Волк долго разглядывал это, неведомое, невиданное, пытаясь понять. Что ж это творится-то? Вечор еще не былоничего такого, и вот — нате вам… Он сдвинул брови, теребя тонкий ремешок оберега, задумался тяжело.
И тут вдруг его осенило: это бог. Потому что больше никому не под силу выстроить за ночь вот такое. Бог поселился у Трехглавой Горы, Небесный Вождь, Ннар'йанто.
Волк на ощупь скатал и упихал в заплечник одеяло, не отводя глаз от невероятного чертога, подхватил копье и двинулся на север, то и дело оглядываясь через плечо — не исчезло ли чудо. Надо было спешить. Надо было рассказать людям — он вернулся, Небесный отец ирайни-Лхор…
…И, разумеется, никто ему не поверил. Старейшины, и вождь, и колдун — все они выслушали его рассказ. Внимательно. Не перебивая. И — не поверили. Потому что никто с незапамятных времен не видел богов, ходящих среди людей.
И, конечно, не поверили молодые охотники, которым за чарой медового хмельного напитка уже заплетающимся языком Волк поведал о горной обители. И тогда, ударив кулаком по дубовой щербатой столешнице, Волк побился об заклад на копье, охотничий нож и голову в придачу, что не врет.
Копье было доброе, нож — прадедовский еще, из странного светлого железа, которое не брала ржа: говорили, прадеду его подарил кто-то из Сов, а откуда у них взялось чудо такое, они и сами толком рассказать не могли. Голова немедленно была признана наименее ценным и как заклад отвергнута с негодованием.
— А ты отведи туда — поглядим! — веселился Дарайна, второй сын вождя.
— И отведу! Хоть поутру! Хоть прям счас!
— И отведи!
— Отведу! — рявкнул Волк и еще раз с размаху шарахнул кулаком по столу. Для убедительности, надо полагать.
Вызвались чуть не все — «непременно поутру», как заявил Дарайна. На трезвую голову, однако ж, поостыли: с Волком идти решили человек пять, да и те поход отложили на пару дней.
— Чертоги там, не чертоги, — рассудительно басил Борг-Медведь, — а коли охота хорошая — что ж, можно и сходить… только, того… собрать надо кой-чего в дорогу — путь-то неблизкий…
…Всю дорогу Волка не оставляла мысль, что чудо невиданное как явилось, так и пропасть может — поди докажи потом, что не примерещилось… он уже и сам не был в этом уверен: Дарайна зря времени не терял и неустанно веселил компанию рассказами о разных героях, которые, мухоморчиков нажравшись, беседовали с богами, летали по небу и прекраснейших дев из небесных чертогов… того… ну, ясно, в общем. И никто, представляете, ну, совершенно никто почему-то им не верил! С чего бы это?..
А он был молодым Волком. И Волчонком его перестали называть всего полтора года назад. И жгуче благодарен он был иро-Бъоргу за его: «Ладно, парень, дойдем — поглядим, чего там за чертог такой…»
И поглядели. Волк в душе возблагодарил Ннар'йанто — подумать страшно, что было бы, если бы это чудо пропало! Да Дарайна его б после этого со свету сжил своими насмешками — и так солоно пришлось… Чувство облегчения было столь велико, что он почти не ощутил того благоговейного восторга и изумления, которое испытал в первый раз. Зато остальные!.. Волка так распирало от гордости, будто он сам собственноручно построил горный замок.
Дарайна, пришедший в себя первым, предложил посмотреть на это вблизи; подумав, остальные согласились с ним — не без затаенной робости, надо признать. Однако издавна известно, что молодые парни готовы полезть хоть в ледяную преисподнюю, хоть Великому Змею в пасть, только бы их не сочли трусами.
— Вы кто? — раздался внезапно звучный низкий голос.
Все шестеро обернулись мгновенно — и остолбенели.
Потому что позади них стоял неизвестно откуда появившийся высокий человек в черном с головы до ног, а рядом с ним — громадный волчище, тоже черный, с невиданными изумрудно-зелеными глазами.
Взгляд у волка был человеческим. Почти. А с загорелого обветренного лица человека смотрели сияющие, ледяные глаза. Нелюдские. Совсем.
— Ирайни-Лхор, Дети Волка, — отважился ответить Волк: в горле мгновенно пересохло. Глаз от незнакомца отвести он не мог. Не получалось. Хотя понятно было, что такое откровенное разглядывание незнакомец вполне может воспринять как оскорбление.
Талию светлоглазого стягивал наборный пояс из драгоценного, тонкой работы серебра, плащ его был сколот на правом плече серебряной же застежкой с сияющими, невероятной чистоты и прозрачности адамантами, а иссиня-черные прямые волосы через лоб были перехвачены обручем светлого металла.
А еще — на поясе у него был кинжал с рукоятью из двух переплетенных змей.
А еще — он был красив.
Нечеловечески.
И тут благоговейное молчание нарушил Борг; поскреб в затылке и бухнул:
— Так ты чего же… это… Небесный Волк, значится, что ли?
— Нет, — помедлив немного, ответил незнакомец. — Я — его… спутник.
— Угу, понятно… — прогудел Борг. — А как, к примеру, звать тебя, спутник?
— Гортхауэр, — ответил незнакомец.
— Гортхаар, значит, — повторил Борг. И замолчал.
И тут по спине Волка пополз зябкий холодок: он осознал то, что должен был понять с самого начала.
Незнакомец говорил с ними, не разжимая губ.
За Горами Ночи на севере жили к тому времени семь кланов-иранна: золотоглазые илхэннир, ведущие род свой, говорят, от Иллаинис — богини Ночи в обличье совы; Волки-Лхор — черноволосые, со странными зелеными, приподнятыми к вискам глазами; Рыси, Медведи и Вороны, Ястребы и дети Молнии. И множество мелких родов — Ласки, Олени, Соколы… Враждовали и замирялись, объявляли кровную месть и вводили в семьи женщин других родов — только Вороны неизменно держались особняком, не торопясь привечать чужаков и неохотно допуская их в земли у подножия Гор Солнца, которые считали своими. Сильнейшими из Семи считались дети Иллаинис и ирайни-Лхор. И когда молодые охотники принесли весть о возведенной в горах за одну ночь обители бога — кому, как не вождям, было первым приветствовать его? Однако жене предводителя Сов через пол-луны подходил срок родить, а потому в путь отправился ннар-Хоннар эр'Лхор-йанто…
…Вождь настороженно огляделся по сторонам, потом уселся на пол, скрестив ноги и положив меч на колени:
— Эти чертоги — твои, Ннар-Гортхаар?
— Нет, — фаэрни помолчал немного, вспоминая подходящее слово в языке ирайни-Лхор, не нашел и закончил: — Моего Тано.
— А кто это — твой… тханно?
— Он был одним из тех, кто создал этот мир.
— Значит, тханно — твой бог, а ты — его шаман. Так?
— Нет, могучий Хоннар эр'Лхор. Если позволишь, я объясню тебе…
— …Твои слова — мудрость, Гортхаар; но ты не объяснил. Говоришь — он вместе с богами творил мир. Говоришь — может приказать ветрам, морю и камню. Говоришь — ему служат духи. Говоришь — он не бог. Не могу понять. Его можно видеть?
— Сейчас его здесь нет. Я не знаю, когда он вернется. Может, на рассвете. Может, к концу этой луны. Может, через десять лет.
— Он не знает смерти?
— Мы бессмертны.
— Как наши боги: он могуч, бессмертен — и его нельзя видеть. Наши боги тоже не являются людям. А ты, значит, не шаман, тоже дух, который служит ему?
— У ваших духов есть кровь?
— Нет… — Лицо вождя осталось неподвижным, но в глазах появилось недоумение. Гортхауэр улыбнулся, вытащил кинжал из ножен — вождь положил руку на рукоять меча — и острием провел по руке чуть выше запястья. Из узкой ранки выступила капля крови.
Хоннар подался вперед, сдвинув брови, потом схватил фаэрни за руку — недоверчиво осмотрев ранку, провел по ней пальцем, стерев алую каплю, лизнул палец…
— Не понимаю. У духа не может быть тела человека. Если ты — человек, почему говоришь, что не знаешь смерти? Если дух — почему у тебя кровь? Не понимаю…
Задумался:
— Говорили — на юге за горами живут бессмертные мудрые колдуны с холодным огнем в глазах. Говорили — они не знают смерти. Ты — из них?
— Нет. Я… — Гортхауэр умолк. Он смотрел на что-то за спиной Хоннара, и лицо его менялось, становилось моложе, светлее, и теплели ледяные глаза. Хоннар обернулся стремительно, вскочил…
И медленно преклонил колено, не отрывая глаз от лица вошедшего.
Ннар'йанто, Отец-Небесный Волк…
— Ннар'йанто, — выговорил внезапно охрипшим голосом.
Вошедший был не стар по меркам кланов — не больше лет тридцати — тридцати пяти; хотя волосы его и были совершенно седыми — но не как у старика, скорее как у человека, потерявшего то, что было ему дороже жизни и поседевшего в одночасье: Хоннару приходилось видеть такое. А глаза… звездные глаза, древние и юные, невероятно глубокие, колдовские — нет, не было у Волка-вождя слов, чтобы описать это.
— Встань, ннар-Хоннар, — сказал звездноглазый. Голос у — него был под стать глазам — глубокий, чарующий. Хоннар поднялся, глядя завороженно. И тут только понял, как смотрел на звездноглазого Гортхаар.
Потому что так же на него, Хоннара, смотрел его младший сын, Дан.
Чуть позже неведомо как они оказались за столом, и Хоннар уже неторопливо — хоть и голоден, да показывать негоже! — поглощал нежное мясо, приправленное пряными травами, запивая терпким хмельным напитком из каких-то ягод: а после рассказывал Небесному Отцу (хмель, что ли, язык развязал!) про всю свою обширную семью, про то, как живут кланы-иранна, об урожае, об охотничьих угодьях… да мало ли о чем еще может порассказать вождь, ежели за свой народ радеет! Небесный Отец слушал его внимательно, а потом спросил вдруг:
— Скажи мне, ннар-Хоннар, отдашь ли своего сына — того, что подмастерьем у кузнеца, — мне в ученики?
Хоннар едва не поперхнулся здоровым куском ароматного мяса, поняв, что за время застолья так и не вспомнил ни разу, что собеседник-то его — и не человек вовсе…
— В обучение? Богу? — хрипло спросил он.
— Да какой из меня бог… Я пришел помочь людям, — пожал плечами Ннар'йанто. — Но не могу же я быть везде и помогать всем в одиночку! Разве вам не нужны искусные кузнецы и целители, разве вы не хотите знать, как собрать и сохранить богатый урожай, как сделать, чтобы охотники и рыбаки не возвращались с пустыми руками? Да мало ли что может понадобиться людям! Вот я и буду учить.
— Я… мне нужно подумать, — побледнев, выдавил Хоннар. Шутка ли: родной сын, и вдруг — ученик бога, что бы там этот бог про себя ни говорил! На такое дело пойти — чай, не чарку медовухи опрокинуть, понимать надо! Вот ужо Ларана причитать будет — как же! кровиночку родимую! да в дальние края! а ежели провинится в чем — ведь ни могилки не останется, ни косточек белых…
Может, и не останется.
Бог все-таки.
— Подумай, — согласился Ннар'йанто. — А если еще кто надумает у меня поучиться — милости прошу.
— А что возьмешь за науку свою? — осмелился спросить вождь. Ннар'йанто обжег его ледяным взглядом — у бесстрашного Хоннара, который в одиночку, все знали, не раз на лесного хозяина ходил, зябкий холодок пополз по хребтине и возникло почти неодолимое желание забиться куда-нибудь в укромный уголок. Бог все-таки. А ну как прямо сейчас грозовой стрелой испепелит незнамо в чем провинившегося вождя-Волка?
— Мне, — глаза Небесного Отца полыхнули пламенем не хуже грозовых стрел, — не нужны ваши дары. Что нужно будет, чтобы прокормить ваших детей, то и принесете. Остальное я дам им сам. Понял ли ты меня, ннар-Хоннар эр'Лхор?
Еще б тут не понять! — разом ведь либо в прах обратит, либо в жабу бурую, безобразную… одно слово — бог. Хоть и добрый. Хоннар сглотнул тяжело и выговорил:
— Понял, Ннар'йанто… прости, что по неразумию прогневил…
Небесный Отец усмехнулся уголком губ:
— Ну, полно тебе… какое там — прогневил… Расскажи лучше еще об иранна: что-то странное там было о шаманах Ворона…
…Через две луны в Горном замке их было уже пятнадцать: двое Бессмертных, Гэлторн и двенадцать учеников из кланов. Бессмертные занялись обустройством жилья для людей и мастерских, и вскоре Гэлторн уже неспешно рассказывал Гарту-Волку о целебных травах и варил остро пахнущие зелья, Тано обучал письму тай-ан задумчивого Лана из сынов Молнии, а в кузне звенели молоты и раздавалось возмущенное: «Тебе тарно что сказал? Сказал — нагревать до вишневого цвета! А ты? Перекалил ведь, мыш безмозглый!» Жизнь, словом, налаживалась понемногу, и даже Тано как-то оттаял, успокоился…
Почему-то Дан-Волчонок вбил себе в голову: непременно нужно войти в Чертог через Врата. Хотя идти сюда было дольше, да и смысла в этом, в общем-то, не было, до Врат он добрался — да так и остался стоять в растерянности, разглядывая огромные створы черного железа: как же открывают-то такую громадину? И как войти?
А Врата медленно бесшумно раскрылись. Дан, поколебавшись, шагнул вперед. И остановился. На него насмешливыми светлыми глазами смотрел воин — Дану показалось, вдвое выше его ростом.
— Ты кто таков? — поинтересовался воин.
— Дан йарннари эр'Лхор-йанто! — единым духом выпалил мальчишка, мучительно пытаясь совладать с дрожью в коленях.
— Ого! Небесный Волчонок, значит. И что ж тебе здесь нужно?
Дан молчал потерянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
И тут вдруг его осенило: это бог. Потому что больше никому не под силу выстроить за ночь вот такое. Бог поселился у Трехглавой Горы, Небесный Вождь, Ннар'йанто.
Волк на ощупь скатал и упихал в заплечник одеяло, не отводя глаз от невероятного чертога, подхватил копье и двинулся на север, то и дело оглядываясь через плечо — не исчезло ли чудо. Надо было спешить. Надо было рассказать людям — он вернулся, Небесный отец ирайни-Лхор…
…И, разумеется, никто ему не поверил. Старейшины, и вождь, и колдун — все они выслушали его рассказ. Внимательно. Не перебивая. И — не поверили. Потому что никто с незапамятных времен не видел богов, ходящих среди людей.
И, конечно, не поверили молодые охотники, которым за чарой медового хмельного напитка уже заплетающимся языком Волк поведал о горной обители. И тогда, ударив кулаком по дубовой щербатой столешнице, Волк побился об заклад на копье, охотничий нож и голову в придачу, что не врет.
Копье было доброе, нож — прадедовский еще, из странного светлого железа, которое не брала ржа: говорили, прадеду его подарил кто-то из Сов, а откуда у них взялось чудо такое, они и сами толком рассказать не могли. Голова немедленно была признана наименее ценным и как заклад отвергнута с негодованием.
— А ты отведи туда — поглядим! — веселился Дарайна, второй сын вождя.
— И отведу! Хоть поутру! Хоть прям счас!
— И отведи!
— Отведу! — рявкнул Волк и еще раз с размаху шарахнул кулаком по столу. Для убедительности, надо полагать.
Вызвались чуть не все — «непременно поутру», как заявил Дарайна. На трезвую голову, однако ж, поостыли: с Волком идти решили человек пять, да и те поход отложили на пару дней.
— Чертоги там, не чертоги, — рассудительно басил Борг-Медведь, — а коли охота хорошая — что ж, можно и сходить… только, того… собрать надо кой-чего в дорогу — путь-то неблизкий…
…Всю дорогу Волка не оставляла мысль, что чудо невиданное как явилось, так и пропасть может — поди докажи потом, что не примерещилось… он уже и сам не был в этом уверен: Дарайна зря времени не терял и неустанно веселил компанию рассказами о разных героях, которые, мухоморчиков нажравшись, беседовали с богами, летали по небу и прекраснейших дев из небесных чертогов… того… ну, ясно, в общем. И никто, представляете, ну, совершенно никто почему-то им не верил! С чего бы это?..
А он был молодым Волком. И Волчонком его перестали называть всего полтора года назад. И жгуче благодарен он был иро-Бъоргу за его: «Ладно, парень, дойдем — поглядим, чего там за чертог такой…»
И поглядели. Волк в душе возблагодарил Ннар'йанто — подумать страшно, что было бы, если бы это чудо пропало! Да Дарайна его б после этого со свету сжил своими насмешками — и так солоно пришлось… Чувство облегчения было столь велико, что он почти не ощутил того благоговейного восторга и изумления, которое испытал в первый раз. Зато остальные!.. Волка так распирало от гордости, будто он сам собственноручно построил горный замок.
Дарайна, пришедший в себя первым, предложил посмотреть на это вблизи; подумав, остальные согласились с ним — не без затаенной робости, надо признать. Однако издавна известно, что молодые парни готовы полезть хоть в ледяную преисподнюю, хоть Великому Змею в пасть, только бы их не сочли трусами.
— Вы кто? — раздался внезапно звучный низкий голос.
Все шестеро обернулись мгновенно — и остолбенели.
Потому что позади них стоял неизвестно откуда появившийся высокий человек в черном с головы до ног, а рядом с ним — громадный волчище, тоже черный, с невиданными изумрудно-зелеными глазами.
Взгляд у волка был человеческим. Почти. А с загорелого обветренного лица человека смотрели сияющие, ледяные глаза. Нелюдские. Совсем.
— Ирайни-Лхор, Дети Волка, — отважился ответить Волк: в горле мгновенно пересохло. Глаз от незнакомца отвести он не мог. Не получалось. Хотя понятно было, что такое откровенное разглядывание незнакомец вполне может воспринять как оскорбление.
Талию светлоглазого стягивал наборный пояс из драгоценного, тонкой работы серебра, плащ его был сколот на правом плече серебряной же застежкой с сияющими, невероятной чистоты и прозрачности адамантами, а иссиня-черные прямые волосы через лоб были перехвачены обручем светлого металла.
А еще — на поясе у него был кинжал с рукоятью из двух переплетенных змей.
А еще — он был красив.
Нечеловечески.
И тут благоговейное молчание нарушил Борг; поскреб в затылке и бухнул:
— Так ты чего же… это… Небесный Волк, значится, что ли?
— Нет, — помедлив немного, ответил незнакомец. — Я — его… спутник.
— Угу, понятно… — прогудел Борг. — А как, к примеру, звать тебя, спутник?
— Гортхауэр, — ответил незнакомец.
— Гортхаар, значит, — повторил Борг. И замолчал.
И тут по спине Волка пополз зябкий холодок: он осознал то, что должен был понять с самого начала.
Незнакомец говорил с ними, не разжимая губ.
За Горами Ночи на севере жили к тому времени семь кланов-иранна: золотоглазые илхэннир, ведущие род свой, говорят, от Иллаинис — богини Ночи в обличье совы; Волки-Лхор — черноволосые, со странными зелеными, приподнятыми к вискам глазами; Рыси, Медведи и Вороны, Ястребы и дети Молнии. И множество мелких родов — Ласки, Олени, Соколы… Враждовали и замирялись, объявляли кровную месть и вводили в семьи женщин других родов — только Вороны неизменно держались особняком, не торопясь привечать чужаков и неохотно допуская их в земли у подножия Гор Солнца, которые считали своими. Сильнейшими из Семи считались дети Иллаинис и ирайни-Лхор. И когда молодые охотники принесли весть о возведенной в горах за одну ночь обители бога — кому, как не вождям, было первым приветствовать его? Однако жене предводителя Сов через пол-луны подходил срок родить, а потому в путь отправился ннар-Хоннар эр'Лхор-йанто…
…Вождь настороженно огляделся по сторонам, потом уселся на пол, скрестив ноги и положив меч на колени:
— Эти чертоги — твои, Ннар-Гортхаар?
— Нет, — фаэрни помолчал немного, вспоминая подходящее слово в языке ирайни-Лхор, не нашел и закончил: — Моего Тано.
— А кто это — твой… тханно?
— Он был одним из тех, кто создал этот мир.
— Значит, тханно — твой бог, а ты — его шаман. Так?
— Нет, могучий Хоннар эр'Лхор. Если позволишь, я объясню тебе…
— …Твои слова — мудрость, Гортхаар; но ты не объяснил. Говоришь — он вместе с богами творил мир. Говоришь — может приказать ветрам, морю и камню. Говоришь — ему служат духи. Говоришь — он не бог. Не могу понять. Его можно видеть?
— Сейчас его здесь нет. Я не знаю, когда он вернется. Может, на рассвете. Может, к концу этой луны. Может, через десять лет.
— Он не знает смерти?
— Мы бессмертны.
— Как наши боги: он могуч, бессмертен — и его нельзя видеть. Наши боги тоже не являются людям. А ты, значит, не шаман, тоже дух, который служит ему?
— У ваших духов есть кровь?
— Нет… — Лицо вождя осталось неподвижным, но в глазах появилось недоумение. Гортхауэр улыбнулся, вытащил кинжал из ножен — вождь положил руку на рукоять меча — и острием провел по руке чуть выше запястья. Из узкой ранки выступила капля крови.
Хоннар подался вперед, сдвинув брови, потом схватил фаэрни за руку — недоверчиво осмотрев ранку, провел по ней пальцем, стерев алую каплю, лизнул палец…
— Не понимаю. У духа не может быть тела человека. Если ты — человек, почему говоришь, что не знаешь смерти? Если дух — почему у тебя кровь? Не понимаю…
Задумался:
— Говорили — на юге за горами живут бессмертные мудрые колдуны с холодным огнем в глазах. Говорили — они не знают смерти. Ты — из них?
— Нет. Я… — Гортхауэр умолк. Он смотрел на что-то за спиной Хоннара, и лицо его менялось, становилось моложе, светлее, и теплели ледяные глаза. Хоннар обернулся стремительно, вскочил…
И медленно преклонил колено, не отрывая глаз от лица вошедшего.
Ннар'йанто, Отец-Небесный Волк…
— Ннар'йанто, — выговорил внезапно охрипшим голосом.
Вошедший был не стар по меркам кланов — не больше лет тридцати — тридцати пяти; хотя волосы его и были совершенно седыми — но не как у старика, скорее как у человека, потерявшего то, что было ему дороже жизни и поседевшего в одночасье: Хоннару приходилось видеть такое. А глаза… звездные глаза, древние и юные, невероятно глубокие, колдовские — нет, не было у Волка-вождя слов, чтобы описать это.
— Встань, ннар-Хоннар, — сказал звездноглазый. Голос у — него был под стать глазам — глубокий, чарующий. Хоннар поднялся, глядя завороженно. И тут только понял, как смотрел на звездноглазого Гортхаар.
Потому что так же на него, Хоннара, смотрел его младший сын, Дан.
Чуть позже неведомо как они оказались за столом, и Хоннар уже неторопливо — хоть и голоден, да показывать негоже! — поглощал нежное мясо, приправленное пряными травами, запивая терпким хмельным напитком из каких-то ягод: а после рассказывал Небесному Отцу (хмель, что ли, язык развязал!) про всю свою обширную семью, про то, как живут кланы-иранна, об урожае, об охотничьих угодьях… да мало ли о чем еще может порассказать вождь, ежели за свой народ радеет! Небесный Отец слушал его внимательно, а потом спросил вдруг:
— Скажи мне, ннар-Хоннар, отдашь ли своего сына — того, что подмастерьем у кузнеца, — мне в ученики?
Хоннар едва не поперхнулся здоровым куском ароматного мяса, поняв, что за время застолья так и не вспомнил ни разу, что собеседник-то его — и не человек вовсе…
— В обучение? Богу? — хрипло спросил он.
— Да какой из меня бог… Я пришел помочь людям, — пожал плечами Ннар'йанто. — Но не могу же я быть везде и помогать всем в одиночку! Разве вам не нужны искусные кузнецы и целители, разве вы не хотите знать, как собрать и сохранить богатый урожай, как сделать, чтобы охотники и рыбаки не возвращались с пустыми руками? Да мало ли что может понадобиться людям! Вот я и буду учить.
— Я… мне нужно подумать, — побледнев, выдавил Хоннар. Шутка ли: родной сын, и вдруг — ученик бога, что бы там этот бог про себя ни говорил! На такое дело пойти — чай, не чарку медовухи опрокинуть, понимать надо! Вот ужо Ларана причитать будет — как же! кровиночку родимую! да в дальние края! а ежели провинится в чем — ведь ни могилки не останется, ни косточек белых…
Может, и не останется.
Бог все-таки.
— Подумай, — согласился Ннар'йанто. — А если еще кто надумает у меня поучиться — милости прошу.
— А что возьмешь за науку свою? — осмелился спросить вождь. Ннар'йанто обжег его ледяным взглядом — у бесстрашного Хоннара, который в одиночку, все знали, не раз на лесного хозяина ходил, зябкий холодок пополз по хребтине и возникло почти неодолимое желание забиться куда-нибудь в укромный уголок. Бог все-таки. А ну как прямо сейчас грозовой стрелой испепелит незнамо в чем провинившегося вождя-Волка?
— Мне, — глаза Небесного Отца полыхнули пламенем не хуже грозовых стрел, — не нужны ваши дары. Что нужно будет, чтобы прокормить ваших детей, то и принесете. Остальное я дам им сам. Понял ли ты меня, ннар-Хоннар эр'Лхор?
Еще б тут не понять! — разом ведь либо в прах обратит, либо в жабу бурую, безобразную… одно слово — бог. Хоть и добрый. Хоннар сглотнул тяжело и выговорил:
— Понял, Ннар'йанто… прости, что по неразумию прогневил…
Небесный Отец усмехнулся уголком губ:
— Ну, полно тебе… какое там — прогневил… Расскажи лучше еще об иранна: что-то странное там было о шаманах Ворона…
…Через две луны в Горном замке их было уже пятнадцать: двое Бессмертных, Гэлторн и двенадцать учеников из кланов. Бессмертные занялись обустройством жилья для людей и мастерских, и вскоре Гэлторн уже неспешно рассказывал Гарту-Волку о целебных травах и варил остро пахнущие зелья, Тано обучал письму тай-ан задумчивого Лана из сынов Молнии, а в кузне звенели молоты и раздавалось возмущенное: «Тебе тарно что сказал? Сказал — нагревать до вишневого цвета! А ты? Перекалил ведь, мыш безмозглый!» Жизнь, словом, налаживалась понемногу, и даже Тано как-то оттаял, успокоился…
Почему-то Дан-Волчонок вбил себе в голову: непременно нужно войти в Чертог через Врата. Хотя идти сюда было дольше, да и смысла в этом, в общем-то, не было, до Врат он добрался — да так и остался стоять в растерянности, разглядывая огромные створы черного железа: как же открывают-то такую громадину? И как войти?
А Врата медленно бесшумно раскрылись. Дан, поколебавшись, шагнул вперед. И остановился. На него насмешливыми светлыми глазами смотрел воин — Дану показалось, вдвое выше его ростом.
— Ты кто таков? — поинтересовался воин.
— Дан йарннари эр'Лхор-йанто! — единым духом выпалил мальчишка, мучительно пытаясь совладать с дрожью в коленях.
— Ого! Небесный Волчонок, значит. И что ж тебе здесь нужно?
Дан молчал потерянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86