Сантен не обратила на нее внимания и улыбнулась Эндрю. Это заставило его прекратить свои подтрунивания и уставиться на девушку, потому что улыбка преобразила ее. Казалось, улыбка светится сквозь кожу, словно лампа сквозь алебастровый абажур, освещает зубы, сверкает в глазах, подобно солнечному свету в хрустальном сосуде с темным медом.
— Думаю, мне следует осмотреть нашего пациента. — Молодой армейский врач вывел всех из волшебного оцепенения и вышел было вперед, чтобы размотать бинты Майкла. Анна уловила его жест, даже не поняв слов, и стала между ними всей своей массой.
— Скажите ему, что, если он тронет мою работу, я сломаю ему руку.
— Ваши услуги, боюсь, не потребуются, — перевел Майкл врачу.
— Выпейте коньяку, — утешил его Эндрю. — Он неплох… совсем неплох.
— Вы землевладелец, милорд? — вкрадчиво спросил Эндрю граф. — Конечно же?
— Bien sur… — Эндрю сделал широкий жест, который должен был представить тысячи акров, и в то же самое время поднес свой стакан ближе к доктору, которому граф уже наливал коньяк. Граф наполнил и стакан Эндрю, и тот повторил: — Конечно, имение семьи — вы понимаете?
— Ах! — Единственный графский глаз заблестел, когда отец взглянул на свою дочь. — Ваша покойная жена оставила вас с четырьмя детьми? — Он не до конца понял, о чем говорилось ранее.
— Нет ни детей, ни жены — это все шутки моего веселого друга. — Эндрю указал на Майкла: — Он любит шутить. Дурно, по-английски.
— Ха! По-английски! — Граф расхохотался и хлопнул бы Майкла по плечу, если бы Сантен ни бросилась вперед защитить его от удара.
— Папа, осторожней! Он ранен.
— Вы останетесь на ленч — все, — заявил граф. — Вы убедитесь, милорд, что моя дочь — лучший кулинар в провинции.
— С Божьей помощью и моей, — раздраженно пробурчала Анна.
— Послушайте, мне кажется, что, наверное, мне следует возвращаться, — робко проговорил доктор. — Я чувствую себя в общем-то здесь лишним.
— Мы приглашены на ленч, — сказал ему Эндрю. — Выпейте коньяку, доктор.
— Не откажусь. — Доктор уступил без борьбы.
Граф объявил:
— Необходимо спуститься в погреба.
— Папа… — угрожающе начала Сантен.
— У нас гости! — Он показал ей пустую бутылку из-под коньяка, и она беспомощно пожала плечами.
— Милорд, вы поможете мне в выборе подходящих напитков?
— Почту за честь, господин граф.
Сантен задумчиво посмотрела на эту парочку, под руку спускавшуюся по лестнице.
— Он drole, этот ваш друг, и очень вам предан. Посмотрите, как бросился сюда вам на помощь и как пытается очаровать моего папу.
Майкл был удивлен силе своей неприязни к Эндрю в тот момент.
— Учуял коньяк, — тихо проговорил он. — Это — единственная причина его приезда.
— Но как же четверо детей и их мать? — требовательно спросила Анна. Она так же, как и граф, с трудом поняла беседу.
— Четыре матери, — объяснил Майкл. — Четверо детей, четыре разных матери.
— Многоженец! — Анну переполнили потрясение и обида, и лицо ее покраснело.
— Нет-нет, — заверил ее Майкл. — Вы слышали, как он отрицает это. Он — человек чести, он не совершит ничего подобного. Он не женат ни на одной из них.
Майкл не чувствовал ни малейшего угрызения совести, ему был необходим какой-то союзник в семье.
В этот момент счастливая пара вернулась из погребов, нагруженная черными бутылками.
— Пещера Алладина, — радовался Эндрю. — Граф позаботился, чтобы она была полна хороших напитков! — Он поставил полдюжины бутылок на кухонный стол перед Майклом: — Ты только посмотри! Все тридцатилетней выдержки! — Тут он внимательно вгляделся в Майкла: — Ты выглядишь ужасно, старик. Как будто и не жилец.
— Спасибо, — слабо улыбнулся ему Майкл. — Ты так добр.
— Это естественное братское беспокойство… — Эндрю, силясь откупорить одну из бутылок, понизил голос до заговорщического шепота. — Клянусь Богом, она потрясающе хороша! — Он взглянул в другую часть кухни, где женщины трудились над большим медным котлом. — Ты бы с удовольствием щупал ее, а не свои больные места, а?
Неприязнь Майкла к Эндрю вдруг переросла в ненависть.
— Я нахожу это замечание совершенно отвратительным, — сказал он. — Говорить так о молодой девушке, такой невинной, такой хорошей, такой… такой… — запнувшись, Майкл умолк, а Эндрю наклонил голову набок и с удивлением внимательно посмотрел на него:
— Майкл, старина, я опасаюсь, это значительно хуже, чем просто несколько ожогов и ссадин. Потребуется интенсивное лечение. — Он наполнил стакан. — Для начала я предписываю обильную дозу этого превосходного кларета!
Сидевший во главе стола граф извлек пробку из еще одной принесенной бутылки и вновь наполнил стакан врача.
— Тост! — закричал он. — За смятение в рядах проклятых бошей!
— A base boches! — закричали все, и как только за это выпили, граф положил руку на круглую повязку, закрывавшую пустую глазницу:
— Они сделали это со мной под Седаном в 1870-м. Они взяли мой глаз, но им пришлось дорого заплатить за это, дьяволам… Sacre bleu, как мы сражались! Тигры! Мы были сущие тигры…
— Полосатые коты! — отозвалась Анна из другого конца кухни.
— Ты ничего не знаешь о битвах и о войне; эти храбрые молодые люди — они знают, они понимают! Я пью за них! — И он щедро вознаградил себя вином, а затем громко спросил: — Так, а где же еда?
На ленч было аппетитное рагу из ветчины, колбасы и мозговых костей. Анна принесла миски с горячим рагу, а Сантен сложила на голый стол маленькие булки хрустящего свежего хлеба.
— Теперь расскажите нам, как идет сражение? — потребовал граф, разламывая хлеб и макая его в свою миску. — Когда закончится эта война?
— Давайте не будем портить хорошей трапезы, — отмахнулся от вопроса Эндрю, но граф, у которого на усах были крошки и соус, настаивал:
— Что слышно о новом наступлении союзников?
— Оно будет на западе, снова на Сомме. Именно там нам нужно прорвать германскую линию фронта.
Ответ прозвучал из уст Майкла; он говорил тихо и авторитетно, поэтому почти сразу же все внимание переключилось на него. Даже обе женщины отошли от печи, и Сантен скользнула на скамейку рядом с Майклом, серьезно глядя на него и пытаясь понять английскую речь.
— Откуда вы знаете все это? — перебил граф.
— Его дядя — генерал, — разъяснил Эндрю.
— Генерал! — Граф посмотрел на Майкла с еще большим интересом. — Сантен, разве ты не видишь, что наш гость испытывает затруднение?
И пока Анна бросала угрюмо-сердитые взгляды, Сантен наклонилась над миской Майкла и порезала мясо на удобного размера куски, чтобы он мог есть одной рукой.
— Дальше! Продолжайте! — подгонял граф Майкла. — Что дальше?
— Генерал Хейг создает справа опорный район. На этот раз он сумеет ударить немцам в тыл и уничтожит их передовые позиции.
— Ха! Значит, мы здесь в безопасности. — Граф потянулся за бутылкой кларета, но Майкл покачал головой:
— Боюсь, что нет, по крайней мере, не совсем. С этого участка фронта снимают резервные силы, оборону теперь вместо полков будут держать батальоны: все силы и средства, которые можно отсюда забрать, перемещают, чтобы они приняли участие в новом наступлении через Сомму.
Граф забеспокоился:
— Это преступная наглость: немцы, конечно же, пойдут в контрнаступление тут, чтобы попытаться уменьшить натиск на свои позиции в районе Соммы.
— Линия фронта здесь не удержится? — тревожно спросила Сантен и непроизвольно взглянула в окно. Отсюда были видны холмы на горизонте.
Майкл помедлил:
— О, я уверен, что мы сможем сдерживать их достаточно долго, особенно если битва на Сомме пойдет быстро и успешно, как мы предполагаем. Тогда натиск здесь быстро ослабнет, по мере того, как союзное наступление приведет к захвату немецкого тыла.
— Но что, если наступление сорвется и ситуация снова станет патовой? — тихо по-фламандски спросила Сантен.
Для девушки, да еще слабо владевшей английским, было нелегко сразу схватить суть. Майкл отнесся к ее вопросу с уважением, отвечая на африкаанс, словно говорил с мужчиной:
— Тогда натиск на нас будет велик, особенно потому, что у гуннов превосходство в воздухе. Мы можем снова потерять холмы. — Он сделал паузу и нахмурился: — Им придется вводить в бой резервы. Мы даже, может быть, будем вынуждены отступить вплоть до самого Арраса…
— Аррас! — У Сантен перехватило дыхание. — Это значит… — Она не договорила, но посмотрела вокруг, на свой дом, словно уже прощалась с ним. Аррас находился далеко в тылу.
Майкл кивнул:
— Когда начнется наступление, вы здесь будете в крайней опасности. С вашей стороны было бы благоразумнее покинуть шато и отправиться на юг, в Аррас или даже в Париж.
— Никогда! — вскричал граф, опять переходя на французский. — Де Тири никогда не отступает!
— Кроме как под Седаном, — пробурчала Анна, но граф не снизошел до того, чтобы выслушивать такие легкомысленные речи.
— Я буду стоять здесь, на своей собственной земле. — Он указал на древнюю винтовку системы «шаспо», что висела на кухонной стене: — Вот оружие, с которым я сражался под Седаном. Мы научили бошей бояться его. Они припомнят тот урок. Луи де Тири преподаст им его снова!
— За мужество! — воскликнул Эндрю. — Я поднимаю тост за вас. За французскую доблесть и триумф французского оружия!
Естественно, графу пришлось ответить тостом «За генерала Хейга и наших храбрых британских союзников!»
— Капитан Кортни — южноафриканец, — подчеркнул Эндрю. — Нам следует выпить и за них.
— Ах! — Граф с энтузиазмом откликнулся по-английски: — За генерала… Как зовут вашего дядю? За генерала Шона Кортни и его храбрых южноафриканцев!
— Этот джентльмен, — Эндрю показал на слегка осоловевшего и покачивавшегося рядом на скамье доктора, — офицер Королевской медицинской службы. Превосходной службы, достойной нашего тоста!
— За армейскую медицинскую службу Великобритании! — принял вызов граф, но когда потянулся за своим стаканом, тот задрожал прежде, чем он до него дотронулся; поверхность красного вина покрылась рябью. Граф замер, и все подняли головы.
Стекла кухонных окон задребезжали, и тут же раздался грохот артиллерийского залпа. Немецкие пушки снова начали свою охоту на холмах, злобствуя и лая, подобно диким собакам; и пока присутствующие молча прислушивались к орудийным раскатам, им представлялись страдания и мучения солдат в жидкой грязи окопов всего за несколько миль от того места, где они сидели в теплой кухне, насытив свои животы пищей и добрым вином.
Эндрю поднял стакан и мягко произнес:
— Выпьем за тех бедняг, там, в грязи. Пусть они выживут.
На этот раз даже Сантен отпила от стакана Майкла, и глаза ее наполнились слезами.
— Очень не хотел бы отравлять другим удовольствие, — молодой врач, пошатываясь, встал, — но этот артиллерийский огонь подает мне сигнал к работе: уже отправились в обратный путь, в тыл, санитарные машины.
Майкл попытался подняться вместе с ним и ухватился пальцами за край стола, чтобы удержаться на ногах.
— Я хотел бы поблагодарить вас, господин граф, — официально начал он, — за вашу учтивость… — Слово слетело с языка, и Майкл повторил его, но речь стала невнятной, куда-то пропал смысл того, о чем хотелось сказать. — Я приветствую вашу дочь, мадемуазель де Тири, 1'ange du bonheur… — Ноги подкосились, и Майкл стал мягко оседать.
— Он же ранен! — воскликнула Сантен, бросившись вперед и подхватив его прежде, чем оратор ударился об пол. Попыталась подставить ему свое худенькое плечо. — Помогите мне!
Эндрю, покачиваясь, двинулся ей на помощь, и вдвоем они наполовину вынесли, наполовину вытащили Майкла из кухонной двери.
— Осторожно, его больная рука, — сказала, задыхаясь под своей ношей, Сантен, когда они подняли Майкла, чтобы посадить в коляску мотоцикла. — Не делайте ему больно!
Майкл развалился на подбитом чем-то мягким сиденье с блаженной улыбкой на бледном лице.
— Мадемуазель, вы можете быть уверены, что у него, счастливца, вся боль уже позади. — Неверной походкой Эндрю обошел мотоцикл, чтобы сесть за руль.
— Подождите меня! — закричал доктор, когда они с графом, поддерживая друг друга и непроизвольно раскачиваясь из стороны в сторону, оторвались от дверного косяка и неуклюже стали спускаться по ступеням.
— Забирайтесь, — пригласил Эндрю и с третьей попытки завел свой «ариэль», испустивший рык и синий дым. Доктор вскарабкался на заднее сиденье, а граф засунул одну из двух бутылок кларета, которые были у него в руках, в боковой карман водителя.
— Это чтобы не замерзнуть, — объяснил он.
— Вы — достойнейшие из людей. — Эндрю отпустил сцепление, и «ариэль», взвизгнув, резко развернулся.
— Позаботьтесь о Майкле! — крикнула Сантен.
— Боже, моя капуста! — завопила Анна, увидев, как Эндрю поехал прямиком через огород.
— Able boches! — взвыл граф и в последний раз тайком приложился к другой бутылке кларета, прежде чем Сантен смогла забрать и ее, и ключи от погребов.
В конце длинной аллеи, ведущей от шато, Эндрю притормозил и, двигаясь на небольшой скорости, присоединился к маленькой жалкой процессии, просочившейся со стороны холмов и двигавшейся по грязной, изрезанной колеями главной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89