Тут же последовал ответ его спутников, которые продемонстрировали, что поток, который он только что наблюдал, был не рекой, текущей под городом пауков, а той, что берет начало в холмах к северо-востоку. Его сумку, должно быть, унесло на илистую отмель на краю болот, куда нередко выносит тела рабов.
Найл увидел эту болотистую местность в двенадцати милях от города пауков; в свете клонящегося к горизонту месяца она выглядела пустынной. В воздухе стоял запах гниющей растительности, и он сморщил нос от отвращения, увидев разлагающееся тело, глаза которого выклевали чайки.
Затем в зарослях камыша прямо за телом он с изумлением увидел свою собственную сумку, лежавшую в иле. Он настолько удивился, что произнес вслух:
- Смотрите, вот она! - раньше, чем до него дошло, что они видели ее столь же ясно, как и он.
Его слова привели к тому, что картина побледнела, и он вновь оказался в другой реальности, в пещере.
Вид заходящей луны напомнил Найлу о том, что ночь, должно быть, подходит к концу, и вскоре пора будет уходить. Но спутники Найла перехватили эту мысль, и, стоило ему начать подниматься на ноги, как вожак указал ему на то, что это было не лучшей идеей: путешествовать при свете дня было опасно, и ему лучше бы подождать наступления ночи.
Найл объяснил, что у него времени в обрез.
- Мой брат болен, и я должен найти средство исцеления.
Это высказывание повергло всех в молчание, а затем последовал ответ:
- Но людям требуется сон. Безопаснее поспать здесь, чем на поверхности земли.
- Мы спим, когда устаем, - пояснил Найл. - А я не устал.
- Это потому, что ты среди нас. - Они говорили с юношей словно в один голос. - Когда ты останешься один, то почувствуешь себя усталым.
Найл понимал, что они правы. Однако он никогда не ощущал себя более бодрым; он осознал ясно, как никогда, что люди спят потому, что оторваны друг от друга.
- Покажи нам, как ты засыпаешь, - предложили люди-хамелеоны.
Эта просьба показалась достаточно странной, но Найл попробовал удовлетворить ее. Он закрыл глаза и ушел в себя, словно выключил свет перед тем, как отправиться в постель.
Он был изрядно удивлен тем, как легко его охватила сонливость. Нормальная длина дня для человека составляет шестнадцать часов, а с тех пор, как Найл спал в последний раз, прошло гораздо больше времени. Теперь физиологические ритмы его тела брали свое. Это было довольно-таки забавно - засыпать, когда в твоей голове находится дюжина других людей.
В результате этого, хотя тело и погрузилось в приятную дремоту, сознание в полной мере бодрствовало.
Обычно, когда Найл достигал рубежа, на котором проваливался в сон, мысли и впечатления утрачивали целеустремленность и пускались в свободное брожение без какой-либо направленности. Это можно было сравнить с тем, как если бы руководство его сознания оставляло свой пост, предоставляя его самому себе, после чего возникали сны. Но на сей раз, при содействии людей-хамелеонов, сознание Найла продолжало служить ему, наблюдая, как разум погружается в хаос. Его мысли носились, словно безголовые муравьи, часто сталкиваясь друг с другом. Это было странно и довольно-таки забавно, как пошловатая комедия.
Это привело его в состояние веселья и просветленности. Затем он заметил приятный запах, похожий на тот, что исходил с дворцовой кухни в тот день, когда его мать устроила праздник для сестренок и пригласила на него их друзей, которых они завели в детской на другой стороне реки. Повара превзошли самих себя в создании тортов и массы, состоявшей из розовых, зеленых и синих сахарных нитей в волос толщиной, которая таяла на языке с восхитительным карамельным вкусом. Они также готовили ярко окрашенные напитки, вкуса которых Найлу еще не доводилось пробовать.
В этот момент Найла посетило ощущение, словно его голову сжимают чьи-то руки, и он почувствовал, как его вновь возвращают в сознание. Он понял, что позволил себе слишком сильно погрузиться в воспоминание о дне рождения и был близок к тому, чтобы заснуть по-настоящему. Люди-хамелеоны каким-то образом почувствовали, что он утрачивает внимание, и деликатно водворили его обратно в состояние бодрствования.
Он все еще пребывал на границе между сном и реальностью. Сон одолевал его, словно надоедливый ребенок, и он вновь почувствовал, как соскальзывает в него. Как только это началось, приятный запах вернулся.
Он стоял на чем-то вроде дороги, состоявшей из зеленых, синих и желтых полос, по бокам которой стояли несколько огромных конических строений, испещренных такими же яркими полосами. Вокруг простиралась широкая располосованная равнина с неровными синими площадками неправильной формы, вроде как, каменными. Над головой было голубое небо, которое временами озаряли вспышки необычайных молний.
Приятный запах накатывался на него клубами тумана, которые, похоже, сочились из разломов в поверхности дороги. Повсюду были большие лужи, будто бы дождевые, но тоже разноцветные - желтые, красные, фиолетовые - в них была явно не вода.
Этот пейзаж вовсе не казался сном; он выглядел столь же материальным, как земля у него под ногами. Он опустился на колени и надавил на нее пальцами. Поверхность была твердой и состояла из чего-то вроде камня, раскрашенного множеством параллельных полос, иные из которых были с дюйм толщиной, иные - с фут, а то и больше. Кусок камня отлупился, юноша поддел его ногтем и сунул в рот. Он был сладким, но не крошился, когда Найл укусил его, так что, в конце концов, он его выплюнул.
Поразительным было то, что он понимал, что спит. Это давало потрясающее чувство свободы. Но больше всего его озадачивал вопрос: где же жители этого странного города?
Он решил пройтись к ближайшему "зданию", расстояние до которого он оценил в четверть мили. Это было что-то вроде накренившейся башни с чем-то типа дверей или ворот на одной из сторон. Но, прошагав десять минут, за которые он должен был одолеть не менее половины расстояния, он заметил, что башня не приближается.
Другое полосатое строение слева от него напоминало несколько цирковых тентов, нахлобученных один на другой, что делало его похожим на гротескную шляпу. У этого сооружения, вроде как, тоже был вход, похожий на перевернутую буква «V» с изогнутыми сторонами. На сей раз, Найл направился к нему. Но, проделав дюжину длинных шагов, он, по-видимому, нисколько не приблизился.
Это казалось абсурдным. Он подошел к одному из разломов в поверхности и заглянул в него. Оттуда била струя какого-то источавшего насыщенный аромат пара, которая обдала его лицо жаром и влагой. Затем раздался свистящий шум, который заставил Найла отпрыгнуть; потом он услышал бульканье, походившее на смех, после которого струя пара иссякла.
Юноша опустился на выступ скалы, чтобы дать отдых ногам. Сидеть было неудобно, острые края тут же врезались в ягодицы. Он с силой втянул воздух от боли и вскочил, поморщившись. При этом он заметил кое-что интересное: похоже, концентрация внимания сделала ярче окраску камня, на котором он сидел. Стоило ему расслабить внимание, как она вернулась к прежней.
Это воодушевило его, поскольку означало, что он может что-то контролировать в этом странном месте. Он стиснул зубы и уставился на камень: цвет углубился и в каком-то едва уловимом аспекте сделался более реалистичным. Найл сфокусировался на нем, насколько хватило сил; потом, когда концентрация ослабла, он наблюдал, как скала выцветает и теряет материальность.
Ему пришла в голову еще одна идея. Он сосредоточился посильнее, а затем направился к "цирковой палатке". Это сработало; он действительно видел, как приближается строение, словно это происходило наяву.
Вовлечение воли в процесс ходьбы было довольно своеобразным ощущением, немного походя на управление лодкой - умение, которое он приобрел в порту города пауков. Эта "волевая ходьба" рождала чувство напряженного усилия, но странным образом приносила удовольствие.
Он принялся упражняться в "волевой ходьбе" в направлении циркового тента, радуясь тому, что каждый шаг приближает его к цели. Когда он, в конце концов, оказался перед постройкой, то увидел, что она состояла из камня, который выглядел более шероховатым, чем поверхность под его ногами. Вход, который, как он убедился, на самом деле был не дверным проемом, а чем-то вроде прорези в стене, будто проделанной гигантским ножом или топором.
Когда он подошел ко входу, сопротивление, вроде как, усилилось, словно какая-то сила не давала ему проникнуть внутрь. Найл сконцентрировался сильнее и двинулся в проход. Он тут же очутился в полумраке, как будто его обернули куском серого шелка. Все еще ощущая сопротивление, он вновь двинулся вперед, применяя "волевую ходьбу"; это было словно брести под толщей воды. Вскоре он оказался в полной темноте. Найл обернулся ко входу, но ничего не увидел. Растерявшись, он решил пойти назад. Но теперь он не был уверен даже в том, где именно находился выход.
В каком-то смысле это было еще хуже, чем оказаться снаружи, на бесконечной полосатой равнине, поскольку здесь не было вообще ничего. Юноша снова попробовал сосредоточиться, и чувство потерянности исчезло. Он подумал, что не имеет значения, куда идти. Поскольку он находился внутри строения, он должен был рано или поздно набрести на стену. Поэтому он посвятил все внимание концентрации и просто зашагал вперед. Долгое время темнота не рассеивалась, но он, как ни в чем не бывало, продолжал свою "волевую ходьбу". Затем впереди возник сероватый свет, и он прошел сквозь другую дверь, вновь очутившись на мостовой.
Но на сей раз все выглядело по-другому. Строения были мельче и стояли ближе друг к другу, очевидно, образуя жилой квартал, полосатую дорогу заменил серый булыжник. Посмотрев по сторонам, он увидел, что конические здания исчезли. Видимо, он оказался в другом месте или в другом сне.
Здесь по тротуару бесцельно бродили какие-то существа. Их сложно было назвать людьми. У них была белая кожа и морщинистые старческие лица, почти полностью скрытые буйно разросшимися седыми волосами. Выглядывавшие из копны волос глаза казались слишком круглыми и большими для человеческого лица.
Сперва юноше почудилось, что эти существа были четвероногими, но приглядевшись, он убедился, что у них были две длинные ноги и пара рук, длина которых, по меньшей мере, вдвое превышала человеческие, с необычайно крупными и длинными кистями. Фактически они передвигались на всех четырех конечностях, и трудно было представить, как могло быть иначе, ведь, даже выпрямись они в полный рост, кисти болтались бы около ступней. Найл подумал, что их можно принять за четвероногих привидений. И все-таки он был рад, что у него появилась компания, хотя что-то в этих созданиях его слегка тревожило; он вовсе не был уверен, что они ему нравятся.
Небо также изменилось. Прежде оно было чистым, а теперь его покрывали серебристые облака. Но, в то время, как обычные облака располагались более-менее параллельно по отношению к земле, эти висели вертикально и были мелкими и светящимися, так что, они скорее походили на огромную бисерную занавесь или громадную хрустальную люстру. Из-за них свет приобретал любопытный серебристый оттенок.
Некоторые из четвероногих созданий посмотрели на него с интересом, несколько из них подошли, чтобы поглядеть поближе. Найлу они были не менее любопытны - он полагал, что это были какие-то разновидности духов природы, вроде людей-хамелеонов. Вскоре вокруг него собралось их не меньше дюжины. Один, казавшийся мельче и моложе остальных, потянулся к нему, чтобы дотронуться своей необычайно длинной кистью. Другие издали что-то вроде предостерегающего шипения, и существо отдернуло руку. Но мгновение спустя к нему потянулся второй и испытующе потыкал Найла длинным скрюченным указательным пальцем, тыльная сторона которого обросла седыми волосами. Найл не шевелился, улыбаясь, чтобы показать, что он их не боится, и еще несколько протянули руки и потрогали его.
Казалось, больше всего их занимало его лицо, голые руки и ноги - при их чудовищно длинных руках им было одинаково легко дотянуться до его ступней и головы. Он заметил, что их руки были очень холодными и в их касаниях было что-то удивительно успокаивающее. Вскоре они все принялись тормошить его, словно собаку, поглаживая его руки, плечи, спину и даже бедра. Он нашел, что это необычайно приятно, и по ощущениям похоже на массаж, который ему делали женщины-служанки после того, как он принимал ванну. Его охватывало теплое дремотное чувство, которое странным образом напомнило ему удовольствие, которое он пережил, сжимая принцессу Мерлью в объятиях.
Внезапно он вздрогнул от крика, полного злобы, и бледные создания виновато отпрянули. По направлению к ним шагал человек, в котором он инстинктивно признал женщину. Длинные темно-каштановые волосы спускались ниже пояса, одета она была в бурый балахон, почти достающий до земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66