Но Вольтер доставил Роджеру ничем не омраченную радость. Великий циник четко и остроумно излагал то, что чувствовали все люди, обладавшие широким кругозором.
Дни стали длиннее, и Роджер снова начал охотиться с гончими и соколами вместе с Шену, причем они каким-то образом почти всегда оказывались поблизости от речушки, на берегу которой произошло его столкновение с Атенаис.
Зрелища водного потока оказалось достаточно, чтобы воскресить в Роджере воспоминания о девушке, причем думая о ней, он всегда оправдывал ее поведение и осуждал свое. Роджер доказывал себе, что она вела себя в соответствии со своим воспитанием, в то время как ему не следовало прибегать к столь низкому способу мести. Тот факт, что Атенаис воздержалась от обвинения его в весьма серьезном, по французским законам, преступлении, он приписывал ее великодушию и христианскому милосердию, а то, что она воздала добром за зло, исцелив его раны, делало девушку в его глазах прекрасной мученицей, обратившейся в ангела-хранителя. Роджер уверял себя, что это было знаком прощения, и более чем когда-либо сожалел, что Атенаис уехала в Париж прежде, чем ему представился шанс на коленях умолять ее о снисхождении. С каждой неделей усиливалось его желание снова увидеть девушку; он был готов вынести любое унижение, лишь бы вернуть ее благосклонность. Но Париж был далеко от Бешреля, и надежда добраться туда казалась столь же несбыточной, как путешествие на Луну.
В конце февраля Роджеру приснился сон о Джорджине. В первый год пребывания во Франции он часто думал о ней, иногда с внезапным приливом физического желания, пробуждаемого воспоминаниями об их объятиях в башне, а иногда со стыдом, оттого что по собственной глупости не оправдал ее надежд. С течением времени Роджер вспоминал о ней все реже, но всегда с нежностью и благодарной памятью о проведенных вместе часах, когда они еще были детьми. В первые месяцы Роджер медлил с письмом Джорджине, надеясь, что позднее ему удастся сообщить ей о своих более значительных успехах, но его положение улучшалось крайне медленно и без сколько-нибудь заметных триумфов, поэтому он так и не дождался подходящего момента, чтобы откровенно поведать Джорджине о бестолковом начале своего пути, последующем унылом существовании и по-прежнему неопределенных перспективах.
Тем не менее во сне Роджер необычайно ясно видел Джорджину, яркие краски ее зрелой, чувственной красоты и почти ощущал теплоту ее дыхания на своей щеке. Темные глаза Джорджины возбужденно блестели, когда она взяла его за руку и быстро повела за собой. Он понятия не имел, куда его ведут, но видел, что держит в другой руке толстый свиток пергамента. Потом Роджер очутился в полутемной комнате, стоя перед маркизом и слыша голос Джорджины, доносившийся откуда-то сзади. «Отдай это ему, Роджер! – говорила она. – Это путь к твоему успеху».
Затем картинка потускнела, и Роджер проснулся, но еще минуту у него оставалось сильное впечатление, будто Джорджина стоит рядом с ним в темноте.
Окончательно пробудившись, Роджер мог вспомнить каждый миг своего сна и внезапно осознал, что свиток пергамента содержал доказательства прав на поместье Сент-Илер.
Маркиз сказал, что, когда работа будет завершена, Роджер должен известить его об этом, где бы он ни находился. Роджер не сомневался, что маркиз имел в виду письменное сообщение, хотя и не говорил об этом прямо. Ему пришло в голову, что его не будут порицать, если он интерпретирует слова маркиза как распоряжение о личном докладе. А это означало поездку в Париж, где он увидит Атенаис.
Роджер уже перевел большую часть документов, но ему еще предстояло проанализировать их и подробно изложить все данные.
Со следующего утра Роджер полностью отказался от отдыха и развлечений, не тратя ни единого часа на охоту, фехтование, чтение энциклопедистов и мечты об Атенаис. Закрывшись в комнате на верхнем этаже, он трудился с неослабевавшей энергией час за часом, день за днем, с раннего утра до поздней ночи, покуда его зрение не затуманивалось от усталости. Роджер знал, что не сможет отправиться в Париж ни секундой раньше того момента, когда весь клубок будет распутан и его нити станут очевидными для всех. Каждая секунда, проведенная за работой, приближала его встречу с возлюбленной.
Почти семь недель Роджер упорно трудился, с неохотой делая перерывы на еду и сон, но наконец работа была закончена. Каждый документ был пронумерован и возвращен в большой сундук. В толстой папке находились указатель документов и краткое их изложение, причем с удивительной для его возраста предусмотрительностью Роджер составил два текста вместо одного. Первый текст в двадцать пять тысяч слов содержал подробную историю претензии на обладание поместьем, пестрящую генеалогическими древами, ссылками на оригинальные материалы и цитатами из них. Он предназначался для юристов, которые будут заниматься этим делом. Предвидя, что у маркиза, возможно, не окажется ни времени, ни желания продираться сквозь пространную и запутанную аргументацию, Роджер подготовил для него специальный текст с кратким и ясным изложением важнейших пунктов менее чем в две тысячи слов.
И вот 16 апреля, захватив оба текста и маленький саквояж, Роджер выехал в Париж. До первой остановки в Рене он ехал на одной из лучших лошадей маркиза, но задержался там, только чтобы перекусить, и отправился дальше в почтовой карете. Путешествуя налегке, он быстро продвигался вперед, тем более что нанять лошадей на больших дорогах не составляло труда. При обычных обстоятельствах Роджер останавливался бы на несколько часов в каждом городе, чтобы осмотреть достопримечательности, но, помня, что каждая миля приближает его к Атенаис, он задерживался только для еды, сна и смены лошадей. Так он миновал Витре, Майен, Алансон, Шартр и Рамбуйе и 21 апреля во второй половине дня въехал на зловонные и переполненные людьми улицы Парижа.
Альдегонд объяснил ему, как найти особняк Рошамбо, находившийся на улице Сент-Оноре, неподалеку от Лувра. Это было массивное, старомодное здание с башенками, балконами и верхними этажами, нависавшими над внутренним
двором.
Передав лошадь конюху, Роджер поспешил в дом, не думая ни о документах, стоивших ему стольких усилий, ни о маркизе, которому должен был их представить. Тем не менее он не осмеливался прямо спросить об Атенаис и решил, что быстрейшим способом получить о ней известия было засвидетельствовать свое почтение мадам Мари-Анже.
В холле стояли два лакея, один из которых осведомился о причине визита.
– Мадам Вело… – задыхаясь, ответил Роджер. – Мне срочно нужно ее видеть… Пожалуйста, сообщите ей, что месье Брюк внизу и просит разрешения повидать ее.
– Сожалею, месье, но мадам Вело уехала вчера с мадемуазель де Рошамбо провести лето в Бешреле, – с поклоном сообщил лакей.
Глава 16
ПОТАЙНАЯ КОМНАТА
Роджер был жестоко разочарован. Должно быть, не видя ничего, кроме дороги перед собой, он проглядел вчера карету Атенаис где-то между Шартром и Рамбуйе. Очевидно, маркиз изменил планы относительно дочери, решив, что она проведет лето в Бешреле. Знай Роджер об этом, он мог бы избавить себя от изнурительных трудов в течение последних двух месяцев. Даже если бы он растянул работу еще на полгода, никто не обвинил бы его в лености, а за целое лето ему бы наверняка представился случай выразить свое раскаяние девушке, которую он так страстно любил. Но теперь было поздно думать об этом. Задание, касающееся поместья Сент-Илер, выполнено, и он должен доложить о результатах маркизу.
– Месье хотел бы видеть кого-нибудь еще? – осведомился лакей.
– Э-э… да, – пробормотал Роджер, с трудом оторвавшись от своих мыслей. – Будьте любезны доложить обо мне месье аббату д'Эри.
Спустя пять минут он уже объяснял сутулому черноглазому священнику причину своего приезда в Париж.
Д'Эри сказал, что маркиз утром уехал в Версаль, где у него есть апартаменты во дворце, но что через несколько дней он обязательно вернется в Париж, так как ведет здесь все дела и устраивает приемы. Взяв оба доклада для передачи маркизу, аббат послал за месье Роланом, мажордомом парижского особняка, и приказал ему устроить Роджера со всеми необходимыми удобствами на время его пребывания в столице.
Роджеру отвели комнату на первом этаже, прекрасно обставленную, но с малопривлекательным видом из окон, так как крыши внизу не позволяли рассмотреть хотя бы маленький участок города. Приехав из Бешреля налегке, Роджер решил сразу же приобрести несколько вещей.
Прожив многие месяцы в провинции, он был слегка ошарашен шумом и сутолокой на улицах. Париж показался ему слишком громоздким, когда он некоторое время назад проезжал через его пригороды, при ближайшем же рассмотрении город выглядел необычайно тесным. Дома, улицы, церкви и аллеи располагались так близко друг от друга, как ячейки в медовых сотах, а остроконечные крыши до такой степени выступали вперед, что зачастую можно было разглядеть лишь узкую полоску неба. Люди на улицах не обладали ни открытым выражением лица, ни медленной, степенной походкой провинциалов; они спешили по своим делам, словно рой ос в гнезде. Дважды заблудившись за десять минут, Роджер нашел фасад Лувра и, закончив покупки, вернулся в особняк Рошамбо.
Этим вечером он обедал с аббатом д'Эри и кое-что о нем узнал. Выяснилось, что он был молинестом и, следовательно, врагом фанатичных суровых янсенистов , которые доминировали во французской религиозной жизни со времен упадка могущества иезуитов. Будучи аскетом по натуре, аббат стал светским человеком с широким кругозором благодаря роду занятий и обнаруживал немалую проницательность в политике и международных отношениях.
Роджер также узнал многое о маркизе. Месье де Рошамбо принадлежал к наиболее серьезным людям среди личных друзей королевы, которая была о нем очень высокого мнения. Ее величество часто советовалась с маркизом по международным делам и почти всегда с ним соглашалась. Таким образом, хотя граф де Верженн был официальным министром иностранных дел и давал советы королю, месье де Рошамбо часто играл более значительную роль в решении судеб Франции, так как королева, придя к определенному решению по какому-либо вопросу, была куда более упорна и настойчива в его осуществлении, нежели ее слабовольный супруг.
К концу обеда Роджер, стараясь не выдать своих чувств, выразил сожаление, что отъезд мадам Вело в Бешрель помешал ему засвидетельствовать ей свое почтение. Это замечание помогло ему получить нужную информацию.
– Да, – кивнул аббат, отрезав себе ломтик ананаса, – вы упустили возможность поздравить мадам с успехом. Место гувернантки остается за ней еще на год, так как монсеньор решил, что мадемуазель Атенаис слишком молода, чтобы выйти замуж.
Стараясь унять дрожь в голосе, Роджер спросил:
– Значит, предполагалось ее замужество?
– Первоначальным намерением монсеньера было выдать дочь замуж этим летом, тем более что при представлении ко двору ее красота произвела фурор. К тому же мадемуазель принесет своему супругу весьма солидное приданое, поэтому дюжина знатных семейств выставили кандидатов на ее руку, но ей только в июне исполнится семнадцать, и по зрелом размышлении монсеньор решил, что успеет выбрать мадемуазель мужа к следующей зиме.
Ночью в постели Роджер обдумал ситуацию и пришел к весьма печальным выводам. Он упустил шанс примириться с Атенаис на многие месяцы, если не навсегда, так как не имел понятия, где будет находиться, когда она вернется в Париж следующей осенью. С опозданием Роджер осознал, что, ускорив окончание работы над документами, действовал себе во вред. Казалось в высшей степени маловероятным, что маркиз даст ему аналогичное поручение, так что его, скорее всего, рассчитают. Это положит конец связям с семейством де Рошамбо, и ему придется искать другую работу. Конечно, по протекции мэтра Леже он, безусловно, сможет устроиться на временную службу к мэтру Жера, но перспектива вновь стать адвокатским клерком казалась вдвойне невыносимой после жизни в замке.
В последующие два дня Роджер продолжал трапезничать в компании аббата, почти все остальное время осматривая город. Он обошел Лувр и Тюильри, ходил на мессу в Нотр-Дам, посетил церкви Сен-Рок, Сен-Сюльпис и Мадлен и даже отправился поглазеть на Бастилию с ее восемью круглыми башнями и зубчатыми стенами, возвышавшимися чуть ли не до небес.
Роджер с удовольствием купил бы себе новый костюм, так как давно вырос из своей одежды, а большинство вещей, купленных у Катрво год назад, тоже стали тесноваты, так как он с тех пор успел подрасти. Однако, принимая в расчет вновь ставшее неопределенным будущее, Роджер решил воздержаться от крупных трат, но приобрел пару изящных туфель с пряжками по последней моде и причесал свои темно-каштановые волосы у цирюльника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Дни стали длиннее, и Роджер снова начал охотиться с гончими и соколами вместе с Шену, причем они каким-то образом почти всегда оказывались поблизости от речушки, на берегу которой произошло его столкновение с Атенаис.
Зрелища водного потока оказалось достаточно, чтобы воскресить в Роджере воспоминания о девушке, причем думая о ней, он всегда оправдывал ее поведение и осуждал свое. Роджер доказывал себе, что она вела себя в соответствии со своим воспитанием, в то время как ему не следовало прибегать к столь низкому способу мести. Тот факт, что Атенаис воздержалась от обвинения его в весьма серьезном, по французским законам, преступлении, он приписывал ее великодушию и христианскому милосердию, а то, что она воздала добром за зло, исцелив его раны, делало девушку в его глазах прекрасной мученицей, обратившейся в ангела-хранителя. Роджер уверял себя, что это было знаком прощения, и более чем когда-либо сожалел, что Атенаис уехала в Париж прежде, чем ему представился шанс на коленях умолять ее о снисхождении. С каждой неделей усиливалось его желание снова увидеть девушку; он был готов вынести любое унижение, лишь бы вернуть ее благосклонность. Но Париж был далеко от Бешреля, и надежда добраться туда казалась столь же несбыточной, как путешествие на Луну.
В конце февраля Роджеру приснился сон о Джорджине. В первый год пребывания во Франции он часто думал о ней, иногда с внезапным приливом физического желания, пробуждаемого воспоминаниями об их объятиях в башне, а иногда со стыдом, оттого что по собственной глупости не оправдал ее надежд. С течением времени Роджер вспоминал о ней все реже, но всегда с нежностью и благодарной памятью о проведенных вместе часах, когда они еще были детьми. В первые месяцы Роджер медлил с письмом Джорджине, надеясь, что позднее ему удастся сообщить ей о своих более значительных успехах, но его положение улучшалось крайне медленно и без сколько-нибудь заметных триумфов, поэтому он так и не дождался подходящего момента, чтобы откровенно поведать Джорджине о бестолковом начале своего пути, последующем унылом существовании и по-прежнему неопределенных перспективах.
Тем не менее во сне Роджер необычайно ясно видел Джорджину, яркие краски ее зрелой, чувственной красоты и почти ощущал теплоту ее дыхания на своей щеке. Темные глаза Джорджины возбужденно блестели, когда она взяла его за руку и быстро повела за собой. Он понятия не имел, куда его ведут, но видел, что держит в другой руке толстый свиток пергамента. Потом Роджер очутился в полутемной комнате, стоя перед маркизом и слыша голос Джорджины, доносившийся откуда-то сзади. «Отдай это ему, Роджер! – говорила она. – Это путь к твоему успеху».
Затем картинка потускнела, и Роджер проснулся, но еще минуту у него оставалось сильное впечатление, будто Джорджина стоит рядом с ним в темноте.
Окончательно пробудившись, Роджер мог вспомнить каждый миг своего сна и внезапно осознал, что свиток пергамента содержал доказательства прав на поместье Сент-Илер.
Маркиз сказал, что, когда работа будет завершена, Роджер должен известить его об этом, где бы он ни находился. Роджер не сомневался, что маркиз имел в виду письменное сообщение, хотя и не говорил об этом прямо. Ему пришло в голову, что его не будут порицать, если он интерпретирует слова маркиза как распоряжение о личном докладе. А это означало поездку в Париж, где он увидит Атенаис.
Роджер уже перевел большую часть документов, но ему еще предстояло проанализировать их и подробно изложить все данные.
Со следующего утра Роджер полностью отказался от отдыха и развлечений, не тратя ни единого часа на охоту, фехтование, чтение энциклопедистов и мечты об Атенаис. Закрывшись в комнате на верхнем этаже, он трудился с неослабевавшей энергией час за часом, день за днем, с раннего утра до поздней ночи, покуда его зрение не затуманивалось от усталости. Роджер знал, что не сможет отправиться в Париж ни секундой раньше того момента, когда весь клубок будет распутан и его нити станут очевидными для всех. Каждая секунда, проведенная за работой, приближала его встречу с возлюбленной.
Почти семь недель Роджер упорно трудился, с неохотой делая перерывы на еду и сон, но наконец работа была закончена. Каждый документ был пронумерован и возвращен в большой сундук. В толстой папке находились указатель документов и краткое их изложение, причем с удивительной для его возраста предусмотрительностью Роджер составил два текста вместо одного. Первый текст в двадцать пять тысяч слов содержал подробную историю претензии на обладание поместьем, пестрящую генеалогическими древами, ссылками на оригинальные материалы и цитатами из них. Он предназначался для юристов, которые будут заниматься этим делом. Предвидя, что у маркиза, возможно, не окажется ни времени, ни желания продираться сквозь пространную и запутанную аргументацию, Роджер подготовил для него специальный текст с кратким и ясным изложением важнейших пунктов менее чем в две тысячи слов.
И вот 16 апреля, захватив оба текста и маленький саквояж, Роджер выехал в Париж. До первой остановки в Рене он ехал на одной из лучших лошадей маркиза, но задержался там, только чтобы перекусить, и отправился дальше в почтовой карете. Путешествуя налегке, он быстро продвигался вперед, тем более что нанять лошадей на больших дорогах не составляло труда. При обычных обстоятельствах Роджер останавливался бы на несколько часов в каждом городе, чтобы осмотреть достопримечательности, но, помня, что каждая миля приближает его к Атенаис, он задерживался только для еды, сна и смены лошадей. Так он миновал Витре, Майен, Алансон, Шартр и Рамбуйе и 21 апреля во второй половине дня въехал на зловонные и переполненные людьми улицы Парижа.
Альдегонд объяснил ему, как найти особняк Рошамбо, находившийся на улице Сент-Оноре, неподалеку от Лувра. Это было массивное, старомодное здание с башенками, балконами и верхними этажами, нависавшими над внутренним
двором.
Передав лошадь конюху, Роджер поспешил в дом, не думая ни о документах, стоивших ему стольких усилий, ни о маркизе, которому должен был их представить. Тем не менее он не осмеливался прямо спросить об Атенаис и решил, что быстрейшим способом получить о ней известия было засвидетельствовать свое почтение мадам Мари-Анже.
В холле стояли два лакея, один из которых осведомился о причине визита.
– Мадам Вело… – задыхаясь, ответил Роджер. – Мне срочно нужно ее видеть… Пожалуйста, сообщите ей, что месье Брюк внизу и просит разрешения повидать ее.
– Сожалею, месье, но мадам Вело уехала вчера с мадемуазель де Рошамбо провести лето в Бешреле, – с поклоном сообщил лакей.
Глава 16
ПОТАЙНАЯ КОМНАТА
Роджер был жестоко разочарован. Должно быть, не видя ничего, кроме дороги перед собой, он проглядел вчера карету Атенаис где-то между Шартром и Рамбуйе. Очевидно, маркиз изменил планы относительно дочери, решив, что она проведет лето в Бешреле. Знай Роджер об этом, он мог бы избавить себя от изнурительных трудов в течение последних двух месяцев. Даже если бы он растянул работу еще на полгода, никто не обвинил бы его в лености, а за целое лето ему бы наверняка представился случай выразить свое раскаяние девушке, которую он так страстно любил. Но теперь было поздно думать об этом. Задание, касающееся поместья Сент-Илер, выполнено, и он должен доложить о результатах маркизу.
– Месье хотел бы видеть кого-нибудь еще? – осведомился лакей.
– Э-э… да, – пробормотал Роджер, с трудом оторвавшись от своих мыслей. – Будьте любезны доложить обо мне месье аббату д'Эри.
Спустя пять минут он уже объяснял сутулому черноглазому священнику причину своего приезда в Париж.
Д'Эри сказал, что маркиз утром уехал в Версаль, где у него есть апартаменты во дворце, но что через несколько дней он обязательно вернется в Париж, так как ведет здесь все дела и устраивает приемы. Взяв оба доклада для передачи маркизу, аббат послал за месье Роланом, мажордомом парижского особняка, и приказал ему устроить Роджера со всеми необходимыми удобствами на время его пребывания в столице.
Роджеру отвели комнату на первом этаже, прекрасно обставленную, но с малопривлекательным видом из окон, так как крыши внизу не позволяли рассмотреть хотя бы маленький участок города. Приехав из Бешреля налегке, Роджер решил сразу же приобрести несколько вещей.
Прожив многие месяцы в провинции, он был слегка ошарашен шумом и сутолокой на улицах. Париж показался ему слишком громоздким, когда он некоторое время назад проезжал через его пригороды, при ближайшем же рассмотрении город выглядел необычайно тесным. Дома, улицы, церкви и аллеи располагались так близко друг от друга, как ячейки в медовых сотах, а остроконечные крыши до такой степени выступали вперед, что зачастую можно было разглядеть лишь узкую полоску неба. Люди на улицах не обладали ни открытым выражением лица, ни медленной, степенной походкой провинциалов; они спешили по своим делам, словно рой ос в гнезде. Дважды заблудившись за десять минут, Роджер нашел фасад Лувра и, закончив покупки, вернулся в особняк Рошамбо.
Этим вечером он обедал с аббатом д'Эри и кое-что о нем узнал. Выяснилось, что он был молинестом и, следовательно, врагом фанатичных суровых янсенистов , которые доминировали во французской религиозной жизни со времен упадка могущества иезуитов. Будучи аскетом по натуре, аббат стал светским человеком с широким кругозором благодаря роду занятий и обнаруживал немалую проницательность в политике и международных отношениях.
Роджер также узнал многое о маркизе. Месье де Рошамбо принадлежал к наиболее серьезным людям среди личных друзей королевы, которая была о нем очень высокого мнения. Ее величество часто советовалась с маркизом по международным делам и почти всегда с ним соглашалась. Таким образом, хотя граф де Верженн был официальным министром иностранных дел и давал советы королю, месье де Рошамбо часто играл более значительную роль в решении судеб Франции, так как королева, придя к определенному решению по какому-либо вопросу, была куда более упорна и настойчива в его осуществлении, нежели ее слабовольный супруг.
К концу обеда Роджер, стараясь не выдать своих чувств, выразил сожаление, что отъезд мадам Вело в Бешрель помешал ему засвидетельствовать ей свое почтение. Это замечание помогло ему получить нужную информацию.
– Да, – кивнул аббат, отрезав себе ломтик ананаса, – вы упустили возможность поздравить мадам с успехом. Место гувернантки остается за ней еще на год, так как монсеньор решил, что мадемуазель Атенаис слишком молода, чтобы выйти замуж.
Стараясь унять дрожь в голосе, Роджер спросил:
– Значит, предполагалось ее замужество?
– Первоначальным намерением монсеньера было выдать дочь замуж этим летом, тем более что при представлении ко двору ее красота произвела фурор. К тому же мадемуазель принесет своему супругу весьма солидное приданое, поэтому дюжина знатных семейств выставили кандидатов на ее руку, но ей только в июне исполнится семнадцать, и по зрелом размышлении монсеньор решил, что успеет выбрать мадемуазель мужа к следующей зиме.
Ночью в постели Роджер обдумал ситуацию и пришел к весьма печальным выводам. Он упустил шанс примириться с Атенаис на многие месяцы, если не навсегда, так как не имел понятия, где будет находиться, когда она вернется в Париж следующей осенью. С опозданием Роджер осознал, что, ускорив окончание работы над документами, действовал себе во вред. Казалось в высшей степени маловероятным, что маркиз даст ему аналогичное поручение, так что его, скорее всего, рассчитают. Это положит конец связям с семейством де Рошамбо, и ему придется искать другую работу. Конечно, по протекции мэтра Леже он, безусловно, сможет устроиться на временную службу к мэтру Жера, но перспектива вновь стать адвокатским клерком казалась вдвойне невыносимой после жизни в замке.
В последующие два дня Роджер продолжал трапезничать в компании аббата, почти все остальное время осматривая город. Он обошел Лувр и Тюильри, ходил на мессу в Нотр-Дам, посетил церкви Сен-Рок, Сен-Сюльпис и Мадлен и даже отправился поглазеть на Бастилию с ее восемью круглыми башнями и зубчатыми стенами, возвышавшимися чуть ли не до небес.
Роджер с удовольствием купил бы себе новый костюм, так как давно вырос из своей одежды, а большинство вещей, купленных у Катрво год назад, тоже стали тесноваты, так как он с тех пор успел подрасти. Однако, принимая в расчет вновь ставшее неопределенным будущее, Роджер решил воздержаться от крупных трат, но приобрел пару изящных туфель с пряжками по последней моде и причесал свои темно-каштановые волосы у цирюльника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79