вы здешние — почему же не знаете, куда идти ?С точки зрения того, что Твердыня Севера — военная крепость, в ней с трудом можно представить себе шатающихся без дела слуг Владыки. И не менее странно будет выглядеть вестница Гортхауэра, случайно забывшая, как пройти к Властелину на доклад. Тут чары уже не помогут: всем глаза не отведешь, да и силы Лютиэнь не безграничны, хотя она и дочь Мелиан.
— Однако же ее сил хватает на то, чтобы усыпить Валу, — не сдается Гость.
— Мы уже говорили, что Мелькор во многом человек. Знаете, как это бывает — когда накапливавшаяся долгое время усталость проявляется внезапно? И для него скорее всего это было неожиданностью. Раньше такого не было. Раньше он неумел уставать. И спать не умел. Чтобы понять, нужностать: скорее всего Валар воспринимают постижение именно так. Он хотел понять людей — он становится человеком. Но все имеет оборотную сторону; это — цена, которую Изначальный платит за понимание. Такая же цена, как тело, перестающее быть только «одеждами плоти» и становящееся уязвимым. Такая же цена, как живая кровь. Такая же цена, как неспособность полностью восстановить потраченную на какое-либо деяние силу.
— Есть и другое объяснение: Мелькор утратил силу потому, что обращал ее во зло, — в голосе Гостя уже нет прежней жесткости; скорее это любопытство: и что вы, уважаемый Собеседник, ответите на это?..
— Такое объяснение возможно, только если рассматривать Валар не как Стихии или проявления Силы, а как невероятно могущественных людей. Огонь разве перестает быть огнем во время лесного пожара ?Разве он становится слабее от того, что уничтожает дом, тем самым причиняя зло?
— Но Мелькор ведь действительно слабеет!
— Потому что он — уже человек, а силы человека не безграничны. И он — Изначальный, потому его сущность, чувства, движения души могут проявляться совершенно невероятным, с нашей точки зрения, образом — как в той же Битве Внезапного Пламени.
— Знаете, — после недолгого молчания говорит Гость, — а я начинаю сочувствовать ему…
Из темноты слышится короткий беззлобный смешок Собеседника:
— Вы уже давно начали ему сочувствовать — иначе до рассказа о Берене и Лютиэнь мы бы просто не добрались.
— Не хотите предположить, что мне просто любопытно узнать, как все это смотрится с другой стороны ?
— Хочу. И не просто предполагаю — я знаю это наверное. И любопытно. И сочувствуете.
— И не понимаю иногда. И сочувствую не только Мелькору: тому же Намо, по-моему, немногим легче… Или Тулкасу.
— С легендами как-то спокойнее, верно?
Гость вздыхает:
— В легендах, по крайней мере, все ясно: здесь — герои, там — враги, здесь — Добро, там — Зло… а тут — и Мелькор прав, и Валар правы, и война — праведная с обеих сторон… как Мелькор это называл? Двойственность?
— Просто — жизнь…
АСТ АХЭ: Ястребы
467 год I Эпохи
«…Обычай этот пошел от начала Твердыни, когда лишь немногие становились воинами Аст Ахэ, и были это большей частью дети вождей: для народов их они были учениками бога, потому их чтили наравне с вождями и именовали так же, как вождей, — детьми богов. Со временем все больше людей из кланов-иранна стало приходить в Аст Ахэ, а вожди кланов перестали считаться детьми богов; обычай же сохранился и по сей день…»
(Из летописей Аст Ахэ)
— …Вот ужо послал дядюшка, так послал: на край света счастья искать, — недовольно бормотал себе под нос Делхар ирайно-Кийт'ай. — Есть, видишь ты, обитель мудрецов в Черных Горах. Пойди, говорит, туда — сам не знаю куда, — да спроси, станут ли там наших воинов учить, а ежели станут, то какую плату за то возьмут… Воинов, видишь ты, хороших нет у нас! На даля смотрит, а что под носом у него, не видит! Чем мои парни ему не хороши? — а поди ж ты: узнай, да расспроси, да попроси, да чтоб вежество соблюл… Я, говорит, нрав твой знаю, и ежели б сынку моему совершеннолетний год вышел Уже, непременно б его отправил вместо тебя… вот сам бы и тащился за семь дней пути медовухи хлебнуть, коли блажь такая нашла!..
Остановился, приглядываясь:
— Эге… это ж, кажись, те самые Черные, о каких дядюшка болтал! Стало быть, недалеко уже… Эй, парни! Я тут обитель мудрецов ищу, что в Черных Горах (тьфу ты, глупость какая!). К вечеру доберусь или как?
Всадники остановились; один, скупо улыбнувшись, сказал что-то своим спутникам на странном певучем языке — те заулыбались тоже — и ответил уже понятно для Делхара:
— Трехглавую гору видишь? Иди прямо на нее, доберешься еще до заката. А для чего тебе обитель эта?
— То дело мое, — неприветливо буркнул Делхар, но, подумав, решил все-таки объяснить: — К Владыке тамошнему меня послали. Из клана Ястреба я — слыхали небось?
— Может, и слыхали, — усмехнулся всадник. — А что же ты пасмурный такой? Или беда какая у вас случилась? Что за нужда тебе к Владыке?
— То дело наше с ним, а каждому встречному-поперечному рассказывать — язык сотрешь.
— Ну, если так… прощения просим у великого вождя, что потревожили вопросами своими неразумными, — всадник старательно изобразил раскаяние, прибавил несколько непонятных слов, отчего его спутники, не таясь, расхохотались, и повернул коня к горам.
…Как ни наказывал себе Делхар ничему не удивляться, горная обитель его ошарашила. Здесь мог бы поселиться весь его клан — и еще место осталось бы, такая громадина! Каменных домов Ястребы не строили, но и без того было понятно, что обитель не построена, а вроде как растет из самой горы… Встретившие его у врат стражи словам о том, что ему нужно увидеть Владыку, не удивились вовсе, зато выдали провожатого — парнишку лет пятнадцати. Без него, сказали, не доберешься.
— Ты в Твердыню учиться пришел? — без обиняков спросил парнишка.
— Говорить я пришел, — вид Твердыни на Делхара явно произвел впечатление, но сдаваться вот так, сразу, он не собирался. — Погляжу еще, есть ли тут чему учиться.
— А-а… — несколько разочарованно протянул парнишка. — Понятно…
Слова «видали мы таких» на его лице читались отчетливо, но Делхар решил внимания на это не обращать. Связываться еще с малышней!..
Дальше они шли молча, пока в одном из залов не наткнулись на компанию человек в пять-шесть — все в уже привычном, примелькавшемся черном: юноша с волосами цвета воронова крыла и удлиненными, приподнятыми к вискам зелеными глазами что-то оживленно объяснял; прочие слушали. Парнишка-проводник Делхара пропустил вперед, поотстав незаметно: в глазах у него зажглись смешливые искорки — похоже, задумал какое-то хулиганство и задумкой своей был донельзя доволен.
— Кхгм…
Разговор стих. Один из слушателей обернулся: выше всех ростом, на вид лет тридцати — тридцати пяти, только волосы совершенно седые да шрамы через все лицо.
— Приветствую… Я раньше тебя здесь не видел. Кто ты?
— Я-то Делхар, воин из клана Ястреба, а вот ты кто, чтоб меня расспрашивать? — заносчиво осведомился смуглолицый.
— Я? — усмехнулся седой. — Я здесь живу, видишь ли; и хочу тебе заметить, благородный Делхар ирайно-Кийт'ай, что для гостя ты ведешь себя непозволительно дерзко… по отношению к хозяевам. Не скажешь ли ты, по крайней мере, что привело тебя сюда?
Вежество соблюсти, значит… Делхар выпрямился во весь свой немалый рост, ответил насмешливо:
— Да вот, слыхал я, про здешних воинов слава громкая идет; хотел на деле проверить, так ли они хороши или люди все больше языком треплют.
Седовласый сделал пару шагов навстречу Делхару — тот отметил, что его собеседник слегка прихрамывает на левую ногу, — прищурил ясные глаза:
— Почему бы тебе, доблестный Делхар ирайно-Кийт'ай, не сразиться со мной для начала?
На лицах воинов появились усмешки, младший — тот самый, зеленоглазый — не сдержавшись, тихонько фыркнул, парнишка-проводник, уходить явно не торопившийся, прыснул в кулак. Делхар тоже усмехнулся:
— Ты, парень, прости уж… Калеку победить — чести мало. Я думал, у вас не держат таких…
Улыбки с лиц воинов исчезли: пять пар глаз смотрели теперь недобро и жестко, руки легли на рукояти мечей. Мальчишка заметно побледнел и, за неимением меча, стиснул кулаки — вот-вот в драку бросится.
— Эй, эй, не все сразу!..
— Значит, калеку победить? — очень тихо, почти вкрадчиво повторил седой; в его глазах вспыхнули внезапно безумно-яростные огоньки. Он стремительно шагнул к воинам:
— Льерт-ай, меч.
— Но…
— Меч! — и, обернувшись к Делхару: — Наделе проверить хотел? — все так же тихо: — Сейчас и проверим!
Руки, обтянутые черными перчатками с широкими раструбами, сжали рукоять:
— Ты готов?
Делхар не думал, что бой будет особо трудным; противник его был, правда, на голову выше, но уже в кости, стройнее — тоньше как-то. Сложен хорошо, что верно, то верно, и гибок на удивление, стремителен в движениях — но, должно быть, в силе уступает, да и хромота… «Ничего, справимся, и не таких обламывали… Чести, и верно, мало, да только неплохо бы проучить выскочку. В конце концов, сам нарвался, сам пусть и расхлебывает. Небось особо сильно не покалечу…»
Это было его последней связной мыслью.
…Несмотря на всю свою выдержку, Делхар невольно зажмурился, когда у его горла свистнула сталь. Но удара не последовало. Он открыл глаза, тяжело дыша, скосился на клинок, замерший на волосок от его шеи.
— Так, значит, калека? — все тем же жутким тихим голосом осведомился седой.
— Беру… свои слова… назад, — тяжело дыша, выговорил Делхар. Извинение явно далось ему через силу; словно завороженный, он не отводил взгляда от клинка противника. Тот меч убрал, и Делхар невольно вздохнул с облегчением, тыльной стороной кисти вытирая выступившую на лбу испарину.
— В чем еще хочешь испытать калеку? Что еще умеешь? Из лука на скаку стрелять? Или, может, врукопашную? Или в кузню пойдем, посмотрим, кто как с молотом управляется? Ну?
— Я же сказал — беру свои слова назад! — в голосе Делхара явственно слышалось: «Чего тебе еще нужно?» Он начал почему-то подозревать, что снова будет побежден, в какое бы состязание ни вступил с этим человеком. Признавать же себя побежденным ему не приходилось ни разу; да тут еще эти пятеро… мальчишка этот зеленоглазый… позор-то какой, подумать страшно, а если бы еще у здешнего Владыки на глазах…
— Глотку бы промочить, — мрачно буркнул он.
— Конечно-конечно, не извольте беспокоиться. Великая честь — принимать в Твердыне столь доблестного и обходительного воина, не каждый день встретишь такого, — процедил сквозь зубы светловолосый сероглазый Льерт-ай.
— Оставь его… С самоуверенностью расставаться не так легко, — спокойно откликнулся седой. — Что ж, вина выпить — это можно. Идем, благородный Делхар ирайно-Кийт' ай.
— Жаль, Повелителя Воинов здесь нет, — сверкнул глазами черноволосый юноша, — не отделался бы так легко!..
— Не вмешивайся, Хоннар; вот получишь меч — тогда и говори. А ты, Тано, правда… уступи мне его ненадолго. Сдается мне, нам с благородным Делхаром есть что обсудить.
— Нет, Льерт-ай.
— Ну, почему же… — сдавленно проговорил Делхар, с трудом сдерживая закипающую ярость.
— Нет, — не повышая голоса, повторил седой, но короткое это слово прозвучало так властно, что спорить больше не стал никто. — А все ваши разногласия вы вполне можете выяснить за чашей доброго вина.
…Первый кубок выпили в мрачном молчании. После второго напряжение несколько ослабело; после третьего черные воины уже казались Делхару отличными парнями («Ну и забористое же вино тут у них!..»), о чем он не замедлил им сообщить — правда, к некоторому его разочарованию, известие это в восторг никого не привело, но смотрели на него, по крайней мере, уже без прежней холодной враждебности. Только зеленоглазый Хоннар все еще хмурился.
Седовласый перчаток не снял почему-то и за столом. Пил он с выражением какого-то мрачного интереса на лице, словно любопытно было, что с ним будет, — и, судя по всему, не пьянел совершенно. Уже Льерт-ай завел малопонятный Делхару разговор о различных взглядах на устройство мироздания со смуглолицым Тирнаном, а узкоглазый невысокий воин, чьего имени Делхар так и не сумел запомнить, обсуждал с широкоплечим Ахтаниром различные приемы боя — словом, застолье как застолье… Только Хоннар, тихо подойдя к седовласому, спросил растерянно:
— Тано, зачем ты это делаешь?
Тот, медленно обернувшись, посмотрел на юношу да так ничего и не ответил. Он вообще все время молчал, а странные его светлые глаза, словно бы пеплом, подернулись непонятной тоской.
— Хрш… хр… храшо тут у вас, — заплетающимся языком проговорил Делхар. — Я б того… остался даже… Одно худо: баб тут у вас нет. Как ж без их-то… Вот ты, — он махнул рукой с пустым кубком в сторону седого, — скажи мне: у т-тебя баба есть?
— Что?..
— Баба, грю, есть у тебя?
— Нет. Я один, — сказано было со спокойной горечью, словно тот, кого называли — Тано, давно смирился с тем, что — один, и ничего другого от своей судьбы не ждал.
— А че так? Парень ты того… хоть куда…
— Я сказал — нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Однако же ее сил хватает на то, чтобы усыпить Валу, — не сдается Гость.
— Мы уже говорили, что Мелькор во многом человек. Знаете, как это бывает — когда накапливавшаяся долгое время усталость проявляется внезапно? И для него скорее всего это было неожиданностью. Раньше такого не было. Раньше он неумел уставать. И спать не умел. Чтобы понять, нужностать: скорее всего Валар воспринимают постижение именно так. Он хотел понять людей — он становится человеком. Но все имеет оборотную сторону; это — цена, которую Изначальный платит за понимание. Такая же цена, как тело, перестающее быть только «одеждами плоти» и становящееся уязвимым. Такая же цена, как живая кровь. Такая же цена, как неспособность полностью восстановить потраченную на какое-либо деяние силу.
— Есть и другое объяснение: Мелькор утратил силу потому, что обращал ее во зло, — в голосе Гостя уже нет прежней жесткости; скорее это любопытство: и что вы, уважаемый Собеседник, ответите на это?..
— Такое объяснение возможно, только если рассматривать Валар не как Стихии или проявления Силы, а как невероятно могущественных людей. Огонь разве перестает быть огнем во время лесного пожара ?Разве он становится слабее от того, что уничтожает дом, тем самым причиняя зло?
— Но Мелькор ведь действительно слабеет!
— Потому что он — уже человек, а силы человека не безграничны. И он — Изначальный, потому его сущность, чувства, движения души могут проявляться совершенно невероятным, с нашей точки зрения, образом — как в той же Битве Внезапного Пламени.
— Знаете, — после недолгого молчания говорит Гость, — а я начинаю сочувствовать ему…
Из темноты слышится короткий беззлобный смешок Собеседника:
— Вы уже давно начали ему сочувствовать — иначе до рассказа о Берене и Лютиэнь мы бы просто не добрались.
— Не хотите предположить, что мне просто любопытно узнать, как все это смотрится с другой стороны ?
— Хочу. И не просто предполагаю — я знаю это наверное. И любопытно. И сочувствуете.
— И не понимаю иногда. И сочувствую не только Мелькору: тому же Намо, по-моему, немногим легче… Или Тулкасу.
— С легендами как-то спокойнее, верно?
Гость вздыхает:
— В легендах, по крайней мере, все ясно: здесь — герои, там — враги, здесь — Добро, там — Зло… а тут — и Мелькор прав, и Валар правы, и война — праведная с обеих сторон… как Мелькор это называл? Двойственность?
— Просто — жизнь…
АСТ АХЭ: Ястребы
467 год I Эпохи
«…Обычай этот пошел от начала Твердыни, когда лишь немногие становились воинами Аст Ахэ, и были это большей частью дети вождей: для народов их они были учениками бога, потому их чтили наравне с вождями и именовали так же, как вождей, — детьми богов. Со временем все больше людей из кланов-иранна стало приходить в Аст Ахэ, а вожди кланов перестали считаться детьми богов; обычай же сохранился и по сей день…»
(Из летописей Аст Ахэ)
— …Вот ужо послал дядюшка, так послал: на край света счастья искать, — недовольно бормотал себе под нос Делхар ирайно-Кийт'ай. — Есть, видишь ты, обитель мудрецов в Черных Горах. Пойди, говорит, туда — сам не знаю куда, — да спроси, станут ли там наших воинов учить, а ежели станут, то какую плату за то возьмут… Воинов, видишь ты, хороших нет у нас! На даля смотрит, а что под носом у него, не видит! Чем мои парни ему не хороши? — а поди ж ты: узнай, да расспроси, да попроси, да чтоб вежество соблюл… Я, говорит, нрав твой знаю, и ежели б сынку моему совершеннолетний год вышел Уже, непременно б его отправил вместо тебя… вот сам бы и тащился за семь дней пути медовухи хлебнуть, коли блажь такая нашла!..
Остановился, приглядываясь:
— Эге… это ж, кажись, те самые Черные, о каких дядюшка болтал! Стало быть, недалеко уже… Эй, парни! Я тут обитель мудрецов ищу, что в Черных Горах (тьфу ты, глупость какая!). К вечеру доберусь или как?
Всадники остановились; один, скупо улыбнувшись, сказал что-то своим спутникам на странном певучем языке — те заулыбались тоже — и ответил уже понятно для Делхара:
— Трехглавую гору видишь? Иди прямо на нее, доберешься еще до заката. А для чего тебе обитель эта?
— То дело мое, — неприветливо буркнул Делхар, но, подумав, решил все-таки объяснить: — К Владыке тамошнему меня послали. Из клана Ястреба я — слыхали небось?
— Может, и слыхали, — усмехнулся всадник. — А что же ты пасмурный такой? Или беда какая у вас случилась? Что за нужда тебе к Владыке?
— То дело наше с ним, а каждому встречному-поперечному рассказывать — язык сотрешь.
— Ну, если так… прощения просим у великого вождя, что потревожили вопросами своими неразумными, — всадник старательно изобразил раскаяние, прибавил несколько непонятных слов, отчего его спутники, не таясь, расхохотались, и повернул коня к горам.
…Как ни наказывал себе Делхар ничему не удивляться, горная обитель его ошарашила. Здесь мог бы поселиться весь его клан — и еще место осталось бы, такая громадина! Каменных домов Ястребы не строили, но и без того было понятно, что обитель не построена, а вроде как растет из самой горы… Встретившие его у врат стражи словам о том, что ему нужно увидеть Владыку, не удивились вовсе, зато выдали провожатого — парнишку лет пятнадцати. Без него, сказали, не доберешься.
— Ты в Твердыню учиться пришел? — без обиняков спросил парнишка.
— Говорить я пришел, — вид Твердыни на Делхара явно произвел впечатление, но сдаваться вот так, сразу, он не собирался. — Погляжу еще, есть ли тут чему учиться.
— А-а… — несколько разочарованно протянул парнишка. — Понятно…
Слова «видали мы таких» на его лице читались отчетливо, но Делхар решил внимания на это не обращать. Связываться еще с малышней!..
Дальше они шли молча, пока в одном из залов не наткнулись на компанию человек в пять-шесть — все в уже привычном, примелькавшемся черном: юноша с волосами цвета воронова крыла и удлиненными, приподнятыми к вискам зелеными глазами что-то оживленно объяснял; прочие слушали. Парнишка-проводник Делхара пропустил вперед, поотстав незаметно: в глазах у него зажглись смешливые искорки — похоже, задумал какое-то хулиганство и задумкой своей был донельзя доволен.
— Кхгм…
Разговор стих. Один из слушателей обернулся: выше всех ростом, на вид лет тридцати — тридцати пяти, только волосы совершенно седые да шрамы через все лицо.
— Приветствую… Я раньше тебя здесь не видел. Кто ты?
— Я-то Делхар, воин из клана Ястреба, а вот ты кто, чтоб меня расспрашивать? — заносчиво осведомился смуглолицый.
— Я? — усмехнулся седой. — Я здесь живу, видишь ли; и хочу тебе заметить, благородный Делхар ирайно-Кийт'ай, что для гостя ты ведешь себя непозволительно дерзко… по отношению к хозяевам. Не скажешь ли ты, по крайней мере, что привело тебя сюда?
Вежество соблюсти, значит… Делхар выпрямился во весь свой немалый рост, ответил насмешливо:
— Да вот, слыхал я, про здешних воинов слава громкая идет; хотел на деле проверить, так ли они хороши или люди все больше языком треплют.
Седовласый сделал пару шагов навстречу Делхару — тот отметил, что его собеседник слегка прихрамывает на левую ногу, — прищурил ясные глаза:
— Почему бы тебе, доблестный Делхар ирайно-Кийт'ай, не сразиться со мной для начала?
На лицах воинов появились усмешки, младший — тот самый, зеленоглазый — не сдержавшись, тихонько фыркнул, парнишка-проводник, уходить явно не торопившийся, прыснул в кулак. Делхар тоже усмехнулся:
— Ты, парень, прости уж… Калеку победить — чести мало. Я думал, у вас не держат таких…
Улыбки с лиц воинов исчезли: пять пар глаз смотрели теперь недобро и жестко, руки легли на рукояти мечей. Мальчишка заметно побледнел и, за неимением меча, стиснул кулаки — вот-вот в драку бросится.
— Эй, эй, не все сразу!..
— Значит, калеку победить? — очень тихо, почти вкрадчиво повторил седой; в его глазах вспыхнули внезапно безумно-яростные огоньки. Он стремительно шагнул к воинам:
— Льерт-ай, меч.
— Но…
— Меч! — и, обернувшись к Делхару: — Наделе проверить хотел? — все так же тихо: — Сейчас и проверим!
Руки, обтянутые черными перчатками с широкими раструбами, сжали рукоять:
— Ты готов?
Делхар не думал, что бой будет особо трудным; противник его был, правда, на голову выше, но уже в кости, стройнее — тоньше как-то. Сложен хорошо, что верно, то верно, и гибок на удивление, стремителен в движениях — но, должно быть, в силе уступает, да и хромота… «Ничего, справимся, и не таких обламывали… Чести, и верно, мало, да только неплохо бы проучить выскочку. В конце концов, сам нарвался, сам пусть и расхлебывает. Небось особо сильно не покалечу…»
Это было его последней связной мыслью.
…Несмотря на всю свою выдержку, Делхар невольно зажмурился, когда у его горла свистнула сталь. Но удара не последовало. Он открыл глаза, тяжело дыша, скосился на клинок, замерший на волосок от его шеи.
— Так, значит, калека? — все тем же жутким тихим голосом осведомился седой.
— Беру… свои слова… назад, — тяжело дыша, выговорил Делхар. Извинение явно далось ему через силу; словно завороженный, он не отводил взгляда от клинка противника. Тот меч убрал, и Делхар невольно вздохнул с облегчением, тыльной стороной кисти вытирая выступившую на лбу испарину.
— В чем еще хочешь испытать калеку? Что еще умеешь? Из лука на скаку стрелять? Или, может, врукопашную? Или в кузню пойдем, посмотрим, кто как с молотом управляется? Ну?
— Я же сказал — беру свои слова назад! — в голосе Делхара явственно слышалось: «Чего тебе еще нужно?» Он начал почему-то подозревать, что снова будет побежден, в какое бы состязание ни вступил с этим человеком. Признавать же себя побежденным ему не приходилось ни разу; да тут еще эти пятеро… мальчишка этот зеленоглазый… позор-то какой, подумать страшно, а если бы еще у здешнего Владыки на глазах…
— Глотку бы промочить, — мрачно буркнул он.
— Конечно-конечно, не извольте беспокоиться. Великая честь — принимать в Твердыне столь доблестного и обходительного воина, не каждый день встретишь такого, — процедил сквозь зубы светловолосый сероглазый Льерт-ай.
— Оставь его… С самоуверенностью расставаться не так легко, — спокойно откликнулся седой. — Что ж, вина выпить — это можно. Идем, благородный Делхар ирайно-Кийт' ай.
— Жаль, Повелителя Воинов здесь нет, — сверкнул глазами черноволосый юноша, — не отделался бы так легко!..
— Не вмешивайся, Хоннар; вот получишь меч — тогда и говори. А ты, Тано, правда… уступи мне его ненадолго. Сдается мне, нам с благородным Делхаром есть что обсудить.
— Нет, Льерт-ай.
— Ну, почему же… — сдавленно проговорил Делхар, с трудом сдерживая закипающую ярость.
— Нет, — не повышая голоса, повторил седой, но короткое это слово прозвучало так властно, что спорить больше не стал никто. — А все ваши разногласия вы вполне можете выяснить за чашей доброго вина.
…Первый кубок выпили в мрачном молчании. После второго напряжение несколько ослабело; после третьего черные воины уже казались Делхару отличными парнями («Ну и забористое же вино тут у них!..»), о чем он не замедлил им сообщить — правда, к некоторому его разочарованию, известие это в восторг никого не привело, но смотрели на него, по крайней мере, уже без прежней холодной враждебности. Только зеленоглазый Хоннар все еще хмурился.
Седовласый перчаток не снял почему-то и за столом. Пил он с выражением какого-то мрачного интереса на лице, словно любопытно было, что с ним будет, — и, судя по всему, не пьянел совершенно. Уже Льерт-ай завел малопонятный Делхару разговор о различных взглядах на устройство мироздания со смуглолицым Тирнаном, а узкоглазый невысокий воин, чьего имени Делхар так и не сумел запомнить, обсуждал с широкоплечим Ахтаниром различные приемы боя — словом, застолье как застолье… Только Хоннар, тихо подойдя к седовласому, спросил растерянно:
— Тано, зачем ты это делаешь?
Тот, медленно обернувшись, посмотрел на юношу да так ничего и не ответил. Он вообще все время молчал, а странные его светлые глаза, словно бы пеплом, подернулись непонятной тоской.
— Хрш… хр… храшо тут у вас, — заплетающимся языком проговорил Делхар. — Я б того… остался даже… Одно худо: баб тут у вас нет. Как ж без их-то… Вот ты, — он махнул рукой с пустым кубком в сторону седого, — скажи мне: у т-тебя баба есть?
— Что?..
— Баба, грю, есть у тебя?
— Нет. Я один, — сказано было со спокойной горечью, словно тот, кого называли — Тано, давно смирился с тем, что — один, и ничего другого от своей судьбы не ждал.
— А че так? Парень ты того… хоть куда…
— Я сказал — нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86