— Дело в том, Трэвис, — пустился в объяснения Рин, — что в произнесении имени руны — любой руны! — всегда таится определенная опасность.
За узким окном неторопливо кружился и падал густой мягкий снег. Голуби притихли и жались друг к дружке на своих насестах высоко под потолком. Трое людей внизу поступали точно так же, хотя и сидели у пылающего камина.
— Даже когда ты называешь имя руны шепотом, — продолжал молодой толкователь, — и соблюдаешь при этом все меры предосторожности, ты все равно не можешь полностью избежать риска пробудить — полностью или частично — скрытую в ней силу. Поэтому, говоря о рунах, мы, как правило, пользуемся косвенными названиями.
— Косвенными? — переспросил Трэвис, плотнее запахивая на груди свой дорожный плащ.
Вместо ответа Рин указал стилосом на изображение руны, начертанное на восковой табличке. Это был Синдар, или руна серебра.
— Мы называем эту руну Слезы Исани. А эта, — указал он на соседний символ, изображающий руну горы, или Фол, — носит косвенное название Кости Дарнака.
Исани. Дарнак. Трэвису были знакомы эти имена — имена Древних Богов, которые упоминал Джемис, рассказывая о сотворении мира. Некогда они и подобные им — в том числе достославный Орлиг Однорукий, благодетель человечества, — безраздельно владели Зеей, но потом вынуждены были уйти, уступив место более активным и напористым Молодым Богам. Внезапно Трэвиса осенило. В самом деле, какое изящное и вместе с тем гениально простое решение! Зачем рисковать, называя руну ее подлинным именем, если гораздо проще придумать ей кодовое название, исключив тем самым малейший шанс причинить вред себе и окружающим.
— Покажи мне еще, — попросил он, с жадным любопытством следя за кончиком стилоса.
Рин не заставил себя долго уговаривать. Трэвис узнал, что Шарн — руна воды — иначе зовется Кровью Сайи, а Кел — руна золота — Проклятием Фендира. Тут в урок счел нужным вмешаться Джемис, поведавший сухим, надтреснутым старческим голосом печальную повесть о Фендире — родоначальнике темных эльфов. Страсть к золоту загнала его потомков глубоко под землю и изменила их облик. Они сделались низкорослыми, коренастыми и уродливыми, приобретя взамен необыкновенные способности к поиску рудных месторождений и обработке металлов.
А на следующий день Джемис наконец-то позволил Трэвису самостоятельно произнести имя руны.
— Вот твоя первая руна, — буркнул старик, начертав на восковой табличке символ и показав его ученику.
Руна, а ведь я тебя знаю! Трэвис чуть было не сказал эти слова вслух, но вовремя прикусил язык. Молча кивнув, он тщательно перерисовал изображение на свою табличку. Это был Кронд — руна огня.
Усевшись за столик, Трэвис уставился на стоящую перед ним незажженную свечу. Облизал пересохшие губы, собрался с духом и громко выпалил:
— Кронд!
Правую ладонь пронзило электрическим разрядом. Верхняя часть свечи исчезла в ослепительной вспышке, высоко под потолок взметнулся мощный язык пламени. Трэвис непроизвольно отшатнулся и чуть не повалился на пол вместе со стулом.
— Шарн! — повелительным голосом вскричал Джемис, и пламя в тот же миг увяло и погасло. Трэвис перевел дыхание. От свечи остался лишь оплавленный комок воска, а в центре стола чернело выжженное угольное пятно.
Джемис ужасно рассердился. Его маленькие глазки под кустистыми седыми бровями пылали гневом.
— Чтобы перерезать нить, вовсе не обязательно обнажать меч! Запомни это раз и навсегда, ученик!
Он брезгливо отвернулся от понурившегося Трэвиса и, не сказав больше ни слова, удалился к себе.
Рин задумчиво вертел в пальцах изуродованную свечку, безуспешно пытаясь поставить ее вертикально.
— Придется, наверное, поглубже заняться с тобой самоконтролем, — уныло проговорил он, качая головой.
Трэвис согласно кивнул, стараясь не вспоминать об охваченном языками неугасимого пламени безумном лорде из Эридана.
На следующий день он проснулся рано. Комнату наполняли серенькие предрассветные сумерки. Трэвис уже приспособился к режиму обучения и больше не нуждался в услугах Фолкена, поднимавшего его с постели с первыми проблесками дня. С койки у противоположной стены доносилось ровное дыхание спящего барда.
Последние дни Трэвис почти не общался с Фолкеном и Мели-ей. С занятий он возвращался поздно и уставал до такой степени, что сразу валился на койку, часто забывая об ужине. Да и у них на него не было времени: днем они неизменно торчали на заседаниях Совета, а потом допоздна обсуждали услышанное. Возникающие при этом споры частенько будили Трэвиса посреди ночи, но его мало занимало, кто из королей или королев выступил на прошедшем заседании и что при этом сообщил. Сквозь дрему до него долетали лишь бессвязные обрывки бесконечных разговоров, большую часть которых он пропускал мимо ушей. Однако кое-что все-таки отложилось в памяти:
… стаи голодных волков с Пустынных земель проникают…
… злая лихоманка, почему-то поражающая только детей…
… часто видят зловещие тени в окружающих Эмбар лесах…
Иногда эти тревожные фразы каким-то образом вплетались в его сны, порождая причудливые грезы, а порой и самые настоящие кошмары.
С Бельтаном Трэвис виделся еще реже, чем с бардом и волшебницей. Как-то так выходило, что всякий раз, когда ему случалось заметить высокую фигуру светловолосого рыцаря, тот либо был слишком далеко, либо брел, понурив голову и опустив глаза, никого не замечая вокруг. Уныние и хандра, казалось, исчезнувшие в день открытия Совета Королей, вновь овладели принцем и терзали его с удвоенной силой. Трэвис терялся в догадках, но так и не решился потревожить друга в таком удрученном состоянии.
Поднявшись с постели, он чуть не завопил от неожиданности: пол был холоден, как лед. Поспешно натянув сапоги, Трэвис быстренько оделся, закутался в плащ и беззвучно выскользнул из комнаты.
Теперь ему даже чем-то нравились эти предутренние часы, когда день еще только начинался и все в замке еще спали. Бледный диск заходящей луны нависал над высокой стеной, окружающей верхний двор. Рассеянный лунный свет серебристым инеем ложился на крепостные бастионы. Зябко вздрагивая, Трэвис рысью пересек двор наискосок и взбежал по ступеням перед входом в башню толкователей рун. Было так холодно, что он решил не стучать и не дожидаться, пока Рин спустится и откроет ему, а просто толкнул дверь и вошел. В главный зал вела широкая тускло освещенная лестница. Трэвис начал подниматься по ней, но остановился и замер на полдороге, услыхав доносящиеся откуда-то сверху голоса:
—… мы должны немедленно прекратить занятия с ним!
— Мы не можем так поступить, Джемис. Взяв его в ученики, мы приняли на себя священное обязательство, нарушить которое мы не имеем права.
— Можем и имеем! Предлог всегда найдется: во-первых, он слишком стар для ученика, во-вторых, не умеет себя контролировать, в-третьих, даже читать толком не умеет. Я утверждаю, что обучать его дальше бесполезно и опасно!
— Я не могу согласиться с тобой, Джемис. Мы обязаны продолжить начатое. Ты же видишь, как он силен. Сильнее меня. Сильнее тебя. Клянусь Орлигом, я нисколько не удивлюсь, если он окажется сильнее, чем сам гроссмейстер Орагиен!
Джемис лишь презрительно хмыкнул в ответ.
Трэвис не стал дожидаться продолжения. Повернувшись, он на цыпочках сбежал по ступеням, отворил дверь и выскочил во двор. Свежий морозный воздух наполнил его легкие и остудил пылающие щеки.
«Ты же видишь, как он силен…»
— Зачем ты так поступил со мною, Джек? — с тоской прошептал Трэвис, устремив взор в безмолвное небо. — Ты же знал, что мне не нужна эта сила! Мне не нужна никакая сила! Почему ты выбрал именно меня, Джек?!
Верхний краешек лунного диска, качнувшись, исчез за зубцами крепостной стены. Во дворе сразу померкло, а злобно взвывший ветер подхватил сбивчивую мольбу и умчал прочь, оставив без ответа. Потоптавшись в снегу еще с минуту, Трэвис повернулся и пошел обратно. Тяжело поднялся по раскрошившимся каменным ступеням и постучал в дверь.
78
Прошло несколько дней, прежде чем у Грейс появилась возможность снова повидаться с Трэвисом и вместе с ним заняться поиском других дверей, отмеченных зловещим символом. Казалось, спрос на ее свободное время возрастает с каждым новым днем, проведенным в Кейлавере. Нельзя сказать, что Грейс Беккетт была белоручкой или чуралась тяжелой работы. Живя в Денвере, она дневала и ночевала на службе в госпитале, нередко оставаясь на ногах до полутора суток. Обычно это заканчивалось тем, что появлялся Леон Арлингтон, забирал из ее немеющих пальцев шприц, стетоскоп или скальпель и отводил в комнату отдыха.
— Не хочешь уходить домой, не надо, но об отдыхе все ж забывать не след, — приговаривал старый прозектор, заботливо укладывая ее на кушетку и шутливо грозя толстым коричневым пальцем. — Ты должна меня слушаться: дядюшка Леон тебе плохого не посоветует. Если не поспишь сейчас, кончишь тем, что упокоишься навеки в одной из моих стальных ячеек внизу. Дошло?
Грейс согласно кивала, послушно позволяя Леону уложить себя на виниловое покрытие кушетки и накрыть лабораторным халатом. Потом закрывала глаза и иногда даже засыпала. Но сон ее длился недолго. Спустя час, максимум — два она вновь возвращалась в приемное отделение к своим пациентам. Сон не приносил облегчения и покоя — в отличие от работы, заключающейся в том, чтобы собирать и сшивать в единое целое изломанные и искалеченные человеческие тела.
— Доктор, исцели себя! — то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал ей однажды Леон. Только это было невозможно, а бедняга Арлингтон сам уснул вечным сном в одном из металлических ящиков морозильной камеры, которыми так часто ее пугал.
Но какими бы утомительными и насыщенными ни были дни и ночи Грейс в Денверском мемориальном, прежний опыт мало подготовил ее к тому, с чем пришлось столкнуться в Кейлавере. Никогда прежде ей не приходилось одновременно заниматься таким множеством разнообразных дел и общаться с таким количеством здоровых людей, для каждого из которых требовалось найти индивидуальный подход и надеть на себя соответствующую личину. А Бореас между тем, казалось, совершенно позабыл о существовании своего тайного агента. Если не считать того спешного вызова на следующий день после открытия Совета, король ни разу с тех пор не удостоил ее вниманием.
Царствующие особы редко что-нибудь забывают.
— Какими новостями вы меня сегодня порадуете, миледи?
Грейс никогда не считала себя ни слабонервной, ни излишне впечатлительной, но даже она не сумела удержаться от испуганно го возгласа, когда его величество преградил ей путь, внезапно выскочив из какой-то темной ниши в коридоре.
Острые белые клыки Бореаса хищно оскалились в жутковато пародии на улыбку.
— Доброго утра вашему величеству, — выдавила из себя Грейс с трудом уняв дрожь.
Одетый, как обычно, в черное, король упругой звериной по ходкой дважды обошел вокруг нее. Выпуклые мышцы играли под туго обтягивающим его мощную фигуру костюмом. Грейс так сильно закусила губу, что опомнилась, лишь почувствовав на языке солоноватый вкус крови. Она ненавидела это ощущение, неизменно возникающее в его присутствии. Исходящий от Бореаса животный магнетизм вкупе с первобытной свирепостью и силой и несомненной мужской привлекательностью полностью подавляли ее волю. Такому человеку казалось невозможным не только отказать в чем бы то ни было, но и просто возразить.
Ну почему, черт побери, мир устроен так несправедливо? По какому праву мужчины присвоили всю власть себе, а женщинам милостиво предоставили право подчиняться и исполнять все их прихоти? Но ты ведь знаешь, Грейс, что это не так. Вспомни зимний сад и нежные весенние ароматы посреди заснеженной поляны! Помимо грубых мужских, существуют и другие методы.
Ободренная сознанием обретенной силы, Грейс бесстрашно расправила плечи, подняла голову и в упор посмотрела прямо в голубые глаза владыки Кейлавана.
— Прошу прощения, ваше величество, но я, помнится, уже доложила вам обо всем, что мне удалось узнать.
— Мне этого недостаточно, миледи! — В словах короля не было ни гнева, ни раздражения — он просто констатировал факт. — Я уже знаю, как и почему голосовал каждый из участников Совета. Теперь мне необходимо узнать, каким способом можно изменить решение наших противников при повторном голосовании.
В глазах Грейс мелькнуло изумление. Кем, интересно, он ее считает, если всерьез ожидает, что ей удастся поколебать мнение столь могущественных особ?
— Вы умны и изобретательны, миледи, — продолжал Бореас предупреждая готовый сорваться с губ Грейс вопрос. — И я уверен, именно вы сумеете обнаружить нечто такое — уязвимо; место, тайный страх, тщательно скрываемое желание — в каждом из голосовавших против правителей доминионов, что я смог бы использовать в собственных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129