– Как и мы, – улыбнулся Вестник.
Шторм бушевал, и Зуб, словно плуг, сминал языческие полчища. Мечи архонов сверкали на поле боя, пока земля не побагровела от крови подобно утонувшему в песчаном вихре солнцу. А когда ветра наконец утихли, и резня остановилась, тела двадцати тысяч остались лежать среди барханов. Уцелевшие дикари бежали от ангелов и от Зуба, а Кэллис триумфально возвысился над горой трупов.
– Те, чьи тела не изувечены, будут освящены и опущены в бездну, – провозгласил Вестник. – Их души найдут спасение.
– Но они желали нашей погибели, – возразил Балтус. – Заслуживают ли они места в рядах армии бога?
Ангел лишь улыбнулся.
– Ульсис великодушен.

* * *
– А Кэллис действительно прожил тысячу лет? – спросил Дилл.
Пресвитер вгляделся в лицо мальчика, потом снова посмотрел в сторону.
– В летописях есть расхождения. Хотя практически все сходятся именно на этой цифре. Увы, сыновья не унаследовали его долголетия.
Дилл не раз задумывался над этим. Тысяча лет жизни после одного глотка ангельского вина. Если бы еще оставался эликсир, был бы сейчас жив Вестник Ульсиса?
– Но хашетты вернулись, – сказал Дилл вслух.
– Вернулись, да, но никогда больше не приходили они такими полчищами. Битва Зуба послужила им хорошим уроком. И так было на протяжении многих веков. Однако двести лет назад баланс вновь сместился. Наши разведчики докладывают о появлении касты хашеттских шаманов, которые подстрекают пустынные племена к новой великой войне. Мы первыми нанесли удар, чтобы устранить угрозу и уничтожить эту шайку колдунов, но это только обострило ситуацию.
Старик чихнул, почесал нос и продолжил рассказ:
– Они снова развязали войну, и вот уже много лет наши армии лишь железом и верой сдерживали их натиск. Ну и конечно, не без помощи сынов Кэллиса. Силен был род Вестника.
Внутренне Дилл поморщился. Царапина на пальце напомнила о себе. Но пресвитер продолжал, не обращая внимания на мальчика:
– Собравшись с силами, хотя каждый раз все слабее и слабее, язычники вновь возвращались. Войска в основном составляли разношерстные племена, подстрекаемые, как водится, хашеттской знатью и проклятыми ведьмаками. Они хранят верность Айен и поклялись уничтожить ее низвергнутых сыновей. – Сайпс задумался. – Тела дикарей покрыты узорами, а длинные бороды нечесаны… поговаривают, что они не гнушаются каннибализмом. Пожирают раненых соплеменников и пьют зелье, сваренное на крови и молоке. – Пресвитер нахмурился. – Таких россказней по городу много ходит.
Дилл попытался представить себе хашеттов, ритуалы поклонения солнцу и человеческие жертвоприношения, о которых рассказывали миссионеры. В его воображении язычники кружились в диком танце, как свора собак, а шаманы с раздвоенными змеиными языками сновали между ними, словно призраки. И вот он сам, последний архон, стоит на краю пропасти и высоко поднятым мечом преграждает путь вражеским полчищам к улицам Дипгейта, окидывая неверных взором глаз, черных, словно бездна Ульсиса.
Пресвитер продолжал рассказ:
– Так вера, и металл, и божья воля оберегали нас все эти годы. Но тридцать лет назад солнце вселило в дикарей новую надежду. Страшная засуха, которой еще не знала история, уничтожила большую часть урожая. А песчаные бури завершили начатое. Река Койл, что из года в год неизменно обеспечивала нас водой, высохла до последней капли. Мы все страдали на равных: и жители Дипгейта, и пустынные люди. Но шаманы усмотрели в той засухе знамение. Они решили, что богиня Айен наказывает их за наши грехи. Тогда в первый раз со времен Зуба племена прекратили междоусобицы и объединились. И снова, подстрекаемые шаманами, начали наступление. Наши силы были рассредоточены по пустыне, так что пришлось отступать и держать бой на прилегающей к ущелью территории.
В этот раз враг превосходил нас числом. На нашей стороне были тренировка, дисциплина и острые мечи, но мы сражались против несметных полчищ. Гейн собственной рукой сразил сорок противников. Язычники всегда трепетали перед твоими предками, и на то были причины. Видел бы только его тогда.
Дилл живо представил себе наступление армии дикарей: стена разрисованных тел и диких глаз. А его отец в одиночку бросает им вызов. Сияющий меч разит сквозь плоть и кость, летят головы и льются потоки крови, ряды врагов с каждым взмахом падают к его ногам. Гейн поднимается над землей, и язычники в ужасе бросаются в бегство, в укрытие Мертвых песков.
– И нас спас Девон, – раздался голос Рэйчел Хейл, вошедшей без стука.
Дилл резко повернулся.
– Что тебе здесь надо? – огрызнулся мальчик и отвернулся к пресвитеру. Его глаза покраснели.
Сначала Рэйчел была рада, что ангел избежал порки, но это чувство начинало угасать. Пресвитер устало посмотрел на девушку.
– Адепт Хейл совершенно права. В то время Девон был подмастерьем архихимика Ядовитых Кухонь Элизабет Лейд, на которой впоследствии женился.
– Девон женат? – удивился Дилл.
– Был, – повернувшись спиной, ответил Сайпс. – Несчастная женщина. Мало кто доживает до старости на такой работе – пары, дым.
Тон пресвитера показался Рэйчел презрительным, но она промолчала.
– Элизабет больше интересовали наркотики, – продолжал Сайпс. – Мы искали альтернативные средства, которые можно было противопоставить хашеттской угрозе, не прибегая к жесткому геноциду. Была предложена зависимость от седативных препаратов, – пресвитер пожал плечами, – но их возможности так и не были до конца изучены. После смерти жены Девон сконцентрировался на разработке сильнодействующих ядов и тому подобного для военных нужд. У него определенная… склонность к подобной работе.
– Газ, от которого лопается кожа и слепнут глаза, – сказала Рэйчел.
Сайпс поспешно кивнул.
– Пыль, что отравляет воду и калечит хашеттских детей, – продолжала девушка.
Такие нападки немного смутили старого священника.
– Это…
– Бесчеловечное оружие.
– Определенно…
– Отвратительное оружие.
Дилл хмуро посмотрел на Рэйчел.
Пресвитер погрузился в неловкое молчание, через некоторое время взглянул ей прямо в глаза и проговорил:
– Необходимое оружие.
– Эффективное, – холодно отозвалась девушка.
Сайпс разозлился.
– По-моему, Девона куда больше интересует боль, чем эффективность убийства.
В отличие от Марка и других офицеров пресвитер не прятался за красивыми словами. Рэйчел понимала, что враждебность Сайпса направлена совсем не на нее. Старик ощущал свою ответственность за то, что Девона натравили на хашеттов.
Сайпс перевел внимание на Дилла.
– Ближе к концу войны он помог приспособить боевые суда к перевозке и применению ядов. Племена…
– Несколько сократились? – попробовала Рэйчел закончить фразу.
– …были истреблены, – закончил Сайпс. Он достал из рукава платок и вытер лоб. – У нас не оставалось другого выбора. То были жестокие времена.
Девушка скрестила руки. А что сейчас изменилось? Разве с виной на сердце легче жить, чем с врагом под городскими стенами?
– Так мы и победили, – добавила Рэйчел.
Дилл продолжал стоять спиной к своей наставнице, так ни разу и не повернувшись.
– Архоны всегда защищали храм?
– Начиная с той самой битвы, – ответил Сайпс, уныло разглядывая спайна. – Теперь все изменилось. Мечи и знамения утратили былую силу. Вместо фехтования ты учишь церемонии, Кодекс, законы…
И того не густо. На что рассчитывал старик, когда назначил ее обучать ангела? Обучать чему? Обязанностям хранителя душ? Церковному этикету? Или как шнурки завязывать? Должны же быть вещи, которые заинтересуют Дилла гораздо больше, ну или просто пригодятся ему.
Пресвитер Сайпс чуть заметно улыбнулся.
– …и историю, если ты ее, конечно, вытерпишь.
– Но если племена снова атакуют…
Рэйчел фыркнула.
– Поле боя не место для тебя. – Она слишком поздно поняла, как жестоки были ее слова. Он хочет сражаться. Господи, он правда хочет оказаться на поле битвы. Рэйчел прикусила губу, а Сайпс укоризненно посмотрел на нее.
– Больше нет угрозы новых атак. Наша армия слишком сильна для язычников. Племена снова разбросаны по всей пустыне, а хашеттские шаманы истреблены. – Старик заметно утомился.
– Спасибо, ваше преосвященство, – пробормотал Дилл, опустив глаза.
– Иди с адептом Хейл. Я уверен, она научит тебя обращаться с мечом.
Рэйчел кивнула. И еще кое-чему.
Выйдя за дверь, Дилл набросился на нее:
– Ты всегда так грубишь?
Рэйчел не ответила. Если ей и удалось придумать извинение, оно намертво застряло у нее в горле. Ангел стремительно зашагал прочь, царапая мрамор кончиком тупого меча.
– Подожди! – Рэйчел пошла за ним, но Дилл не обращал на нее внимания. Тогда девушка, разозлившись, схватила его за руку. – Сколько тебе лет? – Только глаза сверкнули. – Тебе шестнадцать, да? Уже мужчина?
– И что?
– Тогда я преподам тебе урок.
– Мне не нужны твои уроки. – Дилл попытался высвободить руку, однако Рэйчел крепко держала ее. Тогда он взмахнул крыльями, и девушку обдало потоком холодного воздуха.
– Мне все равно, что ты думаешь, – сказала она. – Я собираюсь тебя кое-чему научить. Забудь игры с мечом. Ты мужчина, и есть куда более важные вещи, которые ты должен усвоить.
– Что? – Дилл весь покраснел: и лицо, и глаза. Рэйчел еле удержалась от улыбки.
– Пойдем со мной.
– Куда?
– В одно тайное место.
Он покраснел так, что даже Рэйчел стало жарко, и замотал головой. Но девушка потащила его за собой, наслаждаясь собственной жестокостью.
9. Столпотворение у Колодца Грешников
Сотни собравшихся стояли безмолвно и неподвижно у сторожевой башни в ожидании казни. Прямо над головой Неттла нависала ржавая масса цепей. Времени оставалось все меньше и меньше. От этой мысли у него замирало сердце.
На западе у самого горизонта лучи заходящего солнца стрелами пронзали багрово-синие тучи. Приближалась Ночь Шрамов.
Наблюдательная башня Барраби проросла прямо сквозь цепи. Испещренные выбоинами и вмятинами стены почернели от пожаров. Окна и двери были замурованы еще две тысячи лет назад, но поговаривали, что до сих пор в башне слышатся рев и хрип демонов.
Вокруг господина Неттла собрался рой мух. Он подтолкнул тележку вперед, при этом поцарапав и отдавив добрую дюжину ног, и обогнул помост, остановившись около церковных обозов, груженных дарами Ульсису: изделиями из железа, меди и дерева, цветами и мечами. Каждый предмет являл собой образец мастерства ремесленника, подносившего его в дар богу. После казни телеги возвращались в храм, а дары сбрасывались в пропасть.
Пустая трата.
Два церковных стражника в доспехах охраняли подношения. Услышав скрип тележки Неттла, один из них обернулся.
– Что у тебя там? – прорычал солдат. – Железо?
– Для тебя – ничего, – буркнул незнакомец.
– Здесь тебе не бесплатное представление.
– Я не для того тащился в такую даль, чтобы посмотреть, как тут пилигримов режут.
– Тогда иди куда шел!
Опустив голову, господин Неттл проследовал мимо стражников. Нет ничего хуже солдата, которому нечем заняться. Тут надо радоваться, что хоть какая работа есть. В регулярных частях при храме состояло менее девяти сотен, большинство из них несли службу в гарнизонах речных городов. Еще около тысячи были понижены в ранг резервистов и вообще не получали жалованья. После такой армейской службы у них ничего и не было, кроме доспехов да оружия, которые приходилось точить и начищать для регулярной инспекции, дабы не вызвать громоподобного недовольства Авульзора. Дипгейтская кавалерия также подверглась сокращению. Боевых коней запрягли в купеческие телеги или распродали мясникам и глюманам.
Шепот волной пробежал по толпе, когда по ступенькам на помост поднялся сам Итчин Самюэль Телль, Авульзор Дипгейта. Господин Неттл обернулся. Худое лицо Авульзора с впавшими щеками заканчивалось острой, словно кинжал, намасленной бородой. Человек в черной сутане был главой спайнов. Он что-то тихо сказал одному из стражников, тот вытянулся, затем кивнул и потащил к помосту первого пилигрима.
Хашеттский воин не пытался сопротивляться и даже не поднял головы. Глаза его были закрыты: очевидно, он молился. За ним выстроилась целая шеренга пилигримов. Их запястья и лодыжки хранили свежие следы тяжелых чугунных оков. Полдюжины мужчин, две женщины и не перестававший хныкать мальчонка в грязных лохмотьях песчаного цвета.
Солдаты, охранявшие небольшую группу напомаженной знати, встретили бродягу враждебными взглядами. Неттл сурово взглянул на них в ответ и ускорил шаг. Кто знает, может, и стоит избавляться от паршивых овец в стаде таким образом. Но темнота его забери, он и минуты не собирался оставаться и наблюдать за этой резней.
Авульзор взглянул на свиток, прежде чем обратиться к толпе. Словно с того света зазвучал его голос.
– Этот человек – язычник и богохульник.
– Искупление! – взвыла толпа.
– Да будет так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63