..
– Что? – захохотал Волков. – Это – святые отцы?! А ну, кто мне Пятикнижие перечислит? Название всех пяти основных книг, ну, живо!
По правде говоря, это было единственное, что полковник запомнил из краткого курса по «Закону Божьему» в интерпретации Ростислава. Но отец Михаил неожиданно легко согласился со своим новым другом. В самом деле, ряса еще не превращает человека в рукоположенного священника. Так любой может назвать себя слугой Бога. И лицо его выразило крайнее удивление, когда из шестерых только двое вспомнили про «Бытие», «Второзаконие» и «Числа». Трое вообще не имели никакого представления о «Пятикнижии», а «Левит» и «Исход» остались вовсе преданными забвению.
– Так что же, выходит, вы и не священники вовсе? – недоумевал премьер-министр.
– Что у вас с попами-самозванцами делают? – спросил полковник у отца Михаила.
– Ухи отрубают, – ответил тот.
Вся великолепная шестерка бухнулась на колени. Между прочим, обнаружился и седьмой участник – он отдыхал, получив каманинским кулаком по темечку.
– Пощады! – взмолились безместные и никуда не годные попы. – Отец Михаил, батюшка, не лишай живота. Голодныя мы и убогия, давно позабыли про Пятикнижие и Апокалипсис, нам бы «Отче наш» с «Храни нас, грешных» упомнить!
– Да ну вас! – распсиховался Каманин. – «Отче наш» и я знаю. Выходит, мне можно тоже надевать рясу и отправлять службы! В карантин их, затем поднатаскать в «слове божьем» и на год в капелланы на дальние кордоны.
– Куда-нибудь между Повенцом и Мезенью, – уточнил Волков, – чтобы не жарко, было.
Дошли до Варварских ворот, на которых болтались несколько покойничков с рваными ноздрями. Лишь юго-восточный ветерок донес до премьер-министра специфический запах, издаваемый ими, он немедленно распорядился:
– Снять! Взамен можете повесить очень похожие чучела. Впредь чтобы казненные не болтались свыше двенадцати часов – только эпидемии сибирской язвы нам не хватало! Двенадцати часов вполне достаточно для того, чтобы народ убедился в торжестве справедливости.
Князь Пузатый сказал что-то своему дьяку, тот покорно обмакнул перо в чернильницу и записал очередное ЦУ главного министра. Каманин хмыкнул, глядя на них, а затем хозяйским глазом обвел окрестности.
– Почему на трактирах такие вывески убогие? Точно здесь режут, а не кормят. Вывески обновить, возле ворот поставить будку, куда посадить специального человека. Чтобы прибывшие в столицу, за полушку, скажем, смогли узнавать последние городские новости, где можно переночевать, где чего лучше купить или пропить.
– Зря попов на край света отправили, – вздохнул отец Михаил, – лучше них эту службу никто не справит.
– Попов вернуть, – отменил свое соломоново решение Ростислав, но тут же поправился: – После карантина. Не забудьте, кстати, что за ними присмотр нужен. Отдел инспекции и контроля.
Князь Борислав устал и совсем не поспевал за полетом мысли премьер-министра. Умоляюще взглянул на Иннокентия, тот пояснил:
– Необходимо несколько человек, состоящих на казенном жалованье, для выявления недобросовестно исполняющих свои обязанности чиновников: будь то подьячих, али попов, али городовых. Подошел к будке, про которую Ростислав Алексеевич говорил, проверил достоверность информации и оплату, затем в собор зашел, свечку поставил. Проверил, чтобы священник молитвы в шапку не читал. Затем в мыльню зашел. Помылся, а заодно проверил бы, не грязно ли. И каждую неделю менять подконтрольные районы – чтобы не приживался на одном месте, да и чтобы не примелькался.
– Ох, горе мне! – вздохнул глава Дворцового приказа. – Как сие упомнить? Будки, чиновники, карантины... зря мне эта книжонка паршивая попалась! Не к добру!
Он повернулся к дьяку Семенову, назначенному ответственным за район Зарядья, и сказал:
– Что, Михайло Петрович, не дрожат коленки-то? Хотя ты исчо молодой, все знаешь. Берегись, министр этот по всей строгости спросит. Не побоишься ответ держать?
Семенов, которому не минуло еще и двадцати пяти годков, усмехнулся:
– Зарядье – место ответственное, но и я мужик не простой. Справимся, князь-батюшка Борислав Борисович!
Комиссия свернула в Китайский проулок и гуляючи дошла до Москвы-реки, от которой ветерок доносил свежие запахи речной воды и цветущей ряски. Вдоль берега прогулялись до Ордынки, где у моста купили с лотка пирогов с рыбой и зайчатиной. Продавший весь свой товар посадский мигом побежал за новой порцией, а Иннокентий с набитым ртом обратился к Волкову:
– Константиныч, какое счастье все-таки, есть беляши и знать, что внутри не собачатина!
Князь Борислав едва не вывалил содержимое своего желудка наземь. Закашлявшись, он проглотил свой кусок пирога и осведомился:
– Это же в каких краях вы были, государи мои, что пироги с собачатиной ели? У нас тут в голодный год с кониной бывают, так некоторые нос воротят.
Кеша мигом расправился с парочкой пирогов, что вышли на полкопейки, и принялся снова вертеть головой в поисках лоточников.
– Знаете, князь, в тех краях даже анекдотец такой забавный был, рассказать? – попутно сообщил он.
– Порадуйте старика! – согласился князь Борислав.
– Приходит боярин на торг и спрашивает: «Бабушка, твой кролик свежий?» А бабка и отвечает: «Свежий, барин, еще вчера мышей ловил!»
Князь задумался.
– Это что получается, что она ему кота всучила? Облупленного?
– Получается так! – вздохнул Иннокентий.
– Ловко! – захохотал князь. – Я княгине расскажу! Пусть дуреха узнает, какие бабки смышленые встречаются! В каком граде сие, говоришь, случилось?
– В Петрозаводске, – сбрехнул парень.
– Далековато, – вздохнул князь, – там поди трудно достать нормальное мясо?
– Рыбы навалом, а вот мяса днем с огнем не сыщешь! – подключился к разговору Андрей Константинович.
Наконец Кеше повстречался мальчуган с лотком. Симонов окликнул его, и тот поспешил навстречу богатому покупателю.
– Только с жару, дяденька, – сообщил пацаненок, – пальчики оближете.
Руки у паренька были в цапках, поэтому Иннокентий сказал:
– Грабки только держи подальше, я сам возьму. С чем тут у тебя?
– С брусникой, вишней, яблоками, яйцами и всяческой требухой! С печеным салом уж разобрали все – нетути.
Кеша взял три пирожка с требухой и оставил пареньку копейку.
– Сдачу оставишь себе, а теперь слушай сюда. Вот тебе карточка (на лоток легла визитка Симонова – еще одно нововведение), прибежишь сегодня вечером во Дворец с черного входа. Покажешь охраннику. Тебя проводят ко мне, и мы подлечим твои руки. Придешь?
– Приду, барин, – неуверенно отозвался паренек, – если тятька отпустит, то приду.
Шли далее и дорогой Кеша втолковывал князю Бориславу. Шедший рядом дьяк запоминал все сказанное, чтобы потом перенести по памяти на бумагу. Знал по опыту, шельмец, что практические советы гораздо более ценны, чем скупые параграфы «штандарта».
– Поняли, Борислав Борисович, почему я мальчонку пригласил во дворец? В перспективе мы должны любому торговцу съестным ввести в обязательство предоставлять справку от лекаря, что он не болен никакой заразной болезнью. Это позволит сократить количество заразы, терзающей город. Да-с! От педикулеза до парши и чесотки включительно.
– Чегось? – решил уточнить дьяк.
– Короста, паршивость и воши, – любезно пояснил Симонов.
– Ага! – удовлетворенно кивнул князь Борислав.
Снова вышли на Красную площадь. Справа остался Покровский собор, где на паперти сидели нищие, калеки и убогие. Премьер-министр принялся допытываться у отца Михаила:
– Скажите, отче, вам не противно видеть столько дармоедов?
Отец Михаил беспокойно посмотрел на паперть Покровского храма. Заметив его взгляд, несколько нищих заголились, дабы священник мог видеть их уродливость. Немытые тела, покрытые струпьями и язвами, спутанные в колтуны волосы – все это настолько раздражало Ростислава, что он поддел ногой булыжник и матерно выругался:
– Только не нужно мне говорить, что они типа талисманов при храме! Навесь мне кто такой талисман, убил бы суку.
– Но ведь убогие на Руси издревле почитались за святых! – вступился помощник патриарха.
– Знаешь, батя, – сказал Волков. – Лучше бы на Руси работяги за святых почитались! Хотел бы я знать, кто это придумал – придурков в апостолы выводить!
– Ага, – сказал Иннокентий, – как-то даже неудобно за свою нормальность.
Атакованный сразу с трех сторон, священник даже не нашелся что ответить.
– Господь наш Иисус Христос, – нерешительно начал он, но Ростислав оборвал его:
– Хватит Иисусом грязь и лень прикрывать! – раздраженно заявил он. – В Голландии и Пруссии тоже Иисусу молится. Но что-то я там такого свинства не заметил! Наверное, перевод в Евангелии неточный, надо будет посмотреть.
Вечером в Грановитой палате подводили итоги дня в присутствии царицы. Отец Михаил слегка дулся, но сознавал умом, что большая часть замечаний – справедлива. Князь Пузатый выглядел гораздо веселее, нежели утром, а вот наша троица героев – зело мрачнее. Понимали, что умом Россию не поднять, нужны дополнительные силы и финансовые вливания.
– А как вы, господа министры, собираетесь навести порядок в посадах? – язвительно спросила Софья Алексеевна. – Прикажете мне платить мужикам, чтобы прибирались время от времени возле своих наделов?
– С этим как раз проблем нет, – ответил Иннокентий, – нас, Государыня, снова должен выручить метод кнута и пряника. В каждом посаде будет ежедневно проводиться конкурс на самую ухоженную усадьбу. По итогам конкурса вручается премия – два золотых червонца. У кого окажется хуже всех – наложим штраф. Но поменьше. Приз должен быть всегда выше – люди должны тянуться к прекрасному.
– А как со вдовами и неимущими? – не сдавалась царица. – У них ни сил, ни возможности.
– Вдовам и уж совсем неимущим поможет коммунхоз. – Иннокентий выразительно глянул на князя Пузатого. Тот кивнул.
– Чем смогем, тем помогем.
– А средства для помощи? – не отставала Софья Алексеевна.
– А средства поступают в результате правильного налогообложения и уменьшения размеров казнокрадства, – резко выступил Ростислав.
– Ну-ну, – сказала царица, – дерзайте, но не дерзите. И учтите: спуску я вам не дам.
Глава 20. Гея. 4.09.1698.
Возвращение блудного попугая
– Мин херц! – удивленно воскликнул Меньшиков, когда их карета проехала заставу Земляного города, где чистые, аккуратные и подтянутые стрельцы противу обыкновения бодро несли службу. – Москва ли это?
Двадцатипятилетний хлыщ с томным лицом, он развалился на бархатном диванчике и чистил ногти костяной аглицкой фенькой с перламутровой ручкой. Напротив сидел мрачный Петр в голландском платье и думал о чем-то своем. Временами лицо его искажала судорога, и тогда Алексашка испуганно вжимался в диванчик. Тем не менее восклицание приятеля он услыхал.
– Что, майн либер Сашка, по-маленькому захотелось? Терпи, друг ситный, терпи. Кому в Можайске было говорено не хлестать столько квасу! Развивай живот – приучай терпеть!
Довольный отповедью, он снова ушел в себя. Разлука с Анной, продолжавшаяся полтора года, камнем давила на сердце, обручем сжимала грудь, свинцовой тяжестью наливала чресла...
Но тут же мысли переключались на нерадивых бояр. Кажись, поставил бы их раком, да и этими чреслами...
Алексашка тем не менее глядел в окошко, раздвинув занавесочки. Не нравились ему перемены, произошедшие с городом. Подметенные улицы, не такие чистые, как в том же Бранденбурге, конечно... но не бросаются в глаза мусор и кучки конских яблок. Не воняет помоями, которые обычно выливаются прямо на улицу. Кое-где подправлены покосившиеся заборы. На всех кабаках сменены вывески – причем сменены недавно – еще дерево не потемнело. Узорной надписью выполнено название – небольшое, букв не более чем в шесть, а рядом для неграмотных – рисунок.
Куда-то подевались стайки нищих, калек и юродивых. На Варварке, у кабака со смешным названием «Синий Бык» стоят невиданные доселе столики, у столиков резные лавки, над столиками развеваются брезентовые опахала. За столиками сидят люди всех мастей: мужики, подьячие, купцы черной сотни. Чинно потягивают из оловянных стаканчиков хлебное вино. Почти как на Кукуе. Краем глаза Алексашка заметил, как к разбуянившемуся мастеровому шагнул дюжий молодец и, положив тому на плечи руки, силой усадил на место. Товарищи буяна принялись его успокаивать.
Меньшиков пожал плечами и снова завертел головой. Вот и дом князя-кесаря, верного сторожевого пса для друзей, злого медицинского кобеля для врагов. Крытая тесом и поросшая мхом крыша приводилась в порядок: несколько холопов очищали ее скребками ото мха, а двое каких-то усатых заменяли прогнившие осиновые пластинки на новые. Петр больно толкнул Алексашку в плечо.
– Иди спроси, где дядя?
Данилыч, покряхтывая, вылез из кареты и, приставив ладонь к глазам, несколько секунд разглядывал преображающийся дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Что? – захохотал Волков. – Это – святые отцы?! А ну, кто мне Пятикнижие перечислит? Название всех пяти основных книг, ну, живо!
По правде говоря, это было единственное, что полковник запомнил из краткого курса по «Закону Божьему» в интерпретации Ростислава. Но отец Михаил неожиданно легко согласился со своим новым другом. В самом деле, ряса еще не превращает человека в рукоположенного священника. Так любой может назвать себя слугой Бога. И лицо его выразило крайнее удивление, когда из шестерых только двое вспомнили про «Бытие», «Второзаконие» и «Числа». Трое вообще не имели никакого представления о «Пятикнижии», а «Левит» и «Исход» остались вовсе преданными забвению.
– Так что же, выходит, вы и не священники вовсе? – недоумевал премьер-министр.
– Что у вас с попами-самозванцами делают? – спросил полковник у отца Михаила.
– Ухи отрубают, – ответил тот.
Вся великолепная шестерка бухнулась на колени. Между прочим, обнаружился и седьмой участник – он отдыхал, получив каманинским кулаком по темечку.
– Пощады! – взмолились безместные и никуда не годные попы. – Отец Михаил, батюшка, не лишай живота. Голодныя мы и убогия, давно позабыли про Пятикнижие и Апокалипсис, нам бы «Отче наш» с «Храни нас, грешных» упомнить!
– Да ну вас! – распсиховался Каманин. – «Отче наш» и я знаю. Выходит, мне можно тоже надевать рясу и отправлять службы! В карантин их, затем поднатаскать в «слове божьем» и на год в капелланы на дальние кордоны.
– Куда-нибудь между Повенцом и Мезенью, – уточнил Волков, – чтобы не жарко, было.
Дошли до Варварских ворот, на которых болтались несколько покойничков с рваными ноздрями. Лишь юго-восточный ветерок донес до премьер-министра специфический запах, издаваемый ими, он немедленно распорядился:
– Снять! Взамен можете повесить очень похожие чучела. Впредь чтобы казненные не болтались свыше двенадцати часов – только эпидемии сибирской язвы нам не хватало! Двенадцати часов вполне достаточно для того, чтобы народ убедился в торжестве справедливости.
Князь Пузатый сказал что-то своему дьяку, тот покорно обмакнул перо в чернильницу и записал очередное ЦУ главного министра. Каманин хмыкнул, глядя на них, а затем хозяйским глазом обвел окрестности.
– Почему на трактирах такие вывески убогие? Точно здесь режут, а не кормят. Вывески обновить, возле ворот поставить будку, куда посадить специального человека. Чтобы прибывшие в столицу, за полушку, скажем, смогли узнавать последние городские новости, где можно переночевать, где чего лучше купить или пропить.
– Зря попов на край света отправили, – вздохнул отец Михаил, – лучше них эту службу никто не справит.
– Попов вернуть, – отменил свое соломоново решение Ростислав, но тут же поправился: – После карантина. Не забудьте, кстати, что за ними присмотр нужен. Отдел инспекции и контроля.
Князь Борислав устал и совсем не поспевал за полетом мысли премьер-министра. Умоляюще взглянул на Иннокентия, тот пояснил:
– Необходимо несколько человек, состоящих на казенном жалованье, для выявления недобросовестно исполняющих свои обязанности чиновников: будь то подьячих, али попов, али городовых. Подошел к будке, про которую Ростислав Алексеевич говорил, проверил достоверность информации и оплату, затем в собор зашел, свечку поставил. Проверил, чтобы священник молитвы в шапку не читал. Затем в мыльню зашел. Помылся, а заодно проверил бы, не грязно ли. И каждую неделю менять подконтрольные районы – чтобы не приживался на одном месте, да и чтобы не примелькался.
– Ох, горе мне! – вздохнул глава Дворцового приказа. – Как сие упомнить? Будки, чиновники, карантины... зря мне эта книжонка паршивая попалась! Не к добру!
Он повернулся к дьяку Семенову, назначенному ответственным за район Зарядья, и сказал:
– Что, Михайло Петрович, не дрожат коленки-то? Хотя ты исчо молодой, все знаешь. Берегись, министр этот по всей строгости спросит. Не побоишься ответ держать?
Семенов, которому не минуло еще и двадцати пяти годков, усмехнулся:
– Зарядье – место ответственное, но и я мужик не простой. Справимся, князь-батюшка Борислав Борисович!
Комиссия свернула в Китайский проулок и гуляючи дошла до Москвы-реки, от которой ветерок доносил свежие запахи речной воды и цветущей ряски. Вдоль берега прогулялись до Ордынки, где у моста купили с лотка пирогов с рыбой и зайчатиной. Продавший весь свой товар посадский мигом побежал за новой порцией, а Иннокентий с набитым ртом обратился к Волкову:
– Константиныч, какое счастье все-таки, есть беляши и знать, что внутри не собачатина!
Князь Борислав едва не вывалил содержимое своего желудка наземь. Закашлявшись, он проглотил свой кусок пирога и осведомился:
– Это же в каких краях вы были, государи мои, что пироги с собачатиной ели? У нас тут в голодный год с кониной бывают, так некоторые нос воротят.
Кеша мигом расправился с парочкой пирогов, что вышли на полкопейки, и принялся снова вертеть головой в поисках лоточников.
– Знаете, князь, в тех краях даже анекдотец такой забавный был, рассказать? – попутно сообщил он.
– Порадуйте старика! – согласился князь Борислав.
– Приходит боярин на торг и спрашивает: «Бабушка, твой кролик свежий?» А бабка и отвечает: «Свежий, барин, еще вчера мышей ловил!»
Князь задумался.
– Это что получается, что она ему кота всучила? Облупленного?
– Получается так! – вздохнул Иннокентий.
– Ловко! – захохотал князь. – Я княгине расскажу! Пусть дуреха узнает, какие бабки смышленые встречаются! В каком граде сие, говоришь, случилось?
– В Петрозаводске, – сбрехнул парень.
– Далековато, – вздохнул князь, – там поди трудно достать нормальное мясо?
– Рыбы навалом, а вот мяса днем с огнем не сыщешь! – подключился к разговору Андрей Константинович.
Наконец Кеше повстречался мальчуган с лотком. Симонов окликнул его, и тот поспешил навстречу богатому покупателю.
– Только с жару, дяденька, – сообщил пацаненок, – пальчики оближете.
Руки у паренька были в цапках, поэтому Иннокентий сказал:
– Грабки только держи подальше, я сам возьму. С чем тут у тебя?
– С брусникой, вишней, яблоками, яйцами и всяческой требухой! С печеным салом уж разобрали все – нетути.
Кеша взял три пирожка с требухой и оставил пареньку копейку.
– Сдачу оставишь себе, а теперь слушай сюда. Вот тебе карточка (на лоток легла визитка Симонова – еще одно нововведение), прибежишь сегодня вечером во Дворец с черного входа. Покажешь охраннику. Тебя проводят ко мне, и мы подлечим твои руки. Придешь?
– Приду, барин, – неуверенно отозвался паренек, – если тятька отпустит, то приду.
Шли далее и дорогой Кеша втолковывал князю Бориславу. Шедший рядом дьяк запоминал все сказанное, чтобы потом перенести по памяти на бумагу. Знал по опыту, шельмец, что практические советы гораздо более ценны, чем скупые параграфы «штандарта».
– Поняли, Борислав Борисович, почему я мальчонку пригласил во дворец? В перспективе мы должны любому торговцу съестным ввести в обязательство предоставлять справку от лекаря, что он не болен никакой заразной болезнью. Это позволит сократить количество заразы, терзающей город. Да-с! От педикулеза до парши и чесотки включительно.
– Чегось? – решил уточнить дьяк.
– Короста, паршивость и воши, – любезно пояснил Симонов.
– Ага! – удовлетворенно кивнул князь Борислав.
Снова вышли на Красную площадь. Справа остался Покровский собор, где на паперти сидели нищие, калеки и убогие. Премьер-министр принялся допытываться у отца Михаила:
– Скажите, отче, вам не противно видеть столько дармоедов?
Отец Михаил беспокойно посмотрел на паперть Покровского храма. Заметив его взгляд, несколько нищих заголились, дабы священник мог видеть их уродливость. Немытые тела, покрытые струпьями и язвами, спутанные в колтуны волосы – все это настолько раздражало Ростислава, что он поддел ногой булыжник и матерно выругался:
– Только не нужно мне говорить, что они типа талисманов при храме! Навесь мне кто такой талисман, убил бы суку.
– Но ведь убогие на Руси издревле почитались за святых! – вступился помощник патриарха.
– Знаешь, батя, – сказал Волков. – Лучше бы на Руси работяги за святых почитались! Хотел бы я знать, кто это придумал – придурков в апостолы выводить!
– Ага, – сказал Иннокентий, – как-то даже неудобно за свою нормальность.
Атакованный сразу с трех сторон, священник даже не нашелся что ответить.
– Господь наш Иисус Христос, – нерешительно начал он, но Ростислав оборвал его:
– Хватит Иисусом грязь и лень прикрывать! – раздраженно заявил он. – В Голландии и Пруссии тоже Иисусу молится. Но что-то я там такого свинства не заметил! Наверное, перевод в Евангелии неточный, надо будет посмотреть.
Вечером в Грановитой палате подводили итоги дня в присутствии царицы. Отец Михаил слегка дулся, но сознавал умом, что большая часть замечаний – справедлива. Князь Пузатый выглядел гораздо веселее, нежели утром, а вот наша троица героев – зело мрачнее. Понимали, что умом Россию не поднять, нужны дополнительные силы и финансовые вливания.
– А как вы, господа министры, собираетесь навести порядок в посадах? – язвительно спросила Софья Алексеевна. – Прикажете мне платить мужикам, чтобы прибирались время от времени возле своих наделов?
– С этим как раз проблем нет, – ответил Иннокентий, – нас, Государыня, снова должен выручить метод кнута и пряника. В каждом посаде будет ежедневно проводиться конкурс на самую ухоженную усадьбу. По итогам конкурса вручается премия – два золотых червонца. У кого окажется хуже всех – наложим штраф. Но поменьше. Приз должен быть всегда выше – люди должны тянуться к прекрасному.
– А как со вдовами и неимущими? – не сдавалась царица. – У них ни сил, ни возможности.
– Вдовам и уж совсем неимущим поможет коммунхоз. – Иннокентий выразительно глянул на князя Пузатого. Тот кивнул.
– Чем смогем, тем помогем.
– А средства для помощи? – не отставала Софья Алексеевна.
– А средства поступают в результате правильного налогообложения и уменьшения размеров казнокрадства, – резко выступил Ростислав.
– Ну-ну, – сказала царица, – дерзайте, но не дерзите. И учтите: спуску я вам не дам.
Глава 20. Гея. 4.09.1698.
Возвращение блудного попугая
– Мин херц! – удивленно воскликнул Меньшиков, когда их карета проехала заставу Земляного города, где чистые, аккуратные и подтянутые стрельцы противу обыкновения бодро несли службу. – Москва ли это?
Двадцатипятилетний хлыщ с томным лицом, он развалился на бархатном диванчике и чистил ногти костяной аглицкой фенькой с перламутровой ручкой. Напротив сидел мрачный Петр в голландском платье и думал о чем-то своем. Временами лицо его искажала судорога, и тогда Алексашка испуганно вжимался в диванчик. Тем не менее восклицание приятеля он услыхал.
– Что, майн либер Сашка, по-маленькому захотелось? Терпи, друг ситный, терпи. Кому в Можайске было говорено не хлестать столько квасу! Развивай живот – приучай терпеть!
Довольный отповедью, он снова ушел в себя. Разлука с Анной, продолжавшаяся полтора года, камнем давила на сердце, обручем сжимала грудь, свинцовой тяжестью наливала чресла...
Но тут же мысли переключались на нерадивых бояр. Кажись, поставил бы их раком, да и этими чреслами...
Алексашка тем не менее глядел в окошко, раздвинув занавесочки. Не нравились ему перемены, произошедшие с городом. Подметенные улицы, не такие чистые, как в том же Бранденбурге, конечно... но не бросаются в глаза мусор и кучки конских яблок. Не воняет помоями, которые обычно выливаются прямо на улицу. Кое-где подправлены покосившиеся заборы. На всех кабаках сменены вывески – причем сменены недавно – еще дерево не потемнело. Узорной надписью выполнено название – небольшое, букв не более чем в шесть, а рядом для неграмотных – рисунок.
Куда-то подевались стайки нищих, калек и юродивых. На Варварке, у кабака со смешным названием «Синий Бык» стоят невиданные доселе столики, у столиков резные лавки, над столиками развеваются брезентовые опахала. За столиками сидят люди всех мастей: мужики, подьячие, купцы черной сотни. Чинно потягивают из оловянных стаканчиков хлебное вино. Почти как на Кукуе. Краем глаза Алексашка заметил, как к разбуянившемуся мастеровому шагнул дюжий молодец и, положив тому на плечи руки, силой усадил на место. Товарищи буяна принялись его успокаивать.
Меньшиков пожал плечами и снова завертел головой. Вот и дом князя-кесаря, верного сторожевого пса для друзей, злого медицинского кобеля для врагов. Крытая тесом и поросшая мхом крыша приводилась в порядок: несколько холопов очищали ее скребками ото мха, а двое каких-то усатых заменяли прогнившие осиновые пластинки на новые. Петр больно толкнул Алексашку в плечо.
– Иди спроси, где дядя?
Данилыч, покряхтывая, вылез из кареты и, приставив ладонь к глазам, несколько секунд разглядывал преображающийся дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49