рука отпустила волосы. Тогда, к его облегчению и изумлению, нападавший развалился на куски, и Найл наконец смог его разглядеть. То, что лежало у его ног, казалось грязной кучей костей, воняющих, как отбросы с кладбища.
Вокруг него невидимые люди-хамелеоны сцепились с неизвестными, отвратительно пахнущими существами, которые бросались на мост, как птицы. Перед ним очутилось существо, покрытое седой шерстью; явно еще живое, оно вцепилось в свою невидимую добычу, словно наездник, приникший к лошади. Найл схватил его за волосы и дернул, затем издал возглас отвращения: волосы остались в его руке, с кусками гниющей плоти, по обнажившейся поверхности черепа ползали белые личинки.
В страхе, как бы его не столкнули с моста в бездну, Найл оглянулся на гигантскую фигуру тролля, чтобы увидеть, подвергся ли и он нападению. В этот момент сверкнула ослепительная вспышка, и воздух наполнился запахом озона. Тролль стоял, расставив ноги и вытянув вперед правую руку; раздался потрескивающий звук, и зигзаг новой молнии сорвался с конца его пальца, ударив в существо, которое только что приземлилось на скале. Оно словно взорвалось и исчезло, как пузырь, не оставив после себя ничего, кроме чего-то вроде пара, пахнувшего распадающейся плотью, - как будто повара на кухне во дворце Найла кипятили тухлое мясо. Тролль казался демоническим богом разрушения, сломанные зубы обнажились в ухмылке. Каждый раз, когда он протягивал пальцы, молния потрескивала в коротком взрыве, каждая длительностью в долю секунды. Одно из летящих существ было в нескольких шагах от Найла, когда тролль ударил по нему, и Найл почувствовал удар электрического разряда, а в лицо ударила волна мелких частиц, словно он угодил в песчаную бурю.
Менее, чем за минуту, все было кончено, и летающие существа исчезли. У Найла зловоние вызывало такое омерзение, что он чувствовал будто его вот-вот стошнит; прежде чем это случилось, он вспомнил про мыслеотражатель и быстро перевернул его под туникой, тут же взяв под контроль разум и подавив тошноту.
Теперь, когда он был в состоянии более близко рассмотреть груду останков нападавших, Найл понял, что они были не скелетами, а трупами, которые уже начали разлагаться. Их была дюжина или больше, на некоторых даже висели остатки одежды - грубая, серая материя которой подсказала Найлу, что это одежда рабов.
Найл почувствовал себя до странного истощенным, но поспешил вслед за людьми-хамелеонами, которые вновь обрели видимость. Через несколько минут они очутились на дальней стороне моста, на твердой почве. Там, к удивлению Найла, люди-хамелеоны попадали на землю, тяжело дыша. По крайней мере, они, похоже, были уверены, что нового нападения не последует. Без сомнения, причиной тому был тролль, стоявший рядом, как огромная, черная статуя.
Найл никогда не чувствовал себя настолько расстроенным из-за неспособности говорить со спутниками на человеческом языке. Он хотел знать о том, что произошло, и как разлагающиеся трупы рабов могли напасть на них.
Едва он сел, упершись лбом в колени, как его охватила непомерная усталость. Ему едва хватило сил сунуть руку под рубашку и повернуть мыслеотражатель. Зловоние смерти наполнило воздух, но он едва заметил это. На шее, там, где рука схватилась за нее, образовалась язва, то же было и с лодыжкой. И когда он взглянул на ногу, то увидел, что плоть раздулась и покрылась пузырьками, вроде как, наполненными кровью.. Он дотянулся до шеи, нащупал там такие же волдыри, и тогда инстинктивно понял, что его истощение было связано с этими пузырями.
Казалось, прошло лишь мгновение, как кто-то коснулся его плеча. Найл вскрикнул от неожиданности. Но это был лишь один из людей-хамелеонов. Найл понял, что он спал, но понятия не имел, как долго. Он все еще чувствовал себя утомленным, и жгучая боль на шее и в лодыжке превратилась в пульсирующую. Другие уже встали. Он поднялся на ноги и последовал за ними, поскольку все уже тронулись с места.
По крайней мере, поверхность дороги выровнялась, и теперь под ногами был серый, бархатистый мох. Над землей стелился туман, напомнивший Найлу о той ночи, когда он уходил из города жуков с другими спутниками в поисках Крепости. Это усиливало ощущение нереальности происходящего, возникшее из-за усталости. Но, судя по тому, что люди-хамелеоны двигались вперед с новыми силами, он предположил, что они уже близки к цели.
C четверть часа он на автомате следовал за людьми-хамелеонами, идущими впереди. Затем дорога начала подниматься и вывела их в узкую низину, окруженную голыми скалами, земля под ногами была гладкой, как поверхность дороги, хотя проход был настолько узким, что продвигаться можно было только цепочкой. Шедший впереди тролль испытывал некоторые трудности, втискивая на тропинку свои массивные ноги, сам он возвышался над наклонными стенами. Найл, понимая, что его постоянно дожидаются, встряхнулся и поднял голову. Они достигли конца подъема.
Долина закончилась, и свет, казалось, усиливался, как при рассвете. Они стояли на вершине плато над озером, простиравшимся между холмами на протяжении около двух миль. Даже если бы он был один, то Найл понял бы, что это озеро священно, хотя затруднился бы объяснить, почему.
По всей его длине, за исключением склона, на котором они стояли, холмы круто обрывались в черную неподвижную воду. Окажись это озеро на поверхности земли, оно отражало бы небо, каждое облачко, плывущее по нему, словно зеркало. Здесь же оно, казалось, отражало тайный смысл вещей.
Покидая дом в пустыне Северного Хайбада, Найл видел лишь два больших водоема: море и соленое озеро Теллам, и оба восхищали его. Но это озеро внушало священный трепет, словно говорило о некой непостижимой тайне. Это походило на какую-то глубинную вибрацию, которая заставляла его реагировать с большей интенсивностью, словно прислушиваясь. Это, казалось, затронуло даже тролля: он застыл, как большая, черная статуя, настолько неподвижно, что можно было решить, что он обратился в камень. Сам Найл был бы рад стоять там многие дни и часы; он чувствовал, как его поглощает спокойствие этого места, словно пустыня впитывает дождь.
Люди-хамелеоны, наконец, двинулись вниз по склону вслед за вожаком. Его поверхность была покрыта серым, бархатистым мхом, настолько гладким, что ступать приходилось с осторожностью. Найл заметил, что в самой крутой части склона вырезана цепочка небольших углублений, явно предназначавшихся для сидения, с плоскими сидениями и прямыми спинками, похожие на места в амфитеатре. Можно было предположить, что человеческие существа или кто-то похожих размеров приходили сюда, чтобы любоваться озером.
На последних пятидесяти футах склон стал менее крутым, образуя что-то вроде берега. У края воды, как заметил Найл, серый мох стал зеленым, а в самой воде обнаружились крошечные побеги, вроде морских водорослей. В нескольких шагах от берега вода выглядела настолько чистой и прозрачной, что была почти невидима.
Люди-хамелеоны, будучи голыми, вошли прямо в воду, и, к удивлению Найла, шли вперед, пока не скрылись с головой. Найл задержался, чтобы снять сандалии и тунику. Зеленый мох был мясистым на ощупь и ласкал ноги, словно идешь по крошечным язычкам. Шагнув в прохладную, но вовсе не холодную воду, Найл испытал такой восторг, что перехватило дыхание. Теперь он мог понять, почему люди-хамелеоны ушли под воду с головой.
Ощущения походили на те, которые он испытал, стоя под струйкой энергетической жидкости, капающей с потолка в туннеле. И вновь его переполнила сияющая сила, одаривающая ощущением чистоты, совершенства и радости. Зайдя в священное озеро глубже, Найл почувствовал, как вода очищает его организм. Как люди-хамелеоны, он пожелал идти вглубь, пока его не накрыло с головой. Затем, с удовольствием, которое он часто испытывал, пробуждаясь от глубокого сна, Найл сделал несколько шагов назад, пока его голова не оказалась над водой. Ощущения были настолько приятными, что он удивился, когда попробовал воду на губах и обнаружил, что она горька.
Найл был разочарован, когда, пробыв в воде только несколько минут, люди-хамелеоны начали пробираться к берегу. Хотя было искушение остаться подольше, Найл решил, что лучше последовать за ними. Выходя из воды, он заметил кое-что, озадачившее его. Вода, абсолютно прозрачная и чистая, когда он заходил в нее, теперь кишела крошечными белыми частицами, каждая размером с булавочную иголку. Он зачерпнул немного воды в пригоршню и рассмотрел их поближе. Трудно было сказать, были ли они частицами какого-то белого вещества, вроде мела, или частицами растений. Когда он положил одну из них на язык, она оказалась на вкус настолько горькой, что он выплюнул ее.
Был простой способ выяснить что это - попробовать влиять на них, как он когда-то влиял на рой клейковинных мушек в городе жуков-бомбардиров. Если это было минеральным веществом, влиять на него было бы намного тяжелее, чем на живое существо.
Следуя этой идее, он повернул мыслеотражатель на груди еще раз; как и прежде, это нарушило чувство общности с людьми-хамелеонами и погрузило его в полумрак, но в пригоршне, поднятой на уровень груди, он все еще мог разглядеть белые частицы; затем он полностью сконцентрировался на них. Результат был поразительным: частицы внезапно беспорядочно замельтешили, как тогда клейковинные мушки.
Это могло означать только одно. Это был не минерал, и даже не растительное вещество; это была некая простая форма жизни, типа крошечной личинки.
Это подтвердилось мгновением спустя, когда роящиеся частицы стали реагировать на импульсы более медленно, а затем и вовсе замерли. Это означало, что он погубил их, как Доггинз когда-то сгубил рой клейковинных мушек, заставив их двигаться с бешеной скоростью, пока они не умерли от перенапряжения.
Ступив на мягкий зеленый мох, Найл обнаружил, что его тело все еще покрыто тонким слоем белых частиц; он отряхнул их руками, подобрал тунику и использовал ее как полотенце, чтобы обтереться насухо.
Надев тунику и повернув мыслеотражатель, Найл последовал за людьми-хамелеонами, которые поднимались вверх по склону. Теперь они отдыхали, расположившись на ряде сидений, вырезанных в каменном склоне. Как и сам склон, сидения были покрыты слоем серого мха; усевшись, он ощутил комфорт и прохладу. Боль и усталость ушли. Он также заметил, что красное кольцо пузырей вокруг его лодыжки побледнело и стало телесного цвета.
Найл закрыл глаза, сосредоточившись на чувстве радости, которое теперь пронизывало его тело. Оно походило на теплое сияние, охватывающее тело после приема пищевых таблеток из Белой башни; отличие было в том, что эта энергия охватывала его тело целиком, покалывая нервы своего рода слабой электрической вибрацией.
Он вновь заметил, что расслабление людей-хамелеонов отличается от обычного, которое вскоре достигает определенного предела, после которого или остается на определенном уровне, или переходит в дрему. Совместное расслабление людей-хамелеонов плавно миновало эти границы, создавая ощущение погружения в спокойную и глубокую яму.
Их способность расслабиться, как он понял, вытекала из того факта, что люди хамелеоны ни перед чем испытывали страха. Люди чувствуют, что на случай внезапной опасности они должны остаться начеку; даже при ощущении полной безмятежности сила привычки не дает им расслабиться полностью. А у людей-хамелеонов эта привычка никогда и не возникала; их способность делать себя невидимыми делала ее ненужной. И теперь, когда Найл учился расслабляться дальше обычного предела, он начал догадываться о другой интересной возможности: их способности не были ограничены, они также могли заставить свои тела полностью исчезнуть, таким образом, оказавшись вне пределов досягаемости. Это казалось совершенно логичным продолжением их возможностей.
Первый эффект расслабления выразился в замедлении сердцебиения, пока оно не стало едва заметным. Наконец настал момент, когда казалось, что сердце совсем остановилось, хотя он все еще ощущал слабое пульсирование губ и высокий свистящий шум в ушах, который он счел за вибрации своей нервной системы; затем исчезло и это. Непосредственный эффект походил на свет, становящийся все более ярким, или на тишину, которая водворяется, когда замирают все звуки. Все мысли исчезли, и его сознание стало полностью невесомым. Тишина была настолько полной, что он мог даже услышать шорох век, когда моргал.
В этом состоянии Найл осознал цену, которую люди платят за высокий уровень жизненной активности. Их тела походят на фабрики, которые вибрируют от рева машин. С самого рождения ребенок хочет исследовать все, что двигается, касаясь ярких объектов и пробуя их на вкус. Он смотрит из своей колыбели на огромный мир взрослых и огни, загорающиеся после наступления темноты, ползание и хождение становятся первейшей необходимостью для того, чтобы исследовать этот бесконечно чарующий мир все более полно и пристально;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Вокруг него невидимые люди-хамелеоны сцепились с неизвестными, отвратительно пахнущими существами, которые бросались на мост, как птицы. Перед ним очутилось существо, покрытое седой шерстью; явно еще живое, оно вцепилось в свою невидимую добычу, словно наездник, приникший к лошади. Найл схватил его за волосы и дернул, затем издал возглас отвращения: волосы остались в его руке, с кусками гниющей плоти, по обнажившейся поверхности черепа ползали белые личинки.
В страхе, как бы его не столкнули с моста в бездну, Найл оглянулся на гигантскую фигуру тролля, чтобы увидеть, подвергся ли и он нападению. В этот момент сверкнула ослепительная вспышка, и воздух наполнился запахом озона. Тролль стоял, расставив ноги и вытянув вперед правую руку; раздался потрескивающий звук, и зигзаг новой молнии сорвался с конца его пальца, ударив в существо, которое только что приземлилось на скале. Оно словно взорвалось и исчезло, как пузырь, не оставив после себя ничего, кроме чего-то вроде пара, пахнувшего распадающейся плотью, - как будто повара на кухне во дворце Найла кипятили тухлое мясо. Тролль казался демоническим богом разрушения, сломанные зубы обнажились в ухмылке. Каждый раз, когда он протягивал пальцы, молния потрескивала в коротком взрыве, каждая длительностью в долю секунды. Одно из летящих существ было в нескольких шагах от Найла, когда тролль ударил по нему, и Найл почувствовал удар электрического разряда, а в лицо ударила волна мелких частиц, словно он угодил в песчаную бурю.
Менее, чем за минуту, все было кончено, и летающие существа исчезли. У Найла зловоние вызывало такое омерзение, что он чувствовал будто его вот-вот стошнит; прежде чем это случилось, он вспомнил про мыслеотражатель и быстро перевернул его под туникой, тут же взяв под контроль разум и подавив тошноту.
Теперь, когда он был в состоянии более близко рассмотреть груду останков нападавших, Найл понял, что они были не скелетами, а трупами, которые уже начали разлагаться. Их была дюжина или больше, на некоторых даже висели остатки одежды - грубая, серая материя которой подсказала Найлу, что это одежда рабов.
Найл почувствовал себя до странного истощенным, но поспешил вслед за людьми-хамелеонами, которые вновь обрели видимость. Через несколько минут они очутились на дальней стороне моста, на твердой почве. Там, к удивлению Найла, люди-хамелеоны попадали на землю, тяжело дыша. По крайней мере, они, похоже, были уверены, что нового нападения не последует. Без сомнения, причиной тому был тролль, стоявший рядом, как огромная, черная статуя.
Найл никогда не чувствовал себя настолько расстроенным из-за неспособности говорить со спутниками на человеческом языке. Он хотел знать о том, что произошло, и как разлагающиеся трупы рабов могли напасть на них.
Едва он сел, упершись лбом в колени, как его охватила непомерная усталость. Ему едва хватило сил сунуть руку под рубашку и повернуть мыслеотражатель. Зловоние смерти наполнило воздух, но он едва заметил это. На шее, там, где рука схватилась за нее, образовалась язва, то же было и с лодыжкой. И когда он взглянул на ногу, то увидел, что плоть раздулась и покрылась пузырьками, вроде как, наполненными кровью.. Он дотянулся до шеи, нащупал там такие же волдыри, и тогда инстинктивно понял, что его истощение было связано с этими пузырями.
Казалось, прошло лишь мгновение, как кто-то коснулся его плеча. Найл вскрикнул от неожиданности. Но это был лишь один из людей-хамелеонов. Найл понял, что он спал, но понятия не имел, как долго. Он все еще чувствовал себя утомленным, и жгучая боль на шее и в лодыжке превратилась в пульсирующую. Другие уже встали. Он поднялся на ноги и последовал за ними, поскольку все уже тронулись с места.
По крайней мере, поверхность дороги выровнялась, и теперь под ногами был серый, бархатистый мох. Над землей стелился туман, напомнивший Найлу о той ночи, когда он уходил из города жуков с другими спутниками в поисках Крепости. Это усиливало ощущение нереальности происходящего, возникшее из-за усталости. Но, судя по тому, что люди-хамелеоны двигались вперед с новыми силами, он предположил, что они уже близки к цели.
C четверть часа он на автомате следовал за людьми-хамелеонами, идущими впереди. Затем дорога начала подниматься и вывела их в узкую низину, окруженную голыми скалами, земля под ногами была гладкой, как поверхность дороги, хотя проход был настолько узким, что продвигаться можно было только цепочкой. Шедший впереди тролль испытывал некоторые трудности, втискивая на тропинку свои массивные ноги, сам он возвышался над наклонными стенами. Найл, понимая, что его постоянно дожидаются, встряхнулся и поднял голову. Они достигли конца подъема.
Долина закончилась, и свет, казалось, усиливался, как при рассвете. Они стояли на вершине плато над озером, простиравшимся между холмами на протяжении около двух миль. Даже если бы он был один, то Найл понял бы, что это озеро священно, хотя затруднился бы объяснить, почему.
По всей его длине, за исключением склона, на котором они стояли, холмы круто обрывались в черную неподвижную воду. Окажись это озеро на поверхности земли, оно отражало бы небо, каждое облачко, плывущее по нему, словно зеркало. Здесь же оно, казалось, отражало тайный смысл вещей.
Покидая дом в пустыне Северного Хайбада, Найл видел лишь два больших водоема: море и соленое озеро Теллам, и оба восхищали его. Но это озеро внушало священный трепет, словно говорило о некой непостижимой тайне. Это походило на какую-то глубинную вибрацию, которая заставляла его реагировать с большей интенсивностью, словно прислушиваясь. Это, казалось, затронуло даже тролля: он застыл, как большая, черная статуя, настолько неподвижно, что можно было решить, что он обратился в камень. Сам Найл был бы рад стоять там многие дни и часы; он чувствовал, как его поглощает спокойствие этого места, словно пустыня впитывает дождь.
Люди-хамелеоны, наконец, двинулись вниз по склону вслед за вожаком. Его поверхность была покрыта серым, бархатистым мхом, настолько гладким, что ступать приходилось с осторожностью. Найл заметил, что в самой крутой части склона вырезана цепочка небольших углублений, явно предназначавшихся для сидения, с плоскими сидениями и прямыми спинками, похожие на места в амфитеатре. Можно было предположить, что человеческие существа или кто-то похожих размеров приходили сюда, чтобы любоваться озером.
На последних пятидесяти футах склон стал менее крутым, образуя что-то вроде берега. У края воды, как заметил Найл, серый мох стал зеленым, а в самой воде обнаружились крошечные побеги, вроде морских водорослей. В нескольких шагах от берега вода выглядела настолько чистой и прозрачной, что была почти невидима.
Люди-хамелеоны, будучи голыми, вошли прямо в воду, и, к удивлению Найла, шли вперед, пока не скрылись с головой. Найл задержался, чтобы снять сандалии и тунику. Зеленый мох был мясистым на ощупь и ласкал ноги, словно идешь по крошечным язычкам. Шагнув в прохладную, но вовсе не холодную воду, Найл испытал такой восторг, что перехватило дыхание. Теперь он мог понять, почему люди-хамелеоны ушли под воду с головой.
Ощущения походили на те, которые он испытал, стоя под струйкой энергетической жидкости, капающей с потолка в туннеле. И вновь его переполнила сияющая сила, одаривающая ощущением чистоты, совершенства и радости. Зайдя в священное озеро глубже, Найл почувствовал, как вода очищает его организм. Как люди-хамелеоны, он пожелал идти вглубь, пока его не накрыло с головой. Затем, с удовольствием, которое он часто испытывал, пробуждаясь от глубокого сна, Найл сделал несколько шагов назад, пока его голова не оказалась над водой. Ощущения были настолько приятными, что он удивился, когда попробовал воду на губах и обнаружил, что она горька.
Найл был разочарован, когда, пробыв в воде только несколько минут, люди-хамелеоны начали пробираться к берегу. Хотя было искушение остаться подольше, Найл решил, что лучше последовать за ними. Выходя из воды, он заметил кое-что, озадачившее его. Вода, абсолютно прозрачная и чистая, когда он заходил в нее, теперь кишела крошечными белыми частицами, каждая размером с булавочную иголку. Он зачерпнул немного воды в пригоршню и рассмотрел их поближе. Трудно было сказать, были ли они частицами какого-то белого вещества, вроде мела, или частицами растений. Когда он положил одну из них на язык, она оказалась на вкус настолько горькой, что он выплюнул ее.
Был простой способ выяснить что это - попробовать влиять на них, как он когда-то влиял на рой клейковинных мушек в городе жуков-бомбардиров. Если это было минеральным веществом, влиять на него было бы намного тяжелее, чем на живое существо.
Следуя этой идее, он повернул мыслеотражатель на груди еще раз; как и прежде, это нарушило чувство общности с людьми-хамелеонами и погрузило его в полумрак, но в пригоршне, поднятой на уровень груди, он все еще мог разглядеть белые частицы; затем он полностью сконцентрировался на них. Результат был поразительным: частицы внезапно беспорядочно замельтешили, как тогда клейковинные мушки.
Это могло означать только одно. Это был не минерал, и даже не растительное вещество; это была некая простая форма жизни, типа крошечной личинки.
Это подтвердилось мгновением спустя, когда роящиеся частицы стали реагировать на импульсы более медленно, а затем и вовсе замерли. Это означало, что он погубил их, как Доггинз когда-то сгубил рой клейковинных мушек, заставив их двигаться с бешеной скоростью, пока они не умерли от перенапряжения.
Ступив на мягкий зеленый мох, Найл обнаружил, что его тело все еще покрыто тонким слоем белых частиц; он отряхнул их руками, подобрал тунику и использовал ее как полотенце, чтобы обтереться насухо.
Надев тунику и повернув мыслеотражатель, Найл последовал за людьми-хамелеонами, которые поднимались вверх по склону. Теперь они отдыхали, расположившись на ряде сидений, вырезанных в каменном склоне. Как и сам склон, сидения были покрыты слоем серого мха; усевшись, он ощутил комфорт и прохладу. Боль и усталость ушли. Он также заметил, что красное кольцо пузырей вокруг его лодыжки побледнело и стало телесного цвета.
Найл закрыл глаза, сосредоточившись на чувстве радости, которое теперь пронизывало его тело. Оно походило на теплое сияние, охватывающее тело после приема пищевых таблеток из Белой башни; отличие было в том, что эта энергия охватывала его тело целиком, покалывая нервы своего рода слабой электрической вибрацией.
Он вновь заметил, что расслабление людей-хамелеонов отличается от обычного, которое вскоре достигает определенного предела, после которого или остается на определенном уровне, или переходит в дрему. Совместное расслабление людей-хамелеонов плавно миновало эти границы, создавая ощущение погружения в спокойную и глубокую яму.
Их способность расслабиться, как он понял, вытекала из того факта, что люди хамелеоны ни перед чем испытывали страха. Люди чувствуют, что на случай внезапной опасности они должны остаться начеку; даже при ощущении полной безмятежности сила привычки не дает им расслабиться полностью. А у людей-хамелеонов эта привычка никогда и не возникала; их способность делать себя невидимыми делала ее ненужной. И теперь, когда Найл учился расслабляться дальше обычного предела, он начал догадываться о другой интересной возможности: их способности не были ограничены, они также могли заставить свои тела полностью исчезнуть, таким образом, оказавшись вне пределов досягаемости. Это казалось совершенно логичным продолжением их возможностей.
Первый эффект расслабления выразился в замедлении сердцебиения, пока оно не стало едва заметным. Наконец настал момент, когда казалось, что сердце совсем остановилось, хотя он все еще ощущал слабое пульсирование губ и высокий свистящий шум в ушах, который он счел за вибрации своей нервной системы; затем исчезло и это. Непосредственный эффект походил на свет, становящийся все более ярким, или на тишину, которая водворяется, когда замирают все звуки. Все мысли исчезли, и его сознание стало полностью невесомым. Тишина была настолько полной, что он мог даже услышать шорох век, когда моргал.
В этом состоянии Найл осознал цену, которую люди платят за высокий уровень жизненной активности. Их тела походят на фабрики, которые вибрируют от рева машин. С самого рождения ребенок хочет исследовать все, что двигается, касаясь ярких объектов и пробуя их на вкус. Он смотрит из своей колыбели на огромный мир взрослых и огни, загорающиеся после наступления темноты, ползание и хождение становятся первейшей необходимостью для того, чтобы исследовать этот бесконечно чарующий мир все более полно и пристально;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66