Кто бы мог подумать, в нашем городе после эпидемии какие-то маньяки появились! И непонятно кто. Может, сосед твой с катушек съехал, может, родственник. Все же свои были. Все хорошие люди.
– Чуть что - сразу мой родственник! - фыркнул Кевин. - Ты на своих лучшее посмотрел бы. Маньяки… Тьфу!
Часовой подошел к последнему солдату и так же скрупулезно принялся осматривать ту часть его лица, что была видна через прозрачное стекло маски респиратора.
– Пошел ты, шкура позорная! - процедил Гризли. - Они там, мать твою, головы людям вскрывают и мозги высасывают, а ты все шутки шутишь! Я чуть маску не заблевал, когда впервые на такой труп наткнулся.
– Правда, что ли? - посерьезнел Кевин. - Точно у кого-то крыша поехала! Ладно, ребята! Проходите! На первый взгляд вы в норме. Дальнейший осмотр доктор проведет!
Мы двинулись внутрь убежища.
Кевин шел рядом с нами, то и дело приговаривая виноватым голосом:
– Вы уж простите. Я не по своей воле ведь не пропускал - приказ такой. Всех досконально проверять. Малейшее подозрение - сразу стрелять!
– Ничего страшного! - кивнул Смирнов.
Около огромной герметичной двери нас встретил напарник Кевина. Он перекинулся парой слов с дежурным, находящимся по ту сторону затвора, и вскоре стальная створка поползла вверх. Подъемника на этом выходе почему-то не было, и мы стали спускаться по ступеням лестницы. Эхо сопровождало каждый наш шаг.
Внизу, перед внутренней дверью, нас встретил еще один охранник. Он прохаживался по небольшой площадке и выжидающе поглядывал в нашу сторону, пока мы не подошли к нему вплотную.
– Двери слева - это комнаты для обеззараживания. Впрочем, вы и так знаете! Бегом туда!
Всю одежду и оружие мы забросили в стерилизатор. Я разоблачился и встал под душ. Горячие струи, пахнущие хлоркой, принесли облегчение. Руки и ноги стали согреваться и двигаться более-менее нормально. Но зато по телу разлилась волна нестерпимого жжения - восстанавливалась общая чувствительность. Я очень аккуратно промыл рану на голове.
– Скорее заканчивайте мытье! Прибыл медик! - оповестил нас часовой.
За короткое время эпидемии я уже успел запомнить все те средства, которыми медики пытались лечить или диагностировать вирус. Сейчас нас станут колоть сульфатиазолом и маллеином. Первый служит средством профилактики, а второй должен ясно показать, заражены мы или нет. Маллеин вызывает сильную аллергическую реакцию у носителей вируса.
Только вот инкубационный период болезни на несколько часов короче, чем время действия маллеина. Поэтому положительная реакция вполне может проявиться уже после того, как я покроюсь язвами и заболею. Индикатор в такой ситуации попросту теряет смысл.
– Это ты убил Ирку? - негромко спросил Смирнов.
– Да, - кивнул я, натягивая чистую одежду. - Она сама попросила. Я очнулся, когда она вся в язвах была и кровью плевалась.
– Понятно, - вздохнул агент. - Не удержал ты свою девушку от глупости. Правда, она и сама виновата. Ее влечение к тебе было каким-то патологическим. Если не ты, то и жизнь - не жизнь. Чересчур она взбалмошная все-таки… Была, - добавил он после едва заметной паузы.
– Ага, - опустил голову я.
Нас поманила медсестра.
– Как же Ирка заразилась-то? - повернулся ко мне Смирнов, подставляя руку под инъектор.
– Не знаю, - ответил я. - Воздух ведь, говорят, уже более суток как очистился.
– Что-то еще является переносчиком, - подытожил Смирнов.
Я поморщился от укола, потом сестра стала обрабатывать мои болячки.
Кое-какие мысли по поводу переносчика болезни у меня были.
– Я видел в городе крыс. Как долго они могут прожить после заражения?
– Не знаю, - честно ответил Смирнов. - Вполне допускаю, что крысы могут прожить достаточно, чтобы являться разносчиками.
– Так почему они до сих пор не сожжены?! - удивился я, вспоминая, сколько вооруженного народа ходило по городу, когда спасали мэра.
– Хороший вопрос, - мрачно сказал агент и надолго замолчал.
После уколов меня поместили под наблюдение в крохотную камеру. Мои спасители не были в непосредственном контакте с больными и масок на поверхности не снимали, поэтому их изолировать не стали.
Я же теперь сидел наедине с собой в комнате три на три метра. Слава богу, что мне досталась отдельная камера. Сейчас почти все они были заполнены. Малейшее подозрение на вирус - и человека пичкали уколами и помещали сюда. Медики и военные всеми силами старались не допустить проникновения вируса в убежище.
Я растянулся на койке и закрыл глаза. Вдох, выдох. Мерные удары сердца. Все вроде бы как обычно. Вируса в моем организме нет. Я был уверен, что в этом случае почувствовал бы какие-то изменения внутри себя, но ощущал лишь дикую усталость, боль и горечь. К ним мне за долгие годы уже удалось привыкнуть. Хрупкий мир вокруг постоянно норовил сломаться, и я своими неловкими попытками что-то изменить, как-то утвердиться в нем да еще и помочь при этом людям в итоге лишь все разбивал.
И резался этим битым стеклом.
07.01.2223
Я еще издалека увидел картину, поразившую меня до глубины души. Перед Иркиной койкой собралось человек шесть или семь. Люди толкали друг друга, что-то кричали, ругались.
Не понимая, что происходит, я поспешил туда.
– Куда полез? Займи очередь! - схватила меня за рукав какая-то старушка.
Я не мог ответить ей по-английски, хоть и понимал, о чем она говорит. Поэтому мне пришлось просто вырваться и подбежать к безумствующей толпе.
– Стоп! - закричал я.
Люди замерли, обратили взор на меня. У троих в руках были вещи Ирки. Еще один прижимал к себе две банки тушенки.
– Какого черта!.. - плюнув на языковой барьер, громко сказал я по-русски. - Кто дал вам право забирать вещи погибшей?
По интонации люди догадались, о чем я говорю, и недовольно забурчали:
– Новый закон! Сутки человека нет, можно вещи забирать!
– Ишь умник нашелся!
– Кто это такой-то?
Потом кто-то вдруг признал во мне того самого парня, который двенадцать часов сидел на карантине. Тотчас же люди попятились. Вокруг меня образовалось пустое пространство. Бабуля, которая минуту назад хватала меня за одежду, что-то втолковывая про очередь, принялась обтирать свои руки о штаны.
– Вещи верните! - железным тоном приказал я.
Они и это поняли. Банки с тушенкой и предметы одежды мгновенно оказались на койке Ирки. Я подошел и сгреб их в охапку.
Нет, не стану я оставаться в этом зале, с этими людьми, которые теперь казались мне голодными кровожадными зомби. Эти тупые порочные личности, ведомые низменными инстинктами, за несколько дней докатились до того, что придумали какие-то законы, оправдывающие воровство.
Конечно, это очень удобно!
Я пошел в третий зал, где стояли пустые стеллажи. Там я вроде бы забронировал себе место. Впрочем, не удивлюсь, если оно уже будет кем-то занято, а вещи и еда разворованы.
Даже в Забвении такого не было. Казалось бы, там ситуация еще хуже - надежды нет, псилиновая грибница медленно заражает организм ядом, по лесным дорогам ходят головорезы, за периметром живут генетические мутанты и психопаты. Опасность на каждом углу. Смерть, смерть, смерть. Но все это как раз и делало людей дружнее и добрее, что ли. Внешняя опасность и отсутствие надежды.
Вероятно, самое главное - надежда. Нас ведь спасут! Конечно же спасут. Самые стойкие переживут эпидемию, а потом навсегда сотрут из памяти минуты своего позора, торжества животного инстинкта самосохранения, когда звериный закон побеждает разум и тот, кто сильнее, плюет на общественные ценности.
Когда ты видишь, что светлый огонек совсем рядом, что достаточно опрокинуть своего товарища, чтобы добраться до него и выжить, то соблазн опуститься весьма велик! Гораздо проще проявлять героизм и стойкость, когда никакой надежды нет. Когда ты знаешь, что скоро погибнут все, лишь тогда и может восторжествовать настоящий коммунизм. Не тот, что строят в ЗЕФ, а настоящая уравниловка. Все лягут рядом. И не надо уже ничего делить, никого предавать. Вот уже и все люди - братья.
Добравшись до нового места, Смирнова я не застал. Побросав на койку припасы, отобранные у толпы, я мельком отметил, что мои вещи не тронуты, но настроение от этого не улучшилось. Цепочка ужасных событий, растянувшаяся на месяцы, к сегодняшнему утру настолько эмоционально истощила меня, что я теперь с трудом смог бы улыбнуться, даже если бы захотел. Казалось, мышцы лица атрофировались.
Я прилег на кушетку, вскрыл пачку с лимонным печеньем и забросил в рот кусочек.
На утреннем осмотре, перед тем как выпустить меня из изолятора, доктора поведали мне, что ни в нашем, ни в соседних убежищах никто не заболел. Подсчитав людей, выживших после катастрофы, мэр Харрис объявил, что осталась в живых только треть населения города, а именно - две тысячи человек. Заводы по первичной переработке ископаемых и шахты были закрыты. В аварийном режиме работал лишь космопорт. В принципе, там могли принимать и отправлять суборбитальные челноки. Их здесь было четыре, но два оказались повреждены ураганом. Еще один при попытке взлететь рухнул на городские кварталы, а на последнем поднялись в космос пилоты, встреченные нами.
Единственным средством эвакуации являлась транспортная автоколонна. Смирнов вчера тоже упоминал о ней. Доктора утверждали, что машины прибудут сюда уже к завтрашнему утру. Оставалось надеяться, что так оно и случится. Необходимо было спросить у агента, в нужную ли сторону нас повезут. Что делать, если окажется, что нас эвакуируют совсем не туда?
– Привет! - раздался вдруг надо мной женский голос.
На миг мне почудилось, что это Ирка, и я резко сел на койке. Это, конечно же, была не Рокель. Со мной здоровалась та девушка, которой Ирка делала массаж перед нашей ссорой. Кажется, ее звали Рейчел.
– Привет! - хмуро сказал я. - Какими судьбами?
– Да вот брата навещала, - пожала плечами девушка. - А тут смотрю, знакомый! Что с твоим лицом-то, кстати?
– Долгая история. - Я потер зачесавшийся вдруг лоб. - Если коротко, то упал.
– Понятно. - Рейчел явно разочаровал мой короткий ответ. - Удалось тебе вчера догнать свою девушку?
– А ты ничего не знаешь? - спросил я и уже после того, как задал вопрос, осознал, что мои личные трагедии, в общем-то, и не должны интересовать жителей Сент-Кросса.
Уж конечно, по всему убежищу мою поучительную историю не транслировали. Кто хотел выяснить, тот и выяснил.
– Я ее со вчерашнего дня не видела, - задумалась Рейчел. - Что-то случилось?
– Погибла она, - еще больше нахмурившись, сказал я. - На поверхность поднялась без защиты.
– Ох, ничего себе! - округлила глаза девушка. - Что же это она так?
– Давай не будем об этом, - попросил я. - Мы поссорились, она психанула и убежала. Вот так. Тебя ведь Рейчел зовут? - перевел я тему.
– Да, - кивнула собеседница. - А правда, что вы вместе со своим другом с Земли прибыли?
– Правда, - подтвердил я, ощущая, как спадает внутреннее напряжение.
– И как там? - немного неуверенно поинтересовалась девушка.
– В каком смысле?
– Ну, как там вообще? - Рейчел заправила за ухо светлый локон. - Какие там условия?
– На Земле? - снова переспросил я. - Ну, ты же наверняка по визору многое видела.
– Да, но это ведь был визор. Ты ведь оттуда родом, неужели ничего не можешь рассказать?
Я задумался. Действительно, как там - на Земле? Для меня всегда были естественными и запах нагретой солнцем травы, и шелест ветра в листве деревьев, и лунная дорожка на водной глади озера. Но как объяснить это тому, кто ни разу не был на этой планете?!
Вот оно - поколение колонистов, ни разу не видевших мир, породивший человека. Мы ведь, балансируя на грани катастрофы, продолжаем семимильными шагами бежать вперед. Экспансия растет. Хотим мы того или нет, колонии обретают независимость.
Интересно, наступит ли такое время, когда люди перестанут помнить, с какой планеты они начали свой звездный путь?
– Земля прекрасна, - начал я. - Если смотреть из космоса - это огромный сине-зеленый шар, окутанный перламутровой вуалью облаков. Ты можешь различить белые цепи гор, лазурные полоски океанических шельфов, густую зелень лесов, желтизну пустынь и степей…
– А как там на поверхности? - перебила меня Рейчел. - Там тепло? Там бывает так, что совсем нет дождя?
Я посмотрел в серые глаза девушки и продолжил:
– Там, где бывал я, дождь шел не часто. В голубом небе светило солнце. Особенно красиво было на закате и восходе. Когда солнце находится у самого горизонта, все небо окрашивается розовато-фиолетовыми красками. Одна половина небосвода - яркая и светлая, а другая темнеет, на ней зажигаются первые робкие звезды.
– Звезды, - завороженно произнесла Рейчел и присела на край койки. - Мы тут совсем не видим звезд. Я еще ни разу не была на суборбитальном челноке. Говорят, он взлетает над тучами. Можно увидеть солнце и звезды…
Сердце мое невольно сжалось. Бедные дети, они даже не могут увидеть звезды!
– А зима? - снова стала спрашивать девушка. - У вас ведь бывает холодно, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Чуть что - сразу мой родственник! - фыркнул Кевин. - Ты на своих лучшее посмотрел бы. Маньяки… Тьфу!
Часовой подошел к последнему солдату и так же скрупулезно принялся осматривать ту часть его лица, что была видна через прозрачное стекло маски респиратора.
– Пошел ты, шкура позорная! - процедил Гризли. - Они там, мать твою, головы людям вскрывают и мозги высасывают, а ты все шутки шутишь! Я чуть маску не заблевал, когда впервые на такой труп наткнулся.
– Правда, что ли? - посерьезнел Кевин. - Точно у кого-то крыша поехала! Ладно, ребята! Проходите! На первый взгляд вы в норме. Дальнейший осмотр доктор проведет!
Мы двинулись внутрь убежища.
Кевин шел рядом с нами, то и дело приговаривая виноватым голосом:
– Вы уж простите. Я не по своей воле ведь не пропускал - приказ такой. Всех досконально проверять. Малейшее подозрение - сразу стрелять!
– Ничего страшного! - кивнул Смирнов.
Около огромной герметичной двери нас встретил напарник Кевина. Он перекинулся парой слов с дежурным, находящимся по ту сторону затвора, и вскоре стальная створка поползла вверх. Подъемника на этом выходе почему-то не было, и мы стали спускаться по ступеням лестницы. Эхо сопровождало каждый наш шаг.
Внизу, перед внутренней дверью, нас встретил еще один охранник. Он прохаживался по небольшой площадке и выжидающе поглядывал в нашу сторону, пока мы не подошли к нему вплотную.
– Двери слева - это комнаты для обеззараживания. Впрочем, вы и так знаете! Бегом туда!
Всю одежду и оружие мы забросили в стерилизатор. Я разоблачился и встал под душ. Горячие струи, пахнущие хлоркой, принесли облегчение. Руки и ноги стали согреваться и двигаться более-менее нормально. Но зато по телу разлилась волна нестерпимого жжения - восстанавливалась общая чувствительность. Я очень аккуратно промыл рану на голове.
– Скорее заканчивайте мытье! Прибыл медик! - оповестил нас часовой.
За короткое время эпидемии я уже успел запомнить все те средства, которыми медики пытались лечить или диагностировать вирус. Сейчас нас станут колоть сульфатиазолом и маллеином. Первый служит средством профилактики, а второй должен ясно показать, заражены мы или нет. Маллеин вызывает сильную аллергическую реакцию у носителей вируса.
Только вот инкубационный период болезни на несколько часов короче, чем время действия маллеина. Поэтому положительная реакция вполне может проявиться уже после того, как я покроюсь язвами и заболею. Индикатор в такой ситуации попросту теряет смысл.
– Это ты убил Ирку? - негромко спросил Смирнов.
– Да, - кивнул я, натягивая чистую одежду. - Она сама попросила. Я очнулся, когда она вся в язвах была и кровью плевалась.
– Понятно, - вздохнул агент. - Не удержал ты свою девушку от глупости. Правда, она и сама виновата. Ее влечение к тебе было каким-то патологическим. Если не ты, то и жизнь - не жизнь. Чересчур она взбалмошная все-таки… Была, - добавил он после едва заметной паузы.
– Ага, - опустил голову я.
Нас поманила медсестра.
– Как же Ирка заразилась-то? - повернулся ко мне Смирнов, подставляя руку под инъектор.
– Не знаю, - ответил я. - Воздух ведь, говорят, уже более суток как очистился.
– Что-то еще является переносчиком, - подытожил Смирнов.
Я поморщился от укола, потом сестра стала обрабатывать мои болячки.
Кое-какие мысли по поводу переносчика болезни у меня были.
– Я видел в городе крыс. Как долго они могут прожить после заражения?
– Не знаю, - честно ответил Смирнов. - Вполне допускаю, что крысы могут прожить достаточно, чтобы являться разносчиками.
– Так почему они до сих пор не сожжены?! - удивился я, вспоминая, сколько вооруженного народа ходило по городу, когда спасали мэра.
– Хороший вопрос, - мрачно сказал агент и надолго замолчал.
После уколов меня поместили под наблюдение в крохотную камеру. Мои спасители не были в непосредственном контакте с больными и масок на поверхности не снимали, поэтому их изолировать не стали.
Я же теперь сидел наедине с собой в комнате три на три метра. Слава богу, что мне досталась отдельная камера. Сейчас почти все они были заполнены. Малейшее подозрение на вирус - и человека пичкали уколами и помещали сюда. Медики и военные всеми силами старались не допустить проникновения вируса в убежище.
Я растянулся на койке и закрыл глаза. Вдох, выдох. Мерные удары сердца. Все вроде бы как обычно. Вируса в моем организме нет. Я был уверен, что в этом случае почувствовал бы какие-то изменения внутри себя, но ощущал лишь дикую усталость, боль и горечь. К ним мне за долгие годы уже удалось привыкнуть. Хрупкий мир вокруг постоянно норовил сломаться, и я своими неловкими попытками что-то изменить, как-то утвердиться в нем да еще и помочь при этом людям в итоге лишь все разбивал.
И резался этим битым стеклом.
07.01.2223
Я еще издалека увидел картину, поразившую меня до глубины души. Перед Иркиной койкой собралось человек шесть или семь. Люди толкали друг друга, что-то кричали, ругались.
Не понимая, что происходит, я поспешил туда.
– Куда полез? Займи очередь! - схватила меня за рукав какая-то старушка.
Я не мог ответить ей по-английски, хоть и понимал, о чем она говорит. Поэтому мне пришлось просто вырваться и подбежать к безумствующей толпе.
– Стоп! - закричал я.
Люди замерли, обратили взор на меня. У троих в руках были вещи Ирки. Еще один прижимал к себе две банки тушенки.
– Какого черта!.. - плюнув на языковой барьер, громко сказал я по-русски. - Кто дал вам право забирать вещи погибшей?
По интонации люди догадались, о чем я говорю, и недовольно забурчали:
– Новый закон! Сутки человека нет, можно вещи забирать!
– Ишь умник нашелся!
– Кто это такой-то?
Потом кто-то вдруг признал во мне того самого парня, который двенадцать часов сидел на карантине. Тотчас же люди попятились. Вокруг меня образовалось пустое пространство. Бабуля, которая минуту назад хватала меня за одежду, что-то втолковывая про очередь, принялась обтирать свои руки о штаны.
– Вещи верните! - железным тоном приказал я.
Они и это поняли. Банки с тушенкой и предметы одежды мгновенно оказались на койке Ирки. Я подошел и сгреб их в охапку.
Нет, не стану я оставаться в этом зале, с этими людьми, которые теперь казались мне голодными кровожадными зомби. Эти тупые порочные личности, ведомые низменными инстинктами, за несколько дней докатились до того, что придумали какие-то законы, оправдывающие воровство.
Конечно, это очень удобно!
Я пошел в третий зал, где стояли пустые стеллажи. Там я вроде бы забронировал себе место. Впрочем, не удивлюсь, если оно уже будет кем-то занято, а вещи и еда разворованы.
Даже в Забвении такого не было. Казалось бы, там ситуация еще хуже - надежды нет, псилиновая грибница медленно заражает организм ядом, по лесным дорогам ходят головорезы, за периметром живут генетические мутанты и психопаты. Опасность на каждом углу. Смерть, смерть, смерть. Но все это как раз и делало людей дружнее и добрее, что ли. Внешняя опасность и отсутствие надежды.
Вероятно, самое главное - надежда. Нас ведь спасут! Конечно же спасут. Самые стойкие переживут эпидемию, а потом навсегда сотрут из памяти минуты своего позора, торжества животного инстинкта самосохранения, когда звериный закон побеждает разум и тот, кто сильнее, плюет на общественные ценности.
Когда ты видишь, что светлый огонек совсем рядом, что достаточно опрокинуть своего товарища, чтобы добраться до него и выжить, то соблазн опуститься весьма велик! Гораздо проще проявлять героизм и стойкость, когда никакой надежды нет. Когда ты знаешь, что скоро погибнут все, лишь тогда и может восторжествовать настоящий коммунизм. Не тот, что строят в ЗЕФ, а настоящая уравниловка. Все лягут рядом. И не надо уже ничего делить, никого предавать. Вот уже и все люди - братья.
Добравшись до нового места, Смирнова я не застал. Побросав на койку припасы, отобранные у толпы, я мельком отметил, что мои вещи не тронуты, но настроение от этого не улучшилось. Цепочка ужасных событий, растянувшаяся на месяцы, к сегодняшнему утру настолько эмоционально истощила меня, что я теперь с трудом смог бы улыбнуться, даже если бы захотел. Казалось, мышцы лица атрофировались.
Я прилег на кушетку, вскрыл пачку с лимонным печеньем и забросил в рот кусочек.
На утреннем осмотре, перед тем как выпустить меня из изолятора, доктора поведали мне, что ни в нашем, ни в соседних убежищах никто не заболел. Подсчитав людей, выживших после катастрофы, мэр Харрис объявил, что осталась в живых только треть населения города, а именно - две тысячи человек. Заводы по первичной переработке ископаемых и шахты были закрыты. В аварийном режиме работал лишь космопорт. В принципе, там могли принимать и отправлять суборбитальные челноки. Их здесь было четыре, но два оказались повреждены ураганом. Еще один при попытке взлететь рухнул на городские кварталы, а на последнем поднялись в космос пилоты, встреченные нами.
Единственным средством эвакуации являлась транспортная автоколонна. Смирнов вчера тоже упоминал о ней. Доктора утверждали, что машины прибудут сюда уже к завтрашнему утру. Оставалось надеяться, что так оно и случится. Необходимо было спросить у агента, в нужную ли сторону нас повезут. Что делать, если окажется, что нас эвакуируют совсем не туда?
– Привет! - раздался вдруг надо мной женский голос.
На миг мне почудилось, что это Ирка, и я резко сел на койке. Это, конечно же, была не Рокель. Со мной здоровалась та девушка, которой Ирка делала массаж перед нашей ссорой. Кажется, ее звали Рейчел.
– Привет! - хмуро сказал я. - Какими судьбами?
– Да вот брата навещала, - пожала плечами девушка. - А тут смотрю, знакомый! Что с твоим лицом-то, кстати?
– Долгая история. - Я потер зачесавшийся вдруг лоб. - Если коротко, то упал.
– Понятно. - Рейчел явно разочаровал мой короткий ответ. - Удалось тебе вчера догнать свою девушку?
– А ты ничего не знаешь? - спросил я и уже после того, как задал вопрос, осознал, что мои личные трагедии, в общем-то, и не должны интересовать жителей Сент-Кросса.
Уж конечно, по всему убежищу мою поучительную историю не транслировали. Кто хотел выяснить, тот и выяснил.
– Я ее со вчерашнего дня не видела, - задумалась Рейчел. - Что-то случилось?
– Погибла она, - еще больше нахмурившись, сказал я. - На поверхность поднялась без защиты.
– Ох, ничего себе! - округлила глаза девушка. - Что же это она так?
– Давай не будем об этом, - попросил я. - Мы поссорились, она психанула и убежала. Вот так. Тебя ведь Рейчел зовут? - перевел я тему.
– Да, - кивнула собеседница. - А правда, что вы вместе со своим другом с Земли прибыли?
– Правда, - подтвердил я, ощущая, как спадает внутреннее напряжение.
– И как там? - немного неуверенно поинтересовалась девушка.
– В каком смысле?
– Ну, как там вообще? - Рейчел заправила за ухо светлый локон. - Какие там условия?
– На Земле? - снова переспросил я. - Ну, ты же наверняка по визору многое видела.
– Да, но это ведь был визор. Ты ведь оттуда родом, неужели ничего не можешь рассказать?
Я задумался. Действительно, как там - на Земле? Для меня всегда были естественными и запах нагретой солнцем травы, и шелест ветра в листве деревьев, и лунная дорожка на водной глади озера. Но как объяснить это тому, кто ни разу не был на этой планете?!
Вот оно - поколение колонистов, ни разу не видевших мир, породивший человека. Мы ведь, балансируя на грани катастрофы, продолжаем семимильными шагами бежать вперед. Экспансия растет. Хотим мы того или нет, колонии обретают независимость.
Интересно, наступит ли такое время, когда люди перестанут помнить, с какой планеты они начали свой звездный путь?
– Земля прекрасна, - начал я. - Если смотреть из космоса - это огромный сине-зеленый шар, окутанный перламутровой вуалью облаков. Ты можешь различить белые цепи гор, лазурные полоски океанических шельфов, густую зелень лесов, желтизну пустынь и степей…
– А как там на поверхности? - перебила меня Рейчел. - Там тепло? Там бывает так, что совсем нет дождя?
Я посмотрел в серые глаза девушки и продолжил:
– Там, где бывал я, дождь шел не часто. В голубом небе светило солнце. Особенно красиво было на закате и восходе. Когда солнце находится у самого горизонта, все небо окрашивается розовато-фиолетовыми красками. Одна половина небосвода - яркая и светлая, а другая темнеет, на ней зажигаются первые робкие звезды.
– Звезды, - завороженно произнесла Рейчел и присела на край койки. - Мы тут совсем не видим звезд. Я еще ни разу не была на суборбитальном челноке. Говорят, он взлетает над тучами. Можно увидеть солнце и звезды…
Сердце мое невольно сжалось. Бедные дети, они даже не могут увидеть звезды!
– А зима? - снова стала спрашивать девушка. - У вас ведь бывает холодно, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62