Остановился он на широкой, наподобие панциря, платиновой подвеске с громадной жемчужиной, окруженной сапфирами. Подвеска прикреплялась к цепи, которую можно было удлинять по мере роста Отчаянного. Услышав цену, Лоуренс нервно сглотнул, но храбро подписал чек. Мальчик, сбегав в банк, подтвердил, что чек действителен, и Лоуренсу тут же отдали в руки хорошо упакованный, весьма увесистый сверток.
После этого он сразу пошел в запасник, хотя до назначенного времени оставался еще целый час. Левитас так и лежал в пыли, обернувшись хвостом, усталый и одинокий. В запаснике постоянно держали стадо овец. Лоуренс распорядился заколоть одну для курьера, а потом сел рядом и разговаривал с драконом, пока не вернулся Ренкин.
Назад они летели немного медленнее, и Ренкин после посадки был холоден с Левитасом. Лоуренс, уже не заботясь, что может показаться невежливым, похвалил и погладил винчестера, но это не помогло. Несчастный дракон съежился в уголке двора. Делать было нечего. Воздушное командование отдало его Ренкину, и Лоуренс не имел никакого права выговаривать офицеру того же звания и с большей выслугой лет.
Новую сбрую Отчаянного аккуратно сложили на двух скамейках. Шейную постромку украшало его имя, выведенное серебряными заклепками. Сам Отчаянный, задумчивый и немного грустный, снова сидел за оградой и смотрел, как заходит солнце над озером. Лоуренс тут же понес ему свой подарок.
Отчаянный пришел от подвески в такой восторг, что им обоим снова сделалось весело. Белый металл так и светился на черной шкуре. Дракон держал щиток передней лапой и упивался видом жемчужины, расширив зрачки, до предела.
– Как же я люблю жемчуг, Лоуренс! – Он благодарно потерся мордой о своего капитана. – Как он красив! Но это, должно быть, ужасно дорого?
– Ни пенни бы не сбавил, лишь бы посмотреть, как ты радуешься. Пришли призовые деньги за «Амитье», и мой карман теперь полон. Собственно, с меня причитается, потому что больше половины денег мы получили за твое яйцо, которое нашли на борту.
– Ну, я тут ни при чем, хотя и рад, что так вышло. Уверен, что ни одного французского капитана не полюбил бы так, как тебя. Я так счастлив! Ни у кого больше нет такой замечательной вещи. – Отчаянный свернулся вокруг Лоуренса со вздохом глубочайшего удовлетворения.
Лоуренс взобрался на переднюю лапу и сел, любуясь его блаженством. Да, если бы «Амитье» не задержалась в пути и не попала в плен, Отчаянный достался бы французскому авиатору. Раньше Лоуренс как-то не задумывался об этом. Сейчас француз, наверное, клянет свою злую судьбу. Он, конечно же, уже знает, что яйцо захватили вместе с кораблем, хотя вряд ли слышал, что из этого яичка вышел империал, на которого благополучно надели сбрую.
Зрелище убранного драгоценностями дракона прогнало прочь остатки его горестей и тревог. Что бы ни случилось в дальнейшем, Лоуренс никогда больше не пожалуется на поворот судьбы, осчастлививший его за счет французского бедолаги.
– Я и книги тоже привез, – сказал он. – Не начать ли нам с Ньютона? Я нашел английский перевод его труда о началах математики, но предупрежу тебя сразу: мне совершенно недоступен смысл того, что я буду тебе читать. Из всей математики я постиг только те навигационные крохи, которые мои учителя с трудом вдолбили в меня.
– Да, начинай, пожалуйста. – Отчаянный на миг оторвался от созерцания своих новых сокровищ. – Уверен, вместе мы одолеем эту премудрость.
Глава седьмая
На следующее утро Лоуренс встал чуть пораньше и позавтракал в одиночестве, чтобы выиграть немного времени перед тренировкой. Вчера вечером он внимательно осмотрел новую сбрую, изучил каждый стежок, испробовал на прочность все кольца. Отчаянный заверил его, что в носке сбруя очень удобна и что механики прислушивались ко всем его пожеланиям. Решив, что небольшое вознаграждение будет здесь только уместно, Лоуренс произвел быстрый подсчет в уме и отправился в мастерские.
Холлин уже работал в своей клетушке и сразу вышел к нему.
– Доброе утро, сэр. Надеюсь, сбруя в порядке?
– В полном. Могу только похвалить. Она просто великолепна, и Отчаянный целиком ее одобряет. Прошу передать всем, что при выплате жалованья добавлю каждому лишних полкроны.
– Благодарю, сэр, вы очень добры. – Холлин обрадовался, но не особенно удивился, и Лоуренс остался очень доволен. Для людей, всегда имеющих возможность выпить в деревне, лишняя порция рома или грога не диво, и платят солдатам и авиаторам лучше, чем морякам, поэтому он не знал точно, сколько следует дать им на чай. Он хотел вознаградить механиков за усердие, не создавая при этом впечатления, будто покупает их преданность.
– Вас, мистер Холлин, хвалю особо. Сбруя Левитаса выглядит намного опрятнее, и сам он лучше ухожен. Я в долгу перед вами, поскольку знаю, что в ваши обязанности это не входит.
– Пустяки, – широко улыбнулся Холлин. – Малыша это делает таким счастливым, что я прямо-таки рад ему услужить. Всегда теперь буду за ним присматривать. Сдается мне, он у нас одинок, бедняга.
Лоуренс ни за что бы не стал критиковать другого офицера перед механиком, а потому сказал:
– Не сомневаюсь, что он благодарен вам за внимание, – сказал он, – и я тоже буду очень признателен, если вы найдете для него время.
С этой минуты он утратил возможность заняться Левитасом или каким-либо другим посторонним делом. Селеритас счел, что хорошо изучил Отчаянного, и теперь, когда тот получил новую сбрую, принялся за него всерьез. После ужина Лоуренс сразу валился в постель, а на рассвете его будил кто-то из слуг. За обедом он едва заставлял себя поддерживать самую немудреную беседу. Каждый свободный момент он дремал на солнышке рядом с Отчаянным или лежал в горячей банной купели.
Селеритас был безжалостен и неутомим. Он без конца отрабатывал какой-нибудь поворот, пике или короткий бомбардировочный вылет, во время которого низовые условно бомбили цели, расположенные в долине. Долгие часы посвящались оружейной подготовке – Отчаянному даже глазом не полагалось моргать, когда у него за ушами давали залп из восьми ружей. При командных занятиях он должен быть смирно стоять на месте, когда на него карабкались или что-то делали с его сбруей. День завершался очередным экзаменом на выносливость, и Отчаянный наматывал бесконечные круги над долиной. Время, которое он способен был продержаться в воздухе на максимальной скорости, увеличилось почти вдвое.
Даже в те промежутки, когда Отчаянный восстанавливал дыхание, распластавшись на учебном дворе, тренер заставлял Лоуренса лазать по его сбруе или по вделанным в скалу кольцам. Так капитан приобретал навыки, которые каждый авиатор вырабатывает в самые ранние годы своего ученичества. Это, в общем, не так уж отличалось от лазания по вантам в шторм, если представить себе корабль, идущий со скоростью тридцать миль в час, способный в любой момент повернуть или перекувырнуться. Первую неделю руки у него то и дело срывались, и если бы не сдвоенные защелки-карабины, Лоуренс уже раз двадцать разбился бы насмерть.
Потом их освободили от ежедневных полетов и передали старому капитану Джоулсону для отработки воздушной сигнализации. Сигналы для типовых сообщений, подаваемые флажками и вспышками, были почти такие же, как на флоте, и Лоуренс их заучил без труда. Существовал, однако, еще и длиннющий список экстренных сигналов для быстрой связи. Некоторые из них включали в себя до шести флажков, и все это требовалось вызубрить наизусть, так как капитан не может полагаться целиком на своего сигнальщика. Точный момент приема и выполнения приказа имеет наиважнейшее значение, поэтому и капитан, и дракон должны разбираться в сигналах. Сигнальщик нужен больше для страховки; в его обязанности входит передача сигналов своего капитана и оповещение о сигналах других боевых единиц, но отнюдь не перевод всех поступающих сообщений.
Отчаянный, к большому конфузу Лоуренса, усваивал эту науку быстрее его самого. Даже Джоулсон удивлялся его успехам.
– И это при том, что для обучения он уже староват, – говорил Лоуренсу капитан. – Обычно мы начинаем показывать им флажки, как только они вылупятся. Раньше я не хотел этого говорить, чтобы вас не обескуражить, но думал, хлопот с ним будет куда как много. Если дракон не знает всех сигналов к полутора месяцам, на него можно махнуть рукой. Ваш уже переросток, а схватывает, будто только что из яйца.
И все же зубрежка утомляла Отчаянного не меньше физических упражнений. Так, даже без перерывов на воскресенья, прошло пять недель. Вместе с Максимусом и Беркли они проделывали маневры возрастающей сложности, готовясь войти в общий строй. Оба дракона сильно вымахали за время ученья. Максимус стал почти с взрослого регала, а Отчаянный не доставал до его плеча всего на один человеческий рост, хотя был гораздо тоньше. Рос империал больше вширь и в крыльях, чем в высоту.
При этом он был очень пропорционален. Длинный грациозный хвост, изящно прижатые к телу крылья – развернутые, они были как раз нужной величины. Черная шкура затвердела и залоснилась, только нос оставался мягким, а серо-синий узор на крыльях разросся и приобрел молочный отлив. На пристрастный взгляд Лоуренса, он – даже и без огромной жемчужины, сияющей у него на груди, – был самым красивым драконом во всем запаснике.
При таком быстром росте и постоянной занятости грустить Отчаянный почти перестал. Все драконы, кроме Максимуса, теперь уступали ему в размерах – даже Лили в длину была меньше, хотя размахом крыльев все еще превосходила его. В часы кормления он не стремился занять первое место, но Лоуренс стал замечать, что другие драконы невольно уходят в сторону, когда он начинает охотиться. Отчаянный так ни с кем и не подружился, но был слишком занят, чтобы обращать на это внимание – что очень напоминало отношения Лоуренса с прочими авиаторами.
Большей частью они сами составляли друг другу компанию и расставались только на еду и на сон. Лоуренс, честно говоря, мало нуждался в каком-то другом обществе. Он даже рад был, что у него появился хороший предлог не общаться с Ренкином. Отклоняя по уважительной причине все его приглашения, он полагал, что их знакомство если и не совсем прекратилось, то по крайней мере остановилось в развитии.
Зато благодаря все более близкому знакомству с Максимусом и Беркли они с Отчаянным не чувствовали себя совсем уж оторванными от своих сослуживцев – правда, спать Отчаянный по-прежнему предпочитал за оградой, а не во дворе с другими драконами.
Наземная команда Отчаянного сформировалась полностью. В ее костяк, помимо главного механика Холлина, входили бронемастер Пратт, шорник Белл и канонир Каллоуэй. Штат большинства драконов ограничивался этим числом, но Отчаянный продолжал расти, и его механики вынуждены были согласиться сперва на одного, а потом и на двух помощников. В конце концов у Отчаянного стало всего на несколько человек меньше, чем у Максимуса. Портупейщика звали Феллоуз. Человек молчаливый, но надежный, он занимался этим делом уже лет десять и особенно славился умением выбивать у Корпуса лишних работников. Для Лоуренса он набрал целых восемь грумов, без которых в самом деле было не обойтись: Лоуренс продолжал освобождать Отчаянного от сбруи при малейшей возможности, и тот нуждался в наземной обслуге гораздо чаще своих сотоварищей.
А вот воздушный экипаж должен был целиком состоять из офицеров и джентльменов. В авиации даже рядовые приравнивались к младшим офицерам, что Лоуренсу, привыкшему видеть десять новобранцев на одного опытного моряка, казалось странным. Свирепой боцманской дисциплиной здесь и не пахло. Бить и стращать таких подчиненных, разумеется, никто бы не стал – провинившегося в самом худшем случае увольняли. Лоуренс не мог отрицать, что такой порядок ему больше по вкусу, хотя и чувствовал себя предателем, критикуя флот даже в мыслях.
В своих офицерах он вопреки опасениям не находил особых изъянов – по крайней мере с первого взгляда. Половина стрелков были совсем зеленые мичманы, едва научившиеся правильно держать ружье, но они стремились добиться большего и уже достигли некоторых успехов. Коллинс слишком горячился, однако обладал верным глазом. Доннел и Данн все еще затруднялись в поиске цели, но перезаряжали быстро. Риггса, их лейтенанта, выбрали не совсем удачно. Будучи сам хорошим, знающим свое дело стрелком, он легко вспыхивал и склонен был делать из мухи слона. Лоуренс предпочел бы более спокойного младшего командира, но людей подбирал не он. Риггс имел выслугу, его отличали. Он по крайней мере заслужил свою должность, что Лоуренс не всегда мог сказать о знакомых морских офицерах.
Верховых, низовых, старших офицеров и наблюдателей еще не назначили. Почти все незанятые младшие офицеры запасника пробовались на Отчаянном перед окончательным выбором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38