на экземпляр «Триумфальной арки» в шикарном кожаном переплете. – Отличная, между прочим, глянцевая бумага!
Девушка внезапно обернулась к нему.
– Ты опять? – укоризненно спросила она. – Ты ведь обещал.
– Когда это? – искренне удивился он, но, увидев, что Инга расстроена, поправился: – Ну-ну! – утешительно произнес парень. – Не забывай, что мне всего лишь пятнадцать лет. Завтра исполнится.
– Да ну? – хмыкнула Инга. – Иногда мне кажется, что ты на десяток лет старше нашего Кириллова.
Профессор Переплут внутри Ростислава прикусил себе язык мощными челюстями бульдога. Все-таки нужно поосторожнее с этой девицей. Не у всякого пятнадцатилетнего пацана хватка Дика Сэнда. Он улыбнулся и прошамкал:
– О да, прелестное дитя! На самом деле мне через два года – ровно сотня.
– Вы хорошо сохранились, – промурлыкала Инга, – молоды до неприличия! Не расскажете мне как-нибудь о тысяча девятьсот семнадцатом?
Ростислав жестом пригласил Ингу войти в его комнату – помещение квадратов двадцать, веселившее глаз чешскими фотообоями с изображением водопада Анхель.
– Как все-таки насчет семнадцатого года? – спросила она, с интересом озираясь вокруг.
У широкого окна располагалась видеодвойка G-50 от фирмы «Panasonic»: телевизор на двадцать девять дюймов и мультисистемный видеомагнитофон. Рядом у стены стоял аквариум литров на триста, в котором меланхолично плавали два вида рыб: одни с выпученными, словно от запора, глазами и другие – пышнохвостые, отсвечивающие яркой желтизной.
– Чего это они такие глазастые? – удивилась девушка.
– Это телескопы, а другие – вуалехвосты, – терпеливо принялся объяснять парень.
– А золотых рыбок нет? – задала она очередной вопрос.
Ростислав фыркнул.
– Обе эти разновидности не что иное, как так называемые золотые рыбки. Желаний только они выполнять не могут. Хотя ухой я им не грозился. Сейчас вот помещу в аквариум кипятильник, посмотрю, как они запоют!
– Не нужно! – воскликнула Инга. – Живодер! Ты мне, кстати, так и не рассказал про семнадцатый год!
Каманин выпятил вперед подбородок и загнусавил, отчаянно шамкая:
– О, это было страшное время! В разгаре Первая мировая война, Миколка-паровоз Второй подписывает 2 марта в Пскове отречение от престола, прямо в личном вагоне. Великий князь Михаил отпихивается от чересчур тяжелой короны руками и ногами. Со 2 марта по 25 октября сменяется четыре состава Временного правительства. Летом в районе железнодорожной станции Разлив в стогу сена скрываются товарищи Ленин и Зиновьев (они же Ульянов и Радомысльский). В сентябре выходит из тюрьмы на свободу знаменитый бунтарь и нигилист Лейба Бронштейн; весь сентябрь и начало октября он активно поднимает массы на борьбу и фактически становится главарем Октябрьского переворота.
– Погоди-погоди! – перебила его Инга. – Ни о каком таком Лейбе Бронштейне я не слышала! Что за неизвестная фигура?
– Ну как же! – добродушно засмеялся Ростик. – Лейба Бронштейн – он же Лев Давидович Троцкий, замоченный в сороковом году товарищем Меркадером. В Мексике. Естественно, по приказу товарища Джугашвили. Естественно, семнадцатый год заканчивается бегством всех более или менее умных людей за кордон. Вот и вся история.
Инга подошла к аквариуму, щелкнула пальцем по плексигласу, посмотрела на реакцию рыбок.
– Ты по жизни пессимист или от нехватки материнской любви? ...Ой, извини, кажется, я что-то не то ляпнула.
– Ничего, – махнул рукой Каманин, – мать здесь ни причем. Ты про Карлсона читала?
– Читала, – ответила она, – хотя не совсем понятно, причем здесь этот летающий гой.
– Сам-то он ни при чем. Просто по ходу чтения выясняешь, что у простой шведской семьи Свантесонов была квартира в пять комнат, помимо столовой и гостиной. Куфня, естественно, не в счет. И жили они в четырехэтажном доме, где был лифт. Ты видела когда-нибудь в хрущевке лифт? Или столовую в пятикомнатной квартире для обычной советской семьи? Не смотри так по сторонам! Мой батька принадлежит к элите общества вполне заслуженно! Иначе при соответствующем «ай-кью» он бы ютился в свинарнике для молодых специалистов.
– Ну ты и разошелся! – сказала девушка. – Я тоже читала Линдгрен, но на подобные мелочи внимания не обращала...
– Ничего себе, «мелочи»! – голосом великим возопил Ростислав. – Жизнь наша – цепь, а мелочи в ней – звенья!
– Нельзя звену не придавать значенья! – подтвердила Инга. – У меня папа был в Чехословакии. Там, говорит, по сравнению с нами, рай.
– Чем ближе к Западу, тем полоса отчуждения богаче, – подвел итог Каманин. – Итак, мадемуазель, видик будем смотреть? Денни де Вито и Арни Шварц – бесподобная парочка!
Свет настольной лампы освещал правую половину лица Инги Самохиной и делал ее еще прекраснее, чем днем. Популярно объясняя девушке начала тензорного исчисления, Ростислав невольно обратил внимание на игру света и тени, Однако молодые гормоны глушились без проблем – беспокойств по поводу своей несдержанности парень не испытывал.
– В тензорном исчислении изучаются величины особого рода – тензоры, которые описываются в каждой системе координат несколькими числами, причем закон преобразования этих чисел при переходе от одной системы координат к другой более сложен, чем у векторов, – терпеливо продолжал он, подавляя дурные мысли, – соответственно, тензор инерции – это своего рода матрица, которую...
– Все! – подняла руки вверх Инга. – Охотно верю, что ты можешь трепаться об этом целый вечер, но уже скоро восемь. Пора маленькой девочке и честь знать. Мне векторы укажут путь-дорогу...
– В «пятерку» или в синагогу! – подхватил Ростик. – Ты забыла, что мы еще пиццы не отведали?
Глава 9. Земля. 1992.
Иннокентий
– Добрый вечер! – поздоровался Кеша с публикой, заседавшей в актовом зале университета. – Мы благодарим вас за то, что не поленились прийти на презентацию нашего первого альбома «Мелодия разбитых сердец». Двенадцать песен о любви, верности, измене и ненависти – первая наша попытка заявить о себе на этом капустнике. Наша группа имеет название «Торнадо», и я сейчас назову вам ее состав. Итак: Виталий Васильев – бас-гитара!
Виталик зарядил пятнадцатисекундную вариацию из Вагнера, на что публика отреагировала весьма тепло.
– Игорь Сикорский – соло!
Гарик бодро повторил потуги Виталика двумя октавами выше, за что был обласкан аплодисментами.
– Андрей Стешинский – ударные!
Андрюха застучал свой любимый белогвардейский марш, под который к соседнему микрофону подошел Виталик и произнес в него:
– И Иннокентий Симонов – ритм-гитара и вокал!
Кеша развел руками, мол «прошу любить и жаловать», а затем врезал по струнам.
В пространстве без теней и света
Летели две кометы.
Одна была из чистого золота,
Другая – облаком пепла.
Летая меж звездных улиц,
Они однажды столкнулись,
Хоть обе уж были немолоды
И видели небо и пекло.
Программа, на удивление, шла хорошо. Не зря они тусуются вместе пятый год. Порван вместе не один километр струн, разбит вдребезги не один барабан и выжрано не менее железнодорожной цистерны пива – можно часок отыграть без накладок. Время летело незаметно, и вот уже Кеша заводит последний куплет финальной песни.
И опять во сне я вижу
Реки, полные дерьма.
Как себя я ненавижу,
И за мной спешит чума.
Как себя я ненавижу,
И опять схожу с ума.
Благодарная аудитория возмущенно заревела, когда парни попытались уйти со сцены, и им пришлось на «бис» исполнять кавер-версию «Accept» «Cold winter dreams». Только после этого соизволили отпустить. Кешка чувствовал себя ужасно: ноги ослабли от постоянного нервного напряжения; в голове все плыло. Он автоматически кивал на поздравления друзей и знакомых, почти не чувствовал одобрительных хлопков по спине и облегченно вздохнул, когда кто-то сунул ему в руку едва початую бутылку пива.
– Старик! – возбужденно закричал, оказавшись рядом с ним Виталик. – Вот это я понимаю, концерт! Андрюха едва не обкончался за ударными! Кстати, Оксана просила передать тебе записку... Извини, я забыл...
Выхватив у приятеля клочок бумаги, сложенный вчетверо, Симонов быстро развернул его и впился глазами в текст. «Прощай, мой толстый друг. Грузи апельсины бочками кому-нибудь другому. Успехов с „Торнадо“. Бывшая „твоя“, Ксюха».
Перед глазами поплыл розовый туман. Сколько уже можно! Нет! Нужно найти в себе силы раз и навсегда отказаться от женщин с их непредсказуемостью и поразительной способностью вонзать в спину нож в самое «подходящее» время! Иннокентий поднял глаза. Перед ним по-прежнему стоял Виталик.
– Спасибо, что перед выступлением не вручил мне это. Концерт был бы сорван.
Он допил пиво, а затем подошел к столу, налил себе фужер водки и выпил, совершенно не почувствовав вкуса. Машинально пожал протянутую руку и, сообразив, что с ним знакомятся, буркнул:
– Очень приятно! Извиняюсь, у меня сегодня не самое лучшее настроение...
– Это заметно невооруженным глазом! – раздался сверху рокочущий голос. Иннокентий поднял голову – над ним возвышался Ростислав Каманин. Личность известная как в университете, так и за его пределами.
Сын заместителя ректора, светлая голова и мастер спорта по самбо, несмотря на неполные девятнадцать лет. Рядом хлопала глазами его подружка Инга Самохина – «мисс БГУ-1992» – эксцентричная особа с замашками Мата Хари. Злые языки поговаривали, что она переспала с половиной физфака, но лично Кеша не знал никого, кто бы мог похвастать такого рода «знакомством» с «мисс БГУ».
– Предлагаю где-нибудь посидеть и отметить день рождения нового светила на небосклоне альтернативной музыки! – провозгласила Инга. – Вы не против?
Иннокентий неопределенно пожал плечами. Чем надираться одному в пустой квартире, можно сделать это чуть более цивилизованно.
– Поскольку завтра выходной, то можно затариться в магазине и рвануть к нам на дачу. – Ростислав глянул на часы. – Пива купим в «комке», а пару пузырей водяры мне обещали в «Столичном». Без талонов, ибо мы свои уже использовали.
– Водка же в любом ларьке продается! – хмыкнул Кеша. –Эка невидаль!
Каманин предостерегающе поднял палец.
– Молод я еще, чтобы самопальную водку жрать. Кто знает, из чего ее гонят, может, из гуталина. Мне мои внутренности еще дороги, чтобы их жечь всяким горлодером.
Кеша Симонов поднял руки.
– Сдаюсь. Только не совсем понял: мы что, только втроем будем? А ребята? Виталя!
Васильев, услышав свой позывной, тотчас подрулил к приятелю.
– Какие проблемы? – В руках он держал граненый стакан, налитый едва ли не до самого верха.
– Ноу проблем! Меня вот Ростислав приглашает прокатиться на его дачу... Вы не против?
– Да ради бога! Ваши морды меня так достали за последнюю неделю, что я тотчас иду домой, а завтра утром с отцом отправляемся денька на три порыбачить. А Игореха с Андреем на Нарочь вроде собирались, так что у тебя карт-бланш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49