Быть может, девушка сама вложила ему в голову эту мысль, так как она, очевидно, любила волшебные сказки и то и дело поддразнивала Роджера, спрашивая, не переодетый ли он принц или не младший ли сын мельника, который покинул дом, чтобы убить дракона и в конце концов жениться на принцессе.
Все же Роджеру было нелегко разобраться в ней. Атенаис была такой маленькой и хрупкой, что с первого взгляда ее ничего не стоило принять за тринадцатилетнюю девочку, тем более что она проявляла поразительное неведение во многих элементарных вопросах и разговаривала капризным диктаторским тоном избалованного ребенка. Но в то же время достоинство и твердость, которые Атенаис обнаруживала столь же часто, вкупе с поразительной осведомленностью о некоторых вещах, позволяли признать ее недоразвившейся физически девушкой лет семнадцати.
Роджеру еще предстояло привыкнуть к этим странным аномалиям, которые в те времена были нередки среди французской молодежи из высшего общества. Семейная жизнь французских аристократов дошла до такой степени вырождения, что для родителей стало обычным делом поручать своих отпрысков заботам слуг или даже семей неграмотных простолюдинов. Дети редко видели своих родителей, которые иногда полностью забывали о них до подросткового возраста. Только тогда им нанимали наставников и гувернанток, чтобы подготовить к высокому положению, которое им предстояло занять, щедро ссужали деньгами, покупали богатую одежду, роскошные апартаменты и нанимали многочисленных слуг. Внезапно извлеченные из полного пренебрежения, в котором до сих пор пребывали, дети должны были вести себя как взрослые с представителями низших сословий, которыми имели право командовать исключительно благодаря своему происхождению.
В действительности Атенаис де Рошамбо было в ту пору четырнадцать с четвертью, а ее брату Люсьену лишь годом меньше. Прошло всего два года с тех пор, как их забрали у приемных родителей с целью дать им образование, но за это время они научились чувствовать себя важными персонами, рожденными для того, чтобы повелевать. Мальчику, несмотря на младший возраст, следовало занимать доминирующее положение, но, как верно почувствовал Роджер, он был туповат, поэтому Атенаис, сознавая себя одной из самых богатых наследниц в Бретани, взяла на себя обязанности управлять жизнью великолепного особняка в отсутствие отца.
За десертом – подали превосходное ванильное мороженое – аббат спросил у Роджера:
– И что же вы намерены делать теперь, месье Брюк?
– Не знаю, месье аббат, – ответил Роджер, радуясь возможности изложить кому-то свои мысли. – Возможно, этот Фуше поймет, что у меня не могло быть мотивов для убийства моего бедного старого друга и его обвинение будет выглядеть неубедительно, а потому не станет доносить на меня. В таком случае я буду чувствовать себя обязанным обеспечить достойные похороны доктору Фенелону. К тому же мне хотелось бы вернуться в «Дю Геклен» и найти мешок с деньгами, который я уронил. Быть может, он все еще лежит в темном углу коридора, а если кто-либо его подобрал, то, не будучи вором, должен был отдать на хранение хозяину гостиницы. Но я боюсь туда возвращаться, не убедившись полностью, что не суну голову в петлю. Не соблаговолите ли вы, месье аббат, дать мне совет?
– Не мое дело давать советы по юридическим вопросам, – ответил старый священник. – Все же мне кажется, что пояс с пятьюдесятью четырьмя луидорами мог толкнуть на преступление молодого человека в вашем положении, будь он убийцей по натуре. Согласно вашему рассказу, вы бежали, держа его в руках, и я бы счел сомнительным, что все деньги предприятия доверили человеку, который много моложе своего партнера.
– Для этого была особая причина, – быстро пояснил Роджер. – Как я говорил вам…
Аббат Дюшени жестом прервал его:
– Знаю, знаю, мой юный друг. Я не подвергаю сомнению ваши объяснения, но, как я понял, у вас нет свидетеля, готового подтвердить ваши слова о пагубной привычке доктора, и я просто излагаю вам точку зрения, которой, по всей вероятности, будет придерживаться полиция.
С небольшой высоты недавно обретенного оптимизма Роджер рухнул в бездну мрака. Он понял, что хорошие пища и вино вкупе с роскошной обстановкой придали ему ложное ощущение безопасности и что в холодном свете беспристрастного расследования его дело будет выглядеть весьма скверно. Доктор умер насильственной смертью, и он, Роджер, сбежал с деньгами, которые, несомненно, сочтут принадлежащими его партнеру.
Мадам Мари-Анже заметила, как он помрачнел, и, будучи доброй женщиной, попыталась его утешить:
– Не понимаю, что выиграет этот Фуше, выдвинув обвинение против месье Брюка.
– Отведет обвинение от себя, мадам, – быстро ответил аббат.
– Но он мог бы с таким же успехом сказать, что доктор покончил с собой, и избавить себя от ареста, – настаивала гувернантка. – Нужно быть чудовищно мстительным, чтобы отправить на виселицу человека, не причинившего тебе никакого вреда.
– Тысяча благодарностей, мадам! – воскликнул Роджер. – В ваших словах много смысла. Теперь я не сомневаюсь, что Фуше кричал «Убийство!» не столько для того, чтобы видеть меня повешенным, сколько чтобы не дать мне убежать с кошельком.
– Но станет ли он, уже обвинив месье Брюка, отказываться от своих слов? – пессимистически заметил аббат.
– Ему ничего не стоит сказать, что люди неправильно истолковали его крики, – возразила мадам Мари-Анже. – Он может заявить, что восклицание «Убийство!» означало лишь то, что произошла насильственная смерть, а те, кто его слышали, невольно объединили его со словами «Стой, вор!».
– Поступив так, он избежит греха лжесвидетельства и участия в затяжном судебном процессе, – согласился аббат. – И, как вы правильно заметили, мадам, ему нет никакого смысла отправлять нашего юного друга на виселицу.
Атенаис пожала хрупкими плечами:
– Вы сами признали, месье аббат, что мало разбираетесь в подобных делах, а я и вовсе ничего в них не смыслю. Почему бы нам не послать за нотариусом? Как его имя? Мэтр… мэтр…
– Леже, – подсказал аббат.
– Да, мэтр Леже. Давайте вызовем его и все у него выясним.
Высказав эту идею, Атенаис тут же повернулась к Альдегонду и приказала ему отправить посыльного к мэтру Леже. Покончив с десертом, все удалились в желтую гостиную ждать прибытия юриста.
Через четверть часа доложили о приходе мэтра Леже. Он оказался щеголеватым человеком лет шестидесяти, облаченным в зеленый костюм хотя и из сукна, но хорошего покроя, с подбитыми ватой плечами и серебряными пуговицами. Галстук и манжеты были из превосходного батиста, а черные с проседью волосы слегка присыпаны пудрой. Лицу его с высоким лбом, острым носом и твердым волевым ртом придавали живость яркие карие глаза.
Поклонившись Атенаис, юрист почтительно поблагодарил ее, когда она указала ему на стул.
– В отсутствие моего отца, месье, я нуждаюсь в ваших услугах, – начала девушка и продолжала, слегка обернувшись к Роджеру: – Это месье Брюк из Страсбурга. Его обвиняют в убийстве одного старика. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы обвинение было отозвано.
Адвокат откашлялся и произнес:
– Я полностью в вашем распоряжении, мадемуазель, но позвольте заметить, что законы издаются королем и, следовательно, превыше всех нас. Выдвинутое обвинение не может быть отозвано по простому требованию, даже если это требование исходит от столь выдающейся особы, как ваш отец. Тем не менее я сделаю все, что могу, если мне будет позволено ознакомиться со всеми обстоятельствами.
Атенаис молча махнула веером в сторону Роджера, и он снова поведал о кошмарных событиях этого вечера.
Выслушав Роджера, мэтр Леже слегка склонил красивую голову:
– Если ваш рассказ точен, полагаю, есть надежда, что вы ошибаетесь, думая, будто месье Фуше намерен обвинить вас в убийстве доктора. Мне кажется более вероятным, что его попытки задержать вас были обусловлены желанием завладеть поясом с деньгами, а вы от волнения спутали его крики о происшедшем убийстве с призывами к другим обитателям гостиницы помешать вашему бегству.
– То же самое я сказала в конце обеда! – торжествующе воскликнула мадам Мари-Анже.
– Могу только молиться, чтобы вы оказались правы, – пробормотал Роджер.
– Более того, – продолжал адвокат, – если начнется процесс, месье Фуше придется давать ложные показания, дабы обосновать обвинение против вас. И если его обман будет доказан, не только все дело рассыплется в прах, но и у самого Фуше возникнут серьезные неприятности. Не вижу причин, по которым он должен идти на подобный риск, имея возможность честно признать, что убил доктора из самозащиты. Ведь так на самом деле и произошло, не правда ли?
– Да, будет нелегко доказать обратное, – подумав, согласился Роджер. – Все случилось настолько внезапно, что эта мысль не пришла мне в голову, но должен признать, что доктор ударил его рукоятью моей шпаги и собирался ударить снова, когда он выстрелил из пистолета.
– Вы готовы поклясться в этом перед магистратом?
– Да, если будет нужно.
– Отлично. Не забывайте, что в минуты, последовавшие за гибелью вашего друга, месье Фуше не имел оснований полагать, что вы охотно дадите показания, способные избавить его от обвинения в убийстве. Возможно, он подумал, что вы постараетесь отправить его на виселицу, и сразу же решил, что лучший путь к спасению – обвинить в убийстве вас. Тогда ваше слово было бы против его, а то, что вы взяли деньги, говорило бы в его пользу. Но до завтрашнего утра официальное расследование смерти доктора начато не будет, а я постараюсь повидать месье Фуше до начала следствия. Я сообщу ему о вашей готовности дать показания, что он убил доктора из самозащиты, и, по-моему, есть все основания надеяться, что у него хватит здравого смысла сознаться в этом.
– Я вам очень признателен, месье, – улыбнулся успокоенный Роджер. – Ваши слова сняли груз с моей души.
– Но вы еще отнюдь не выпутались из затруднений, – предупредил его мэтр Леже. – Вас, вполне возможно, задержат на время расследования, но, по крайней мере, у вас, как мне кажется, нет причин опасаться виселицы.
– Благодарю вас, месье, – сказала Атенаис. – Вы обнадежили нас, и я рассчитываю, что вы сделаете все от вас зависящее для месье Брюка.
Юрист поклонился:
– Ваши пожелания для меня закон, мадемуазель.
– Я слышала, вы только что вернулись из Парижа, мэтр Леже, – вступила в разговор мадам Мари-Анже. – Какие новости вы привезли из столицы?
– Все говорят о том, что его величество назначит месье де Калонна новым генеральным контролером финансов, – ответил юрист. – Полагают, что он проявит себя лучше тех, кто на короткий срок занимал этот пост в течение последних восемнадцати месяцев, ибо доверие к правительству пошатнулось после увольнения месье Неккера.
– А кто такой месье Неккер, мэтр? – осведомилась Атенаис. Роджер удивленно посмотрел на нее, так как даже он знал, что Неккер был знаменитым швейцарским банкиром, которого Людовик XVI призвал в надежде распутать паутину долгов и беспорядков, в которую угодили финансы Франции.
– В течение пяти лет он был главным советником его величества, мадемуазель, – улыбнулся адвокат. – Перед тем как его уволили два года назад, он опубликовал свой «Отчет короля», где впервые в истории нашей страны представил публике баланс, показывающий, каким образом король получает свои доходы и как они распределяются. Жаль, что двор помешал ему продолжить свои прогрессивные начинания.
Граф Люсьен нахмурился:
– Не вижу причин, почему король должен перед кем-то отчитываться в том, как он тратит свои деньги.
– Эти деньги получены благодаря налогам, которые платит народ, месье граф, поэтому народ имеет право знать, что с ними происходит.
– Думаю, теперь это признано всеми, – вставил аббат. – Но разве «Отчет» месье Неккера не вводил в заблуждение? Разве представленный в нем кредитный баланс не оказался ложным?
Мэтр Леже склонил голову:
– Увы, месье аббат, это так. Наше положение оказалось куда хуже, чем нам пытались внушить, но все же эта публикация стала шагом в нужном направлении, а тревожный дефицит был в основном следствием нашей помощи американцем против англичан.
– Эта ноша наконец-то снята с наших плеч, – заметила мадам Мари-Анже. – Окончательная ратификация мира действительно состоялась в прошлом месяце?
– Да, мадам. Париж ликовал по этому случаю, ведь одним из условий договора было удаление из Дюнкерка английских комиссаров, которые должны проверять, не возводятся ли укрепления вновь. Это унижение справедливо возмущало нацию.
Атенаис слушала со скучающим видом.
– Вы, месье Леже, видели моего отца в Париже? – спросила она.
– Да, мадемуазель. Месье маркиз был очень занят, проводя большую часть времени с графом де Верженном, министром иностранных дел его величества, но он оказал мне честь, приняв меня дважды, и я счастлив сообщить вам, что он прекрасно себя чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Все же Роджеру было нелегко разобраться в ней. Атенаис была такой маленькой и хрупкой, что с первого взгляда ее ничего не стоило принять за тринадцатилетнюю девочку, тем более что она проявляла поразительное неведение во многих элементарных вопросах и разговаривала капризным диктаторским тоном избалованного ребенка. Но в то же время достоинство и твердость, которые Атенаис обнаруживала столь же часто, вкупе с поразительной осведомленностью о некоторых вещах, позволяли признать ее недоразвившейся физически девушкой лет семнадцати.
Роджеру еще предстояло привыкнуть к этим странным аномалиям, которые в те времена были нередки среди французской молодежи из высшего общества. Семейная жизнь французских аристократов дошла до такой степени вырождения, что для родителей стало обычным делом поручать своих отпрысков заботам слуг или даже семей неграмотных простолюдинов. Дети редко видели своих родителей, которые иногда полностью забывали о них до подросткового возраста. Только тогда им нанимали наставников и гувернанток, чтобы подготовить к высокому положению, которое им предстояло занять, щедро ссужали деньгами, покупали богатую одежду, роскошные апартаменты и нанимали многочисленных слуг. Внезапно извлеченные из полного пренебрежения, в котором до сих пор пребывали, дети должны были вести себя как взрослые с представителями низших сословий, которыми имели право командовать исключительно благодаря своему происхождению.
В действительности Атенаис де Рошамбо было в ту пору четырнадцать с четвертью, а ее брату Люсьену лишь годом меньше. Прошло всего два года с тех пор, как их забрали у приемных родителей с целью дать им образование, но за это время они научились чувствовать себя важными персонами, рожденными для того, чтобы повелевать. Мальчику, несмотря на младший возраст, следовало занимать доминирующее положение, но, как верно почувствовал Роджер, он был туповат, поэтому Атенаис, сознавая себя одной из самых богатых наследниц в Бретани, взяла на себя обязанности управлять жизнью великолепного особняка в отсутствие отца.
За десертом – подали превосходное ванильное мороженое – аббат спросил у Роджера:
– И что же вы намерены делать теперь, месье Брюк?
– Не знаю, месье аббат, – ответил Роджер, радуясь возможности изложить кому-то свои мысли. – Возможно, этот Фуше поймет, что у меня не могло быть мотивов для убийства моего бедного старого друга и его обвинение будет выглядеть неубедительно, а потому не станет доносить на меня. В таком случае я буду чувствовать себя обязанным обеспечить достойные похороны доктору Фенелону. К тому же мне хотелось бы вернуться в «Дю Геклен» и найти мешок с деньгами, который я уронил. Быть может, он все еще лежит в темном углу коридора, а если кто-либо его подобрал, то, не будучи вором, должен был отдать на хранение хозяину гостиницы. Но я боюсь туда возвращаться, не убедившись полностью, что не суну голову в петлю. Не соблаговолите ли вы, месье аббат, дать мне совет?
– Не мое дело давать советы по юридическим вопросам, – ответил старый священник. – Все же мне кажется, что пояс с пятьюдесятью четырьмя луидорами мог толкнуть на преступление молодого человека в вашем положении, будь он убийцей по натуре. Согласно вашему рассказу, вы бежали, держа его в руках, и я бы счел сомнительным, что все деньги предприятия доверили человеку, который много моложе своего партнера.
– Для этого была особая причина, – быстро пояснил Роджер. – Как я говорил вам…
Аббат Дюшени жестом прервал его:
– Знаю, знаю, мой юный друг. Я не подвергаю сомнению ваши объяснения, но, как я понял, у вас нет свидетеля, готового подтвердить ваши слова о пагубной привычке доктора, и я просто излагаю вам точку зрения, которой, по всей вероятности, будет придерживаться полиция.
С небольшой высоты недавно обретенного оптимизма Роджер рухнул в бездну мрака. Он понял, что хорошие пища и вино вкупе с роскошной обстановкой придали ему ложное ощущение безопасности и что в холодном свете беспристрастного расследования его дело будет выглядеть весьма скверно. Доктор умер насильственной смертью, и он, Роджер, сбежал с деньгами, которые, несомненно, сочтут принадлежащими его партнеру.
Мадам Мари-Анже заметила, как он помрачнел, и, будучи доброй женщиной, попыталась его утешить:
– Не понимаю, что выиграет этот Фуше, выдвинув обвинение против месье Брюка.
– Отведет обвинение от себя, мадам, – быстро ответил аббат.
– Но он мог бы с таким же успехом сказать, что доктор покончил с собой, и избавить себя от ареста, – настаивала гувернантка. – Нужно быть чудовищно мстительным, чтобы отправить на виселицу человека, не причинившего тебе никакого вреда.
– Тысяча благодарностей, мадам! – воскликнул Роджер. – В ваших словах много смысла. Теперь я не сомневаюсь, что Фуше кричал «Убийство!» не столько для того, чтобы видеть меня повешенным, сколько чтобы не дать мне убежать с кошельком.
– Но станет ли он, уже обвинив месье Брюка, отказываться от своих слов? – пессимистически заметил аббат.
– Ему ничего не стоит сказать, что люди неправильно истолковали его крики, – возразила мадам Мари-Анже. – Он может заявить, что восклицание «Убийство!» означало лишь то, что произошла насильственная смерть, а те, кто его слышали, невольно объединили его со словами «Стой, вор!».
– Поступив так, он избежит греха лжесвидетельства и участия в затяжном судебном процессе, – согласился аббат. – И, как вы правильно заметили, мадам, ему нет никакого смысла отправлять нашего юного друга на виселицу.
Атенаис пожала хрупкими плечами:
– Вы сами признали, месье аббат, что мало разбираетесь в подобных делах, а я и вовсе ничего в них не смыслю. Почему бы нам не послать за нотариусом? Как его имя? Мэтр… мэтр…
– Леже, – подсказал аббат.
– Да, мэтр Леже. Давайте вызовем его и все у него выясним.
Высказав эту идею, Атенаис тут же повернулась к Альдегонду и приказала ему отправить посыльного к мэтру Леже. Покончив с десертом, все удалились в желтую гостиную ждать прибытия юриста.
Через четверть часа доложили о приходе мэтра Леже. Он оказался щеголеватым человеком лет шестидесяти, облаченным в зеленый костюм хотя и из сукна, но хорошего покроя, с подбитыми ватой плечами и серебряными пуговицами. Галстук и манжеты были из превосходного батиста, а черные с проседью волосы слегка присыпаны пудрой. Лицу его с высоким лбом, острым носом и твердым волевым ртом придавали живость яркие карие глаза.
Поклонившись Атенаис, юрист почтительно поблагодарил ее, когда она указала ему на стул.
– В отсутствие моего отца, месье, я нуждаюсь в ваших услугах, – начала девушка и продолжала, слегка обернувшись к Роджеру: – Это месье Брюк из Страсбурга. Его обвиняют в убийстве одного старика. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы обвинение было отозвано.
Адвокат откашлялся и произнес:
– Я полностью в вашем распоряжении, мадемуазель, но позвольте заметить, что законы издаются королем и, следовательно, превыше всех нас. Выдвинутое обвинение не может быть отозвано по простому требованию, даже если это требование исходит от столь выдающейся особы, как ваш отец. Тем не менее я сделаю все, что могу, если мне будет позволено ознакомиться со всеми обстоятельствами.
Атенаис молча махнула веером в сторону Роджера, и он снова поведал о кошмарных событиях этого вечера.
Выслушав Роджера, мэтр Леже слегка склонил красивую голову:
– Если ваш рассказ точен, полагаю, есть надежда, что вы ошибаетесь, думая, будто месье Фуше намерен обвинить вас в убийстве доктора. Мне кажется более вероятным, что его попытки задержать вас были обусловлены желанием завладеть поясом с деньгами, а вы от волнения спутали его крики о происшедшем убийстве с призывами к другим обитателям гостиницы помешать вашему бегству.
– То же самое я сказала в конце обеда! – торжествующе воскликнула мадам Мари-Анже.
– Могу только молиться, чтобы вы оказались правы, – пробормотал Роджер.
– Более того, – продолжал адвокат, – если начнется процесс, месье Фуше придется давать ложные показания, дабы обосновать обвинение против вас. И если его обман будет доказан, не только все дело рассыплется в прах, но и у самого Фуше возникнут серьезные неприятности. Не вижу причин, по которым он должен идти на подобный риск, имея возможность честно признать, что убил доктора из самозащиты. Ведь так на самом деле и произошло, не правда ли?
– Да, будет нелегко доказать обратное, – подумав, согласился Роджер. – Все случилось настолько внезапно, что эта мысль не пришла мне в голову, но должен признать, что доктор ударил его рукоятью моей шпаги и собирался ударить снова, когда он выстрелил из пистолета.
– Вы готовы поклясться в этом перед магистратом?
– Да, если будет нужно.
– Отлично. Не забывайте, что в минуты, последовавшие за гибелью вашего друга, месье Фуше не имел оснований полагать, что вы охотно дадите показания, способные избавить его от обвинения в убийстве. Возможно, он подумал, что вы постараетесь отправить его на виселицу, и сразу же решил, что лучший путь к спасению – обвинить в убийстве вас. Тогда ваше слово было бы против его, а то, что вы взяли деньги, говорило бы в его пользу. Но до завтрашнего утра официальное расследование смерти доктора начато не будет, а я постараюсь повидать месье Фуше до начала следствия. Я сообщу ему о вашей готовности дать показания, что он убил доктора из самозащиты, и, по-моему, есть все основания надеяться, что у него хватит здравого смысла сознаться в этом.
– Я вам очень признателен, месье, – улыбнулся успокоенный Роджер. – Ваши слова сняли груз с моей души.
– Но вы еще отнюдь не выпутались из затруднений, – предупредил его мэтр Леже. – Вас, вполне возможно, задержат на время расследования, но, по крайней мере, у вас, как мне кажется, нет причин опасаться виселицы.
– Благодарю вас, месье, – сказала Атенаис. – Вы обнадежили нас, и я рассчитываю, что вы сделаете все от вас зависящее для месье Брюка.
Юрист поклонился:
– Ваши пожелания для меня закон, мадемуазель.
– Я слышала, вы только что вернулись из Парижа, мэтр Леже, – вступила в разговор мадам Мари-Анже. – Какие новости вы привезли из столицы?
– Все говорят о том, что его величество назначит месье де Калонна новым генеральным контролером финансов, – ответил юрист. – Полагают, что он проявит себя лучше тех, кто на короткий срок занимал этот пост в течение последних восемнадцати месяцев, ибо доверие к правительству пошатнулось после увольнения месье Неккера.
– А кто такой месье Неккер, мэтр? – осведомилась Атенаис. Роджер удивленно посмотрел на нее, так как даже он знал, что Неккер был знаменитым швейцарским банкиром, которого Людовик XVI призвал в надежде распутать паутину долгов и беспорядков, в которую угодили финансы Франции.
– В течение пяти лет он был главным советником его величества, мадемуазель, – улыбнулся адвокат. – Перед тем как его уволили два года назад, он опубликовал свой «Отчет короля», где впервые в истории нашей страны представил публике баланс, показывающий, каким образом король получает свои доходы и как они распределяются. Жаль, что двор помешал ему продолжить свои прогрессивные начинания.
Граф Люсьен нахмурился:
– Не вижу причин, почему король должен перед кем-то отчитываться в том, как он тратит свои деньги.
– Эти деньги получены благодаря налогам, которые платит народ, месье граф, поэтому народ имеет право знать, что с ними происходит.
– Думаю, теперь это признано всеми, – вставил аббат. – Но разве «Отчет» месье Неккера не вводил в заблуждение? Разве представленный в нем кредитный баланс не оказался ложным?
Мэтр Леже склонил голову:
– Увы, месье аббат, это так. Наше положение оказалось куда хуже, чем нам пытались внушить, но все же эта публикация стала шагом в нужном направлении, а тревожный дефицит был в основном следствием нашей помощи американцем против англичан.
– Эта ноша наконец-то снята с наших плеч, – заметила мадам Мари-Анже. – Окончательная ратификация мира действительно состоялась в прошлом месяце?
– Да, мадам. Париж ликовал по этому случаю, ведь одним из условий договора было удаление из Дюнкерка английских комиссаров, которые должны проверять, не возводятся ли укрепления вновь. Это унижение справедливо возмущало нацию.
Атенаис слушала со скучающим видом.
– Вы, месье Леже, видели моего отца в Париже? – спросила она.
– Да, мадемуазель. Месье маркиз был очень занят, проводя большую часть времени с графом де Верженном, министром иностранных дел его величества, но он оказал мне честь, приняв меня дважды, и я счастлив сообщить вам, что он прекрасно себя чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79