Что-то вроде — «горек корень знания». Къет'Алхоро усиливает способности Видящего, обостряет все чувства. Спорынья и красавка вызывают видения. Анхоран — яд, не гасящий сознания: не знаю, зачем еще и он, надо думать, чтобы никто, кроме шаманов, не смог выпить ни капли… этого. Вместо того чтобы развивать способности Видящих, они усиливают их этим вот зельем… как вы его называете? — обернулся он к мальчишке.
— Морэнни ррэн'Коррх, — потерянно проскулил парнишка.
— Черная роса с крыльев Ворона… красиво как, верно? — без выражения. — Должно быть, сначала поили просто дурманом с полынью, а уже здесь отыскали пятилистник. Если такое вот запить чашей вина…
— Избранники не пьют хмельного, — пискнул парнишка.
— Хоть до этого додумались, — горько усмехнулся Вала. — Детей у них нет, конечно.
— Избранникам не должно касаться женщин…
— Неудивительно. А что еще делают Избранники?.. Нет, Дан йарннари эр'Лхор-йанто, не спеши уходить — тебе полезно послушать. — Вала снова присел возле шамана, положив руки ему на лоб и на грудь. — Ну, будущий Избранник, говори, что же ты?
— Смотрят в кристаллы темного хрусталя…
Гортхауэр, не сдержавшись, протяжно, совершенно по-мальчишески присвистнул.
— Дым вдыхают…
— Конопли, — услужливо подсказал фаэрни и — угадал.
— Когда надо видеть грядущее — берут силы у камня-Черной звезды…
— Анхорэнно, шерл, — пояснил Вала недоуменно воззрившемуся Гортхауэру; тот беззвучно взвыл, схватился за голову и, кажется, совершенно перестал воспринимать дальнейший разговор. Не вовремя, надо сказать — потому что тут Раг Крыло Ворона решил прийти в себя.
— Я видел, — слова были как мелкий сухой песок, царапающий горло. — Безвременье видел. Мир в твоих руках видел. Тебя видел — в венце из грозовых стрел. Видел звезду, которая есть — ты. Радость видел. Войну, которая была, — и войну, которая будет. Железный венец твой видел. И огонь в твоих руках. Смерть твою видел. Зачем к нам пришел — знаю теперь. Ты не бог, ты — сильнее бога. Прости меня… — закашлялся; беззвучно: — эран.
Вала прикрыл глаза, опустил голову.
— Что он сказал? — прошептал Дан.
— Он сказал… — Гортхауэр обнял мальчика за плечи, его голос дрогнул, — он сказал — отец.
…Раг-шаман из Твердыни ушел, несмотря на все увещевания, однако помощника своего оставил — теперь в учениках у Мелькора было двое Видящих. Легче от этого, однако, не стало.
— …А что могут Помнящие?
— Многое. Хранят память — читают память земли, как свиток. Могут исцелить разум человека. Избавить его от кошмаров — войдя в его сны, как это сделал я…
— А Видящие? — подал голос Хъета: Вороненок по-прежнему смотрел на Валу с благоговейным восторгом и робостью.
— Предвидеть то, что будет. Предупреждать несчастья — как, должно быть, у вас не раз было…
— И мы все это сможем? Сможем знать все, что знает земля?
— Многое. — Вала посмотрел на учеников пристально, тяжело. — Знание сжигает. Всего вы просто не успеете узнать. Ты еще не передумал. Дан?
— Нет, Тано!
— Хорошо. Но учиться придется долго. Закалять разум, как клинок меча. Не год, не два. Согласен?
Согласен-то он был согласен — но юность нетерпелива. Хотелось всего. Хотелось слышать землю и живущих на земле. Хотелось видеть так же далеко, как Ворон-шаман. Конечно, он будет умнее, чем Раг Крыло Ворона, — ведь его, Дана, учит сам Ннар'йанто! И потом — ведь у него уже получается, даже Тано сказал…
— Ну и зачем ты это сделал?
— Я… ты же сам говорил… я видеть хотел…
— В следующий раз сперва думай, потом делай. Настой къет'Алхоро — не мед, между прочим. Ты того шамана Воронов видел? Таким же хочешь стать?! — Глаза Учителя горели добела раскаленной сталью. — Снов наяву тебе захотелось, да? Я же говорил, что можешь не проснуться! Говорил или нет?
— Говорил… файэ-мэи, Тано…
— Как-нибудь. И не думай, что я добрее стану, если ты на Ах'энн со мной говорить будешь. Сколько настоя выхлебал, сознавайся?
— Глоточек один всего…
— «Один всего» я тебе десять дней назад давал, на первом испытании. Так что — не один. Да еще из лунной чаши.
— Так все же тогда хорошо прошло, ты сам сказал!.. Ох… — мальчишка скривился. — И ты сказал, что отведешь меня туда… ну, где Память… чтобы я понял.
— И отведу. Лет через десять. Когда научишься управлять видением и не хвататься за что не надо.
— Но мне Гортхауэр разрешил!
— Ты бы еще камешки в короне потрогал!
— А почему нельзя? — в голосе Дана послышалось любопытство. Глаза Валы потемнели.
— Ослеп бы на всю жизнь, вот почему. Проверить хочешь? — очень ровно поинтересовался. У Волчонка мурашки по спине забегали от этого спокойного голоса; он съежился, отводя взгляд, сжался в комочек под одеялом.
— Не бей… — жалобно. — Отец драл… теперь ты будешь?
— Надо бы. — Вала смотрел в сторону. — Рука не поднимается. А жаль.
Дан счел за благо побыстрее уйти от неприятной темы:
— А я смогу видеть то, что впереди? Или так и буду назад оглядываться? Можно видеть то, что будет… ну, завтра?
— Завтра, — суховато ответил Вала, — ты будешь лежать. И послезавтра. А потом пойдешь в лес с Гартом — травы собирать. Заодно и поучишься ходить, как подобает охотнику. Пока что ты способен только все зверье распугать на несколько къони вокруг. Тебя и колченогий заяц, на оба уха глухой, услышит. И удрать успеет.
Парнишка обиженно засопел:
— И неправда! Я в запрошлом годе лиса добыл! Сам!
Вала иронически прищурился:
— Да ну?
— Ну… почти… с братом со старшим… — смутился Дан.
— Именно что — с братом. И обижаться не на что. Ты танец фэа-алтээй видеть хотел? Хотел. Думаешь, они тебя подпустят?
— Не-а… Ну правда, можно видеть?
— Можно. Но тебе дано видеть то, что было, не то, что будет. Ты не пророк, ты — таир'энн'айно. Летописец. Думаешь, этого мало?
— Не…
— А если «не», то будь добр, во-первых, больше не притрагиваться к зельям, а во-вторых, не испытывать свои способности на подобных вещах. В следующий раз выгоню. Если сойдешь с ума, то уж не по моей вине. Я не шучу. Ты понял?
Волчонок шмыгнул носом:
— Понял, Тано. А ты мне ничего не дашь от головы? Болит жутко…
— Секира тебе будет в следующий раз от головы, — мрачно вмешался в разговор Гортхауэр, уже некоторое время стоявший в дверях. — Вообще, Тано, на твоем месте я бы с ним по-другому побеседовал. Драли его в детстве мало, вот что.
— Ну, пока что ты не на моем месте. И с тобой, тъирни, я еще поговорю. Идем. Дадим молодому человеку отдохнуть после тяжких трудов. И поразмыслить.
Волчонок прикрыл глаза, вслушиваясь в удаляющиеся голоса Бессмертных.
— …разве не понял, в каком он состоянии? Зачем вообще ты ему свой кинжал дал?
— Я не разобрался, Тано. А потом поздно было… сам перепугался, знаешь…
— Не разобрался!.. Драли тебя в детстве мало, по твоему же меткому выражению. Ты же помнишь, как это бывает. Хотя бы представляешь себе, что он видел?..
Потом о нем скажут так: «Первым терриннайно, Летописцем кланов стал сын рода Волка, Дан эр'Лхор, нареченный Эханно, умевший читать знаки земли и знаки душ людских. Он и начал Летопись Севера, записанную знаками Ушедших; и с той поры Летописцы кланов продолжали ее из года в год — многие века…»
Но это будет не скоро.
Шли луны и годы, и все больше людей приходило в Твердыню; у первых двенадцати уже были свои ученики, и те, кто жил в Аст Ахэ, привыкли к присутствию бога, как привыкают к горам или лесу, к морю или степи: как горы или степь, он всегда был здесь, с ними. В земли кланов наведывался часто, и распри между вождями начали понемногу утихать: пойди повоюй тут, когда в Твердыне в учениках у Горного Бога ходят и твой сын, и сыновья твоего врага! Со временем для сына вождя обязательным станет обучение в Твердыне; пока еще это не стало законом. Сыновья — а временами и дочери, — наслушавшись рассказов и насмотревшись на дивные вещи, которые уже умели делать их сверстники, ученики бога, рвались в Твердыню; родители робели, опасаясь могущества Горного Божества — богом его считать еще не перестали, и многие верили, что Йанто действительно всесилен…
… - Ты мудр. Многому учил нас, помогал нам… Ннар'йанто, верни к жизни брата! Верю, ты — бог, ты — можешь…
Вала склонился над неподвижным телом. Помедлил мгновение; поднял голову. Глаза — ледяная прозрачная вода горного озера, странный — зыбкий и ускользающий — взгляд.
— Раар иро-Бъорг… — как издалека — голос; кажется, Бессмертный с трудом подбирает слова. — В его эрдэ… в его теле… нет сил жить. И фаз… душа его… нашла уже свой путь. Нельзя дать подобие жизни плотской оболочке, если в ней нет души. Это против законов… человеческих.
— Но Хорат-Ллинхх — ты же спас его! Ты исцелил, вернул, когда сталь уже не туманилась у его губ!
— Его душа не хотела уходить, и кровь не остыла. Я дал ему силу и послал сон… — глаза затуманились дымкой воспоминания. — Долгий сон — как дереву зимой.
— Дерево?.. — Человек посмотрел ошеломленно, потом вскрикнул: — Да, я помню… помню! Я же своими глазами видел — дерево, сухое… мертвое!
Девочка плакала — горько, взахлеб, терла кулачками глаза. Он подошел и присел рядом на траву.
— Что ты, йолли? — осторожно провел рукой по мягким льняным волосам.
— Яблоня, — всхлипнула. — Яблоня умерла… а я ее так… таи. любила…
Он огляделся.
— Эта ?— безошибочно указал на одну из диких яблонь, еще безлистных — только почки начинали проклевываться.
— Да-а… — Девочка перестала плакать, уставилась на Валу с неясной еще надеждой: — Ты можешь ее вылечить, Йанто ? Да ?
— Я посмотрю, — он потянул перчатку с руки. — Отвернись. Только… не подглядывай.
— Почему?
— Не надо, — как-то неловко и печально улыбнулся Вала. — Пожалуйста..
Девочка отвернулась послушно. И тогда Вала положил обожженную руку на шершавую, рассеченную глубокой трещиной кору…
— …И ты… ты только коснулся, и одно слово… Скажи, может, тебе жертва нужна — я все… чтобы — так же… ты можешь, ты можешь, я верю…
— Зачем — жертва… — отстранение, устало. — Ты смотрел, не видя. В том дереве… в глубине… в сердцевине… была сила жить. Нужно было просто помочь…
— Значит, ты не бог, если не можешь вернуть мертвого, — потерянно и тихо проговорил Раар.
— Значит, не бог.
— И тебя… можно убить? — после недолгого молчания, осторожно, как-то вкрадчиво.
— Того, кого можно ранить, можно и убить.
Лязгнула сталь — Бессмертный уже был на ногах, его пальцы жестко сжимали правое запястье человека.
— В тебе… — выпустил руку Раара; голос спокоен и печален, глаза заволокла осенняя серая дымка. — В тебе говорит боль, Раар. Боль и гнев. Если для тебя бог тот, кто силой может вернуть душу с неведомых путей, то в мире нет богов. И силы такой — нет.
Несколько мгновений человек смотрел в глаза Бессмертному, потом медленно опустил руку.
— Сверши погребальный обряд по обычаям своего народа. После приходи.
В дверях человек остановился и спросил, не оборачиваясь:
— У вас всех — живая кровь?
— Нет.
— Почему — у тебя?
— Я выбрал жить среди людей. Это — цена.
— Я мог… убить тебя.
— Но не убил ведь…
ГОБЕЛЕНЫ: Золотое Древо Арафинве
от Пробуждения Эльфов год 4284-й
…Годы, о годы… Капли крови вечности, вино, пролитое из чаши. А годы бессмертных долги — и как мучительны они здесь, в Смертных Землях. Сколько еще веков пройдет, прежде чем свет Амана вновь омоет прекрасное лицо Артанис Нэрвендэ — да и сбудется ли это? Валар не любят непокорных. А гордость противится покорности. Гордость — или гордыня…
…Дни Валинора были полны благословения. Те, кто узрел свет Земли Аман после веков Великого Странствия, благословенны — но тысячекрат благословенны те, кто родился здесь, в Пресветлой Земле. Избранная дочь избранного рода, соединившая в себе высшую кровь Ванъяр, Нолдор и Тэлери, прекрасная Артанис, блистательная Нэрвендэ — кто превзойдет ее из дочерей Элдар? Разве только Амариэ, любимица Манве, избранная его ученица… но Амариэ из Нерожденных, а они — особое племя среди Элдар. Амариэ — нежная, хрупкая красота, как радужно сверкающая капля росы на кончике травинки. Красота трепетная, трогательная, полная предчувствия мимолетности. Может, потому так нежно, с какой-то болью любит ее Финдарато, старший брат Артанис? А сама Артанис — воплощение торжествующей, ликующе-победной красоты. Ростом, силой и ловкостью не уступит она лучшим воинам в самых трудных состязаниях: дева, вобравшая в себя лучшие из даров, присущих трем племенам Элдар. В возвышенных искусствах сложения песен и танца она не уступит лучшим из Ванъяр; Ауле ставит ее выше многих мастеров Нолдор — разве что Феанаро, Махтан и Нэрданэл превосходят ее. А Тэлери дали ей неуемную кровь странников и жажду познания и поиска. Кто лучше Артанис?..
Как сливается свет Двух Дерев, так и в ней и брате слились все лучшие дары Элдар. Даже волосы ее были точь-в-точь переплетены лучами Лаурэлин и Тэлперион, и превыше всех сокровищ Элдар ценили ее густейшие пышные пряди…
Как давно это было… Феанаро, огненная душа, смотрел на нее своими мрачно пылающими глазами… Это льстило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Морэнни ррэн'Коррх, — потерянно проскулил парнишка.
— Черная роса с крыльев Ворона… красиво как, верно? — без выражения. — Должно быть, сначала поили просто дурманом с полынью, а уже здесь отыскали пятилистник. Если такое вот запить чашей вина…
— Избранники не пьют хмельного, — пискнул парнишка.
— Хоть до этого додумались, — горько усмехнулся Вала. — Детей у них нет, конечно.
— Избранникам не должно касаться женщин…
— Неудивительно. А что еще делают Избранники?.. Нет, Дан йарннари эр'Лхор-йанто, не спеши уходить — тебе полезно послушать. — Вала снова присел возле шамана, положив руки ему на лоб и на грудь. — Ну, будущий Избранник, говори, что же ты?
— Смотрят в кристаллы темного хрусталя…
Гортхауэр, не сдержавшись, протяжно, совершенно по-мальчишески присвистнул.
— Дым вдыхают…
— Конопли, — услужливо подсказал фаэрни и — угадал.
— Когда надо видеть грядущее — берут силы у камня-Черной звезды…
— Анхорэнно, шерл, — пояснил Вала недоуменно воззрившемуся Гортхауэру; тот беззвучно взвыл, схватился за голову и, кажется, совершенно перестал воспринимать дальнейший разговор. Не вовремя, надо сказать — потому что тут Раг Крыло Ворона решил прийти в себя.
— Я видел, — слова были как мелкий сухой песок, царапающий горло. — Безвременье видел. Мир в твоих руках видел. Тебя видел — в венце из грозовых стрел. Видел звезду, которая есть — ты. Радость видел. Войну, которая была, — и войну, которая будет. Железный венец твой видел. И огонь в твоих руках. Смерть твою видел. Зачем к нам пришел — знаю теперь. Ты не бог, ты — сильнее бога. Прости меня… — закашлялся; беззвучно: — эран.
Вала прикрыл глаза, опустил голову.
— Что он сказал? — прошептал Дан.
— Он сказал… — Гортхауэр обнял мальчика за плечи, его голос дрогнул, — он сказал — отец.
…Раг-шаман из Твердыни ушел, несмотря на все увещевания, однако помощника своего оставил — теперь в учениках у Мелькора было двое Видящих. Легче от этого, однако, не стало.
— …А что могут Помнящие?
— Многое. Хранят память — читают память земли, как свиток. Могут исцелить разум человека. Избавить его от кошмаров — войдя в его сны, как это сделал я…
— А Видящие? — подал голос Хъета: Вороненок по-прежнему смотрел на Валу с благоговейным восторгом и робостью.
— Предвидеть то, что будет. Предупреждать несчастья — как, должно быть, у вас не раз было…
— И мы все это сможем? Сможем знать все, что знает земля?
— Многое. — Вала посмотрел на учеников пристально, тяжело. — Знание сжигает. Всего вы просто не успеете узнать. Ты еще не передумал. Дан?
— Нет, Тано!
— Хорошо. Но учиться придется долго. Закалять разум, как клинок меча. Не год, не два. Согласен?
Согласен-то он был согласен — но юность нетерпелива. Хотелось всего. Хотелось слышать землю и живущих на земле. Хотелось видеть так же далеко, как Ворон-шаман. Конечно, он будет умнее, чем Раг Крыло Ворона, — ведь его, Дана, учит сам Ннар'йанто! И потом — ведь у него уже получается, даже Тано сказал…
— Ну и зачем ты это сделал?
— Я… ты же сам говорил… я видеть хотел…
— В следующий раз сперва думай, потом делай. Настой къет'Алхоро — не мед, между прочим. Ты того шамана Воронов видел? Таким же хочешь стать?! — Глаза Учителя горели добела раскаленной сталью. — Снов наяву тебе захотелось, да? Я же говорил, что можешь не проснуться! Говорил или нет?
— Говорил… файэ-мэи, Тано…
— Как-нибудь. И не думай, что я добрее стану, если ты на Ах'энн со мной говорить будешь. Сколько настоя выхлебал, сознавайся?
— Глоточек один всего…
— «Один всего» я тебе десять дней назад давал, на первом испытании. Так что — не один. Да еще из лунной чаши.
— Так все же тогда хорошо прошло, ты сам сказал!.. Ох… — мальчишка скривился. — И ты сказал, что отведешь меня туда… ну, где Память… чтобы я понял.
— И отведу. Лет через десять. Когда научишься управлять видением и не хвататься за что не надо.
— Но мне Гортхауэр разрешил!
— Ты бы еще камешки в короне потрогал!
— А почему нельзя? — в голосе Дана послышалось любопытство. Глаза Валы потемнели.
— Ослеп бы на всю жизнь, вот почему. Проверить хочешь? — очень ровно поинтересовался. У Волчонка мурашки по спине забегали от этого спокойного голоса; он съежился, отводя взгляд, сжался в комочек под одеялом.
— Не бей… — жалобно. — Отец драл… теперь ты будешь?
— Надо бы. — Вала смотрел в сторону. — Рука не поднимается. А жаль.
Дан счел за благо побыстрее уйти от неприятной темы:
— А я смогу видеть то, что впереди? Или так и буду назад оглядываться? Можно видеть то, что будет… ну, завтра?
— Завтра, — суховато ответил Вала, — ты будешь лежать. И послезавтра. А потом пойдешь в лес с Гартом — травы собирать. Заодно и поучишься ходить, как подобает охотнику. Пока что ты способен только все зверье распугать на несколько къони вокруг. Тебя и колченогий заяц, на оба уха глухой, услышит. И удрать успеет.
Парнишка обиженно засопел:
— И неправда! Я в запрошлом годе лиса добыл! Сам!
Вала иронически прищурился:
— Да ну?
— Ну… почти… с братом со старшим… — смутился Дан.
— Именно что — с братом. И обижаться не на что. Ты танец фэа-алтээй видеть хотел? Хотел. Думаешь, они тебя подпустят?
— Не-а… Ну правда, можно видеть?
— Можно. Но тебе дано видеть то, что было, не то, что будет. Ты не пророк, ты — таир'энн'айно. Летописец. Думаешь, этого мало?
— Не…
— А если «не», то будь добр, во-первых, больше не притрагиваться к зельям, а во-вторых, не испытывать свои способности на подобных вещах. В следующий раз выгоню. Если сойдешь с ума, то уж не по моей вине. Я не шучу. Ты понял?
Волчонок шмыгнул носом:
— Понял, Тано. А ты мне ничего не дашь от головы? Болит жутко…
— Секира тебе будет в следующий раз от головы, — мрачно вмешался в разговор Гортхауэр, уже некоторое время стоявший в дверях. — Вообще, Тано, на твоем месте я бы с ним по-другому побеседовал. Драли его в детстве мало, вот что.
— Ну, пока что ты не на моем месте. И с тобой, тъирни, я еще поговорю. Идем. Дадим молодому человеку отдохнуть после тяжких трудов. И поразмыслить.
Волчонок прикрыл глаза, вслушиваясь в удаляющиеся голоса Бессмертных.
— …разве не понял, в каком он состоянии? Зачем вообще ты ему свой кинжал дал?
— Я не разобрался, Тано. А потом поздно было… сам перепугался, знаешь…
— Не разобрался!.. Драли тебя в детстве мало, по твоему же меткому выражению. Ты же помнишь, как это бывает. Хотя бы представляешь себе, что он видел?..
Потом о нем скажут так: «Первым терриннайно, Летописцем кланов стал сын рода Волка, Дан эр'Лхор, нареченный Эханно, умевший читать знаки земли и знаки душ людских. Он и начал Летопись Севера, записанную знаками Ушедших; и с той поры Летописцы кланов продолжали ее из года в год — многие века…»
Но это будет не скоро.
Шли луны и годы, и все больше людей приходило в Твердыню; у первых двенадцати уже были свои ученики, и те, кто жил в Аст Ахэ, привыкли к присутствию бога, как привыкают к горам или лесу, к морю или степи: как горы или степь, он всегда был здесь, с ними. В земли кланов наведывался часто, и распри между вождями начали понемногу утихать: пойди повоюй тут, когда в Твердыне в учениках у Горного Бога ходят и твой сын, и сыновья твоего врага! Со временем для сына вождя обязательным станет обучение в Твердыне; пока еще это не стало законом. Сыновья — а временами и дочери, — наслушавшись рассказов и насмотревшись на дивные вещи, которые уже умели делать их сверстники, ученики бога, рвались в Твердыню; родители робели, опасаясь могущества Горного Божества — богом его считать еще не перестали, и многие верили, что Йанто действительно всесилен…
… - Ты мудр. Многому учил нас, помогал нам… Ннар'йанто, верни к жизни брата! Верю, ты — бог, ты — можешь…
Вала склонился над неподвижным телом. Помедлил мгновение; поднял голову. Глаза — ледяная прозрачная вода горного озера, странный — зыбкий и ускользающий — взгляд.
— Раар иро-Бъорг… — как издалека — голос; кажется, Бессмертный с трудом подбирает слова. — В его эрдэ… в его теле… нет сил жить. И фаз… душа его… нашла уже свой путь. Нельзя дать подобие жизни плотской оболочке, если в ней нет души. Это против законов… человеческих.
— Но Хорат-Ллинхх — ты же спас его! Ты исцелил, вернул, когда сталь уже не туманилась у его губ!
— Его душа не хотела уходить, и кровь не остыла. Я дал ему силу и послал сон… — глаза затуманились дымкой воспоминания. — Долгий сон — как дереву зимой.
— Дерево?.. — Человек посмотрел ошеломленно, потом вскрикнул: — Да, я помню… помню! Я же своими глазами видел — дерево, сухое… мертвое!
Девочка плакала — горько, взахлеб, терла кулачками глаза. Он подошел и присел рядом на траву.
— Что ты, йолли? — осторожно провел рукой по мягким льняным волосам.
— Яблоня, — всхлипнула. — Яблоня умерла… а я ее так… таи. любила…
Он огляделся.
— Эта ?— безошибочно указал на одну из диких яблонь, еще безлистных — только почки начинали проклевываться.
— Да-а… — Девочка перестала плакать, уставилась на Валу с неясной еще надеждой: — Ты можешь ее вылечить, Йанто ? Да ?
— Я посмотрю, — он потянул перчатку с руки. — Отвернись. Только… не подглядывай.
— Почему?
— Не надо, — как-то неловко и печально улыбнулся Вала. — Пожалуйста..
Девочка отвернулась послушно. И тогда Вала положил обожженную руку на шершавую, рассеченную глубокой трещиной кору…
— …И ты… ты только коснулся, и одно слово… Скажи, может, тебе жертва нужна — я все… чтобы — так же… ты можешь, ты можешь, я верю…
— Зачем — жертва… — отстранение, устало. — Ты смотрел, не видя. В том дереве… в глубине… в сердцевине… была сила жить. Нужно было просто помочь…
— Значит, ты не бог, если не можешь вернуть мертвого, — потерянно и тихо проговорил Раар.
— Значит, не бог.
— И тебя… можно убить? — после недолгого молчания, осторожно, как-то вкрадчиво.
— Того, кого можно ранить, можно и убить.
Лязгнула сталь — Бессмертный уже был на ногах, его пальцы жестко сжимали правое запястье человека.
— В тебе… — выпустил руку Раара; голос спокоен и печален, глаза заволокла осенняя серая дымка. — В тебе говорит боль, Раар. Боль и гнев. Если для тебя бог тот, кто силой может вернуть душу с неведомых путей, то в мире нет богов. И силы такой — нет.
Несколько мгновений человек смотрел в глаза Бессмертному, потом медленно опустил руку.
— Сверши погребальный обряд по обычаям своего народа. После приходи.
В дверях человек остановился и спросил, не оборачиваясь:
— У вас всех — живая кровь?
— Нет.
— Почему — у тебя?
— Я выбрал жить среди людей. Это — цена.
— Я мог… убить тебя.
— Но не убил ведь…
ГОБЕЛЕНЫ: Золотое Древо Арафинве
от Пробуждения Эльфов год 4284-й
…Годы, о годы… Капли крови вечности, вино, пролитое из чаши. А годы бессмертных долги — и как мучительны они здесь, в Смертных Землях. Сколько еще веков пройдет, прежде чем свет Амана вновь омоет прекрасное лицо Артанис Нэрвендэ — да и сбудется ли это? Валар не любят непокорных. А гордость противится покорности. Гордость — или гордыня…
…Дни Валинора были полны благословения. Те, кто узрел свет Земли Аман после веков Великого Странствия, благословенны — но тысячекрат благословенны те, кто родился здесь, в Пресветлой Земле. Избранная дочь избранного рода, соединившая в себе высшую кровь Ванъяр, Нолдор и Тэлери, прекрасная Артанис, блистательная Нэрвендэ — кто превзойдет ее из дочерей Элдар? Разве только Амариэ, любимица Манве, избранная его ученица… но Амариэ из Нерожденных, а они — особое племя среди Элдар. Амариэ — нежная, хрупкая красота, как радужно сверкающая капля росы на кончике травинки. Красота трепетная, трогательная, полная предчувствия мимолетности. Может, потому так нежно, с какой-то болью любит ее Финдарато, старший брат Артанис? А сама Артанис — воплощение торжествующей, ликующе-победной красоты. Ростом, силой и ловкостью не уступит она лучшим воинам в самых трудных состязаниях: дева, вобравшая в себя лучшие из даров, присущих трем племенам Элдар. В возвышенных искусствах сложения песен и танца она не уступит лучшим из Ванъяр; Ауле ставит ее выше многих мастеров Нолдор — разве что Феанаро, Махтан и Нэрданэл превосходят ее. А Тэлери дали ей неуемную кровь странников и жажду познания и поиска. Кто лучше Артанис?..
Как сливается свет Двух Дерев, так и в ней и брате слились все лучшие дары Элдар. Даже волосы ее были точь-в-точь переплетены лучами Лаурэлин и Тэлперион, и превыше всех сокровищ Элдар ценили ее густейшие пышные пряди…
Как давно это было… Феанаро, огненная душа, смотрел на нее своими мрачно пылающими глазами… Это льстило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86