Короче, хорошие воспоминания об этом эксперименте сохранила только лаборантка, чудом не забеременевшая.
Ростислав чертыхнулся. Глянул на Софью, и глупости всякие лезут в голову, прости Господи! И царица тоже хороша – раскраснелась, точно молодая жена у смертного одра старого мужа! Тоже хороша! Хороша, чертовка! Да что это сегодня с ним!
Молодой (хм!) профессор потер переносицу и свирепо осведомился:
– А почему собственно? Я, любезный Семен, еще сам эту теорию не до конца понял.
Хранитель прищурился:
– Вот вы нам и расскажите, что именно вы поняли. Не мне же рассказывать Софье Алексеевне о смысле и соли жизни. Мне как-то проще объяснить компьютеру напрямую в двоичной форме, отчего не бывает детей у шарикоподшипников, или вкусовые ощущения гоблина. Не того, что кино переводит, а того, который из царства Орк.
Каманин явно начал психовать. Он зверским взглядом окинул интерьер комнаты и начал:
– Концепция параллельных миров стара как мир. Еще в Библии описан первый способ путешествия человека между мирами. Бог изгнал из рая Адама и Еву, надеюсь вам, Софья Алексеевна, известен такой факт? Известен? Отлично! А где, по вашему мнению, располагается рай?
– Небесный или Земной? – уточнила Софья. – Земного Рая, к сожалению, больше нет. Воды Великого Потопа смыли его с лица Земли. Ну а о Рае Небесном спорят все религии. Это не ко мне!
Она испытывающе взглянула на Хранителя.
– И не ко мне! – моментально открестился он. – Я тут ни при чем. Кто ж виноват, что у каждого – свой рай. У караванщика – оазис, у моряка – «ЗЕМЛЯ!», у пьяницы – поллитровка, у голодного – скатерть-самобранка, а у толстого – бочка с бромелайном.
– Кто доклад делает? – выпятив челюсть, осведомился профессор. – Особенно про бромелайн вы хорошо отметили. И понятно.
– Затыкаюсь, – кратко сказал Семен.
– Не люблю, когда начальники затыкаются! – неожиданно встрял Волков. – Это чревато.
– Но не в моем случае, – любезно объяснил Хранитель, – я выше человеческих предрассудков. Если я затыкаюсь, то затыкаюсь конкретно и надолго.
Ростислав воспользовался представившейся ему возможностью и принялся собирать мысли в кулак. Собиралось с трудом, но оптимистично в целом.
– Так вот, о чем я? – изрек типично профессорскую фразу он. – О рае, конечно! Мы согласились с тем, что в Библии на Рай Небесный ссылаются пару раз, да и то косвенно. Иисус Христос говорил апостолам: «В дому Отца моего обители многи суть, – иду уготовать место вам», а апостол замечал: «Если земная наша храмина, тело, разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечную в небесах» Рай небесный, в котором обитают души праведников, есть ближайшая к земле небесная обитель, или «первое небо»; за ним, выше, есть еще небеса, – говорится в Апокалипсисе. Климент Римский говорит об апостоле Петре, что он, по смерти, «отошел вместо славы», о Павле – что он «по кончине отошел в место святое». Поликарп Смирнский говорит об Игнатии Антиохийском и других мучениках, что они «пребывают в подобающем месте у Господа». Ириной Лионский замечает, что «преложенные (то есть умершие на земле праведники) преложены в Рай, ибо Рай приготовлен для людей праведных и духоносных». Фу! Богословие, кстати, не самая сильная моя сторона.
Почему я столько времени уделил Раю Небесному? Да потому, что все знают, что такое Рай Небесный, но никто не знает, где оно, это Святое Место?
– Ну вы и молвили, профессор! – с некоторым даже сожалением фыркнула царица. – Да ведь дитю малому понятно, что Рай Небесный – на небесах!
Лицо профессора Переплута-Каманина просияло. Он наконец ухватил «кота за хвост».
– Простите, а как вы представляете себе «небеса»? – бесконечно вкрадчивым голосом осведомился он. – Опишите, пожалуйста, размеры предполагаемые, особенности флоры и фауны, деление тамошнего электората на кланы и касты...
– Эй, полегче, профессор! – воскликнул, забывшись, Хранитель. – Ты их величество еще тактико-технические данные адских котлов спроси!
– Сир, вы же обещали! – упрекнул Хранителя Андрей Константинович.
– Ну откуда же мне знать, что наш уважаемый Ростислав настолько увлечется темой, что полезет ворошить библейские догмы?
– В чем дело-то? – с интонациями типичной базарной торговки произнесла Софья Алексеевна. – Мало того, что мой Первый министр ахинею непонятную несет, так вы еще и препираться начали! Мне кажется, я мысль нашего профессора ухватила. Он хочет сказать, что, несмотря на наше неведение о рае, он существует независимо от знаний людских о нем!
Указующий перст уперся проекцией своей прямо в ложбинку между грудей Софьи Алексеевны. Хранитель едва слышно фыркнул, точно кот, которому в нос попал пепел.
– Вы излагаете концепцию Вселенной? – наклонив вправо голову, спросил Каманин.
Софья растерянно слушала его и молчала. Затем, видимо, наглая проекция сделала свое дело, мочки ушей и шея царица порозовели.
– Прохвессор, – предупреждающе сказал Семен, – соберитесь! Что это вас от гоев к гейшам заносит сегодня?
Царица вовсе опустила голову. Заметив прибавление гормонов в воздухе, в основном эстрадиона и тестостерона, Хранитель принял соломоново решение.
– Знаете, полковник, мне кажется, что будет больше пользы для дела, если мы оставим профессора и Софью Алексеевну тет-а-тет. Наверное, вы правы, когда говорили о «затыкающемся начальнике». Аналогия не совсем верна, но рациональное зерно в ней есть. То есть дело не во мне, что я заткнулся, а в том, что профессор чувствует приоритет своего доклада пред моей личностью в ущерб некой этической норме... Вот, завернул!
– Завернули-то вы знатно, мне и то не все понятно! – быстро нашелся полковник. – Во мне пропал просто Крылов какой-то... То ли Иван Андреевич, то ли Серега...
Они синхронно, словно два сработавшихся карманника, встали и приняли позы для ретирады. Последнее, что расслышала Софья Алексеева из их странной пикировки, был вопрос Волкова:
– А вы знаете, в чем камень преткновения баснописца с борзописцем?
– Баснописец пишет борзо, а борзописец – серьезнее, чем басни, не пишет?
– Ну, тут вы не совсем правы, тут мы имеем скорее...
Царица плохо расслышала окончание фраз, понять ничего из них и вовсе не смогла, поэтому отвернулась к окну и принялась нервно обмахиваться веером. У Ростислава веера не было, но потребность в свежем воздухе он все же испытывал, поэтому осторожно обогнул Софью и тоже подошел к окну. Вцепившись в сделанную на американский (поездной) манер фрамугу, опустил ее и с наслаждением подставил лицо соленому бризу.
Софья тоже е наслаждением вдохнула ветер с моря и ее ноздри затрепетали.
– Парадиз! – прошептала она. – Отчего нам нравится горький этот запах, профессор? Отчего сие? Ведь сама природа повелевает любить сладкое? Но люди добавляют в пищу соль, перец, горчицу, хрен... Вы вот что объясните мне, профессор... А об аде и рае мы после поговорим...
Ростислав вспомнил о глупой философско-буддистской книжице, которую перелистывал как-то, еще учась в университете.
– Счастье не в обладании целью, а в пути к ней! – восторженно произнес он популизованный постулат.
– Какая глубокая мысль! – восхитилась царица, задумавшись буквально на полминуты. – Кто это сказал, Аристотель?
– Дайсетцу Судзуки, – устремил Ростислав свой мечтательный взгляд вниз на нее, – крупнейший истолкователь дзэн-буддизма.
Затем он вспомнил, что сей толкователь толковал дзэн в двадцатом веке и растерянно замолчал. Поняв его молчание, как приглашение ко второму вопросу, она спросила:
– А что такое, этот дзэн-буддизм? – Профессор снова вспомнил университетский «бестселлер». – И отчего среди физиков столько философов?
– Дзэн – это умение налить два стакана водки из пустой четвертинки! – с чувством произнес он,
– Что за глупость? – поморщилась Софья. – Как можно налить два полных стакана из четвертинки, да еще пустой! Ваш дзэн – это, очевидно, искусство переливать из пустого в порожнее, не так ли, профессор?
Каманин улыбнулся. Все-таки царица – не простая дурочка из каменного века. С ней можно поговорить о «жизни, смерти и мировой политике». Но не будем.
– А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? – Царевна насторожилась.
– Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?
– Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?
– На четырех. При чем тут это?
– А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?
– Нечто сродни паноптикуму?
Ростислав кивнул.
– История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький – череп Архимеда в детстве, а большой – череп того же парня, только взрослого.
Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.
– А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?
– Ваш! – поклонился ей Каманин малым поклоном.
«Твой!» – зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.
– Не находите ли, что время для объяснений? – сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...
И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно – в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств – но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.
Глава 22. Земля. 2003.
Командировка (начало)
Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.
Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.
Сэр Волков угрюмо слушал ее возражения, а затем показал супруге украдкой кулак. Вспомнив о субординации, Анжела послушно умолкла. Главная здесь была не она. И вояж на Землю служил не только для утоления потребительских целей. Главная цель была – показать царице Софье ее столицу во всей азиатско-европейской красе.
– Мой Бог! – ужасалась Софья, сидевшая посредине кабины, между Ростиславом и рычагом переключения передач. – Как на такую высоту люди поднимаются. Пешком, как в вашем Неверхаусе?
Каманин снисходительно посматривал на царицу, восторженно по сторонам (он сам не был в Москве с одна тысяча тридцать восьмого года), улыбаясь чему-то своему.
– Может, мимо Лубянки проедем? – спросил он Герасима. Тот ушами показал на Волкова. Полковник неодобрительно покачал головой.
Софья млела от восторга. Такой большой город, так много народу, так все красиво!
– Шармант, – проблеяла из салона Анжела, – грандиозно!
– Что такое «шармант»? – спросила негромко царица у Ростислава, но вопрос все же достиг чутких ушей полковника.
– Французский антоним к немецкому слову «шайзе», – очень вежливо сказал он и почтительно прибавил: – Государыня.
Софья принялась переваривать это точное объяснение. В ее время грамматику только пытались разбивать на подгруппы, Сименон Полоцкий наверняка догадывался насчет морфологии и всего прочего, но свои догадки держал при себе.
– Превосходная степень, – наконец внес свою лепту и Ростислав.
Царица поняла всю тщетность своих попыток и оставила смекалистых мужчин спрягать французское наречие. Лично сама она не понимала, зачем говорить фразу на иностранном языке, если есть ее смысловой аналог на русском. Бедолага! Послушать бы ей стенограмму заседания какого-нибудь Верховного Совета!
Автобус свернул направо и проехал немного по узкой улочке. Вновь свернул, на этот раз налево. Бульвар, по которому они проезжали, был чрезвычайно широк, вдоль его стояли припаркованные мириады машин: разных возрастов, марок и расцветок, разного класса и престижа. Все окружающее давно перестало восприниматься Софьей как реальность, ей казалось, что она спит и видит сны: порой страшные, порой дивные, а порой и сказочно-прекрасные. Вот справа по борту уходит в небо огромная стрела... как высоко! Из кабины всю и не увидишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Ростислав чертыхнулся. Глянул на Софью, и глупости всякие лезут в голову, прости Господи! И царица тоже хороша – раскраснелась, точно молодая жена у смертного одра старого мужа! Тоже хороша! Хороша, чертовка! Да что это сегодня с ним!
Молодой (хм!) профессор потер переносицу и свирепо осведомился:
– А почему собственно? Я, любезный Семен, еще сам эту теорию не до конца понял.
Хранитель прищурился:
– Вот вы нам и расскажите, что именно вы поняли. Не мне же рассказывать Софье Алексеевне о смысле и соли жизни. Мне как-то проще объяснить компьютеру напрямую в двоичной форме, отчего не бывает детей у шарикоподшипников, или вкусовые ощущения гоблина. Не того, что кино переводит, а того, который из царства Орк.
Каманин явно начал психовать. Он зверским взглядом окинул интерьер комнаты и начал:
– Концепция параллельных миров стара как мир. Еще в Библии описан первый способ путешествия человека между мирами. Бог изгнал из рая Адама и Еву, надеюсь вам, Софья Алексеевна, известен такой факт? Известен? Отлично! А где, по вашему мнению, располагается рай?
– Небесный или Земной? – уточнила Софья. – Земного Рая, к сожалению, больше нет. Воды Великого Потопа смыли его с лица Земли. Ну а о Рае Небесном спорят все религии. Это не ко мне!
Она испытывающе взглянула на Хранителя.
– И не ко мне! – моментально открестился он. – Я тут ни при чем. Кто ж виноват, что у каждого – свой рай. У караванщика – оазис, у моряка – «ЗЕМЛЯ!», у пьяницы – поллитровка, у голодного – скатерть-самобранка, а у толстого – бочка с бромелайном.
– Кто доклад делает? – выпятив челюсть, осведомился профессор. – Особенно про бромелайн вы хорошо отметили. И понятно.
– Затыкаюсь, – кратко сказал Семен.
– Не люблю, когда начальники затыкаются! – неожиданно встрял Волков. – Это чревато.
– Но не в моем случае, – любезно объяснил Хранитель, – я выше человеческих предрассудков. Если я затыкаюсь, то затыкаюсь конкретно и надолго.
Ростислав воспользовался представившейся ему возможностью и принялся собирать мысли в кулак. Собиралось с трудом, но оптимистично в целом.
– Так вот, о чем я? – изрек типично профессорскую фразу он. – О рае, конечно! Мы согласились с тем, что в Библии на Рай Небесный ссылаются пару раз, да и то косвенно. Иисус Христос говорил апостолам: «В дому Отца моего обители многи суть, – иду уготовать место вам», а апостол замечал: «Если земная наша храмина, тело, разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечную в небесах» Рай небесный, в котором обитают души праведников, есть ближайшая к земле небесная обитель, или «первое небо»; за ним, выше, есть еще небеса, – говорится в Апокалипсисе. Климент Римский говорит об апостоле Петре, что он, по смерти, «отошел вместо славы», о Павле – что он «по кончине отошел в место святое». Поликарп Смирнский говорит об Игнатии Антиохийском и других мучениках, что они «пребывают в подобающем месте у Господа». Ириной Лионский замечает, что «преложенные (то есть умершие на земле праведники) преложены в Рай, ибо Рай приготовлен для людей праведных и духоносных». Фу! Богословие, кстати, не самая сильная моя сторона.
Почему я столько времени уделил Раю Небесному? Да потому, что все знают, что такое Рай Небесный, но никто не знает, где оно, это Святое Место?
– Ну вы и молвили, профессор! – с некоторым даже сожалением фыркнула царица. – Да ведь дитю малому понятно, что Рай Небесный – на небесах!
Лицо профессора Переплута-Каманина просияло. Он наконец ухватил «кота за хвост».
– Простите, а как вы представляете себе «небеса»? – бесконечно вкрадчивым голосом осведомился он. – Опишите, пожалуйста, размеры предполагаемые, особенности флоры и фауны, деление тамошнего электората на кланы и касты...
– Эй, полегче, профессор! – воскликнул, забывшись, Хранитель. – Ты их величество еще тактико-технические данные адских котлов спроси!
– Сир, вы же обещали! – упрекнул Хранителя Андрей Константинович.
– Ну откуда же мне знать, что наш уважаемый Ростислав настолько увлечется темой, что полезет ворошить библейские догмы?
– В чем дело-то? – с интонациями типичной базарной торговки произнесла Софья Алексеевна. – Мало того, что мой Первый министр ахинею непонятную несет, так вы еще и препираться начали! Мне кажется, я мысль нашего профессора ухватила. Он хочет сказать, что, несмотря на наше неведение о рае, он существует независимо от знаний людских о нем!
Указующий перст уперся проекцией своей прямо в ложбинку между грудей Софьи Алексеевны. Хранитель едва слышно фыркнул, точно кот, которому в нос попал пепел.
– Вы излагаете концепцию Вселенной? – наклонив вправо голову, спросил Каманин.
Софья растерянно слушала его и молчала. Затем, видимо, наглая проекция сделала свое дело, мочки ушей и шея царица порозовели.
– Прохвессор, – предупреждающе сказал Семен, – соберитесь! Что это вас от гоев к гейшам заносит сегодня?
Царица вовсе опустила голову. Заметив прибавление гормонов в воздухе, в основном эстрадиона и тестостерона, Хранитель принял соломоново решение.
– Знаете, полковник, мне кажется, что будет больше пользы для дела, если мы оставим профессора и Софью Алексеевну тет-а-тет. Наверное, вы правы, когда говорили о «затыкающемся начальнике». Аналогия не совсем верна, но рациональное зерно в ней есть. То есть дело не во мне, что я заткнулся, а в том, что профессор чувствует приоритет своего доклада пред моей личностью в ущерб некой этической норме... Вот, завернул!
– Завернули-то вы знатно, мне и то не все понятно! – быстро нашелся полковник. – Во мне пропал просто Крылов какой-то... То ли Иван Андреевич, то ли Серега...
Они синхронно, словно два сработавшихся карманника, встали и приняли позы для ретирады. Последнее, что расслышала Софья Алексеева из их странной пикировки, был вопрос Волкова:
– А вы знаете, в чем камень преткновения баснописца с борзописцем?
– Баснописец пишет борзо, а борзописец – серьезнее, чем басни, не пишет?
– Ну, тут вы не совсем правы, тут мы имеем скорее...
Царица плохо расслышала окончание фраз, понять ничего из них и вовсе не смогла, поэтому отвернулась к окну и принялась нервно обмахиваться веером. У Ростислава веера не было, но потребность в свежем воздухе он все же испытывал, поэтому осторожно обогнул Софью и тоже подошел к окну. Вцепившись в сделанную на американский (поездной) манер фрамугу, опустил ее и с наслаждением подставил лицо соленому бризу.
Софья тоже е наслаждением вдохнула ветер с моря и ее ноздри затрепетали.
– Парадиз! – прошептала она. – Отчего нам нравится горький этот запах, профессор? Отчего сие? Ведь сама природа повелевает любить сладкое? Но люди добавляют в пищу соль, перец, горчицу, хрен... Вы вот что объясните мне, профессор... А об аде и рае мы после поговорим...
Ростислав вспомнил о глупой философско-буддистской книжице, которую перелистывал как-то, еще учась в университете.
– Счастье не в обладании целью, а в пути к ней! – восторженно произнес он популизованный постулат.
– Какая глубокая мысль! – восхитилась царица, задумавшись буквально на полминуты. – Кто это сказал, Аристотель?
– Дайсетцу Судзуки, – устремил Ростислав свой мечтательный взгляд вниз на нее, – крупнейший истолкователь дзэн-буддизма.
Затем он вспомнил, что сей толкователь толковал дзэн в двадцатом веке и растерянно замолчал. Поняв его молчание, как приглашение ко второму вопросу, она спросила:
– А что такое, этот дзэн-буддизм? – Профессор снова вспомнил университетский «бестселлер». – И отчего среди физиков столько философов?
– Дзэн – это умение налить два стакана водки из пустой четвертинки! – с чувством произнес он,
– Что за глупость? – поморщилась Софья. – Как можно налить два полных стакана из четвертинки, да еще пустой! Ваш дзэн – это, очевидно, искусство переливать из пустого в порожнее, не так ли, профессор?
Каманин улыбнулся. Все-таки царица – не простая дурочка из каменного века. С ней можно поговорить о «жизни, смерти и мировой политике». Но не будем.
– А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? – Царевна насторожилась.
– Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?
– Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?
– На четырех. При чем тут это?
– А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?
– Нечто сродни паноптикуму?
Ростислав кивнул.
– История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький – череп Архимеда в детстве, а большой – череп того же парня, только взрослого.
Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.
– А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?
– Ваш! – поклонился ей Каманин малым поклоном.
«Твой!» – зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.
– Не находите ли, что время для объяснений? – сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...
И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно – в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств – но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.
Глава 22. Земля. 2003.
Командировка (начало)
Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.
Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.
Сэр Волков угрюмо слушал ее возражения, а затем показал супруге украдкой кулак. Вспомнив о субординации, Анжела послушно умолкла. Главная здесь была не она. И вояж на Землю служил не только для утоления потребительских целей. Главная цель была – показать царице Софье ее столицу во всей азиатско-европейской красе.
– Мой Бог! – ужасалась Софья, сидевшая посредине кабины, между Ростиславом и рычагом переключения передач. – Как на такую высоту люди поднимаются. Пешком, как в вашем Неверхаусе?
Каманин снисходительно посматривал на царицу, восторженно по сторонам (он сам не был в Москве с одна тысяча тридцать восьмого года), улыбаясь чему-то своему.
– Может, мимо Лубянки проедем? – спросил он Герасима. Тот ушами показал на Волкова. Полковник неодобрительно покачал головой.
Софья млела от восторга. Такой большой город, так много народу, так все красиво!
– Шармант, – проблеяла из салона Анжела, – грандиозно!
– Что такое «шармант»? – спросила негромко царица у Ростислава, но вопрос все же достиг чутких ушей полковника.
– Французский антоним к немецкому слову «шайзе», – очень вежливо сказал он и почтительно прибавил: – Государыня.
Софья принялась переваривать это точное объяснение. В ее время грамматику только пытались разбивать на подгруппы, Сименон Полоцкий наверняка догадывался насчет морфологии и всего прочего, но свои догадки держал при себе.
– Превосходная степень, – наконец внес свою лепту и Ростислав.
Царица поняла всю тщетность своих попыток и оставила смекалистых мужчин спрягать французское наречие. Лично сама она не понимала, зачем говорить фразу на иностранном языке, если есть ее смысловой аналог на русском. Бедолага! Послушать бы ей стенограмму заседания какого-нибудь Верховного Совета!
Автобус свернул направо и проехал немного по узкой улочке. Вновь свернул, на этот раз налево. Бульвар, по которому они проезжали, был чрезвычайно широк, вдоль его стояли припаркованные мириады машин: разных возрастов, марок и расцветок, разного класса и престижа. Все окружающее давно перестало восприниматься Софьей как реальность, ей казалось, что она спит и видит сны: порой страшные, порой дивные, а порой и сказочно-прекрасные. Вот справа по борту уходит в небо огромная стрела... как высоко! Из кабины всю и не увидишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49