Сэр Ричард затаил дыхание, гадая, успели ли сэр Эдмунд и сэр Эндрю убрать лестницы и собрать людей у моста. А что делает сэр Филипп, который должен был вывести людей через вторую башню? Не впадет ли он вдруг в раздражение и не откажется ли исполнить свою роль?
– Где вы? – вдруг крикнул Адам. – Зажгите факел, чтобы я мог видеть вас и сколько с вами людей.
Голос его звучал неуверенно, словно страх преодолел мальчишескую браваду, которая заставила его откликнуться на вызов сэра Мэттью.
– Чтобы ваши лучники смогли выстрелить со стен? – отозвался сэр Мэттью.
– Не говорите глупостей, – ответил Адам. – Если вылетит хоть одна стрела, вам потребуется всего только погасить огонь и отойти. Так или иначе, скоро станет достаточно светло для стрельбы. Если вы не зажжете факел, я буду рассматривать это как предательский замысел и разорву наше соглашение.
Адам так умело играл роль тщеславного мальчишки, который не знал, как выпутаться из ситуации, на которую сам себя обрек, что сэру Ричарду стало не по себе. Он уже достаточно хорошо знал Адама, но поймет ли сэр Филипп его притворство? Во всяком случае, сэра Мэттью Адаму провести удалось, и он добился своего. Факел зажгли. Залпа стрел не последовало. Зажгли еще один факел. Сэр Ричард стиснул челюсти. Адам совершил большую ошибку. Факелы осветили по пять человек с обеих сторон от самого сэра Мэттью, но их свет, контрастируя с окружающей темнотой, лишь увеличивал преимущество сэра Мэттью, делая прятавшихся воинов совершенно невидимыми.
Прежде чем сэр Ричард успел предостеречь Адама криком, из двери башни показались десять человек. Они медленно вышли вперед со щитами на руках и обнаженными, но опущенными мечами.
– Ладно, – протянул сэр Мэттью, – а где же великий герой, который так спешил встретиться со мной?
– Прикажите вашим людям разойтись в стороны, как это делают мои! – крикнул Адам. – Мне нужно место для драки.
Сэр Мэттью расхохотался.
– Вам нужно сначала выйти!
Может быть, ему и не придется подавать сигнал сидевшим в засаде. Похоже, этот маленький крикун попался. Он высокомерным тоном приказал своей охране удалиться на почтительное расстояние. Воины Адама в точности повторили их движение.
– Готовьтесь! – с угрозой выкрикнул Адам, и голос его вдруг задрожал от смеха. – Я иду.
Сэр Мэттью едва успел поднять меч, как показался Адам – бешеный бык вырвался из тени башни через двор между двумя группами воинов. Он потрясал мечом и ревел уже своим обычным голосом:
– Лемань! Лемань!
Это почти сработало. Сила первого удара Адама вбила щит Мэттью, второпях поднятый под неверным углом, ему в голову. Следующий удар выбил меч из руки Мэттью вместе с парой пальцев. Будь у Адама время на третий взмах, он тут же обезглавил бы своего соперника и покончил с битвой. К несчастью для Адама, люди сэра Мэттью оказались преданными хозяину. Они не стали дожидаться сигнала. Только шок изумления помешал им вмешаться раньше.
Десятеро стоявших в открытую бросились к своему пошатнувшемуся господину и напавшему на него гиганту. Из тени показались еще человек пятьдесят. Заметив это движение, десять воинов Адама тут же сгрудились вокруг него, но сэр Ричард, выскочивший со своим отрядом из башни, не удержался и в ужасе вскрикнул. Адам и его десятка исчезли столь внезапно, словно были сметены одним ударом.
23
Письма от Адама приходили с поразительной регулярностью со времени его отъезда до того дня, когда Джиллиан передала ему предложение Иэна поторопиться с захватом Вика. На следующий день от него должно было прийти очередное письмо. Оно не пришло, и леди Элинор со смехом утешала не знавшую куда деться от беспокойства Джиллиан. Неужели она хочет, спрашивала Элинор, совершенства на этой грешной земле? И то было почти чудом, что до сих пор ничего не случилось, что задержало бы регулярность отправлений. Лошади иногда ломают ноги. С гонцами случаются всякие приключения. Может быть, письмо придет днем позже. Может быть, неприятность, в которую попал гонец, оказалась серьезной или даже роковой. В таком случае письмо могло вообще не дойти. Это были такие разумные слова, что Джиллиан пришлось согласиться с ними, хотя ее мятежное сердце периодически начинало бушевать от страха. Если бы ей приходилось скучать, Джиллиан давно бы уже билась в истерике, но Элинор была слишком умна, чтобы позволять ей сидеть сложа руки. Она бы придумала ей работу, если бы это было необходимо, но по счастливой случайности придумывать ничего не пришлось. Иэн и Джеффри были уже в пути, направляясь в Роузлинд, и граф Пемброкский написал, что скоро тоже прибудет в сопровождении нескольких неназванных гостей. Джиллиан казалось, что ей и прежде приходилось много работать, но теперь у нее не было времени даже перевести дух, помогая приводить в порядок замок для встречи высоких гостей.
Дни проходили, письма от Адама все не было, и, несмотря на все заботы, Джиллиан волновалась все больше. Джоанна ласково успокаивала ее, указывая на то, что, если Адам заканчивал последние приготовления к штурму или даже вступил в переговоры о сдаче замка, у него просто могло не остаться времени писать. Он ведь не похож на Иэна или Джеффри, которые могут черкнуть несколько строк без всяких усилий, не задумываясь. Для Адама письмо было настоящим трудом и требовало времени и спокойствия.
Слова могли бы утешить, если бы она не замечала тревоги в глазах самой Джоанны. Это был для нее очередной урок. Джоанна боялась почти так же сильно, как она сама, но это не останавливало ее от выполнения повседневных обязанностей. Джиллиан заставила себя следовать этому примеру. Хотя она всякий раз вздрагивала и оборачивалась, когда какой-нибудь слуга приближался к ней торопливым шагом, она делала все необходимое быстро и аккуратно. Это было одновременно и труднее, и легче, потому что страх, который она ощущала, заметно отличался от того, к которому она привыкла за всю свою прошлую жизнь. Впервые это был в чистом виде страх за другого человека. Раньше, даже когда Джиллиан беспокоилась об Адаме, этот страх смешивался со страхом за себя, потому что с его смертью под угрозой оказывалась ее безопасность, и она могла стать жертвой любого мужчины. Теперь Джиллиан была твердо уверена в своей безопасности, вечной безопасности. Леди Элинор признала ее своей, а люди из Роузлинда всегда берегут то, к чему прикипели сердцем.
Странно, однако, размышляла Джиллиан, старательно вышивая темно-зеленое платье, которое должно было ослепить Адама, но такого рода страх приносил еще больше боли. Куда бы она ни шла, она постоянно тащила в себе свинцовый груз, постоянное томление в груди и в горле, постоянное тошнотворное ощущение в животе. Столь же странной казалась ей ее способность терпеть все это, улыбаться слугам, когда они хорошо работали, обсуждать с видимым увлечением «изюминку» к каждой перемене блюд, осматривать коров и свиней в хлевах и решать, какую из них резать первой, а какая пусть еще пожирует несколько дней. Самой же странной была искренняя радость, испытываемая Джиллиан за Элинор и Джоанну, чьи мужья находились в безопасности и возвращались домой. Казалось бы, это должно было только усилить ее собственное несчастье, но почему-то все происходило наоборот. Только будет ли она испытывать то же чувство, когда Иэн и Джеффри приедут?
Ответ на этот вопрос она получила следующей ночью, через несколько часов после наступления темноты. Часовые на стенах уже собирались забить тревогу, заметив, что к замку приближаются много людей, когда Иэн самолично подъехал ко рву и потребовал впустить его. Замок ожил. Зал засветился факелами; слуги торопливо натягивали верхнюю одежду, если не спали в ней из-за холода; Элинор и Джоанна выбежали в ночных рубашках и с распущенными волосами встречать своих самых дорогих гостей. Джиллиан с облегчением обнаружила, что испытывает радость за них и в то же время какую-то грусть, но никак не зависть. Единственное, в чем она сомневалась, – это что ей делать. Она не хотела вторгаться в страстные объятия и горячие приветствия, но и не желала показаться мрачной или равнодушной.
Второй вопрос разрешился столь же приятно, как и первый. Несколько минут Элинор и Джоанна обнимали и ощупывали своих мужей, чтобы убедиться, что они целы и невредимы, а затем попросили позвать Джиллиан. Служанку отправили бегом привести ее, если она проснулась. Далеко бежать не пришлось – Джиллиан стояла на лестнице, выжидая в нерешительности. Когда ее позвали, она охотно вышла вперед, чтобы оказаться в нежных объятиях Иэна и теплых – Джеффри, который знал о Джиллиан, разумеется, все, что узнали женщины, хотя Элинор не писала, что, как и Джеффри, подозревала Джиллиан в убийстве мужа. Это, считала Элинор, одна из тех вещей, знать о которых мужчинам совершенно не нужно и которая могла создать ложное мнение о характере Джиллиан.
Спустя несколько минут даже мучительный страх за Адама был позабыт. Пока Джеффри расспрашивал Джиллиан о Тарринге, Элинор рассказывала Иэну про Адама. Джеффри, видимо, больше слушал эту историю, чем ответы Джиллиан, поскольку никак не комментировал их, зато сказал:
– Как вы можете считать странным, что Адам не пишет? А когда это он писал?
– Он присылал письма Джиллиан каждые два-три дня с тех пор, как уехал, – многозначительно заявила Элинор.
– По определенным дням? – быстро спросил Иэн.
– Нет, милорд, – ответила Джиллиан, – дни могли меняться.
– А когда вы переслали ему весточку от Иэна? – поинтересовался Джеффри.
– Пять… нет, уже утро, шесть дней назад, – сказала Джиллиан, отчаянно всматриваясь в лицо Иэна.
Иэн не заметил этого. Он посмотрел на Джеффри, губы которого слегка шевелились, считая. Продолжая наблюдать за ним, Иэн сказал:
– Один или даже два дня лишних я объяснить не могу.
– Вы про Адама говорите, – отрезала Элинор, – а не дни считайте.
Джеффри улыбнулся ей и Джиллиан.
– Мы про Адама и говорим, – затем он снова повернулся к Иэну. – Ты судишь по себе, Иэн. Это ты можешь сказать вассалу, которого знаешь двадцать лет: «Разберись в этом замке за меня». Адам не поступит так. Он сам проверит место и людей. Он не слишком хорошо знает вассалов Джиллиан и, кроме того… да что говорить, мне самому трудно довериться мнению моих людей, а не своему собственному.
– Ага, вот видите? – сказал Иэн, тоже улыбнувшись Элинор и Джиллиан. – Вам незачем забивать свои прекрасные головки. Естественно, Адам не мог написать ни в день подготовки к штурму, ни в день самого штурма. Если бы они потерпели неудачу, он написал бы, чтобы сообщить эту новость и, может быть, спросить у меня, как быть дальше. Следовательно, раз вы о нем ничего не слышали, значит, штурм был успешным.
– И, зная любовь Адама к письмам, я предположил бы: он сказал себе, что писать нет нужды, раз он сам приедет домой не позднее гонца с письмом, – добавил Джеффри.
– Но он же не приехал, – прошептала Джиллиан. Иэн обнял ее рукой.
– Дитя мое, полагаю, вы увидите его завтра, хотя, может быть, и поздно, – губы его улыбались, но в глазах сквозила тревога. – А если он не приедет, я поеду туда сам и посмотрю, что задержало его. Вероятно, он хочет удостовериться, чтобы добыча была поделена поровну, а может, испытывает какие-то трудности в обеспечении управления замком. Не думайте об этом больше. Я привезу его домой.
Иэну пришла в голову и еще одна возможная причина опоздания. Адам мог быть серьезно ранен. Если он потерял сознание, то не мог ни написать, ни послать в Роузлинд за помощью. Если же он был в сознании, то мог запретить передавать в Роузлинд о его ранении. Зная свою мать, Адам предположил бы, что она поедет немедленно к нему, невзирая на то, идет битва или нет, и, возможно, привезет с собой Джиллиан. Адам мог быть безрассудным, но не настолько, чтобы подвергать такой опасности женщину, которую любит, или свою мать. Он будет скрывать свое ранение, пока не вернется домой.
Иэн не бросился в ту же минуту к своему дорогому мальчику, чтобы убедиться, что он жив, только потому, что знал, по описанию Элинор, характер сэра Ричарда. Что бы Адам ни приказывал, сэр Ричард обязательно послал бы за помощью, если бы решил, что Адам может умереть от своей раны. Таким образом, если Адам не был просто занят, как надеялся и верил Иэн, предотвращением возможных конфликтов между людьми, участвовавшими в штурме Вика, то и смертельно ранен он быть не мог. В таком случае было бы более жестоко пугать Элинор и Джиллиан, уезжая посреди ночи, чем оставить Адама там, где он был, до завтра.
На следующее утро все, кроме Джиллиан, поднялись поздно. Иэн и Джеффри были слишком заняты, компенсируя себя и жен за трехмесячную разлуку, и сомкнули глаза только ближе к рассвету, а когда они их открыли, то так обрадовались своему возвращению, что почувствовали себя обязанными продемонстрировать новые доказательства своей преданности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Где вы? – вдруг крикнул Адам. – Зажгите факел, чтобы я мог видеть вас и сколько с вами людей.
Голос его звучал неуверенно, словно страх преодолел мальчишескую браваду, которая заставила его откликнуться на вызов сэра Мэттью.
– Чтобы ваши лучники смогли выстрелить со стен? – отозвался сэр Мэттью.
– Не говорите глупостей, – ответил Адам. – Если вылетит хоть одна стрела, вам потребуется всего только погасить огонь и отойти. Так или иначе, скоро станет достаточно светло для стрельбы. Если вы не зажжете факел, я буду рассматривать это как предательский замысел и разорву наше соглашение.
Адам так умело играл роль тщеславного мальчишки, который не знал, как выпутаться из ситуации, на которую сам себя обрек, что сэру Ричарду стало не по себе. Он уже достаточно хорошо знал Адама, но поймет ли сэр Филипп его притворство? Во всяком случае, сэра Мэттью Адаму провести удалось, и он добился своего. Факел зажгли. Залпа стрел не последовало. Зажгли еще один факел. Сэр Ричард стиснул челюсти. Адам совершил большую ошибку. Факелы осветили по пять человек с обеих сторон от самого сэра Мэттью, но их свет, контрастируя с окружающей темнотой, лишь увеличивал преимущество сэра Мэттью, делая прятавшихся воинов совершенно невидимыми.
Прежде чем сэр Ричард успел предостеречь Адама криком, из двери башни показались десять человек. Они медленно вышли вперед со щитами на руках и обнаженными, но опущенными мечами.
– Ладно, – протянул сэр Мэттью, – а где же великий герой, который так спешил встретиться со мной?
– Прикажите вашим людям разойтись в стороны, как это делают мои! – крикнул Адам. – Мне нужно место для драки.
Сэр Мэттью расхохотался.
– Вам нужно сначала выйти!
Может быть, ему и не придется подавать сигнал сидевшим в засаде. Похоже, этот маленький крикун попался. Он высокомерным тоном приказал своей охране удалиться на почтительное расстояние. Воины Адама в точности повторили их движение.
– Готовьтесь! – с угрозой выкрикнул Адам, и голос его вдруг задрожал от смеха. – Я иду.
Сэр Мэттью едва успел поднять меч, как показался Адам – бешеный бык вырвался из тени башни через двор между двумя группами воинов. Он потрясал мечом и ревел уже своим обычным голосом:
– Лемань! Лемань!
Это почти сработало. Сила первого удара Адама вбила щит Мэттью, второпях поднятый под неверным углом, ему в голову. Следующий удар выбил меч из руки Мэттью вместе с парой пальцев. Будь у Адама время на третий взмах, он тут же обезглавил бы своего соперника и покончил с битвой. К несчастью для Адама, люди сэра Мэттью оказались преданными хозяину. Они не стали дожидаться сигнала. Только шок изумления помешал им вмешаться раньше.
Десятеро стоявших в открытую бросились к своему пошатнувшемуся господину и напавшему на него гиганту. Из тени показались еще человек пятьдесят. Заметив это движение, десять воинов Адама тут же сгрудились вокруг него, но сэр Ричард, выскочивший со своим отрядом из башни, не удержался и в ужасе вскрикнул. Адам и его десятка исчезли столь внезапно, словно были сметены одним ударом.
23
Письма от Адама приходили с поразительной регулярностью со времени его отъезда до того дня, когда Джиллиан передала ему предложение Иэна поторопиться с захватом Вика. На следующий день от него должно было прийти очередное письмо. Оно не пришло, и леди Элинор со смехом утешала не знавшую куда деться от беспокойства Джиллиан. Неужели она хочет, спрашивала Элинор, совершенства на этой грешной земле? И то было почти чудом, что до сих пор ничего не случилось, что задержало бы регулярность отправлений. Лошади иногда ломают ноги. С гонцами случаются всякие приключения. Может быть, письмо придет днем позже. Может быть, неприятность, в которую попал гонец, оказалась серьезной или даже роковой. В таком случае письмо могло вообще не дойти. Это были такие разумные слова, что Джиллиан пришлось согласиться с ними, хотя ее мятежное сердце периодически начинало бушевать от страха. Если бы ей приходилось скучать, Джиллиан давно бы уже билась в истерике, но Элинор была слишком умна, чтобы позволять ей сидеть сложа руки. Она бы придумала ей работу, если бы это было необходимо, но по счастливой случайности придумывать ничего не пришлось. Иэн и Джеффри были уже в пути, направляясь в Роузлинд, и граф Пемброкский написал, что скоро тоже прибудет в сопровождении нескольких неназванных гостей. Джиллиан казалось, что ей и прежде приходилось много работать, но теперь у нее не было времени даже перевести дух, помогая приводить в порядок замок для встречи высоких гостей.
Дни проходили, письма от Адама все не было, и, несмотря на все заботы, Джиллиан волновалась все больше. Джоанна ласково успокаивала ее, указывая на то, что, если Адам заканчивал последние приготовления к штурму или даже вступил в переговоры о сдаче замка, у него просто могло не остаться времени писать. Он ведь не похож на Иэна или Джеффри, которые могут черкнуть несколько строк без всяких усилий, не задумываясь. Для Адама письмо было настоящим трудом и требовало времени и спокойствия.
Слова могли бы утешить, если бы она не замечала тревоги в глазах самой Джоанны. Это был для нее очередной урок. Джоанна боялась почти так же сильно, как она сама, но это не останавливало ее от выполнения повседневных обязанностей. Джиллиан заставила себя следовать этому примеру. Хотя она всякий раз вздрагивала и оборачивалась, когда какой-нибудь слуга приближался к ней торопливым шагом, она делала все необходимое быстро и аккуратно. Это было одновременно и труднее, и легче, потому что страх, который она ощущала, заметно отличался от того, к которому она привыкла за всю свою прошлую жизнь. Впервые это был в чистом виде страх за другого человека. Раньше, даже когда Джиллиан беспокоилась об Адаме, этот страх смешивался со страхом за себя, потому что с его смертью под угрозой оказывалась ее безопасность, и она могла стать жертвой любого мужчины. Теперь Джиллиан была твердо уверена в своей безопасности, вечной безопасности. Леди Элинор признала ее своей, а люди из Роузлинда всегда берегут то, к чему прикипели сердцем.
Странно, однако, размышляла Джиллиан, старательно вышивая темно-зеленое платье, которое должно было ослепить Адама, но такого рода страх приносил еще больше боли. Куда бы она ни шла, она постоянно тащила в себе свинцовый груз, постоянное томление в груди и в горле, постоянное тошнотворное ощущение в животе. Столь же странной казалась ей ее способность терпеть все это, улыбаться слугам, когда они хорошо работали, обсуждать с видимым увлечением «изюминку» к каждой перемене блюд, осматривать коров и свиней в хлевах и решать, какую из них резать первой, а какая пусть еще пожирует несколько дней. Самой же странной была искренняя радость, испытываемая Джиллиан за Элинор и Джоанну, чьи мужья находились в безопасности и возвращались домой. Казалось бы, это должно было только усилить ее собственное несчастье, но почему-то все происходило наоборот. Только будет ли она испытывать то же чувство, когда Иэн и Джеффри приедут?
Ответ на этот вопрос она получила следующей ночью, через несколько часов после наступления темноты. Часовые на стенах уже собирались забить тревогу, заметив, что к замку приближаются много людей, когда Иэн самолично подъехал ко рву и потребовал впустить его. Замок ожил. Зал засветился факелами; слуги торопливо натягивали верхнюю одежду, если не спали в ней из-за холода; Элинор и Джоанна выбежали в ночных рубашках и с распущенными волосами встречать своих самых дорогих гостей. Джиллиан с облегчением обнаружила, что испытывает радость за них и в то же время какую-то грусть, но никак не зависть. Единственное, в чем она сомневалась, – это что ей делать. Она не хотела вторгаться в страстные объятия и горячие приветствия, но и не желала показаться мрачной или равнодушной.
Второй вопрос разрешился столь же приятно, как и первый. Несколько минут Элинор и Джоанна обнимали и ощупывали своих мужей, чтобы убедиться, что они целы и невредимы, а затем попросили позвать Джиллиан. Служанку отправили бегом привести ее, если она проснулась. Далеко бежать не пришлось – Джиллиан стояла на лестнице, выжидая в нерешительности. Когда ее позвали, она охотно вышла вперед, чтобы оказаться в нежных объятиях Иэна и теплых – Джеффри, который знал о Джиллиан, разумеется, все, что узнали женщины, хотя Элинор не писала, что, как и Джеффри, подозревала Джиллиан в убийстве мужа. Это, считала Элинор, одна из тех вещей, знать о которых мужчинам совершенно не нужно и которая могла создать ложное мнение о характере Джиллиан.
Спустя несколько минут даже мучительный страх за Адама был позабыт. Пока Джеффри расспрашивал Джиллиан о Тарринге, Элинор рассказывала Иэну про Адама. Джеффри, видимо, больше слушал эту историю, чем ответы Джиллиан, поскольку никак не комментировал их, зато сказал:
– Как вы можете считать странным, что Адам не пишет? А когда это он писал?
– Он присылал письма Джиллиан каждые два-три дня с тех пор, как уехал, – многозначительно заявила Элинор.
– По определенным дням? – быстро спросил Иэн.
– Нет, милорд, – ответила Джиллиан, – дни могли меняться.
– А когда вы переслали ему весточку от Иэна? – поинтересовался Джеффри.
– Пять… нет, уже утро, шесть дней назад, – сказала Джиллиан, отчаянно всматриваясь в лицо Иэна.
Иэн не заметил этого. Он посмотрел на Джеффри, губы которого слегка шевелились, считая. Продолжая наблюдать за ним, Иэн сказал:
– Один или даже два дня лишних я объяснить не могу.
– Вы про Адама говорите, – отрезала Элинор, – а не дни считайте.
Джеффри улыбнулся ей и Джиллиан.
– Мы про Адама и говорим, – затем он снова повернулся к Иэну. – Ты судишь по себе, Иэн. Это ты можешь сказать вассалу, которого знаешь двадцать лет: «Разберись в этом замке за меня». Адам не поступит так. Он сам проверит место и людей. Он не слишком хорошо знает вассалов Джиллиан и, кроме того… да что говорить, мне самому трудно довериться мнению моих людей, а не своему собственному.
– Ага, вот видите? – сказал Иэн, тоже улыбнувшись Элинор и Джиллиан. – Вам незачем забивать свои прекрасные головки. Естественно, Адам не мог написать ни в день подготовки к штурму, ни в день самого штурма. Если бы они потерпели неудачу, он написал бы, чтобы сообщить эту новость и, может быть, спросить у меня, как быть дальше. Следовательно, раз вы о нем ничего не слышали, значит, штурм был успешным.
– И, зная любовь Адама к письмам, я предположил бы: он сказал себе, что писать нет нужды, раз он сам приедет домой не позднее гонца с письмом, – добавил Джеффри.
– Но он же не приехал, – прошептала Джиллиан. Иэн обнял ее рукой.
– Дитя мое, полагаю, вы увидите его завтра, хотя, может быть, и поздно, – губы его улыбались, но в глазах сквозила тревога. – А если он не приедет, я поеду туда сам и посмотрю, что задержало его. Вероятно, он хочет удостовериться, чтобы добыча была поделена поровну, а может, испытывает какие-то трудности в обеспечении управления замком. Не думайте об этом больше. Я привезу его домой.
Иэну пришла в голову и еще одна возможная причина опоздания. Адам мог быть серьезно ранен. Если он потерял сознание, то не мог ни написать, ни послать в Роузлинд за помощью. Если же он был в сознании, то мог запретить передавать в Роузлинд о его ранении. Зная свою мать, Адам предположил бы, что она поедет немедленно к нему, невзирая на то, идет битва или нет, и, возможно, привезет с собой Джиллиан. Адам мог быть безрассудным, но не настолько, чтобы подвергать такой опасности женщину, которую любит, или свою мать. Он будет скрывать свое ранение, пока не вернется домой.
Иэн не бросился в ту же минуту к своему дорогому мальчику, чтобы убедиться, что он жив, только потому, что знал, по описанию Элинор, характер сэра Ричарда. Что бы Адам ни приказывал, сэр Ричард обязательно послал бы за помощью, если бы решил, что Адам может умереть от своей раны. Таким образом, если Адам не был просто занят, как надеялся и верил Иэн, предотвращением возможных конфликтов между людьми, участвовавшими в штурме Вика, то и смертельно ранен он быть не мог. В таком случае было бы более жестоко пугать Элинор и Джиллиан, уезжая посреди ночи, чем оставить Адама там, где он был, до завтра.
На следующее утро все, кроме Джиллиан, поднялись поздно. Иэн и Джеффри были слишком заняты, компенсируя себя и жен за трехмесячную разлуку, и сомкнули глаза только ближе к рассвету, а когда они их открыли, то так обрадовались своему возвращению, что почувствовали себя обязанными продемонстрировать новые доказательства своей преданности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66