— Вставай! — велела бушменка. — Ты должна помочь ему. Вставай. Ты не можешь помочь малышу, если будешь лежать на спине!
И заставила Сантен сесть на корточки и широко раздвинуть колени, словно той надо было помочиться.
— Держись за дерево, чтобы не упасть. Вот так! — Она прижала ее руки к шершавой коре дерева, и Сантен, стеная, прислонилась головой к стволу.
— Ну, давай же! — Х-ани склонилась возле нее, обвив тело своими топкими, проворными руками.
— О-о, Х-ани! — Крик Сантен взлетел к небу.
— Давай! Я помогу тебе вытолкнуть его. — Старуха обняла еще крепче, и Сантен невольно привстала чуть ниже. — Тужься, Нэм Чайлд, сильнее! Сильнее! Тужься! — уговаривала Х-ани, чувствуя, как напряглись ее мышцы.
Но внутри что-то не пускало, как стена. Вцепившись в дерево, Сантен напряглась еще больше и издала стон, похожий на крик зверя. Препятствие чуть отодвинулось, но потом возникло опять.
— Х-ани! — кричала Сантен, и тоненькие руки сомкнулись вокруг нее; бушменка тоже причитала, напрягаясь вместе с ней. Сантен вдруг почувствовала, как в нее вливаются новые силы, словно электрический ток побежал по старенькому телу Х-ани и оно передало свои заряды.
— Еще разок, Нэм Чайлд! Он уже совсем близко, совсем близко. Ну же! Тужься сильнее, Нэм Чайлд.
Сантен напряглась из последних сил, стиснув рот и заскрипев зубами так, что, казалось, глаза выскочат из орбит. И тогда внутри что-то порвалось, обжигая пронзительной болью. Но у Сантен хватило сил еще на один судорожный выдох. Ребенок вдруг двинулся, резко толкнулся. Освобождая Сантен, из нее выскользнуло нечто огромное и невероятно тяжелое, и в ту же секунду Х-ани протянула руки, чтобы принять его и защитить.
Боль тут же отпустила, хотя тело дрожало, как в лихорадке. Но она была пуста, божественно пуста, будто из нее вытащили все внутренности.
Х-ани больше не обнимала ее, и, чтобы не упасть, Сантен вцепилась руками в древесный ствол, дыша глубоко и хрипло, обливаясь холодным потом.
А потом почувствовала, как что-то горячее, мокрое, скользкое заворочалось между ног, и, устало отстранившись от ствола дерева, посмотрела вниз. Из нее по-прежнему клубком свисали какие-то блестящие окровавленные трубки; привязанный к этим трубкам, опутанный ими, в красноватой луже на шкуре антилопы лежал младенец.
Он был совсем маленький. Сантен удивилась, до чего он был маленький, но дергал ручками и ножками, хватаясь за воздух и пинаясь. Лицо младенца было повернуто в другую сторону, но на головке она рассмотрела плотную шапочку из мокрых, прилепившихся к черепу черных кудрей.
Из-за спины между ногами показались руки старой женщины, которые подняли ребенка и забрали его. Сантен охватило пронзительное чувство, будто ее лишили чего-то самого драгоценного, но она была слишком слаба, чтобы протестовать. Потом пуповина тихонько задергалась, и Х-ани вручила ей ребенка, — в тот же миг раздался яростный и нетерпеливый вопль, такой, что сразу проник в самое сердце.
Смех Х-ани присоединился к сердитому реву, никогда еще Сантен не слышала от нее звуков, исполненных такой невообразимой радости.
— О-о, ты только послушай его, Нэм Чайлд! Он ревет, как настоящий львенок!
Привстав на ватных ногах, Сантен неуверенно шагнула перед собой, хотя мешала свисавшая пуповина, по-прежнему связывавшая ее единой нитью с младенцем. Мокрый красный комочек, с плотно сжатыми припухшими веками, пронзительно и гневно кричал в руках у Х-ани, широко открыв свой розовый беззубый рот.
— Мальчик, а, Х-ани?
— О, да, конечно, мальчик.
Кончиком указательного пальца она пощекотала крошечный пенис новорожденного, который тут же напрягся, словно подчеркивая этим свое недовольство, и выпустил в воздух мощную, изогнутую струю мочи.
— Смотри! Смотри! — Х-ани чуть не зашлась от смеха. — Он писает на этот мир! Все духи этого места станут мне свидетелями, клянусь, что сегодня родился на свет настоящий лев.
И передала орущего мальчика матери.
— Вычисти ему глазки и нос.
Сантен, как кошка, стала вылизывать сыну его крошечные припухшие веки, ноздри и рот, не нуждаясь больше ни в каких инструкциях.
А потом Х-ани снова забрала ребенка, руки ее двигались, как у опытного и хорошо знакомого с предстоящей процедурой человека. Мягкими, но крепкими белыми нитями, вытянутыми с внутренней стороны коры монгонго, она перевязала пуповину и отрезала ее молниеносным движением костяного ножа. Затем обмотала конец пуповины листьями дикой айвы, обладающими лечебными свойствами, и вправила ее на место.
Сидя на промокшей шкуре, измазанная собственной кровью, Сантен наблюдала за Х-ани блестевшими от счастья глазами.
— Ну вот, — проговорила довольная собой бушменка. — Теперь он готов к тому, чтобы его приложили к груди.
И положила мальчика на колени матери.
Сантен и ее сын нуждались в том, чтобы ими только чуть-чуть руководили. Нажав на сосок и выдавив из пего каплю молока, Х-ани дотронулась влажным кончиком до рта младенца, и он вцепился, как пиявка, громко зачмокав. Несколько мгновений Сантен не шевелилась, напуганная внезапной острой болью в животе, когда ребенок начал сосать, но боль быстро отступила, и она тут же забыла о ней, целиком и полностью завороженная тем невероятным существом, которое только что произвела на свет.
С необыкновенной нежностью развернула его кулачок, изумляясь совершенству каждого крошечного розового пальчика и каждого перламутрового ноготка размером с зернышко риса, а когда малыш вдруг на удивление крепко ухватился за ее палец, у Сантен сжалось сердце. Она поглаживала его влажные темные волосики, которые закручивались в колечки по мере того, как высыхали. Сантен оцепенела, увидев, как пульсирует кровь под тонкой мембраной, прикрывавшей незащищенное костью темечко.
Младенец перестал сосать и, умиротворенный, лежал у нее на руках, так что теперь можно было разглядеть его лицо. Малыш улыбался. За исключением припухших век, черты лица были ясно очерченными и правильными, а не сплюснутыми и неестественными, как у тех новорожденных, что ей доводилось видеть. Брови густые и высокие, нос прямой и крупный. Она мгновенно вспомнила Мишеля — нет, нос сына торчал еще более гордо, чем у Мишеля, напоминая, скорее, генерала Шона Кортни.
— Ну, конечно! — хмыкнула Сантен. — Вылитый нос Кортни.
В этот момент малыш поднатужился и испортил воздух, одновременно срыгнув, отчего капелька свернувшегося молока показалась в уголке рта, и начал снова ловить сосок, требовательно разевая ротик и крутя головой из стороны в сторону. Сантен приложила его к другой груди, направив сосок в беззубый рот.
Встав на колени, Х-ани вытирала шкуру, когда Сантен сморщилась от новой боли и из нее выскользнуло «место». Завернув все в широкие листья какого-то растения, Х-ани спрятала сверток в кору и направилась с ним в рощу.
А когда вернулась, ребенок спал на коленях матери, прижав ножки к надутому, как шарик, животику.
— Если ты позволишь, я приглашу О-хва. Он слышал крики новорожденного.
— О-о, конечно, зови его скорее. — Сантен совсем забыла о старике и теперь была счастлива, что может похвастаться своим восхитительным сокровищем.
О-хва приблизился, страшно смущаясь. Присел на корточках и чуть в стороне, как всякий мужчина полностью лишившись смелости перед таинством деторождения.
— Подойди, старейший, — подбодрила его Сантен, и О-хва запрыгал на корточках, остановившись возле спящего малыша и торжественно вглядываясь в него.
— Ну, что ты о нем думаешь? Станет он охотником? Таким же умелым и храбрым, как О-хва?
О-хва что-то прощелкал, растеряв вдруг все слова, лицо его сморщилось от необычайного волнения и стало похожим на мордочку пекинской собачки. В этот момент малыш ткнул ножкой и зевнул во сне. Старый бушмен разразился неудержимым счастливым смехом.
— Никогда не думал, что снова увижу такое, — засопел он с веселым видом, протянув руку и коснувшись крошечной розовой пяточки.
Малыш снова ткнул ножкой. Для О-хва это было уже чересчур. Он вскочил и начал танцевать. Шаркая и притопывая ногами, кружась вокруг матери и ребенка, сидевших на шкуре антилопы, танцевал и танцевал. Х-ани сумела выдержать лишь три круга, тоже вскочила на ноги и начала танцевать вместе с мужем, идя за ним вслед, уперев руки в узенькие бедра, припрыгивая, когда прыгал О-хва, покачивая выпиравшими ягодицами, замысловато притопывая ногами и подпевая.
Его стрелы будут долетать до звезд,
а когда мужчины будут произносить его имя,
будет слышно далеко вокруг…
И вслед за О-хва подхватила Х-ани:
И он будет находить хорошую воду всякий раз, когда он в пути, он будет находить хорошую воду.
О-хва топал и дергал ногами, потряхивал плечами.
Его острый взгляд будет находить дичь, когда остальные будут слепы.
Без всякого труда он будет идти по следу по скалам.
И будет находить хорошую воду,
на каждой стоянке у него будет хорошая вода.
Самые красивые девушки будут ему улыбаться и приходить на цыпочках к его костру ночью…
И Х-ани повторяла свой припев:
И он будет находить хорошую воду;
куда бы он ни пошел, он будет находить хорошую воду.
Бушмены благословляли ребенка, желая ему того, что было самым драгоценным в роду Санов. Сантен боялась, что сердце ее разорвется от любви к ним и к маленькому розовому комочку на коленях.
Когда наконец старики не могли больше ни петь, ни танцевать, они оба упали перед Сантен на колени.
— Как пра-пра-прародители ребенка, мы бы хотели дать ему имя, — тихо вымолвила Х-ани. — Это нам разрешается?
— Говори, старейшая. Говори, старейший.
Х-ани посмотрела на мужа, тот ободрительно кивнул.
— Мы назовем ребенка Шаса.
Глаза Сантен защипало от слез, ибо она поняла, что ей оказывают великую честь. Бушмены называли ребенка так, как называли самое драгоценное вещество во вселенной, имя которому «вода».
— Шаса — хорошая вода. Смахнув слезы, Сантен улыбнулась.
— Я нарекаю этого младенца Мишель Шаса де Тири Кортни, — тихо проговорила она, и каждый из стариков по очереди коснулся глаз и рта ребенка, благословляя его.
Сернистые минеральные воды подземного озера обладали поистине необычайными свойствами. Каждый день и вечер Сантен парилась в источнике, и все ее послеродовые травмы заживали чудесным образом. Конечно, сейчас она находилась в прекрасной физической форме, в теле не было ни грамма лишнего веса. То, что Шаса родился худенький и так легко, тоже было следствием ее здоровья. Кроме того, бушмены смотрели на акт рождения как на дело почти будничное. Х-ани не только сама не стала относиться к Сантен с большим вниманием, но и ей не советовала считать себя больной — хотя бы временно.
Хорошо тренированные молодые мускулы очень быстро обрели прежнюю упругость и силу. Кожа на животе совсем не растянулась и не висела складками, фигура Сантен осталась такой же поджарой и стройной, как и раньше. Только груди набухли молоком, которого хватало с избытком. Шаса рос и набирался сил, словно растение пустыни после дождя.
И конечно, сказывалось благотворное воздействие подземного источника.
— Удивительно, — рассказывала Х-ани, — но все кормящие матери, пившие эту воду, растили детей, у которых кости были крепкими-крепкими, а зубы сверкали, словно полированные. Таково благословение духов этого священного места.
Днем солнечные лучи пробивались сквозь одно из отверстий в потолке пещеры, целый сноп света падал вниз, и Сантен нравилось нежиться под ним, вдыхая горячий, наполненный паром воздух, пересекать бассейн вплавь и наблюдать за дрожавшим светлым кругом на воде.
Она погружалась в зеленую воду до самого подбородка и слушала, как во сне сопит и причмокивает Шаса. А тот, завернутый в шелковистую шкуру антилопы, лежал на выступе подле бассейна, и мать могла видеть его, слегка приподняв голову над водой.
Дно озера было сплошь усыпано камушками и галькой. Набрав несколько пригоршней, Сантен выставляла их на свет, получая от этого невероятное удовольствие, ибо камни были странными и необычайно красивыми. Среди них попадались радужный агат, обточенный водой и гладкий, как яйцо ласточки; нежно-голубые камни сардоникса с красными, розовыми или желтыми прожилками; светло-коричневая яшма и сердолик всевозможных оттенков; наконец, блестящий черный оникс и золотисто-переливчатый тигровый глаз.
— Я смастерю для Х-ани ожерелье! Это будет подарок от Шаса в благодарность за все, что они сделали для нас.
И начала собирать самые красивые камни, самой необычной формы.
«Мне нужен камень в середину, вокруг которого расположатся остальные», — решила Сантен. Набрав пригоршню со дна, промыла в воде, а потом разложила на свету и стала рассматривать, пока не наткнулась на то, что искала.
Это был абсолютно бесцветный камень, чистый и прозрачный, как вода, но когда в нем отразился луч света, он, словно волшебная радуга, засверкал изнутри всеми оттенками солнечного спектра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89