Людям он сильно не надоедал, наоборот, в лютые зимы отгонял от деревни медведей и волков. Единственное неудобство – самки у упыря, не было, и он пользовал заблудившихся в лесу баб. Пойдут девки в лес за ягодами аль грибами, и тут уже смотри – не отставай, не теряйся!
Все бы ничего – примирились бы люди с байстрюками упырьскими, да ни одна из баб от беремени не разрешилась – великоват был плод для человеческого организма. Поэтому и повадились крестьяне всех молодиц на сносях, в отношении которых было подозрение, свозить в лес – дабы своими криками не пугали деревенских детей. А упыря дня два назад перехватили сидевшие в засаде мужики числом в двенадцать душ и таки прибили. Здоров был упырь – ростом пять сажен и весом пудов двенадцать. Но и мужики не лыком шиты – немой Герасим прыгнул на шею упыря, трое подмогли и держали нечистика в воде, пока не захлебнулся. И кто теперь будет зверя от деревни зимою отгонять? Кабы одну-две бабы в год – не страшно, специально бы самых страхолюдин в лес отправляли, нечистику на бабье лицо плевать. А так почти раз в месяц приходилось отвозить в лес очередную брюхатую зареванную девку.
– Ясно! – вздохнул Константин, выслушав стенания Федора. – Отвязывай девку, мы ее с собой возьмем. Сколько ей носить осталось?
– Не ведаю, – пожал плечами мужичонка, – да и ей откуда знать... Так не умрет Фроська-то, что мне старухе передать?
– Передай ей три рубля, – сказала Инга, протягивая мужику пригоршню серебряных монет, – будет жить дочка ваша. Может, когда в отведки приедете...
Федька обрадованно сгреб серебро и, шмыгая носом, попросил:
– Ты, боярыня, не сердись-то, чо я тебя нательником звезданул – думал, нечисть средь бела дня за дочкой заявилась. Пошли вам бог!
И когда пришельцы уже почти скрылись в лесу, он крикнул вслед:
– Эй! А вы хоть что за люди? Куда шли?
– Драг нах Москау! – донеслось до него сквозь шелест листвы.
Фроська, молодая шестнадцатилетняя девка, лежала на кровати в одной из кают и тревожно вслушивалась в гул турбин. Вспоминала мамку, тятьку и семерых братьев: Семена, Григория, Тимофея, Мартына, Никифора, Акинфия да Фрола. Вспоминала свою хату с большой теплой печкой и облезлую кошку Дуську, которая вечно клянчила молока. Вспоминала корову Рябинку и борова Ваську.
Вспоминала миг, когда на нее в лесу навалился здоровый мужик и грубо сорвал цветок девственности. А затем ожидание неумолимой смерти. Она знала, что никто из деревенских баб не смог родить дите, замешенное на нечистом семени. Как ее волокли по лесу, она помнила смутно. Несколько молодых сильных мужиков притащили ее на берег, где стояла огромная, как сарай у соседа, лодка. Люди добрые, пошлите скорую смерть грешнице! И зачем она пошла тогда в лес – прав тятька, но как магнитом тянуло в заснеженную синеву!
Скрипнула дверь. Вошла невысокая красивая женщина в белом одеянии, белее монашеского. Она поставила небольшой кожаный ящик с ручкой у изголовья кровати и тихо сказала:
– Здравствуй! Я – Анастасия Ратиборовна. Тебя звать как?
– Фрося! – тихо ответила девушка.
– Я – врач-акушер, – представилась женщина, – это значит, что я знахарствую больных и принимаю роды. У женщин, конечно, мужики еще не сподобились. Я должна тебя осмотреть.
В смущении, закрыв глаза и пунцово покраснев, Фрося позволила себя осмотреть и ощупать. Анастасия Ратиборовна задрала ее исподнее, убрав мельком пучки шалфея, прикрепленные с обратной стороны для уменьшения неприятных запахов, помяла пальцами живот. Вставив в уши странные штуковины, принялась водить по Фросиному животу черной холодной коробочкой.
Дверь еще раз скрипнула. Вошла еще одна женщина – точная копия Анастасии Ратиборовны, только одетая не в белое, а в голубое.
– Здравствуй, милая, – промолвила вошедшая, – я знахарь, Евдокия Ратиборовна. Ну что, Настя?
Анастасия Ратиборовна вынула трубки из ушей и глянула на сестру.
– Придется кесарить. Сама она такое не выплюнет. Плод килограммов на шесть и сантиметров восемьдесят. Где наш милый мальчик?
«Милый мальчик», фельдшер Паша Никифоров, в это время штудировал «Справочник акушера», пытаясь восстановить в памяти процесс появления человека на свет. Предстоящая работа его очень пугала. Впервые он будет ковыряться во внутренностях живого человека, причем женщины, причем беременной. Настя сказала, что ему необходимо быть просто на подхвате, а все основное она сделает сама, но все равно было жутковато.
Пройдя правее Воронежа, «Мурена» замедлила ход, и в лазарете зажегся свет над операционным столом. Полтора часа потребовалось Насте, чтобы достать ребенка, сшить матку, внутреннюю брюшину и кивнуть Пашке:
– Шей дальше сам – справишься.
Она сняла повязку и с удовольствием выпила стакан холодной воды.
– Когда очнется мамаша, покажете ей ребеночка. Сынок. Вообще-то лучше бы родилась девочка. Мы бы ее вырастили и выпустили в тот самый лес – пусть бы мужики на своей шкуре испытали гон дикой бабы.
Малыш появился на свет только что огромным для своего возраста – сморщенная розовая кожа да рыжеватый пух на голове. Настя забрала ребенка в отдельную каюту, давая молодой матери время на отдых и послеоперационную реабилитацию. Там оборудовали подвесную люльку и все женщины по очереди, по три часа несли вахту у крошки-гибрида. Как-то нового члена экспедиции пришел навестить и Андрей Константинович. «Мурена» отстояла день в укромном месте в лесу за Воронежем, а затем, приняв тридцатью градусами влево, сменила курс в направлении реки Оки.
Целую ночь корабль тащился по старому пыльному тракту, пока на рассвете не показалась крепость Орел. Там «Мурена» облегченно скользнула в воду и набрала тридцатиузловый ход. До Москвы осталось немногим менее пятиста верст. Слева и справа по берегам Оки тянулись такие дремучие леса, что, не знавши, никогда не подумал бы, что всего в нескольких сотнях километров располагается столица самого большого в Европе государства. С другой стороны, скажи эту фразу какому-нибудь французу, не вспоминая о голландцах, тот бы сказал, что несколько сот километров составляют расстояние от Парижа до Лондона. А в Сибири, на Земле двадцатого века, такое расстояние было между близлежащими деревушками.
Андрей Константинович присел на рундук и спросил дежурившую Настю – любимую жену:
– Ну-с, матушка, как наш найденыш, по-матушке еще не ругается?
– Вам бы, господин полковник, все шутковать. Это – обычный малыш, только большой шибко.
– А вот интересно, будет ли он разговаривать? Папаша-то у него немой...
– Андрюша, это еще ничего не значит! У его отца просто не было с кем разговаривать. Ведь язык – это средство общения общества. А какое общество, когда он невесть сколько лет один таскался! Ведь большинство глухонемых людей – отнюдь не немые, просто как научить разговаривать человека, который не слышит звуков собственной речи... Львов говорил, что у вас на Земле учат и глухих. Хм! Волнует другое. Малышу надо прививку от оспы делать, а у меня вакцины нет. Как это мы забыли про нее?
– Ничего! – успокоил жену Андрей Константинович. – Я смотаюсь на Унтерзонне и возьму этой вакцины хоть бочку. Ау тебя вакцина с симбионтом осталась?
– Еще немножко есть, – Анастасия с прищуром глянула на супруга, – гениально! Конечно, там панацея от всякой гадости, не только от оспы. Через две недели можно будет сделать прививку, кстати, мамаше евонной тоже. Умница ты моя!
Вошла Инга – сменить Анастасию. На девушке был темный джинсовый костюм, подчеркивающий ее аппетитную фигурку. В руках она держала соленый огурец, которым очень вкусно хрустела.
– Не пялься, полковник, не пялься, бесстыжий! – сделала ему замечание жена.
– Да я на огурец! – попробовал оправдаться Андрей Константинович. – Чего-то тоже захотелось.
– Ну, ты точно не беременный. Инга, не пережимай ты так грудь – она должна дышать свободно. Все огурцы таскаешь с камбуза?
– Ага! – улыбнулась девушка. – Странно, я никогда соленьями не увлекалась.
– Это нормально. Через час позовешь Кешу, сама не носи, сносите малыша к маме на кормежку. А я пойду отдохну.
Полковник встал с рундука.
– Скоро Калуга. Пойдем, мать, посмотрим на родину Циолковского. Заодно свежим воздухом подышим.
Анастасия с удовольствием согласилась. Поскольку судно двигалось с относительно небольшой скоростью, они вышли на палубу и уселись на баке, подставляя лица уже нежаркому августовскому солнцу.
Ока круто сворачивала вправо. Слева взору наблюдателя открывался широкий заливной луг, на котором паслись коровы, несколько десятков. Чуть поодаль виднелся крестьянский хутор – около дюжины разбросанных домишек. По затону ползали ребятишки – ловили руками рыбу. Увидав «Мурену», с визгом побежали на берег.
– Ну вот, – досадливо поморщился Волков, – распугали, Настена, людей. Будет пересудов от Азова до Москвы до самой!
– Тебя это так волнует,, – промурлыкала Настя, не открывая глаз – синих чувственных озер, коими полковник любовался до сих пор. – Как хорошо, граф, один на один с вами и с природой. Но под луной ничто не вечно – Анжела щемится!
Из боковой надстройки вышла старшая жена и присела рядом.
– Вот вы где! – удовлетворенно сказала она. – Сейчас Калуга должна быть. Вон – смотрите!
Поперек реки был натянут канат – паромная переправа. К счастью, паром был на правом берегу. Если бы «Мурена» подошла к моменту, когда он пересекал Оку, без людских жертв не обошлось бы. По счастью, Лейф Эриксон уменьшил ход судна до пяти узлов, и «Мурена» подвалила к пристани, никого не напугав.
Там уже ожидали своей очереди несколько крестьянских возов с сеном, воловья упряжь и около двух дюжин людей: крестьяне, небольшой отряд стрельцов, поп в засаленной рясе с увесистым мешком в руках.
Настя с Анжелой скрылись внутри корабля, а на палубу выскочили Костя, Иннокентий и Денис. Все они были вооружены автоматами. Вдобавок Костя прихватил один АКСу для отца.
Костя соскочил на пристань первым, принял от одного из Ревенантов швартов – синтетический трос и ловко обмотал его за нечто вроде кнехта – деревянную тумбу, которая служила для швартовки парома. Тот же Ревенант перебросил на пристань сходни, по которым неторопливо сошел полковник, держа АКСу дулом вниз. Он с интересом огляделся по сторонам: к пристани спускалась укатанная колесами и утоптанная подошвами дорога. Ближайшие к реке дома на сваях – видимо, туда доходит вода во время половодья. Чуть поодаль двухэтажные срубы в полсотни венцов – видимо, ближе к реке селилось купечество. Вообще неплохо. Лучше, чем ожидал.
Толпившиеся на пристани крестьяне сняли шапки, ломают в руках. Стрельцы смотрят настороженно, но без страха. Попик-флегмат развалился на лавке и дремлет, закрывши глаза.
– Доброго вам дня, люди! – поздоровался Андрей Константинович. Подошли и стали рядом молодые офицеры.
Крестьяне загалдели вразнобой. Непонятная птица залетела в Калугу. Непонятная, но, судя по всему, важная. Головы рубить вроде не собирается, значит, леший с ним. Десятник стрельцов напрягся. Надо бы спросить грамоту, да как бы спину кнутом не ободрали. Люди решительные и сильные – видно по подтянутым фигурам. Хоть и одеты чудно, но чувствуется исходящая от них сила и угроза.
– Позвольте представиться, – мягко сказал Андрей Константинович, – полковник Волков, граф.
Ага, полковник! Чин высокий, понятный. Граф – титул иноземный, не совсем понятный. Но раз поп – человек грамотный вскочил с лавки, то десятнику, человеку военному, сам бог велел. Видали мы в Москве полковников: и Цыклера, и Гордона, и Головина.
– Ваша светлость, десятник Степан Мотыга. Направляюсь со стрельцами на хутор Анусино – разбойнички шалят.
Подбежал попик.
– Отец Ефросиний, слуга божий. Помощник настоятеля Новодевичьего монастыря. Навещал родных в Калуге.
Полковник поздоровался с каждым за руку.
– Вот что, Степан. Как бы нам найти человечка, что ответственный за перевоз. Канат нам мешает зело.
Десятник быстро метнулся к небольшому зданию за пристанью, похожему на амбар, и почти волоком вытащил оттуда подьячего, взимавшего пошлину за проезд через Калугу, – бородатого пропитого мужика в помятом бордовом армяке, щедро покрытом пятнами жира и чернил. Перепуганный подьячий со слезами кинулся в ноги графу, но тот только сказал, как отрезал:
– Канат уберите!
Подьячий убежал, подметая дощатый настил пристани полами армяка. Вскоре из амбара выбежали двое здоровых мужиков и принялись отвязывать канат. В это время подьячий что-то кричал паромному. Вскоре канат был отвязан. Один из мужиков прыгнул в лодку, намереваясь отвезти толстый конец каната в сторону, давая проход «Мурене», но Константин его остановил.
– Просто опусти в воду! – крикнул он мужику. – У нашего судна осадка малая.
– Господин полковник, пожалуйста, можете плыть дальше. – Десятник был доволен собою аки пес, удачно выполнивший команду «тубо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49