Джиллиан нужно удовлетворить с одного раза, чтобы ей не хотелось второго, по крайней мере, пока он не поспит немного. Он лег в постель, но рядом с ней. Руки его гладили ее живот, пробираясь между раздвинувшихся бедер. Она слепо искала его ртом, но, к радости Адама, похоже, не знала, как обращаться с мужчиной, чтобы усилить его страсть. Очевидно, несмотря на то, что Джиллиан уже дважды была замужем, она не слишком преуспела в искусстве любви.
– Не торопись, любимая, не торопись, – шептал Адам. – Так удовольствие будет сильнее.
Джиллиан была способной ученицей. Когда Адам заговорил с ней, глаза ее раскрылись. Она боялась смотреть ему в лицо, боялась, что увидит нечто противоречащее дрожащей нежности его голоса. Взгляд ее уперся в его тело, и она затаила дыхание от его великолепия – тугой линии мускулов, опоясывавших его руки, грудь, живот и бедра, сверкания белой кожи под спутанным клубком черных вьющихся волос. То тут, то там виднелись белые рубцы от старых ран, но они не имели ничего общего с уродствами Гилберта.
– Вы так прекрасны, – вздохнула Джиллиан. – Я никогда не видела такого красивого мужчины.
Такой комплимент Адам получал не первый раз, но это был первый, которому он поверил. Он знал, что другие женщины, которые льстили ему, точно так же превозносили мужчин до него и будут превозносить после. До этого момента он никогда не любил и не делил ложе с женщиной, которая действительно любила его.
Он не отвечал словами, но губами и руками дарил блаженство той, которая боготворила его. Очарование тела Адама притянуло к себе пальцы и губы Джиллиан. Ее первые прикосновения были осторожными, но стоны и вздохи ее любимого, то, как он тянулся к ней, доказали ей истинную ценность таких ласк. И скоро она чуть не рыдала, снова в истоме прося: «Пожалуйста… Пожалуйста…», но теперь слова эти имели совершенно иной смысл.
13
От взрыва наслаждения, поразившего Джиллиан, когда Адам, наконец, закончил их любовную игру, она почти лишилась чувств. Очень смутно она осознавала, как Адам снял вес своего тела с нее, как его руки гладили ее сбившиеся волосы. Когда волна наслаждения начала спадать, чувства понемногу стали возвращаться к ней, и она поняла, что Адам теперь лежал рядом с ней, мерно дыша во сне. Джиллиан не представляла, что ей теперь делать. Она боялась шевельнуться, чтобы не разбудить Адама. Оставаться в постели она тоже боялась, считая весьма возможной ситуацию, что Адам, когда проснется, прогонит ее, как прогнал бы любую проститутку, исполнившую свою работу. Кроме того, ей не хотелось уходить и потому, что этот момент, возможно, был последней радостью ее любви.
Раздираемая страхом и любовью, она лежала так тихо, что вскоре сама погрузилась в сон и проснулась лишь через несколько часов, когда Адам повернулся во сне и навалился на нее. Всплеск страха сразу же сменился в ней трепетом радости, когда она сообразила, что это Адам, но затем ее вновь наполнило сосущее чувство отчаяния. Как же он, наверное рассердится, когда увидит ее лежащей здесь, словно на правах жены. Заморгав, чтобы остановить слезы, Джиллиан начала потихоньку выбираться из-под Адама, но тяжелая рука его, лежавшая у нее на груди, напряглась, удерживая ее.
– Господи, какие же мы идиоты – так заснуть, – сонно пробормотал он. – Прости меня, Джиллиан. Дело в том, что мы каждую ночь куда-то скакали и сражались, а днем спали только вполглаза, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Я очень устал, – он улыбнулся, все шире открывая глаза. – Особенно от этой последней скачки. Мне никогда не приходилось сидеть на более ретивой кобыле.
Джиллиан смотрела на него, вытаращив глаза. Голос и лицо были теми же, нежными, как и рука, ласкавшая ее волосы. Неужели она неправильно поняла его смех? Нет, потому что нельзя неправильно понять злобу, с какой он оттолкнул ее от себя во дворе.
Усмешка на лице Адама погасла, и он приподнялся на локте.
– Ну что ты, любимая, не сердись на меня так. Я ничего не мог с собой поделать, клянусь. Мне очень жаль, что я испортил твой хитрый план скрыть наши действия от служанок. Конечно, начнутся сплетни, и вполне справедливые, но если ты хорошенько отстегаешь первую же, которая косо посмотрит или скажет лишнее, в дальнейшем у тебя с ними проблем не будет.
Джиллиан настолько удивилась предположению Адама, будто она хотела скрыть их отношения от слуг, что лишилась дара речи. Затем ей вдруг показалось, что она поняла, почему он оттолкнул ее, когда она бежала к нему. Адам, возможно, просто пытался защитить ее от ее собственного легкомыслия. Как же она была глупа! С чего бы Адаму беспокоиться, чтобы его люди не узнали, что он спит с чужой женой? Для него-то ничего зазорного в этом нет. Это для женщины должно быть позором. В мозгу Джиллиан мелькнул огонек страха, что причиной осторожности Адама может быть его желание не связывать себя какими-либо обязательствами перед ней, но она отогнала эту мысль и протянула руку, чтобы прикоснуться к его лицу.
– Я не сержусь, – прошептала она. – Да и как я могла бы сердиться, если вся вина лежит на мне? Это мне не следовало засыпать, – она хотела, было добавить, что ее ничуть не волнует, что скажут или подумают служанки, но снова ощутила приступ страха. Может быть, все-таки сам Адам желал избежать огласки. Он, конечно, не женат, но, может быть, обручен или собирается обручиться и потому не хочет, чтобы распространились слухи о его связи с ней. – Девушки болтать не будут, – уверила она его. – Я позабочусь об этом.
Адам снова улегся, вполне удовлетворенный. Он еще раз убедился, что Джиллиан – самая кроткая женщина на свете.
– Ты не должна винить себя за мои грехи, – проговорил он, снова улыбнувшись. – Моя мать говорит, что я привык считать себя не иначе, как идеальным. Ты сделаешь меня совершенно невыносимым, если все время будешь потакать мне.
«Только не для меня», – подумала Джиллиан, но она поняла, что он шутит, и в качестве возражения сделала попытку подняться и сойти на пол. Адам поймал ее за руку.
– Пожалуй, мы уже перелили масла в огонь, – пробормотал он, с намеком потеревшись губами о ее грудь. – Побудь со мной еще немного.
Джиллиан почувствовала, что плоть ее отзывается, но попыталась уклониться, сказав дрожащим голосом:
– Ох, милорд, не надо.
– Ну почему же? – настаивал Адам, изгибая шею, чтобы поцеловать ее в ложбинку между грудей.
– Уже очень поздно, – жалобно произнесла Джиллиан. – Ну, дорогой, обеда не будет.
Но руки, которыми Джиллиан отталкивалась от груди Адама, вдруг стали бескостными, не производя никакого давления. А затем, когда губы Адама добрались до соска, ее ладони по собственной воле поползли вниз по его телу. Вскоре рот ее был уже слишком занят, чтобы возражать. Да и в голове у нее уже не оставалось ни одной мысли, кроме тех, что непосредственно относились к ее действиям. Поэтому, когда пик наслаждения миновал, и она выплыла из тумана, в который была повергнута, она удивилась, снова услышав смех Адама. Дыхание ее замерло, а глаза расширились в панике, но страх быстро исчез, как только Адам склонился над ней, целуя ее в нос и глаза.
– Какая женщина! – продолжал смеяться он. – Я удивляюсь, что ты еще не растолстела, как свинья. Ты думаешь только о еде. Разве сейчас время толковать об обеде? Я вспоминаю, как, когда мы только взяли этот замок и другая женщина на твоем месте потеряла бы сознание от страха, ты только очень сердилась, что мы мешали тебе готовить обед.
– Я беспокоюсь об обеде не для себя, – гордо возразила Джиллиан, – а для вас.
– О, я уже вполне насытился, – уверил ее Адам.
– Сейчас, может быть, – полушутя-полусерьезно ответила Джиллиан, – но когда вы усядетесь за стол, и вам не подадут ничего, кроме похлебки, вы будете думать по-другому, и именно я окажусь той, кто оценит степень вашего негодования по тяжести вашей руки.
Адам повернул голову, и глаза его гневно заблестели холодной сталью. Джиллиан не успела еще сжаться, как он уже обнимал ее.
– Ты никогда больше не ощутишь тяжести ничьей руки, Джиллиан. С одним из твоих обидчиков я уже рассчитался. Знай, я обо всем, он бы не умер так легко. Когда я найду второго, поверь мне, он переживет тысячу мук за каждый удар, нанесенный тебе.
– Нет! – вздрогнув, крикнула Джиллиан.
– Нет? – очень тихо спросил Адам, и руки его напряглись. – Почему нет?
– Я боюсь за вас, – прошептала Джиллиан. – Он очень хитрый и злой. О, я знаю, что ему не тягаться с вами в любом честном споре, – добавила она торопливо, почувствовав, как закипает от обиды и гнева Адам, и, вспомнив, что он посчитал себя оскорбленным, когда она беспокоилась о его безопасности. – Но Осберт не знает, что такое честь. Он применит какую-нибудь подлую хитрость против вас, до которой вы, как порядочный человек, даже не додумаетесь.
– Ты хочешь его смерти?
– Бог свидетель – да! – с горячностью ответила Джиллиан. – Я молюсь об этом, и меня даже не останавливает, что молиться о вреде другому человеку грешно. Пусть только он умрет от горячки, или на виселице, или как-нибудь иначе, но не от вашей руки, любимый мой. Я боюсь… Я боюсь, что, если вы убьете его ради меня, мой грех падет на вас. Адам, если с вами что-то случится из-за меня… я не вынесу этого.
Разгорячившись, Джиллиан высвободилась из объятий Адама и села. Она твердо смотрела ему в глаза, без малейшего намека на какую-либо заднюю мысль. Адам вздохнул. Он верил ей. Он должен был верить ей, потому что она была всем, чего он когда-либо мог желать. Неверие разорвало бы его на куски. Кроме того, он сам был твердо намерен убить Осберта, что бы ни говорила Джиллиан. Если Осберт обижал ее, был жесток с ней, он должен умереть. Если Джиллиан отвергнет его после смерти Осберта… Нет, он не будет даже предполагать такое, но для пущей верности он ничего не станет говорить ей о браке, пока ее муж не умрет и она не станет свободной. Тут Джиллиан поднялась с кровати и прервала ход его мыслей.
– Куда ты идешь? – строго спросил он. Джиллиан хихикнула.
– Я не решаюсь ответить вам, милорд. Адам тоже сел.
– Что ты этим хочешь сказать? – начал, было, он, а затем, сообразив, почему она смеется, усмехнулся сам. – Ничто не может отвлечь тебя от радостей кухни? Иди же, но возвращайся сюда, как только распорядишься насчет своего драгоценного обеда. Мы должны обсудить еще несколько срочных вопросов, даже если мне никогда не удастся убедить тебя, что есть вещи поважнее еды.
Просунув голову через ворот сорочки, Джиллиан взглянула на своего возлюбленного, и сердце ее сжалось. Под неделю не бритой порослью на подбородке кожа его была бледной, веки опухли. На повязке, обмотанной вокруг его ребер, проступило красное пятно. Ей не следовало позволять ему так напрягаться.
– Ты слышишь меня? – спросил Адам уже жестче. Быстрая раздражимость была еще одним свидетельством его переутомления. Джиллиан не решилась вернуться к кровати, поцеловать его и попросить, чтобы он лег и еще поспал. Она знала, чем это кончится. То, как его глаза следили за ее пальцами, застегивавшими лиф, было достаточно откровенным предупреждением. Сказать мужчине, что он изможден – лишь спровоцировать желание продемонстрировать свою выносливость. Может, он останется в постели и поспит, если она обратит все это в шутку.
– Да, я слышу, – дерзко ответила она, – но поскольку вы были так неосторожны, пообещав мне, что я никогда больше не испытаю тяжесть чьей-либо руки, отныне я буду непослушной.
– Что?! – воскликнул Адам, выпрямляясь. Джиллиан звонко рассмеялась.
– Да лежите вы, милорд. Я ведь только дразню вас насчет обеда. Конечно, есть более важные дела, и я совершила непростительный грех, позволив удовольствию… – ее голос слегка дрогнул, а глаза обласкали большое тело Адама, но она тут же продолжила, натягивая тунику: – отвлечь меня от моих обязанностей. Я должна осмотреть раненых, а также проследить, чтобы добычу, которую вы привезли, сложили куда следует. Вы позволите, милорд?
– Господи, ну, разумеется! – воскликнул Адам, испытывая укор совести. – Бедняги! Постарайся им чем-нибудь помочь. Это было жестоко – заставлять их скакать с такими ранами, но я не мог оставить их сзади, чтобы их захватили наши преследователи. И все-таки, когда освободишься, возвращайся. Мы должны решить, что делать с твоими вассалами: сказать ли им…
– Да, милорд, – прервала его Джиллиан. – Ждите здесь, где нас никто не подслушает. Я вернусь, как только перевяжу раненых и дам им лекарства.
Джиллиан присмотрела за всем – за обедом в первую очередь, поскольку для нее было важнее всего, чтобы Адам как следует, поел, потом за ранеными и за разгрузкой провизии. Когда все было сделано, Джиллиан снова задержалась возле кухни, проверяя, как там идут дела.
– Не раньше сумерек, – в отчаянии ответила на ее вопрос кухарка. – Может быть, господину предложить немного похлебки, пока все будет готово?
Джиллиан, рассмеявшись, взяла широкую миску, черпак и небольшой котелок с густым супом и вернулась в свою комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66