Но на ее лице не было ни глаз, ни носа - только рот с длинными чувственными красными губами по центру.
Она произнесла неестественным гортанным голосом:
- Что ты здесь делаешь?
Найл меньше всего ожидал, что к нему обратятся на его собственном языке, который слышал он в последний раз, покидая дворец.
Он нервно произнес:
- Я… я не знаю.
Разумеется, это было правдой. Но ей это объяснение явно показалось нелепым.
- Не знаешь?
Она наклонилась так, что ее лицо почти соприкоснулось с лицом Найла. Ее дыхание было столь же приятным, как легкий ветерок, который их обдувал. Но даже при этом его смущал вид этого голого лица, где на месте глаз и носа была лишь гладкая кожа и рот, искривленный в гримасе злобного высокомерия. Ее следующий вопрос его ошарашил:
- Ты умеешь летать?
- Не думаю, - неуверенно ответил он.
- Тогда тебя следует съесть.
Найл перевел взгляд на лица вокруг него и внезапно понял, что она говорила вполне серьезно. Большинство белых созданий уже отодвинули волосы ото ртов, и их заостренные желтоватые зубы безошибочно выдавали в них хищников. Они поедом ели его глазами, и некоторые уже облизывались, у одного даже потекла слюна. Найл потрясенно осознал, что этими осторожными поглаживаниями они хотели убаюкать его до состояния безучастного непротивления, чтобы он добровольно попался к ним в зубы. И еще больше его напугало то, что он, похоже, был близок к тому, чтобы поддаться.
Женщина нетерпеливо произнесла:
- Уберите его отсюда!
Она, казалось, обращалась к кому-то за плечом Найла. Раньше, чем он успел обернуться, чтобы посмотреть, кто это, его обхватили за пояс и вздернули в воздух с такой скоростью, что он не успел даже испугаться. Над ним захлопали огромные крылья, за пояс его удерживали огромные лапы, странным образом похожие на человеческие пальцы. Он взглянул вверх - это было не просто, поскольку его тело располагалось почти горизонтально - и вместо оперенной груди, которую ожидал увидеть, он разглядел серое чешуйчатое тело, как у рептилии, и тупую морду, похожую на черепашью. Кожистые крылья скорее напоминали летучую мышь, чем птицу.
Оторвавшись от земли с головокружительной скоростью, он увидел внизу город, который уменьшался, пока его не скрыла завеса серебристых облаков.
В следующий момент он проснулся в пещере людей-хамелеонов. Казалось, никто не заметил его пробуждения, или же попросту никто не обратил внимания. Несколько минут спустя он понял, что это было проявлением тактичности: они давали ему время поразмыслить над пережитым.
Это было совершенно непохоже на пробуждение от обычного сна, которое походило на возвращение из мира грез к реальности. Здесь же он словно перешел от одной реальности к другой. Сон казался более настоящим, чем окружающий мир.
Но о чем все это говорило? Что означал этот город полосатых конусов? Когда он был ребенком, его дед Джомар часто говорил о снах и их истолковании - он верил, что сны полнятся разнообразными знамениями. Но сон Найла казался мешаниной всякой ерунды, не имевшей никакого смысла. Он испытал жестокое разочарование. Какой смысл был в обладании разумом, если он был не в состоянии даже разгадать этот сон?
Затем он устыдился своего раздражения - безмятежность его спутников послужила ему упреком. Он усилием воли погрузился в такое же состояние терпеливого покоя, и попробовал вновь оживить в памяти свой сон. Он закрыл глаза и постарался зрительно воссоздать полосатую равнину с коническими строениями. Сперва она оставалась лишь образом, похожим на размытую нерезкую картинку. Но он понимал, что это было следствием того, что он использует разум вместо способности, позволявшей воссоздавать реальность.
Для этого требовалась большая расслабленность, чем для попыток оживить память. Затем внезапно у него получилось: он оказался на полосатой равнине, над которой растекался приятный аромат карамели. Но было одно отличие: на сей раз, он осознавал, что это было его воспоминанием, и, следовательно, он имел над ним безраздельную власть. Стоило ему понять это, как ему стало ясно происхождение этого сна. Приятный запах был запахом сахарной ваты с детского праздника. А лужи жидкости на покрытии были разноцветными напитками с той же вечеринки. Что до зеленых и желтых полос, теперь он сообразил, что они напоминали ему о мятных карамельках, которые были в почете у детей из города жуков-бомбардиров. Некий творец снов у него в мозгу смешал эти элементы в фантазии о карамельно-полосатом городе.
Таким образом, в этом сне выражалась его тоска по невинности детства. Но почему здания не приближались, когда он шел к ним?
Секундное раздумье привело его к ответу: потому, что он инстинктивно понимал, что ностальгия по утраченной невинности была неутолима. Он понял это, когда призвал способности взрослого - концентрацию и силу воли - чтобы достичь желанной цели. Но этим он добился лишь того, что его поглотила тьма во внутренности циркового тента…
А что думать о следующей части сна - созданиях с седыми волосами и глазами навыкате, которые внушили ему чувство защищенности лишь для того, чтобы съесть его? И что с этой женщиной без глаз и носа?
Он проделал те же действия, что и прежде: призвал зрительный образ серой мостовой и призрачных созданий с длинными волосами, затем погрузился в более глубокое расслабление. В этом, как он понял, и заключалась сущность этой техники: расслабление помогало запустить некую способность, которая делала воспоминание реалистичным. Теперь он убедился, что творец сновидений даже не потрудился прорисовать дома детально; они были только намечены, словно на наброске, который художник решил закончить позже.
Найл также заметил кое-что, на что не обратил внимания, когда видел сон: откуда-то из-под земли доносился высокий жужжащий шум.
Белые призраки начали его ласкать, поглаживая его обнаженную плоть, пока его не охватила сладостная сонливость. Стоило ему расслабиться до состояния экстатического блаженства, как раздался крик, и к ним направилась женщина в буром одеянии. На сей раз, Найл наблюдал за белыми призраками и заметил, как они отодвигали длинные волосы, обнажая рты с заостренными зубами.
Снова женщина спросила, умеет ли он летать; и Найл вновь поднял руки над головой и взлетел, как стрела, ощущая непревзойденное чувство свободы. Именно это чувство, как он теперь понял, и было самым существенным моментом этого сна…
Открыв глаза, Найл обнаружил, что его спутники следили за происходящим с восхищенным интересом. Их изумляла способность людей использовать силу разума. Их немое обожание заставило Найла еще раз припомнить сон о призрачных созданиях.
Его дед Джомар обожал заниматься истолкованием сновидений и любил рассказывать о вещих снах. Он наверняка сказал бы, что сон о "людях-призраках", которые представлялись безобидными, пока до него не дошло, что они собираются его съесть, был предостерегающим. Выдавая себя за нервных и пугливых созданий, они усыпили его бдительность, заставив довериться им …
А что насчет женщины с длинными волосами, без глаз и носа? Наверняка он ответил бы, что она была послана, чтобы предупредить его об опасности, а для этого ей ничего, кроме рта, не требовалось.
Найл вздрогнул от внезапного грохота, словно на крышу обрушился целый водопад камней. Он оглянулся на лица своих спутников и потрясенно улыбнулся, осознав, что этот шум возник у него в голове и был чем-то вроде их аплодисментов.
Тут же воцарилась тишина, наполненная ожиданием. Найл без слов понимал, что сейчас должно произойти. В надземном мире солнце только что взошло над горизонтом.
В пустыне семья Найла никогда не видела рассвета - они сидели в безопасном укрытии пещеры. Найл впервые ощутил волшебство рассвета, когда попал в город пауков, при побеге из дворца Каззака; тогда он смог наблюдать воздействие исходящих от богини вибраций на вяз, ветви которого покачивались, словно руки живого существа.
И сейчас, даже находясь под землей, Найл ощущал силу Богини. Наступила необычайная тишина, погружавшая в состояние столь глубокой безмятежности, что его душа, казалось, сжалась до точки. В наступившем безмолвии возникло ощущение покалывания, сменившись всплеском восторга, который пронесся по пещере, подобно всесокрушающей волне, заставив его затаить дыхание. Затем этот порыв утих, сменившись более мягким воздействием энергии восходящего солнца. Над землей, должно быть, залились песней птицы. Сидевшие вокруг него люди-хамелеоны переживали состояние такого блаженства, что человеческим чувствам передать его было не под силу.
Найл почувствовал укол совести, вспомнив, что обычно люди-хамелеоны встречали рассвет снаружи, и сейчас остались под землей только из любезности по отношению к гостю. Но ему хотя бы не требовалось искать способ выразить свою признательность: они уже ее почувствовали.
Наступило время выходить на контакт с матерью. В семье Найла существовала договоренность, что, когда кто-нибудь из них в пути, они выходить на связь на рассвете и закате.
Найл выпрямил спину и вновь вызвал состояние внутреннего покоя. Он вызвал в сознании образ матери, затем опустошил разум. Прошли пять минут, а он ничего не чувствовал - возможно, она, как и большинство обитателей дворца, еще спала. Затем внезапно он ощутил присутствие матери, как будто она сидела в нескольких футах от него. У себя во дворце она тоже должна была ощутить присутствие сына.
Найл кратко и торопливо передал ей, что находится среди друзей и вскоре снова отправится в путь.
Она, в свою очередь, сообщила, что дома все в порядке, состояние Вайга, вроде как, стабилизировалось, женщины (она имела в виду Сидонию и Кристию) присматривают за ним, а прошлым вечером он даже поужинал. Затем, собравшись было прервать связь (телепатическое общение не годилось для пустой болтовни), она добавила: "Опасайся капитана". Из ментального образа, сопровождавшего ее слова, Найл понял, что она имела в виду паука-предателя, приближенного к Скорбо, безжалостного офицера из службы охраны. Капитан был изгнан из города за то, что продолжал поедать людей, как и Скорбо.
Поскольку вслед за этим она тут же прервала общение, Найл решил, что это было обычным напоминанием об осторожности, а не предупреждением о чем-то конкретном.
Поговорив с матерью, он почувствовал себя лучше. Найл был еще достаточно молод, чтобы скучать по дому. Но он также все еще был достаточно молод, чтобы чувствовать себя неуязвимым, и теперь это ощущение к нему вернулось сполна.
Найл поднялся на ноги, как и люди-хамелеоны. Он вновь изумился, обнаружив, что после многочасового сидения на земле его ноги не затекли, и у него ничего не ныло и не болело. Похоже, люди-хамелеоны владели способностью направлять поток энергии земли, волны которой пробегали по пещере, словно дуновения свежего ветерка, рождая ощущения комфорта и бодрости.
Когда они направились в обратный путь по тоннелю, Найл порадовался, что теперь может отчетливо видеть, не стукаясь головой и не спотыкаясь о ступени. Ничто в этом тоннеле не говорило о том, что он был рукотворным; любой забредший сюда решил бы, что это - естественный разлом в скале.
Протиснувшись через пышный куст, который почти полностью закрывал вход, Найл вынужден был прикрыть глаза, защищая их от дневного света. Поскольку его чувства все еще были подстроены под людей-хамелеонов, от выхода под лучи солнца захватывало дух, словно он по грудь окунулся в воду, он даже задержал дыхание. А пение птиц и шум рассветного ветра в ветвях просто оглушали.
Сразу за кустом Найл споткнулся обо что-то, что сперва принял за камень; приглядевшись, он не сразу поверил своим глазам: это была его заплечная сумка. Подхватив ее с земли, он от души рассмеялся. С одного бока она была мокрая и липкая, и он вымазался в ил. К счастью, испачкалась только задняя сторона сумки из водонепроницаемой толстой ткани. Он опустился на колени на траву и стер тину, затем ослабил лямки и развязал кожанные ремни, стягивавшие горловину. От влаги они набухли, и он долго провозился с узлом. Но, когда он раскрыл сумку, то с радостью обнаружил, что вещи остались сухими, только спички пришли в негодность.
Люди-хамелеоны дожидались со свойственным им терпением, довольные тем, что Найл пришел в такой восторг. А он понимал, что они никогда не торопятся. В отличие от людей, им незнакомо было нетерпение, как и желание спешить.
- Как она здесь оказалась? - спросил Найл и получил в ответ мысленный образ крупной птицы, похожей на орла, которая в когтях несла его сумку. Теперь, рассмотрев вещи тщательнее, Найл даже углядел отметины когтей на плаще.
Отчистив тину пучком травы, он продел руки в лямки.
- Как же мне пройти к Серым горам?
Люди-хамелеоны повернулись и указали, как показалось Найлу, на северо-запад, а затем добавили простой образ, в котором сообщалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Она произнесла неестественным гортанным голосом:
- Что ты здесь делаешь?
Найл меньше всего ожидал, что к нему обратятся на его собственном языке, который слышал он в последний раз, покидая дворец.
Он нервно произнес:
- Я… я не знаю.
Разумеется, это было правдой. Но ей это объяснение явно показалось нелепым.
- Не знаешь?
Она наклонилась так, что ее лицо почти соприкоснулось с лицом Найла. Ее дыхание было столь же приятным, как легкий ветерок, который их обдувал. Но даже при этом его смущал вид этого голого лица, где на месте глаз и носа была лишь гладкая кожа и рот, искривленный в гримасе злобного высокомерия. Ее следующий вопрос его ошарашил:
- Ты умеешь летать?
- Не думаю, - неуверенно ответил он.
- Тогда тебя следует съесть.
Найл перевел взгляд на лица вокруг него и внезапно понял, что она говорила вполне серьезно. Большинство белых созданий уже отодвинули волосы ото ртов, и их заостренные желтоватые зубы безошибочно выдавали в них хищников. Они поедом ели его глазами, и некоторые уже облизывались, у одного даже потекла слюна. Найл потрясенно осознал, что этими осторожными поглаживаниями они хотели убаюкать его до состояния безучастного непротивления, чтобы он добровольно попался к ним в зубы. И еще больше его напугало то, что он, похоже, был близок к тому, чтобы поддаться.
Женщина нетерпеливо произнесла:
- Уберите его отсюда!
Она, казалось, обращалась к кому-то за плечом Найла. Раньше, чем он успел обернуться, чтобы посмотреть, кто это, его обхватили за пояс и вздернули в воздух с такой скоростью, что он не успел даже испугаться. Над ним захлопали огромные крылья, за пояс его удерживали огромные лапы, странным образом похожие на человеческие пальцы. Он взглянул вверх - это было не просто, поскольку его тело располагалось почти горизонтально - и вместо оперенной груди, которую ожидал увидеть, он разглядел серое чешуйчатое тело, как у рептилии, и тупую морду, похожую на черепашью. Кожистые крылья скорее напоминали летучую мышь, чем птицу.
Оторвавшись от земли с головокружительной скоростью, он увидел внизу город, который уменьшался, пока его не скрыла завеса серебристых облаков.
В следующий момент он проснулся в пещере людей-хамелеонов. Казалось, никто не заметил его пробуждения, или же попросту никто не обратил внимания. Несколько минут спустя он понял, что это было проявлением тактичности: они давали ему время поразмыслить над пережитым.
Это было совершенно непохоже на пробуждение от обычного сна, которое походило на возвращение из мира грез к реальности. Здесь же он словно перешел от одной реальности к другой. Сон казался более настоящим, чем окружающий мир.
Но о чем все это говорило? Что означал этот город полосатых конусов? Когда он был ребенком, его дед Джомар часто говорил о снах и их истолковании - он верил, что сны полнятся разнообразными знамениями. Но сон Найла казался мешаниной всякой ерунды, не имевшей никакого смысла. Он испытал жестокое разочарование. Какой смысл был в обладании разумом, если он был не в состоянии даже разгадать этот сон?
Затем он устыдился своего раздражения - безмятежность его спутников послужила ему упреком. Он усилием воли погрузился в такое же состояние терпеливого покоя, и попробовал вновь оживить в памяти свой сон. Он закрыл глаза и постарался зрительно воссоздать полосатую равнину с коническими строениями. Сперва она оставалась лишь образом, похожим на размытую нерезкую картинку. Но он понимал, что это было следствием того, что он использует разум вместо способности, позволявшей воссоздавать реальность.
Для этого требовалась большая расслабленность, чем для попыток оживить память. Затем внезапно у него получилось: он оказался на полосатой равнине, над которой растекался приятный аромат карамели. Но было одно отличие: на сей раз, он осознавал, что это было его воспоминанием, и, следовательно, он имел над ним безраздельную власть. Стоило ему понять это, как ему стало ясно происхождение этого сна. Приятный запах был запахом сахарной ваты с детского праздника. А лужи жидкости на покрытии были разноцветными напитками с той же вечеринки. Что до зеленых и желтых полос, теперь он сообразил, что они напоминали ему о мятных карамельках, которые были в почете у детей из города жуков-бомбардиров. Некий творец снов у него в мозгу смешал эти элементы в фантазии о карамельно-полосатом городе.
Таким образом, в этом сне выражалась его тоска по невинности детства. Но почему здания не приближались, когда он шел к ним?
Секундное раздумье привело его к ответу: потому, что он инстинктивно понимал, что ностальгия по утраченной невинности была неутолима. Он понял это, когда призвал способности взрослого - концентрацию и силу воли - чтобы достичь желанной цели. Но этим он добился лишь того, что его поглотила тьма во внутренности циркового тента…
А что думать о следующей части сна - созданиях с седыми волосами и глазами навыкате, которые внушили ему чувство защищенности лишь для того, чтобы съесть его? И что с этой женщиной без глаз и носа?
Он проделал те же действия, что и прежде: призвал зрительный образ серой мостовой и призрачных созданий с длинными волосами, затем погрузился в более глубокое расслабление. В этом, как он понял, и заключалась сущность этой техники: расслабление помогало запустить некую способность, которая делала воспоминание реалистичным. Теперь он убедился, что творец сновидений даже не потрудился прорисовать дома детально; они были только намечены, словно на наброске, который художник решил закончить позже.
Найл также заметил кое-что, на что не обратил внимания, когда видел сон: откуда-то из-под земли доносился высокий жужжащий шум.
Белые призраки начали его ласкать, поглаживая его обнаженную плоть, пока его не охватила сладостная сонливость. Стоило ему расслабиться до состояния экстатического блаженства, как раздался крик, и к ним направилась женщина в буром одеянии. На сей раз, Найл наблюдал за белыми призраками и заметил, как они отодвигали длинные волосы, обнажая рты с заостренными зубами.
Снова женщина спросила, умеет ли он летать; и Найл вновь поднял руки над головой и взлетел, как стрела, ощущая непревзойденное чувство свободы. Именно это чувство, как он теперь понял, и было самым существенным моментом этого сна…
Открыв глаза, Найл обнаружил, что его спутники следили за происходящим с восхищенным интересом. Их изумляла способность людей использовать силу разума. Их немое обожание заставило Найла еще раз припомнить сон о призрачных созданиях.
Его дед Джомар обожал заниматься истолкованием сновидений и любил рассказывать о вещих снах. Он наверняка сказал бы, что сон о "людях-призраках", которые представлялись безобидными, пока до него не дошло, что они собираются его съесть, был предостерегающим. Выдавая себя за нервных и пугливых созданий, они усыпили его бдительность, заставив довериться им …
А что насчет женщины с длинными волосами, без глаз и носа? Наверняка он ответил бы, что она была послана, чтобы предупредить его об опасности, а для этого ей ничего, кроме рта, не требовалось.
Найл вздрогнул от внезапного грохота, словно на крышу обрушился целый водопад камней. Он оглянулся на лица своих спутников и потрясенно улыбнулся, осознав, что этот шум возник у него в голове и был чем-то вроде их аплодисментов.
Тут же воцарилась тишина, наполненная ожиданием. Найл без слов понимал, что сейчас должно произойти. В надземном мире солнце только что взошло над горизонтом.
В пустыне семья Найла никогда не видела рассвета - они сидели в безопасном укрытии пещеры. Найл впервые ощутил волшебство рассвета, когда попал в город пауков, при побеге из дворца Каззака; тогда он смог наблюдать воздействие исходящих от богини вибраций на вяз, ветви которого покачивались, словно руки живого существа.
И сейчас, даже находясь под землей, Найл ощущал силу Богини. Наступила необычайная тишина, погружавшая в состояние столь глубокой безмятежности, что его душа, казалось, сжалась до точки. В наступившем безмолвии возникло ощущение покалывания, сменившись всплеском восторга, который пронесся по пещере, подобно всесокрушающей волне, заставив его затаить дыхание. Затем этот порыв утих, сменившись более мягким воздействием энергии восходящего солнца. Над землей, должно быть, залились песней птицы. Сидевшие вокруг него люди-хамелеоны переживали состояние такого блаженства, что человеческим чувствам передать его было не под силу.
Найл почувствовал укол совести, вспомнив, что обычно люди-хамелеоны встречали рассвет снаружи, и сейчас остались под землей только из любезности по отношению к гостю. Но ему хотя бы не требовалось искать способ выразить свою признательность: они уже ее почувствовали.
Наступило время выходить на контакт с матерью. В семье Найла существовала договоренность, что, когда кто-нибудь из них в пути, они выходить на связь на рассвете и закате.
Найл выпрямил спину и вновь вызвал состояние внутреннего покоя. Он вызвал в сознании образ матери, затем опустошил разум. Прошли пять минут, а он ничего не чувствовал - возможно, она, как и большинство обитателей дворца, еще спала. Затем внезапно он ощутил присутствие матери, как будто она сидела в нескольких футах от него. У себя во дворце она тоже должна была ощутить присутствие сына.
Найл кратко и торопливо передал ей, что находится среди друзей и вскоре снова отправится в путь.
Она, в свою очередь, сообщила, что дома все в порядке, состояние Вайга, вроде как, стабилизировалось, женщины (она имела в виду Сидонию и Кристию) присматривают за ним, а прошлым вечером он даже поужинал. Затем, собравшись было прервать связь (телепатическое общение не годилось для пустой болтовни), она добавила: "Опасайся капитана". Из ментального образа, сопровождавшего ее слова, Найл понял, что она имела в виду паука-предателя, приближенного к Скорбо, безжалостного офицера из службы охраны. Капитан был изгнан из города за то, что продолжал поедать людей, как и Скорбо.
Поскольку вслед за этим она тут же прервала общение, Найл решил, что это было обычным напоминанием об осторожности, а не предупреждением о чем-то конкретном.
Поговорив с матерью, он почувствовал себя лучше. Найл был еще достаточно молод, чтобы скучать по дому. Но он также все еще был достаточно молод, чтобы чувствовать себя неуязвимым, и теперь это ощущение к нему вернулось сполна.
Найл поднялся на ноги, как и люди-хамелеоны. Он вновь изумился, обнаружив, что после многочасового сидения на земле его ноги не затекли, и у него ничего не ныло и не болело. Похоже, люди-хамелеоны владели способностью направлять поток энергии земли, волны которой пробегали по пещере, словно дуновения свежего ветерка, рождая ощущения комфорта и бодрости.
Когда они направились в обратный путь по тоннелю, Найл порадовался, что теперь может отчетливо видеть, не стукаясь головой и не спотыкаясь о ступени. Ничто в этом тоннеле не говорило о том, что он был рукотворным; любой забредший сюда решил бы, что это - естественный разлом в скале.
Протиснувшись через пышный куст, который почти полностью закрывал вход, Найл вынужден был прикрыть глаза, защищая их от дневного света. Поскольку его чувства все еще были подстроены под людей-хамелеонов, от выхода под лучи солнца захватывало дух, словно он по грудь окунулся в воду, он даже задержал дыхание. А пение птиц и шум рассветного ветра в ветвях просто оглушали.
Сразу за кустом Найл споткнулся обо что-то, что сперва принял за камень; приглядевшись, он не сразу поверил своим глазам: это была его заплечная сумка. Подхватив ее с земли, он от души рассмеялся. С одного бока она была мокрая и липкая, и он вымазался в ил. К счастью, испачкалась только задняя сторона сумки из водонепроницаемой толстой ткани. Он опустился на колени на траву и стер тину, затем ослабил лямки и развязал кожанные ремни, стягивавшие горловину. От влаги они набухли, и он долго провозился с узлом. Но, когда он раскрыл сумку, то с радостью обнаружил, что вещи остались сухими, только спички пришли в негодность.
Люди-хамелеоны дожидались со свойственным им терпением, довольные тем, что Найл пришел в такой восторг. А он понимал, что они никогда не торопятся. В отличие от людей, им незнакомо было нетерпение, как и желание спешить.
- Как она здесь оказалась? - спросил Найл и получил в ответ мысленный образ крупной птицы, похожей на орла, которая в когтях несла его сумку. Теперь, рассмотрев вещи тщательнее, Найл даже углядел отметины когтей на плаще.
Отчистив тину пучком травы, он продел руки в лямки.
- Как же мне пройти к Серым горам?
Люди-хамелеоны повернулись и указали, как показалось Найлу, на северо-запад, а затем добавили простой образ, в котором сообщалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66