Бобби Кларк спрыгнул на землю и обежал всех водителей по очереди. Потом, двигаясь за его головной машиной, они на скорости домчались до перекрестка и повернули на главную дорогу.
И снова снаряды стали падать рядом, потому что германские наблюдатели уже позаботились о том, чтобы перекресток хорошо простреливался. Как танцоры, идущие в затылок друг другу в танце конга, грузовики по извилистому маршруту переезжали с одной стороны на другую, чтобы избежать попадания в воронки от снарядов и столкновения с обломками уничтоженных повозок, мертвыми упряжными животными и брошенным снаряжением.
Едва выехав из-под обстрела, они сомкнули строй и устремились по дороге, ведущей вниз, в сторону городка. Когда проезжали мимо кладбища, Сантен заметила, что в зеленом медном шпиле зияет сквозная дыра.
Хотя она и высмотрела краем глаза верхние ветви тисового дерева на фамильном участке кладбища, могила Майкла с дороги была не видна.
— Вернемся ли мы когда-нибудь обратно, Анна? Я пообещала Майклу…
— Конечно, вернемся. Куда же еще нам ехать? — Голос Анны звучал грубо и прерывисто из-за горя и тряски.
Обе женщины провожали взглядом насквозь простреленный церковный шпиль и уродливый черный столб дыма, валившего в небо над лесом. Дым венчал погребальный костер, в котором горел их дом.
Колонна санитарных машин догнала хвост основной группы отступавших британских частей на окраине городка. Здесь военная полиция выставила на дороге временный заслон. Полицейские отправляли всех годных к службе военных для перегруппировки и создания запасной линии обороны и обыскивали транспортные средства в поисках дезертиров.
— Новая линия фронта держится, сержант? — спросил Бобби Кларк полицейского, который проверял его документы. — Можем мы сделать остановку в городке? Некоторые из моих пациентов…
Его прервал разрыв снаряда, ударившего в один из домиков у дороги. Они все еще находились в пределах досягаемости огня германских орудий.
— Трудно сказать, сэр. — Сержант вернул Бобби документы. — Будь я на вашем месте, ехал бы прямиком до главного базового госпиталя в Аррасе. Здесь будет немного неспокойно.
Итак, длинное и медленное отступление началось. Они стали частью сплошного потока, заполнившего дорогу впереди, насколько хватало глаз, и двигались мучительно-долгим шагом.
Санитарные машины рывком трогались с места, проезжали несколько ярдов и, уткнувшись во впереди идущий транспорт, снова тормозили и останавливались на время еще одного нескончаемого ожидания. Днем жара усиливалась, и дороги, которые еще недавно растекались в жидкой зимней грязи, превращались в пыль, напоминавшую тальк. Мухи налетели с окрестных ферм на запах крови бинтов и ползали по лицам раненых, лежавших на ярусах носилок, люди стонали и кричали, прося воды.
Анна и Сантен отправились попросить воды в одном из фермерских домов у дороги и нашли его уже покинутым. Они забрали ведра для молока и наполнили их из водокачки.
Женщины шли вдоль колонны, раздавая кружки с водой и обтирая лица тех, кто был в жару от ран. Помогали санитарам обмывать раненых и все время старались казаться веселыми и уверенными, давая то успокоение, на которое были способны, несмотря на собственное горе и тяжелую утрату.
К полуночи колонна прошла менее пяти миль, гул сражения все еще был слышен. В очередной раз заглушили моторы, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.
—Похоже, что наши сумели сдержать их у Морт Омм. — Бобби Кларк остановился рядом с Сантен. — Теперь, должно быть, можно будет остановиться на ночлег. — Он внимательно вгляделся в лицо солдата, за которым в тот момент ухаживала девушка. — Видит Бог, эти бедолаги долго не выдержат. Они нуждаются в пище и отдыхе. За следующим поворотом есть ферма с большим амбаром. Ее еще никто не занял — мы захватим ее.
Анна извлекла из своего мешка связку лука и добавила его для вкуса и запаха в тушеное блюдо из мясных консервов, которое приготовила на костре. Раздали тушенку, галеты и крепкий чай — все это получили с продовольственных машин, стоявших в колонне.
Сантен кормила солдат, которые были слишком слабы, чтобы есть самостоятельно, а потом помогала санитарам менять бинты и повязки. Жара и пыль сделали все самое худшее, многие раны воспалились и начали гноиться.
После полуночи Сантен выскользнула из амбара и пошла к водокачке во дворе. Она была грязной и потной, очень хотелось помыться и переодеться в чистую, свежевыглаженную одежду. Уединиться для этого не было возможности, а те немногие вещи, что упакованы в саквояж, нужно хранить, ибо теперь это вся ее одежда. Сбросила нижнюю юбку и панталоны и выстирала их под краном, потом отжала и повесила на калитку, сама умылась холодной водой.
Сантен дала ночному ветерку осушить кожу и натянула еще сырое нижнее белье. Лишь расчесав волосы, почувствовала себя немного лучше, хотя глаза все еще щипало, они слегка опухли от дыма. Тяжесть горя, словно камень на груди, и безумная физическая усталость сделали ее ноги и руки тяжелыми. Видения пережитого — отец в дыму, белый жеребец, лежащий на траве, — возникали перед ней снова и снова, но она оградила себя от этих мысленных образов.
— Хватит, — сказала вслух, прислоняясь к дворовой калитке. — На сегодня хватит, я поплачу завтра.
— Завтра может и не наступить. — Голос на ломаном французском ответил из темноты, и это заставило Сантен вздрогнуть.
— Бобби?
Она увидела тлевший огонек его сигареты, он вышел из тени и прислонился к калитке подле нее.
— Вы — поразительная девушка, — продолжил по-английски. — У меня шесть сестер, но я никогда не встречал такой девушки, как вы. Между прочим, я встречал чертовски мало парней, которые могли бы быть вам под стать.
Сантен молчала. Когда Бобби затянулся сигаретой, при свете ее огонька рассмотрела его лицо. Он был красив и почти одного возраста с Майклом. Полные и чувственные губы придавали лицу кротость, которую прежде она не заметила.
— Послушайте, — его вдруг смутило ее молчание, — вы ведь не возражаете, что я разговариваю с вами, а? Я оставлю вас в покое, если вам так больше нравится.
Девушка покачала головой.
— Я не возражаю.
Какое-то время они молчали, Бобби попыхивал сигаретой, оба слушали доносившийся издалека шум битвы и иногда звучавшие в амбаре тихие стоны кого-то из раненых.
Затем Сантен повернулась к нему и спросила:
— Вы помните молодого летчика в шато, когда вы туда впервые приехали?
— Да. Того, что был с обожженной рукой. Напомните, как его звали… Эндрю?
— Нет, то был его друг.
— Дикий шотландец… да, конечно.
— Летчика звали Мишель.
— Я помню их обоих. Что с ними сталось?
— Мишель и я должны были пожениться, но он погиб…
Бобби был человеком незнакомым и добрым, Сантен не смогла больше сдерживать свои чувства и разговорилась. На странном английском рассказала о Мишеле, о планах жить в Африке, поведала об отце, о переменах, что произошли с ним после смерти матери, о том, как она, Сантен, старалась присматривать за стариком и пыталась сделать все, чтобы он не пил так много. Затем описала то, что произошло утром в горевшем шато.
— Иногда я думаю, что именно этого папа желал. По-своему устал от жизни. Захотелось умереть, чтобы снова быть с мамой. Но теперь и его, и Мишеля больше нет. У меня никого не осталось.
Когда она наконец закончила рассказ, то почувствовала себя опустошенной и усталой, тихо смирившейся со своей судьбой.
— Да, вы и правда прошли через ужасные муки. — Бобби протянул руку и сжал ее предплечье. — Жаль, что я не могу вам помочь.
— Вы уже помогли мне. Спасибо, Бобби.
— Я мог бы дать вам… немного настойки опия, вам надо выспаться.
Сантен почувствовала, что кровь застучала у нее в висках: страстное желание получить быстрое забвение, которое он ей предлагал, было столь сильным, что это напугало ее.
— Нет, — отказалась она с излишней выразительностью. — Со мной все будет в порядке. — Поежилась. — Мне холодно, и уже поздно. Еще раз благодарю за то, что выслушали меня.
Анна повесила одеяло в виде ширмы в конце амбара и сделала для них с Сантен матрас из соломы. Упав на него, девушка почти тотчас же заснула мертвым сном и пробудилась на рассвете в поту от нахлынувшей на нее неукротимой тошноты.
Еще не до конца проснувшись, пошатываясь и спотыкаясь, она вышла наружу и ухитрилась спрятаться за каменной стеной двора, прежде чем стошнило. А когда распрямилась и вытерла губы, прижимаясь к стене в поисках опоры, то обнаружила рядом с собой Бобби Кларка. На его лице появилось встревоженное выражение, он взял ее запястье и проверил пульс.
— Я думаю, мне лучше вас посмотреть.
— Нет. — Сантен почувствовала себя уязвленной. Это новое недомогание тревожило, ибо она всегда была здоровой и сильной. А вдруг врач обнаружит какую-нибудь ужасную болезнь?
— Я хорошо себя чувствую, правда. — Но он решительно повел ее за руку к санитарной машине на стоянке и опустил холщовые боковые шторки.
— Ложитесь туда, пожалуйста. — Бобби не обращал внимания на протесты и расстегнул ей блузку, чтобы прослушать грудь.
Его манера была такой требовательно-профессиональной, что Сантен больше не спорила и смиренно подчинилась, садясь, кашляя и дыша по указанию.
— А теперь я осмотрю вас. Вы хотите, чтобы ваша служанка присутствовала в качестве дуэньи?
Она безмолвно замотала головой.
— Пожалуйста, снимите ваши юбки.
Закончив осмотр, Бобби демонстративно медленно заворачивал свои инструменты обратно в полотенце и завязывал тесемки, пока Сантен приводила себя в порядок. Посмотрел на нее с таким особенным выражением лица, что она всполошилась.
— Это что-нибудь серьезное?
Врач покачал головой.
— Сантен, ваш жених погиб. Вы мне сказали об этом вчера вечером.
Она кивнула.
— Еще очень рано, чтобы говорить уверенно, очень рано… но я полагаю, что вам понадобится отец для ребенка, которого вы носите.
Ее руки взлетели к животу в непроизвольном защитном жесте.
— Я на самом деле знаю вас всего лишь несколько дней, но для меня это достаточно долгий срок, чтобы понять, что я полюбил вас. Я почел бы за честь… — Он умолк, так как Сантен не слушала.
— Мишель, — шептала она. — Ребенок Мишель. Я не все потеряла. У меня сохранилась частица его.
Сантен ела сандвич с ветчиной и сыром, который принесла Анна, с таким наслаждением, что та стала подозрительно рассматривать ее.
— Я сейчас чувствую себя намного лучше, — предвосхитила Сантен расспросы.
Они помогли накормить и подготовить раненых к дневному пути. Двое, находившиеся в критическом состоянии, умерли ночью, и санитары поспешно похоронили их в неглубоких могилах на краю поля. Машины тронулись и въехали в основной транспортный поток.
Заторы на дороге по сравнению с предыдущим днем уменьшились. Войска вышли из состояния бессмысленного замешательства и привели себя в подобие порядка. Транспорт по-прежнему ехал медленно, но с меньшим количеством остановок и фальстартов, а вдоль дороги были расположены созданные за ночь склады снабжения и передовые полевые штабы.
Во время остановки на окраине крошечной деревушки Сантен разглядела наполовину скрытые деревьями очертания самолетов, стоявших на краю виноградника. Она взобралась на подножку санитарного грузовика, чтобы лучше видеть их, и в это мгновение одно звено поднялось с поля и полетело низко над дорогой.
Сантен испытала сильное разочарование, обнаружив, что это не складные двухместные самолеты-разведчики «Де Хэвиленд», а некрасивые истребители СЕ-5а из эскадрильи Мишеля. Помахала им, и один из пилотов помахал в ответ.
Это несколько приободрило, и когда она вновь принялась за выполнение своих добровольных обязанностей, то почувствовала себя сильной и веселой, даже шутила с ранеными на своем плохом английском, а они принимали это с восторгом. Кто-то назвал ее «Солнышко», и прозвище быстро облетело санитарную колонну.
Бобби Кларк заметил, когда Сантен проходила мимо:
— Отличная работа, но не переусердствуйте.
— Со мной все будет хорошо. Не волнуйтесь обо мне.
— Ничего не могу с собой поделать. — Он понизил голос. — Вы думали о моем предложении? Когда вы дадите ответ?
— Не теперь, Бобби. — Она произносила имя с одинаковым ударением на каждом слоге — «Боб-бии», и всякий раз, когда говорила так, у него захватывало дух. — Обсудим позже, но вы очень gentil, очень добры.
Сейчас по дороге опять почти невозможно было проехать, так как резервные силы спешно перебрасывались на помощь тем, что занимали позиции на новой линии фронта близ Морт Омм. Бесконечные колонны войск с трудом тащились мимо, а в промежутках между рядами подпрыгивающих стальных касок двигались артиллерийские батареи и вереницы грузовиков обеспечения, нагруженные военным снаряжением.
Поступательное движение санитарных машин замерло: раз за разом им подавали сигналы съехать в поле или на боковую дорогу и долгие часы ждать, пропуская мимо свежие части и подразделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
И снова снаряды стали падать рядом, потому что германские наблюдатели уже позаботились о том, чтобы перекресток хорошо простреливался. Как танцоры, идущие в затылок друг другу в танце конга, грузовики по извилистому маршруту переезжали с одной стороны на другую, чтобы избежать попадания в воронки от снарядов и столкновения с обломками уничтоженных повозок, мертвыми упряжными животными и брошенным снаряжением.
Едва выехав из-под обстрела, они сомкнули строй и устремились по дороге, ведущей вниз, в сторону городка. Когда проезжали мимо кладбища, Сантен заметила, что в зеленом медном шпиле зияет сквозная дыра.
Хотя она и высмотрела краем глаза верхние ветви тисового дерева на фамильном участке кладбища, могила Майкла с дороги была не видна.
— Вернемся ли мы когда-нибудь обратно, Анна? Я пообещала Майклу…
— Конечно, вернемся. Куда же еще нам ехать? — Голос Анны звучал грубо и прерывисто из-за горя и тряски.
Обе женщины провожали взглядом насквозь простреленный церковный шпиль и уродливый черный столб дыма, валившего в небо над лесом. Дым венчал погребальный костер, в котором горел их дом.
Колонна санитарных машин догнала хвост основной группы отступавших британских частей на окраине городка. Здесь военная полиция выставила на дороге временный заслон. Полицейские отправляли всех годных к службе военных для перегруппировки и создания запасной линии обороны и обыскивали транспортные средства в поисках дезертиров.
— Новая линия фронта держится, сержант? — спросил Бобби Кларк полицейского, который проверял его документы. — Можем мы сделать остановку в городке? Некоторые из моих пациентов…
Его прервал разрыв снаряда, ударившего в один из домиков у дороги. Они все еще находились в пределах досягаемости огня германских орудий.
— Трудно сказать, сэр. — Сержант вернул Бобби документы. — Будь я на вашем месте, ехал бы прямиком до главного базового госпиталя в Аррасе. Здесь будет немного неспокойно.
Итак, длинное и медленное отступление началось. Они стали частью сплошного потока, заполнившего дорогу впереди, насколько хватало глаз, и двигались мучительно-долгим шагом.
Санитарные машины рывком трогались с места, проезжали несколько ярдов и, уткнувшись во впереди идущий транспорт, снова тормозили и останавливались на время еще одного нескончаемого ожидания. Днем жара усиливалась, и дороги, которые еще недавно растекались в жидкой зимней грязи, превращались в пыль, напоминавшую тальк. Мухи налетели с окрестных ферм на запах крови бинтов и ползали по лицам раненых, лежавших на ярусах носилок, люди стонали и кричали, прося воды.
Анна и Сантен отправились попросить воды в одном из фермерских домов у дороги и нашли его уже покинутым. Они забрали ведра для молока и наполнили их из водокачки.
Женщины шли вдоль колонны, раздавая кружки с водой и обтирая лица тех, кто был в жару от ран. Помогали санитарам обмывать раненых и все время старались казаться веселыми и уверенными, давая то успокоение, на которое были способны, несмотря на собственное горе и тяжелую утрату.
К полуночи колонна прошла менее пяти миль, гул сражения все еще был слышен. В очередной раз заглушили моторы, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.
—Похоже, что наши сумели сдержать их у Морт Омм. — Бобби Кларк остановился рядом с Сантен. — Теперь, должно быть, можно будет остановиться на ночлег. — Он внимательно вгляделся в лицо солдата, за которым в тот момент ухаживала девушка. — Видит Бог, эти бедолаги долго не выдержат. Они нуждаются в пище и отдыхе. За следующим поворотом есть ферма с большим амбаром. Ее еще никто не занял — мы захватим ее.
Анна извлекла из своего мешка связку лука и добавила его для вкуса и запаха в тушеное блюдо из мясных консервов, которое приготовила на костре. Раздали тушенку, галеты и крепкий чай — все это получили с продовольственных машин, стоявших в колонне.
Сантен кормила солдат, которые были слишком слабы, чтобы есть самостоятельно, а потом помогала санитарам менять бинты и повязки. Жара и пыль сделали все самое худшее, многие раны воспалились и начали гноиться.
После полуночи Сантен выскользнула из амбара и пошла к водокачке во дворе. Она была грязной и потной, очень хотелось помыться и переодеться в чистую, свежевыглаженную одежду. Уединиться для этого не было возможности, а те немногие вещи, что упакованы в саквояж, нужно хранить, ибо теперь это вся ее одежда. Сбросила нижнюю юбку и панталоны и выстирала их под краном, потом отжала и повесила на калитку, сама умылась холодной водой.
Сантен дала ночному ветерку осушить кожу и натянула еще сырое нижнее белье. Лишь расчесав волосы, почувствовала себя немного лучше, хотя глаза все еще щипало, они слегка опухли от дыма. Тяжесть горя, словно камень на груди, и безумная физическая усталость сделали ее ноги и руки тяжелыми. Видения пережитого — отец в дыму, белый жеребец, лежащий на траве, — возникали перед ней снова и снова, но она оградила себя от этих мысленных образов.
— Хватит, — сказала вслух, прислоняясь к дворовой калитке. — На сегодня хватит, я поплачу завтра.
— Завтра может и не наступить. — Голос на ломаном французском ответил из темноты, и это заставило Сантен вздрогнуть.
— Бобби?
Она увидела тлевший огонек его сигареты, он вышел из тени и прислонился к калитке подле нее.
— Вы — поразительная девушка, — продолжил по-английски. — У меня шесть сестер, но я никогда не встречал такой девушки, как вы. Между прочим, я встречал чертовски мало парней, которые могли бы быть вам под стать.
Сантен молчала. Когда Бобби затянулся сигаретой, при свете ее огонька рассмотрела его лицо. Он был красив и почти одного возраста с Майклом. Полные и чувственные губы придавали лицу кротость, которую прежде она не заметила.
— Послушайте, — его вдруг смутило ее молчание, — вы ведь не возражаете, что я разговариваю с вами, а? Я оставлю вас в покое, если вам так больше нравится.
Девушка покачала головой.
— Я не возражаю.
Какое-то время они молчали, Бобби попыхивал сигаретой, оба слушали доносившийся издалека шум битвы и иногда звучавшие в амбаре тихие стоны кого-то из раненых.
Затем Сантен повернулась к нему и спросила:
— Вы помните молодого летчика в шато, когда вы туда впервые приехали?
— Да. Того, что был с обожженной рукой. Напомните, как его звали… Эндрю?
— Нет, то был его друг.
— Дикий шотландец… да, конечно.
— Летчика звали Мишель.
— Я помню их обоих. Что с ними сталось?
— Мишель и я должны были пожениться, но он погиб…
Бобби был человеком незнакомым и добрым, Сантен не смогла больше сдерживать свои чувства и разговорилась. На странном английском рассказала о Мишеле, о планах жить в Африке, поведала об отце, о переменах, что произошли с ним после смерти матери, о том, как она, Сантен, старалась присматривать за стариком и пыталась сделать все, чтобы он не пил так много. Затем описала то, что произошло утром в горевшем шато.
— Иногда я думаю, что именно этого папа желал. По-своему устал от жизни. Захотелось умереть, чтобы снова быть с мамой. Но теперь и его, и Мишеля больше нет. У меня никого не осталось.
Когда она наконец закончила рассказ, то почувствовала себя опустошенной и усталой, тихо смирившейся со своей судьбой.
— Да, вы и правда прошли через ужасные муки. — Бобби протянул руку и сжал ее предплечье. — Жаль, что я не могу вам помочь.
— Вы уже помогли мне. Спасибо, Бобби.
— Я мог бы дать вам… немного настойки опия, вам надо выспаться.
Сантен почувствовала, что кровь застучала у нее в висках: страстное желание получить быстрое забвение, которое он ей предлагал, было столь сильным, что это напугало ее.
— Нет, — отказалась она с излишней выразительностью. — Со мной все будет в порядке. — Поежилась. — Мне холодно, и уже поздно. Еще раз благодарю за то, что выслушали меня.
Анна повесила одеяло в виде ширмы в конце амбара и сделала для них с Сантен матрас из соломы. Упав на него, девушка почти тотчас же заснула мертвым сном и пробудилась на рассвете в поту от нахлынувшей на нее неукротимой тошноты.
Еще не до конца проснувшись, пошатываясь и спотыкаясь, она вышла наружу и ухитрилась спрятаться за каменной стеной двора, прежде чем стошнило. А когда распрямилась и вытерла губы, прижимаясь к стене в поисках опоры, то обнаружила рядом с собой Бобби Кларка. На его лице появилось встревоженное выражение, он взял ее запястье и проверил пульс.
— Я думаю, мне лучше вас посмотреть.
— Нет. — Сантен почувствовала себя уязвленной. Это новое недомогание тревожило, ибо она всегда была здоровой и сильной. А вдруг врач обнаружит какую-нибудь ужасную болезнь?
— Я хорошо себя чувствую, правда. — Но он решительно повел ее за руку к санитарной машине на стоянке и опустил холщовые боковые шторки.
— Ложитесь туда, пожалуйста. — Бобби не обращал внимания на протесты и расстегнул ей блузку, чтобы прослушать грудь.
Его манера была такой требовательно-профессиональной, что Сантен больше не спорила и смиренно подчинилась, садясь, кашляя и дыша по указанию.
— А теперь я осмотрю вас. Вы хотите, чтобы ваша служанка присутствовала в качестве дуэньи?
Она безмолвно замотала головой.
— Пожалуйста, снимите ваши юбки.
Закончив осмотр, Бобби демонстративно медленно заворачивал свои инструменты обратно в полотенце и завязывал тесемки, пока Сантен приводила себя в порядок. Посмотрел на нее с таким особенным выражением лица, что она всполошилась.
— Это что-нибудь серьезное?
Врач покачал головой.
— Сантен, ваш жених погиб. Вы мне сказали об этом вчера вечером.
Она кивнула.
— Еще очень рано, чтобы говорить уверенно, очень рано… но я полагаю, что вам понадобится отец для ребенка, которого вы носите.
Ее руки взлетели к животу в непроизвольном защитном жесте.
— Я на самом деле знаю вас всего лишь несколько дней, но для меня это достаточно долгий срок, чтобы понять, что я полюбил вас. Я почел бы за честь… — Он умолк, так как Сантен не слушала.
— Мишель, — шептала она. — Ребенок Мишель. Я не все потеряла. У меня сохранилась частица его.
Сантен ела сандвич с ветчиной и сыром, который принесла Анна, с таким наслаждением, что та стала подозрительно рассматривать ее.
— Я сейчас чувствую себя намного лучше, — предвосхитила Сантен расспросы.
Они помогли накормить и подготовить раненых к дневному пути. Двое, находившиеся в критическом состоянии, умерли ночью, и санитары поспешно похоронили их в неглубоких могилах на краю поля. Машины тронулись и въехали в основной транспортный поток.
Заторы на дороге по сравнению с предыдущим днем уменьшились. Войска вышли из состояния бессмысленного замешательства и привели себя в подобие порядка. Транспорт по-прежнему ехал медленно, но с меньшим количеством остановок и фальстартов, а вдоль дороги были расположены созданные за ночь склады снабжения и передовые полевые штабы.
Во время остановки на окраине крошечной деревушки Сантен разглядела наполовину скрытые деревьями очертания самолетов, стоявших на краю виноградника. Она взобралась на подножку санитарного грузовика, чтобы лучше видеть их, и в это мгновение одно звено поднялось с поля и полетело низко над дорогой.
Сантен испытала сильное разочарование, обнаружив, что это не складные двухместные самолеты-разведчики «Де Хэвиленд», а некрасивые истребители СЕ-5а из эскадрильи Мишеля. Помахала им, и один из пилотов помахал в ответ.
Это несколько приободрило, и когда она вновь принялась за выполнение своих добровольных обязанностей, то почувствовала себя сильной и веселой, даже шутила с ранеными на своем плохом английском, а они принимали это с восторгом. Кто-то назвал ее «Солнышко», и прозвище быстро облетело санитарную колонну.
Бобби Кларк заметил, когда Сантен проходила мимо:
— Отличная работа, но не переусердствуйте.
— Со мной все будет хорошо. Не волнуйтесь обо мне.
— Ничего не могу с собой поделать. — Он понизил голос. — Вы думали о моем предложении? Когда вы дадите ответ?
— Не теперь, Бобби. — Она произносила имя с одинаковым ударением на каждом слоге — «Боб-бии», и всякий раз, когда говорила так, у него захватывало дух. — Обсудим позже, но вы очень gentil, очень добры.
Сейчас по дороге опять почти невозможно было проехать, так как резервные силы спешно перебрасывались на помощь тем, что занимали позиции на новой линии фронта близ Морт Омм. Бесконечные колонны войск с трудом тащились мимо, а в промежутках между рядами подпрыгивающих стальных касок двигались артиллерийские батареи и вереницы грузовиков обеспечения, нагруженные военным снаряжением.
Поступательное движение санитарных машин замерло: раз за разом им подавали сигналы съехать в поле или на боковую дорогу и долгие часы ждать, пропуская мимо свежие части и подразделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89