Дверь разнесли в щепки. В хранилище наблюдалась тьма. Из тьмы в первые ряды атакующих, подсвеченные факелами сзади стоящих, полетели мелкие изваяния, явно пущенные рукой злоумышленника.
Упоминая изваяния, начальник стражи, даже сам того не заметив, брезгливо кривил рот. У честного солдата, у верующего в истинных, светоносных богов, у Деливио вызывало непреодолимое отвращение то, что содержало хранилище: морды, хари, рыла — клыкастые, скалящиеся, сведенные судорогой злобы; немыслимо уродливые тела — многорукие, многоногие, смешавшие человеческое и звериное. Увидев такое, не сразу и вспомнишь, что все это лишь дерево или камень.
— Численность противника была до той поры не установлена, и мы соблюдали осторожность, продвигаясь вперед небольшими шажками и прикрываясь щитами. Лунный свет из окна и факельная подсветка сзади уже позволяли разглядеть кое-что. Но точно определить, где изваяние, а где человек, не представлялось возможным. С правой стороны по ходу движения атакующих раздались звуки, выдающие явно человеческое присутствие. Почти сразу же оттуда в атакующих был брошен предмет. Им оказалось изваяние каменной бабы. Настолько тяжелое, что ребята наутро лишь втроем смогли поднять его с пола.
Сенатор уже устал расстраиваться, слушая, как небрежно все кому не лень обращались прошедшей ночью с его коллекцией.
— Противнику удалось ранить троих моих ребят. У одного из них сломана ключица. Нет, Нергалово семя в печень, без колдовства не обошлось!
Моравиус поморщился — не любил он площадной плебейской брани. Деливио смутился, вспомнив, что сенатор не любит крепкое солдатское словцо.
— Гхм… Значит, продвижение наше было временно приостановлено. Воспользовавшись этим, противник скрылся. Мы увидели его в окне на короткое мгновенье, равное одному удару сердца. Удалось разглядеть вот что: один человек, рослый, с хорошо развитой мускулатурой, длина волос неопределима — те были связаны в пучок; имелась и борода, какую обыкновенно носят туранцы. Ловок и, похоже, не новичок в воровских делах. Выяснилось: перемахнув через окно, вор оказался на карнизе, оттуда прыгнул на дерево, с него — на землю, бегом до ограды и — через нее. Высокочтимый сенатор сказал, что из западного крыла ничего не пропало. Ясно: этот бородатый проводил отвлекающий маневр. И достиг своей цели. Я бросил все резервные силы в западное крыло, оставив без внимания другие объекты. Готов понести наказание.
— Что произошло у моего кабинета?
— Дежурившие у дверей Мальгус и Ормо были убиты попаданием арбалетных стрел: в горло — Мальтусу, Ормо — в сердце. Произошло проникновение посторонних в кабинет. И опять не без колдовства.
— Да?
— Осмотр тел Мальгуса и Ормо у места происшествия показал, что стрелы вошли в обоих одновременно. Значит, стреляли разом из двух арбалетов. Но все прочие следы указывают на то, что убийца, он же вор, действовал у кабинета один. Не в каждой же руке у него было по арбалету!
— Почему нет?
— Не встречал я таких, высокочтимый сенатор, кто так метко палил бы с двух рук. Если б такой объявился поблизости, дошли бы до меня слухи…
— Понятно… Деливио! — Сенатор впервые за весь разговор сменил позу: сцепил руки в замок на коленях, переместил взгляд с подчиненного на мозаичный пол перед ним. — Разумеется, вина за случившееся целиком и полностью лежит на начальнике стражи. На тебе. Твой недосмотр. Колдовство, не колдовство — значения не имеет. Надо выстраивать охрану так, чтобы учитывать и колдовство. Заметь на будущее, если останешься начальником стражи.
Сенатор взглянул на Деливио.
— Да, да, не поднимай удивленно брови. У тебя есть возможность сохранить должность за собой. В конце концов, любой человек может совершить ошибку. Главное — вовремя суметь поправить дело.
Сенатор вновь вперил взгляд в пол.
— Из кабинета похищено несколько пергаментных свитков, представляющих огромную важность для всей Коринфии. Найди похитителей, верни документы — и ты прощен. Я временно отстраняю тебя от обязанностей начальника стражи. Бери кого и сколько хочешь из своих людей и — на поиски. Но запомни: никто не должен прочесть ни строчки из этих документов. Ты тоже. Городскую стражу к этому делу не привлекай. У нее и без того забот хватает с этим Аффендосом, да и содержание украденных документов слишком важно для того, чтобы какая-то солдатня узнала его. И еще: того, кто забрался в хранилище изваяний, можешь убить; того, кто побывал в моем кабинете, желательно доставить живым. Желательно — но необязательно. Ступай, Деливио! Ежедневно утром и вечером докладывать мне, как обстоят дела. Иди.
Сенатор Моравиус остался один. Было над чем подумать.
Например, над следующим: это были не обыкновенные воры. Вор обыкновенный позарился бы на золотые безделушки, коими полон кабинет, — и все. Эти же захватили то, что на базаре не перепродашь. Знающий человек сумеет в украденных документах отыскать ниточку ко второй, тайной стороне деятельности Моравиуса. И тогда сенатору наступит конец. Не-ет, скорее небо упадет на землю, чем я поверю, что то были обыкновенные воры. Но кто? — вот вопрос… И — кроме того: зачем ворам понадобилось красть что-то в хранилище изваяний, если шли они за документами? Может быть, стоило сказать Деливио, что бородатый злоумышленник все-таки прихватил с собой из хранилища изваяний костяную статуэтку, которую Моравиус купил за бешеные деньги у дарфарского путешественника по Черным Королевствам?..
Глава V
Кальвия обожала покупать мужчин. Недостатка в средствах она не испытывала. Супруг ее, сенатор Моравиус, обеднеет не скоро — не так уж просто превратиться из самого влиятельного и богатого человека города в нищего старика, лишившегося связей и накоплений. Правда, не все считали сорокалетнего сенатора стариком. Наоборот, многие его ровесники завидовали сохранившему юношескую стройность, бодрость и пышную шевелюру Моравиусу. Еще полный сил вельможа неутомимо, почти каждую ночь (если не отрывали дела) осыпал двадцатилетнюю жену супружескими нежностями. Почти каждую — если на месте супруги была именно супруга, а не ее сестра. Но Кальвии все ж таки не хватало ласк мужа, скоропреходящих, не рассыпающихся фейерверком разнообразия. Разнообразие — вот чего более всего остального хотелось молодой красавице. Многообразия форм, размеров, темпераментов, фантазий, возрастов, цветов кожи… Да, в конце концов, риска, опасности тоже! Короче говоря, сенатора было мало.
Но зачем покупать мужчин, когда ее тело бесплатно отыскало бы столько ублажителей, сколь пожелало из числа друзей-приятелей мужа, из молодых повес высшего света общества, из солдат и слуг, в конце концов? Ответ на этот вопрос знали двое: сама Кальвия и ее сестра Рохана. В доме последней все самое главное и происходило. В огромном особняке в квартале, где проживала знать Конверума, в родовом гнезде семьи Грассов. Семьи, которая со смертью последней из сестер-близняшек перестанет существовать.
Род Грассов занял прочное положение среди самых уважаемых и богатых аристократических семей Коринфии двести лет назад — как раз тогда, когда началось строительство Дороги Королей, что сейчас тянется от Западного Океана до моря Вилайет. С тех пор, пройдя через годы, а вместе с ними через войны, распри, перевороты, восстания, интриги поколения Грассов не упустили богатства, знатности, заметного положения и влияния в обществе. Видимо, благодаря тому, что семейные традиции предписывали мужчинам не ввязываться в политические дрязги, не забираться слишком высоко, стремиться не править, но служить. И продолжатели фамилии следовали заповедям рода. Редки были случаи отхода от заветов родоначальников, и ослушники, без исключений, заканчивали трагически, что служило поучительным примером для новых поколений Грассов. А женская линия семьи… Впрочем, что женщины? Женщины фамилию не продолжают, в политику не лезут, позорят лишь своих мужей, наставляя им рога, а ежели до замужества бывают замешаны в чем-то непозволительном, то делают хуже только себе, лишая себя возможности стать чьей-нибудь женой…
Кальвия была не из таких. Ну, по крайней мере, никто не смог уличить ее ни в чем таком позорящем семью. А те, кто мог, почему-то исчезали без следа. С недавних пор.
Отец девочек-близнецов, патриций Хогист Грасс, не терял надежды обзавестись наследником. Ему исполнилось всего сорок семь, пять лет назад прокатившаяся по городу эпидемия унесла жизнь его жены, матери девочек, но он собирался жениться во второй раз. Год назад, удачно выдав замуж одну из дочерей за сенатора Моравиуса, он уже было подыскал партию и себе, как вдруг в одночасье рухнуло древо рода Грассов.
Хогист и пятеро сопровождавших его слуг не вернулись с загородной верховой прогулки. Высланный на утро следующего дня отряд городской стражи возвратился ни с чем. Целую неделю старательно прочесывали окрестности Конверума поисковые отряды, Безрезультатно. Ничего, никаких намеков на то, где именно и что именно произошло с Хогистом и его слугами. Решили, что, по всей вероятности, они стали жертвами нападения шайки разбойников, которая тщательно замела все следы преступления. Оставалась надежда, что, может быть, патриция взяли в плен и будут требовать выкуп. Прошел год — о Хогисте никаких известий. И уже никто в городе не сомневался, что его нет в живых. Одна лишь Кальвия знала, что с ним сталось. Знала — но молчала.
Отчим домом и состоянием теперь распоряжалась Рохана, а Кальвия помогала ей. И семейное достояние сестры расходовали весьма своеобразно.
Прихоть родилась в курчавой головке Роханы и со временем для обеих женщин превратилась во всеподчиняющую страсть. Покупать мужчин, властелинов мира, самодовольных, переполненных сознанием собственной значимости, врущих друг другу о своих подвигах и успехах, — было пьяняще, увлекающе, засасывающе прекрасно. Эти петушащиеся создания не хуже распоследних шлюх, за звонкую монету выполняли все сумасбродные капризы молодых патрицианок. У каждого мужчины, конечно, была своя цена, но цена была у каждого. Продавались все. Даже богатые и знатные, которые убеждали себя, что сами от скуки нашли это приключение, брали, в конце концов, щедрую плату.
Поисками новых «игрушек» занималась Рохана, которая, в отличие от сестры, все свое время тратила по собственному усмотрению. Обрядившись в простое платье, незамужняя патрицианка выходила в город «на охоту». За ней, держась чуть поодаль, неотступно следовали два телохранителя, верные слуги, которых Кальвия подарила сестре на последний день рождения. Выбрав очередного самца, Рохана находила случай поговорить наедине. Представлялась служанкой одинокой знатной дамы, покупающей удовольствия, и начинала торг. Обычно — быстро договаривались. После уславливались о свидании. В назначенное время «покупку» встречали те самые слуги и тайно препровождали, обставляя все так, чтоб избранник госпожи никогда не нашел бы дорогу в тот дом, не смог бы даже определить район города, где тот дом стоит. В спальных покоях с глаз приведенного мужчины снимали непроницаемую повязку, и первым, что он видел перед собой после довольно продолжительной тьмы, были черные шелка простынь на необъятных размерах кровати. Незамедлительно появлялась таинственная заказчица; оберегая таинственность, лицо ее закрывала матерчатая маска. Одежда, облегающая соблазнительные формы, каждый раз была различной и зависела от женского настроения в этот день: от полного отсутствия на теле покровов и украшений до платьев самых модных фасонов и парада драгоценностей от шеи до щиколоток.
Кто первой выходит к гостю — заведенного порядка не было. Перед глазами доставленного мужчины возникала одна из стройнотелых сестер, а другая в этот момент устраивалась у смотрового глазка в стене, чтобы из соседней комнаты наблюдать за происходящим. Позже вторая сестра присоединялась к первой в спальне, или они менялись местами… или все заканчивалось довольно быстро. Течение вечера в доме Грассов находилось в руках близняшек и направлялось их капризами. Если же мужская особь вдруг выказывала строптивость, или же, чего доброго, в распаленном страстью самце пробуждалось звериная злоба и он пытался обойтись со своей покупательницей жестоко, то за дверьми спальни дежурили, готовые ворваться внутрь по первому зову, два дюжих вооруженных телохранителя. Да, иногда сестрам приходилось прибегать к их помощи, и тогда зарвавшимся «приобретениям» было уже не до огорчения по поводу неполученной платы, а оставалось лишь радоваться, что сохранили жизнь и не все кости переломаны. Ну а те, кто осмеливался сорвать маску (находились и такие), — те отправлялись прямиком на Серые Равнины.
На черных шелковых простынях отпечатывались очертания мускулистой плоти зрелых мужчин; черный шелк ощущал прикосновения незаматеревших мальчишеских тел, когда сестры вводили еще одно юное создание в мир сладострастных наслаждений;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Упоминая изваяния, начальник стражи, даже сам того не заметив, брезгливо кривил рот. У честного солдата, у верующего в истинных, светоносных богов, у Деливио вызывало непреодолимое отвращение то, что содержало хранилище: морды, хари, рыла — клыкастые, скалящиеся, сведенные судорогой злобы; немыслимо уродливые тела — многорукие, многоногие, смешавшие человеческое и звериное. Увидев такое, не сразу и вспомнишь, что все это лишь дерево или камень.
— Численность противника была до той поры не установлена, и мы соблюдали осторожность, продвигаясь вперед небольшими шажками и прикрываясь щитами. Лунный свет из окна и факельная подсветка сзади уже позволяли разглядеть кое-что. Но точно определить, где изваяние, а где человек, не представлялось возможным. С правой стороны по ходу движения атакующих раздались звуки, выдающие явно человеческое присутствие. Почти сразу же оттуда в атакующих был брошен предмет. Им оказалось изваяние каменной бабы. Настолько тяжелое, что ребята наутро лишь втроем смогли поднять его с пола.
Сенатор уже устал расстраиваться, слушая, как небрежно все кому не лень обращались прошедшей ночью с его коллекцией.
— Противнику удалось ранить троих моих ребят. У одного из них сломана ключица. Нет, Нергалово семя в печень, без колдовства не обошлось!
Моравиус поморщился — не любил он площадной плебейской брани. Деливио смутился, вспомнив, что сенатор не любит крепкое солдатское словцо.
— Гхм… Значит, продвижение наше было временно приостановлено. Воспользовавшись этим, противник скрылся. Мы увидели его в окне на короткое мгновенье, равное одному удару сердца. Удалось разглядеть вот что: один человек, рослый, с хорошо развитой мускулатурой, длина волос неопределима — те были связаны в пучок; имелась и борода, какую обыкновенно носят туранцы. Ловок и, похоже, не новичок в воровских делах. Выяснилось: перемахнув через окно, вор оказался на карнизе, оттуда прыгнул на дерево, с него — на землю, бегом до ограды и — через нее. Высокочтимый сенатор сказал, что из западного крыла ничего не пропало. Ясно: этот бородатый проводил отвлекающий маневр. И достиг своей цели. Я бросил все резервные силы в западное крыло, оставив без внимания другие объекты. Готов понести наказание.
— Что произошло у моего кабинета?
— Дежурившие у дверей Мальгус и Ормо были убиты попаданием арбалетных стрел: в горло — Мальтусу, Ормо — в сердце. Произошло проникновение посторонних в кабинет. И опять не без колдовства.
— Да?
— Осмотр тел Мальгуса и Ормо у места происшествия показал, что стрелы вошли в обоих одновременно. Значит, стреляли разом из двух арбалетов. Но все прочие следы указывают на то, что убийца, он же вор, действовал у кабинета один. Не в каждой же руке у него было по арбалету!
— Почему нет?
— Не встречал я таких, высокочтимый сенатор, кто так метко палил бы с двух рук. Если б такой объявился поблизости, дошли бы до меня слухи…
— Понятно… Деливио! — Сенатор впервые за весь разговор сменил позу: сцепил руки в замок на коленях, переместил взгляд с подчиненного на мозаичный пол перед ним. — Разумеется, вина за случившееся целиком и полностью лежит на начальнике стражи. На тебе. Твой недосмотр. Колдовство, не колдовство — значения не имеет. Надо выстраивать охрану так, чтобы учитывать и колдовство. Заметь на будущее, если останешься начальником стражи.
Сенатор взглянул на Деливио.
— Да, да, не поднимай удивленно брови. У тебя есть возможность сохранить должность за собой. В конце концов, любой человек может совершить ошибку. Главное — вовремя суметь поправить дело.
Сенатор вновь вперил взгляд в пол.
— Из кабинета похищено несколько пергаментных свитков, представляющих огромную важность для всей Коринфии. Найди похитителей, верни документы — и ты прощен. Я временно отстраняю тебя от обязанностей начальника стражи. Бери кого и сколько хочешь из своих людей и — на поиски. Но запомни: никто не должен прочесть ни строчки из этих документов. Ты тоже. Городскую стражу к этому делу не привлекай. У нее и без того забот хватает с этим Аффендосом, да и содержание украденных документов слишком важно для того, чтобы какая-то солдатня узнала его. И еще: того, кто забрался в хранилище изваяний, можешь убить; того, кто побывал в моем кабинете, желательно доставить живым. Желательно — но необязательно. Ступай, Деливио! Ежедневно утром и вечером докладывать мне, как обстоят дела. Иди.
Сенатор Моравиус остался один. Было над чем подумать.
Например, над следующим: это были не обыкновенные воры. Вор обыкновенный позарился бы на золотые безделушки, коими полон кабинет, — и все. Эти же захватили то, что на базаре не перепродашь. Знающий человек сумеет в украденных документах отыскать ниточку ко второй, тайной стороне деятельности Моравиуса. И тогда сенатору наступит конец. Не-ет, скорее небо упадет на землю, чем я поверю, что то были обыкновенные воры. Но кто? — вот вопрос… И — кроме того: зачем ворам понадобилось красть что-то в хранилище изваяний, если шли они за документами? Может быть, стоило сказать Деливио, что бородатый злоумышленник все-таки прихватил с собой из хранилища изваяний костяную статуэтку, которую Моравиус купил за бешеные деньги у дарфарского путешественника по Черным Королевствам?..
Глава V
Кальвия обожала покупать мужчин. Недостатка в средствах она не испытывала. Супруг ее, сенатор Моравиус, обеднеет не скоро — не так уж просто превратиться из самого влиятельного и богатого человека города в нищего старика, лишившегося связей и накоплений. Правда, не все считали сорокалетнего сенатора стариком. Наоборот, многие его ровесники завидовали сохранившему юношескую стройность, бодрость и пышную шевелюру Моравиусу. Еще полный сил вельможа неутомимо, почти каждую ночь (если не отрывали дела) осыпал двадцатилетнюю жену супружескими нежностями. Почти каждую — если на месте супруги была именно супруга, а не ее сестра. Но Кальвии все ж таки не хватало ласк мужа, скоропреходящих, не рассыпающихся фейерверком разнообразия. Разнообразие — вот чего более всего остального хотелось молодой красавице. Многообразия форм, размеров, темпераментов, фантазий, возрастов, цветов кожи… Да, в конце концов, риска, опасности тоже! Короче говоря, сенатора было мало.
Но зачем покупать мужчин, когда ее тело бесплатно отыскало бы столько ублажителей, сколь пожелало из числа друзей-приятелей мужа, из молодых повес высшего света общества, из солдат и слуг, в конце концов? Ответ на этот вопрос знали двое: сама Кальвия и ее сестра Рохана. В доме последней все самое главное и происходило. В огромном особняке в квартале, где проживала знать Конверума, в родовом гнезде семьи Грассов. Семьи, которая со смертью последней из сестер-близняшек перестанет существовать.
Род Грассов занял прочное положение среди самых уважаемых и богатых аристократических семей Коринфии двести лет назад — как раз тогда, когда началось строительство Дороги Королей, что сейчас тянется от Западного Океана до моря Вилайет. С тех пор, пройдя через годы, а вместе с ними через войны, распри, перевороты, восстания, интриги поколения Грассов не упустили богатства, знатности, заметного положения и влияния в обществе. Видимо, благодаря тому, что семейные традиции предписывали мужчинам не ввязываться в политические дрязги, не забираться слишком высоко, стремиться не править, но служить. И продолжатели фамилии следовали заповедям рода. Редки были случаи отхода от заветов родоначальников, и ослушники, без исключений, заканчивали трагически, что служило поучительным примером для новых поколений Грассов. А женская линия семьи… Впрочем, что женщины? Женщины фамилию не продолжают, в политику не лезут, позорят лишь своих мужей, наставляя им рога, а ежели до замужества бывают замешаны в чем-то непозволительном, то делают хуже только себе, лишая себя возможности стать чьей-нибудь женой…
Кальвия была не из таких. Ну, по крайней мере, никто не смог уличить ее ни в чем таком позорящем семью. А те, кто мог, почему-то исчезали без следа. С недавних пор.
Отец девочек-близнецов, патриций Хогист Грасс, не терял надежды обзавестись наследником. Ему исполнилось всего сорок семь, пять лет назад прокатившаяся по городу эпидемия унесла жизнь его жены, матери девочек, но он собирался жениться во второй раз. Год назад, удачно выдав замуж одну из дочерей за сенатора Моравиуса, он уже было подыскал партию и себе, как вдруг в одночасье рухнуло древо рода Грассов.
Хогист и пятеро сопровождавших его слуг не вернулись с загородной верховой прогулки. Высланный на утро следующего дня отряд городской стражи возвратился ни с чем. Целую неделю старательно прочесывали окрестности Конверума поисковые отряды, Безрезультатно. Ничего, никаких намеков на то, где именно и что именно произошло с Хогистом и его слугами. Решили, что, по всей вероятности, они стали жертвами нападения шайки разбойников, которая тщательно замела все следы преступления. Оставалась надежда, что, может быть, патриция взяли в плен и будут требовать выкуп. Прошел год — о Хогисте никаких известий. И уже никто в городе не сомневался, что его нет в живых. Одна лишь Кальвия знала, что с ним сталось. Знала — но молчала.
Отчим домом и состоянием теперь распоряжалась Рохана, а Кальвия помогала ей. И семейное достояние сестры расходовали весьма своеобразно.
Прихоть родилась в курчавой головке Роханы и со временем для обеих женщин превратилась во всеподчиняющую страсть. Покупать мужчин, властелинов мира, самодовольных, переполненных сознанием собственной значимости, врущих друг другу о своих подвигах и успехах, — было пьяняще, увлекающе, засасывающе прекрасно. Эти петушащиеся создания не хуже распоследних шлюх, за звонкую монету выполняли все сумасбродные капризы молодых патрицианок. У каждого мужчины, конечно, была своя цена, но цена была у каждого. Продавались все. Даже богатые и знатные, которые убеждали себя, что сами от скуки нашли это приключение, брали, в конце концов, щедрую плату.
Поисками новых «игрушек» занималась Рохана, которая, в отличие от сестры, все свое время тратила по собственному усмотрению. Обрядившись в простое платье, незамужняя патрицианка выходила в город «на охоту». За ней, держась чуть поодаль, неотступно следовали два телохранителя, верные слуги, которых Кальвия подарила сестре на последний день рождения. Выбрав очередного самца, Рохана находила случай поговорить наедине. Представлялась служанкой одинокой знатной дамы, покупающей удовольствия, и начинала торг. Обычно — быстро договаривались. После уславливались о свидании. В назначенное время «покупку» встречали те самые слуги и тайно препровождали, обставляя все так, чтоб избранник госпожи никогда не нашел бы дорогу в тот дом, не смог бы даже определить район города, где тот дом стоит. В спальных покоях с глаз приведенного мужчины снимали непроницаемую повязку, и первым, что он видел перед собой после довольно продолжительной тьмы, были черные шелка простынь на необъятных размерах кровати. Незамедлительно появлялась таинственная заказчица; оберегая таинственность, лицо ее закрывала матерчатая маска. Одежда, облегающая соблазнительные формы, каждый раз была различной и зависела от женского настроения в этот день: от полного отсутствия на теле покровов и украшений до платьев самых модных фасонов и парада драгоценностей от шеи до щиколоток.
Кто первой выходит к гостю — заведенного порядка не было. Перед глазами доставленного мужчины возникала одна из стройнотелых сестер, а другая в этот момент устраивалась у смотрового глазка в стене, чтобы из соседней комнаты наблюдать за происходящим. Позже вторая сестра присоединялась к первой в спальне, или они менялись местами… или все заканчивалось довольно быстро. Течение вечера в доме Грассов находилось в руках близняшек и направлялось их капризами. Если же мужская особь вдруг выказывала строптивость, или же, чего доброго, в распаленном страстью самце пробуждалось звериная злоба и он пытался обойтись со своей покупательницей жестоко, то за дверьми спальни дежурили, готовые ворваться внутрь по первому зову, два дюжих вооруженных телохранителя. Да, иногда сестрам приходилось прибегать к их помощи, и тогда зарвавшимся «приобретениям» было уже не до огорчения по поводу неполученной платы, а оставалось лишь радоваться, что сохранили жизнь и не все кости переломаны. Ну а те, кто осмеливался сорвать маску (находились и такие), — те отправлялись прямиком на Серые Равнины.
На черных шелковых простынях отпечатывались очертания мускулистой плоти зрелых мужчин; черный шелк ощущал прикосновения незаматеревших мальчишеских тел, когда сестры вводили еще одно юное создание в мир сладострастных наслаждений;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28