на черных простынях исполняли свою победную песнь старики, берущие если не пылом, то опытом и желанием угодить. Конечно, чаще прочих взбивали черные простыни на широченной кровати неутомимые юноши, которые порой не отказались бы от участия в забавах и третьей столь же прелестной телом чаровницы, буде такая нашлась бы неподалеку.
Обеим сестрам нравились эти ночные забавы. Незамужняя Рохана, предложившая эту игру, находила в ней новые острые ощущения и способ времяпрепровождения, а Кальвия… трудно сказать, зачем рисковала замужняя Кальвия. Ведь были у нее и другие, не менее рискованные и опасные дела! Однако, когда появлялся очередной самец, она забывала обо всех своих проблемах и, не заботясь о репутации, хотя и соблюдая осторожность, с головой бросалась в омут прелюбодеяния. Она же и предложила сестре изредка (когда того требовали от нее обстоятельства) меняться местами — Рохана одевалась в платье Кальвин и играла и подчистую, вплоть до постели, вживалась в роль жены Моравиуса, а Кальвия отправлялась в отчий дом и изображала из себя одинокую патрицианку Рохану… Что характерно, сам сенатор ни разу и не заметил подмены.
Рохана была в восторге от этой затеи. Кальвия тоже радовалась — в качестве верной жены Моравиуса ей было весьма затруднительно заправлять прочими делами.
* * *
Совершая обычную «охотничью» прогулку, Рохана заглянула в заведение, куда не то что патрицианка, а просто порядочная женщина побоялась бы зайти. Однако следом за небогато одетой девушкой, из украшений имеющей лишь дешевый медный браслет да блеклое костяное ожерелье, в трактир ввалились двое хмурых мускулистых молодца. На скособоченной вывеске над входом значилось: «Червивая груша». Обыкновенно в своих поисках мужчин патрицианка старалась избегать слишком уж богатых кварталов — ведь, невзирая на то что она изменяла прическу, накидывала на голову капюшон, а лицо прикрывала полой плаща, ее мог узнать какой-нибудь излишне внимательный представитель местной знати, и тогда все пошло бы прахом…
Троица уселась за один стол, заказала немного вина, немного закуски и больше ела, пила и глядела по сторонам, нежели разговаривала.
Увидев за столом, задвинутым в темный угол, черноволосого гиганта с волевым лицом и пронзительно-голубыми глазами, молодая патрицианка ощутила, как по животу прокатилась горячая волна, а сердце гулко забухало у самого горла. И тут же сделала свой выбор. Да, она хочет именно его. Другие пусть подождут. Сестрице Кальвии этот экземпляр тоже несомненно придется по вкусу — хотя вчерашним вечером, обговаривая предстоящую «покупку», двойняшки сошлись на том, что в этот раз они желают самца пожилого, худощавого и немногословного. (Дело в том, что восемь дней назад сестры «пригласили» в дом чужестранца — щупленького низкорослого старичка с длинными седыми волосами, заплетенными в тонкую косицу, гостя из далекого, загадочного Кхитая. Первоначальные сомнения Кальвии и Роханы в его мужской состоятельности развеялись, как дымок на сильном ветру, — ночь напролет молчаливый и с виду хилый старичок не давал обеим покоя, утомил их чуть ли не до обморока и сам угомонился лишь к полудню; и все последующие восемь дней сестрицы ходили точно во сне, не в силах избавиться от сладостных воспоминаний о волшебно безумной, небывалой ночи.)
Мужчина за столом в углу, лет двадцати на вид, а то и меньше, был всецело поглощен беседой с рыжеволосым приятелем, сидевшим спиной к Рохане и ее телохранителям. Патрицианка, с трудом оторвав от своего избранника полный вожделения взгляд, повернулась к телохранителям и негромко произнесла:
— Черноволосый здоровяк в углу. Что скажешь, Дарк?
Тот, кого назвали Дарком, мельком глянул в сторону беседующих мужчин.
— Нездешний, — сейчас же определил он. — Вроде бы откуда-то с севера. Варвар, короче. Небогатый. Судя по одежке. Либо вор, либо наемник. Раз сидит в этой дыре. За деньги на все пойдет. Я так думаю.
Немногословен он был, этот коренастый крепыш с тяжелой челюстью, скошенным лбом и кустистыми бровями, из-под которых холодно и злобно сверкали маленькие, проницательные глазки.
— А ты что думаешь, Томак? — обратилась Рохана к его коллеге. Тот, в противоположность Дарку, был высок и жилист; бесхитростный, наивный взор его водянисто-голубых глаз наводил стороннего человека на мысль о нерешительности, даже трусоватости их обладателя — что частенько оборачивалось для него, стороннего человека, выбитыми зубами, переломанными костями… или путешествием на Серые Равнины.
Томак искоса посмотрел на парочку мужчин.
— Точно, нездешний. С севера, — медленно проговорил он. — Но живет тут, в «Груше», — комнату, должно быть, снимает. Вишь, как по-хозяйски развалился на лавке. Посетители с улицы себя скромнее ведут, а на того, кто специально нарывается, он не похож. А вот второй — явно местный; пришел, конечно, к черноволосому в гости: сидит на краешке, старается выглядеть неприметно… На встречу старых друзей непохоже. Наверное, о деле пришел поговорить. Скользкий тип. Беседуют спокойно, серьезно, тихо — чтоб никто не услыхал. И вряд ли дело это законное, иначе не стали бы они в этом гадюшнике торчать. Сидят уже давно — шесть пустых кружек на столе. Все.
Рохана удовлетворенно кивнула и приготовилась к ожиданию. Что-что, а караулить лакомую добычу она умела. Молчали и ее телохранители.
Ждать, к счастью, пришлось недолго. Едва она пригубила второй глиняный кубок легкого вина, как мужчины за угловым столом, очевидно о чем-то договорившись, ударили по рукам; рыжий вышел из-за стола и, по привычке прикрывая лицо поднятым воротником потертого кожаного плаща до пят, поспешил к выходу. Оставшись один, гигант заказал еще одну кружку и принялся задумчиво прихлебывать вино.
Рохана не спеша встала и с кубком в руке пересела за стол черноволосого.
Дикарь посмотрел на нее и выжидательно поднял брови.
— Доброго дня тебе, благородный незнакомец, — улыбнулась Рохана как можно более открыто и ласково из-под надвинутого капюшона.
— И тебе того же, — осторожно ответствовал северянин.
— Я вижу, ты человек не местный, — продолжала женщина. — И, как я погляжу, ограничен в средствах. Скажи, права я или нет?
— Это смотря зачем ты спрашиваешь.
— Просто хочу предложить тебе работу. Тыльной стороной ладони черноволосый великан оттер капли вина с губ и усмехнулся.
— Сегодня, однако, урожайный день у меня… Впрочем, не обращай внимания. Так что за работа и сколько платят? Видишь ли, за что попало я не берусь.
— Платят… — Рохана быстро прикинула в уме: здоров, могуч, наверняка неуемен, как молодой бычок, с другой стороны — юный, глупый, нищий… — Ну, скажем, семьдесят золотых за ночь.
— Ага, значит, работа ночная, — тут же смекнул северянин, и Рохана прикусила язык. Этот дикарь не настолько туп, как показался на первый взгляд — не моргнув глазом, проглотил баснословную для него сумму, однако тут же понял, что дело не совсем, мягко говоря, обычное. — И что же я должен буду делать? Понимаешь, красавица, семьдесят золотых за ночь — цена немалая, и за такие деньги простую работенку не предложат…
— Ты чужестранец, — сказала патрицианка. — Молод, Диковат. Привлекателен. Хорошая фигура. Сильные руки. Волевое лицо. Таких трудно сыскать в нашем городе… Понимаешь, о чем я говорю?
Варвар тряхнул гривой иссиня-черных волос.
— Пока что-то не очень, красавица. Ты, никак, в цирке мне предлагаешь выступать? Ночью?..
Рохана вздохнула. При всей притягательности юного северянина, сообразительность его явно оставляла желать большего.
— Никаких цирков, чужеземец, — напрямую сообщила она. — Дела обстоят следующем образом. Моя госпожа, молодая богатая незамужняя женщина, желает побеседовать с тобой завтрашней ночью. И за эту беседу ты получишь семьдесят золотых. Так, я надеюсь, понятно?
Дикарь некоторое время молчал.
— Ага, — наконец произнес он — совершенно спокойным тоном, будто не райское наслаждение предлагала она, а тяжкий труд в каменоломнях. — Так понятно. Иными словами, твоя госпожа желает взять напрокат мое тело. На одну ночь, й за это я получу семьдесят золотых. Правильно?
Поколебавшись мгновение, Рохана кивнула. Нет, вовсе неглуп был этот варвар. Он сразу раскусил намерения сестер… Однако, вместо того чтобы немедля возбудиться от столь соблазнительного предложения и немедля на него согласиться, чертов дикарь еще смеет ухмыляться и таращиться на нее, патрицианку Рохану, самым бесстыжим образом!
— Знаешь, милая, — сказал он наконец. — Я не из тех, кто покупается на столь легкую приманку. Не верю я тебе, хоть ты тресни. Очень уж просто все получается: мне — наслаждение, мне же — награда за него… Нет, деточка, это не для меня. И, кроме того, на завтрашнюю ночь у меня уже запланировано одно дельце…
— Ты ж наемник, ты должен соглашаться на любую работу! — не сдержавшись, воскликнула она. — Тем более на столь приятную!
В глубине души Роханы постепенно поднимался гнев. И даже не фамильярное обращение «деточка» вывело ее из себя. До сих пор в столь соблазнительном и многообещающем предложении сестрам отказывали лишь те, кто, как мужчина, был совершенно беспомощен, или же те, кого женские ласки не интересовали вовсе — в отличие от ласк мужских… И патрицианка уже начала склоняться к какому-нибудь из этих мнений, когда рядом со столом неожиданно возникла пышнотелая девица и капризным голосом проканючила:
— Ну Ко-онан, ну ты же обеща-ал, что недолго! Мы с Карой уже заждались…
— Сейчас, сейчас, милые, — рассеянно ответил варвар. — Обговорю только кое-что с этой дамочкой.
— Противный Конан, ты уже новую девочку нашел! — надула пухлые губки девица. Повернулась к Рохане; глаза ее вдруг превратились в две узкие
щелочки. — Слышь, ты! — прошипела она сквозь зубы. — Здесь наше место. Проваливай из «Груши», а не то…
С каменным лицом служанка таинственной дамы медленно перевела взгляд на девицу, медленно же оглядела ее с ног до головы и тихо, но внятно проговорила:
— Кедляй отсюда, вычка оглатая, пока мои зохи тебя не оттурчили. Кинтарь мой. — Этой фразе (как и многим другим) научила ее сестра Кальвия, которая непонятно откуда знала плебейский язык не хуже общепринятого.
Конан не понял ни слова, но девица, очевидно, поняла прекрасно: щеки ее вспыхнули, она открыла было рот, чтобы достойно ответить… и так, с открытым ртом, исчезла — столь же неожиданно, сколь и появилась.
— Значит, тебя зовут Конан, — как ни в чем не бывало, продолжала Рохана. — И каков же будет твой окончательный ответ?
Киммериец не торопясь допил вино, со стуком поставил кружку на стол. Отер губы и посмотрел патрицианке в глаза. Ироничные искорки плясали в его глазах.
— Ты права, — с расстановкой произнес он. — Меня можно купить. Для выполнения какой-нибудь работы. Может быть, грязной. Сомнительной. Я не гордый. Я наемник. Я соглашусь на любую. Однако — зарабатывать на собственном удовольствии? Вот уж нет. Приятных моментов в этой жизни не так уж много, но оттого они становятся еще притягательнее. И я привык сам находить для себя развлечения. Ведь мясо собственноручно убитого на охоте кабана вкуснее, чем купленное в лавке, не так ли? Я не желаю просто получать наслаждение и просто получать за него плату. Поэтому мой окончательный ответ — нет. И покончим на этом. Загляни-ка лучше в Веселый переулок — там, насколько я знаю, найдутся толпы желающих. Прощай.
Северянин встал из-за стола, кинул на него несколько монет — за вино — и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, к спальным комнатам. Оставив кипящую гневом от задетого самолюбия женщину в одиночестве.
* * *
— Н-нет, — в сомнении проговорила Кальвия. Склонила голову набок, задумчиво пощипала нижнюю губу, прищурилась и наконец, решительно тряхнув очаровательной головкой, украшенной нимбом струящихся каштановых волос, повторила: — Нет, ни в коем случае. Слишком ярко. Я бы даже сказала, вызывающе ярко. Давайте-ка вон ту попробуем, синенькую.
Сняв со стены очередную драпировку, безропотные слуги развернули новый рулон материи — темно-синий габардин с вышитыми золотой нитью остроконечными звездами — и приладили его на место прежнего. Купец тканями обреченно топтался неподалеку — судя по всему, уже давно. Сенатора Моравиуса не было, государственные дела задержали его в здании Совета, на первом этаже охрана занималась укреплением дверей и ставень — после недавней кражи, а в это время мающаяся от безделья жена решила развлечь себя сменой драпировки в одной из бесчисленных комнат дома мужа.
— Так лучше, — заметила Кальвия. — Намного лучше, ты не находишь? — Она повернулась к сестре.
— Вот уж не знаю, — нетерпеливо ответила Рохана. — По мне так они все одинаковые. Все равно в эту комнату никто не заглядывает… Слушай, Кальвия, насчет этого варвара…
— Ровнее держите, ровнее! — прикрикнула сестра, вновь повернувшись к слугам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Обеим сестрам нравились эти ночные забавы. Незамужняя Рохана, предложившая эту игру, находила в ней новые острые ощущения и способ времяпрепровождения, а Кальвия… трудно сказать, зачем рисковала замужняя Кальвия. Ведь были у нее и другие, не менее рискованные и опасные дела! Однако, когда появлялся очередной самец, она забывала обо всех своих проблемах и, не заботясь о репутации, хотя и соблюдая осторожность, с головой бросалась в омут прелюбодеяния. Она же и предложила сестре изредка (когда того требовали от нее обстоятельства) меняться местами — Рохана одевалась в платье Кальвин и играла и подчистую, вплоть до постели, вживалась в роль жены Моравиуса, а Кальвия отправлялась в отчий дом и изображала из себя одинокую патрицианку Рохану… Что характерно, сам сенатор ни разу и не заметил подмены.
Рохана была в восторге от этой затеи. Кальвия тоже радовалась — в качестве верной жены Моравиуса ей было весьма затруднительно заправлять прочими делами.
* * *
Совершая обычную «охотничью» прогулку, Рохана заглянула в заведение, куда не то что патрицианка, а просто порядочная женщина побоялась бы зайти. Однако следом за небогато одетой девушкой, из украшений имеющей лишь дешевый медный браслет да блеклое костяное ожерелье, в трактир ввалились двое хмурых мускулистых молодца. На скособоченной вывеске над входом значилось: «Червивая груша». Обыкновенно в своих поисках мужчин патрицианка старалась избегать слишком уж богатых кварталов — ведь, невзирая на то что она изменяла прическу, накидывала на голову капюшон, а лицо прикрывала полой плаща, ее мог узнать какой-нибудь излишне внимательный представитель местной знати, и тогда все пошло бы прахом…
Троица уселась за один стол, заказала немного вина, немного закуски и больше ела, пила и глядела по сторонам, нежели разговаривала.
Увидев за столом, задвинутым в темный угол, черноволосого гиганта с волевым лицом и пронзительно-голубыми глазами, молодая патрицианка ощутила, как по животу прокатилась горячая волна, а сердце гулко забухало у самого горла. И тут же сделала свой выбор. Да, она хочет именно его. Другие пусть подождут. Сестрице Кальвии этот экземпляр тоже несомненно придется по вкусу — хотя вчерашним вечером, обговаривая предстоящую «покупку», двойняшки сошлись на том, что в этот раз они желают самца пожилого, худощавого и немногословного. (Дело в том, что восемь дней назад сестры «пригласили» в дом чужестранца — щупленького низкорослого старичка с длинными седыми волосами, заплетенными в тонкую косицу, гостя из далекого, загадочного Кхитая. Первоначальные сомнения Кальвии и Роханы в его мужской состоятельности развеялись, как дымок на сильном ветру, — ночь напролет молчаливый и с виду хилый старичок не давал обеим покоя, утомил их чуть ли не до обморока и сам угомонился лишь к полудню; и все последующие восемь дней сестрицы ходили точно во сне, не в силах избавиться от сладостных воспоминаний о волшебно безумной, небывалой ночи.)
Мужчина за столом в углу, лет двадцати на вид, а то и меньше, был всецело поглощен беседой с рыжеволосым приятелем, сидевшим спиной к Рохане и ее телохранителям. Патрицианка, с трудом оторвав от своего избранника полный вожделения взгляд, повернулась к телохранителям и негромко произнесла:
— Черноволосый здоровяк в углу. Что скажешь, Дарк?
Тот, кого назвали Дарком, мельком глянул в сторону беседующих мужчин.
— Нездешний, — сейчас же определил он. — Вроде бы откуда-то с севера. Варвар, короче. Небогатый. Судя по одежке. Либо вор, либо наемник. Раз сидит в этой дыре. За деньги на все пойдет. Я так думаю.
Немногословен он был, этот коренастый крепыш с тяжелой челюстью, скошенным лбом и кустистыми бровями, из-под которых холодно и злобно сверкали маленькие, проницательные глазки.
— А ты что думаешь, Томак? — обратилась Рохана к его коллеге. Тот, в противоположность Дарку, был высок и жилист; бесхитростный, наивный взор его водянисто-голубых глаз наводил стороннего человека на мысль о нерешительности, даже трусоватости их обладателя — что частенько оборачивалось для него, стороннего человека, выбитыми зубами, переломанными костями… или путешествием на Серые Равнины.
Томак искоса посмотрел на парочку мужчин.
— Точно, нездешний. С севера, — медленно проговорил он. — Но живет тут, в «Груше», — комнату, должно быть, снимает. Вишь, как по-хозяйски развалился на лавке. Посетители с улицы себя скромнее ведут, а на того, кто специально нарывается, он не похож. А вот второй — явно местный; пришел, конечно, к черноволосому в гости: сидит на краешке, старается выглядеть неприметно… На встречу старых друзей непохоже. Наверное, о деле пришел поговорить. Скользкий тип. Беседуют спокойно, серьезно, тихо — чтоб никто не услыхал. И вряд ли дело это законное, иначе не стали бы они в этом гадюшнике торчать. Сидят уже давно — шесть пустых кружек на столе. Все.
Рохана удовлетворенно кивнула и приготовилась к ожиданию. Что-что, а караулить лакомую добычу она умела. Молчали и ее телохранители.
Ждать, к счастью, пришлось недолго. Едва она пригубила второй глиняный кубок легкого вина, как мужчины за угловым столом, очевидно о чем-то договорившись, ударили по рукам; рыжий вышел из-за стола и, по привычке прикрывая лицо поднятым воротником потертого кожаного плаща до пят, поспешил к выходу. Оставшись один, гигант заказал еще одну кружку и принялся задумчиво прихлебывать вино.
Рохана не спеша встала и с кубком в руке пересела за стол черноволосого.
Дикарь посмотрел на нее и выжидательно поднял брови.
— Доброго дня тебе, благородный незнакомец, — улыбнулась Рохана как можно более открыто и ласково из-под надвинутого капюшона.
— И тебе того же, — осторожно ответствовал северянин.
— Я вижу, ты человек не местный, — продолжала женщина. — И, как я погляжу, ограничен в средствах. Скажи, права я или нет?
— Это смотря зачем ты спрашиваешь.
— Просто хочу предложить тебе работу. Тыльной стороной ладони черноволосый великан оттер капли вина с губ и усмехнулся.
— Сегодня, однако, урожайный день у меня… Впрочем, не обращай внимания. Так что за работа и сколько платят? Видишь ли, за что попало я не берусь.
— Платят… — Рохана быстро прикинула в уме: здоров, могуч, наверняка неуемен, как молодой бычок, с другой стороны — юный, глупый, нищий… — Ну, скажем, семьдесят золотых за ночь.
— Ага, значит, работа ночная, — тут же смекнул северянин, и Рохана прикусила язык. Этот дикарь не настолько туп, как показался на первый взгляд — не моргнув глазом, проглотил баснословную для него сумму, однако тут же понял, что дело не совсем, мягко говоря, обычное. — И что же я должен буду делать? Понимаешь, красавица, семьдесят золотых за ночь — цена немалая, и за такие деньги простую работенку не предложат…
— Ты чужестранец, — сказала патрицианка. — Молод, Диковат. Привлекателен. Хорошая фигура. Сильные руки. Волевое лицо. Таких трудно сыскать в нашем городе… Понимаешь, о чем я говорю?
Варвар тряхнул гривой иссиня-черных волос.
— Пока что-то не очень, красавица. Ты, никак, в цирке мне предлагаешь выступать? Ночью?..
Рохана вздохнула. При всей притягательности юного северянина, сообразительность его явно оставляла желать большего.
— Никаких цирков, чужеземец, — напрямую сообщила она. — Дела обстоят следующем образом. Моя госпожа, молодая богатая незамужняя женщина, желает побеседовать с тобой завтрашней ночью. И за эту беседу ты получишь семьдесят золотых. Так, я надеюсь, понятно?
Дикарь некоторое время молчал.
— Ага, — наконец произнес он — совершенно спокойным тоном, будто не райское наслаждение предлагала она, а тяжкий труд в каменоломнях. — Так понятно. Иными словами, твоя госпожа желает взять напрокат мое тело. На одну ночь, й за это я получу семьдесят золотых. Правильно?
Поколебавшись мгновение, Рохана кивнула. Нет, вовсе неглуп был этот варвар. Он сразу раскусил намерения сестер… Однако, вместо того чтобы немедля возбудиться от столь соблазнительного предложения и немедля на него согласиться, чертов дикарь еще смеет ухмыляться и таращиться на нее, патрицианку Рохану, самым бесстыжим образом!
— Знаешь, милая, — сказал он наконец. — Я не из тех, кто покупается на столь легкую приманку. Не верю я тебе, хоть ты тресни. Очень уж просто все получается: мне — наслаждение, мне же — награда за него… Нет, деточка, это не для меня. И, кроме того, на завтрашнюю ночь у меня уже запланировано одно дельце…
— Ты ж наемник, ты должен соглашаться на любую работу! — не сдержавшись, воскликнула она. — Тем более на столь приятную!
В глубине души Роханы постепенно поднимался гнев. И даже не фамильярное обращение «деточка» вывело ее из себя. До сих пор в столь соблазнительном и многообещающем предложении сестрам отказывали лишь те, кто, как мужчина, был совершенно беспомощен, или же те, кого женские ласки не интересовали вовсе — в отличие от ласк мужских… И патрицианка уже начала склоняться к какому-нибудь из этих мнений, когда рядом со столом неожиданно возникла пышнотелая девица и капризным голосом проканючила:
— Ну Ко-онан, ну ты же обеща-ал, что недолго! Мы с Карой уже заждались…
— Сейчас, сейчас, милые, — рассеянно ответил варвар. — Обговорю только кое-что с этой дамочкой.
— Противный Конан, ты уже новую девочку нашел! — надула пухлые губки девица. Повернулась к Рохане; глаза ее вдруг превратились в две узкие
щелочки. — Слышь, ты! — прошипела она сквозь зубы. — Здесь наше место. Проваливай из «Груши», а не то…
С каменным лицом служанка таинственной дамы медленно перевела взгляд на девицу, медленно же оглядела ее с ног до головы и тихо, но внятно проговорила:
— Кедляй отсюда, вычка оглатая, пока мои зохи тебя не оттурчили. Кинтарь мой. — Этой фразе (как и многим другим) научила ее сестра Кальвия, которая непонятно откуда знала плебейский язык не хуже общепринятого.
Конан не понял ни слова, но девица, очевидно, поняла прекрасно: щеки ее вспыхнули, она открыла было рот, чтобы достойно ответить… и так, с открытым ртом, исчезла — столь же неожиданно, сколь и появилась.
— Значит, тебя зовут Конан, — как ни в чем не бывало, продолжала Рохана. — И каков же будет твой окончательный ответ?
Киммериец не торопясь допил вино, со стуком поставил кружку на стол. Отер губы и посмотрел патрицианке в глаза. Ироничные искорки плясали в его глазах.
— Ты права, — с расстановкой произнес он. — Меня можно купить. Для выполнения какой-нибудь работы. Может быть, грязной. Сомнительной. Я не гордый. Я наемник. Я соглашусь на любую. Однако — зарабатывать на собственном удовольствии? Вот уж нет. Приятных моментов в этой жизни не так уж много, но оттого они становятся еще притягательнее. И я привык сам находить для себя развлечения. Ведь мясо собственноручно убитого на охоте кабана вкуснее, чем купленное в лавке, не так ли? Я не желаю просто получать наслаждение и просто получать за него плату. Поэтому мой окончательный ответ — нет. И покончим на этом. Загляни-ка лучше в Веселый переулок — там, насколько я знаю, найдутся толпы желающих. Прощай.
Северянин встал из-за стола, кинул на него несколько монет — за вино — и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, к спальным комнатам. Оставив кипящую гневом от задетого самолюбия женщину в одиночестве.
* * *
— Н-нет, — в сомнении проговорила Кальвия. Склонила голову набок, задумчиво пощипала нижнюю губу, прищурилась и наконец, решительно тряхнув очаровательной головкой, украшенной нимбом струящихся каштановых волос, повторила: — Нет, ни в коем случае. Слишком ярко. Я бы даже сказала, вызывающе ярко. Давайте-ка вон ту попробуем, синенькую.
Сняв со стены очередную драпировку, безропотные слуги развернули новый рулон материи — темно-синий габардин с вышитыми золотой нитью остроконечными звездами — и приладили его на место прежнего. Купец тканями обреченно топтался неподалеку — судя по всему, уже давно. Сенатора Моравиуса не было, государственные дела задержали его в здании Совета, на первом этаже охрана занималась укреплением дверей и ставень — после недавней кражи, а в это время мающаяся от безделья жена решила развлечь себя сменой драпировки в одной из бесчисленных комнат дома мужа.
— Так лучше, — заметила Кальвия. — Намного лучше, ты не находишь? — Она повернулась к сестре.
— Вот уж не знаю, — нетерпеливо ответила Рохана. — По мне так они все одинаковые. Все равно в эту комнату никто не заглядывает… Слушай, Кальвия, насчет этого варвара…
— Ровнее держите, ровнее! — прикрикнула сестра, вновь повернувшись к слугам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28