Наступила тишина, и движущийся свет тоже исчез. Они подождали, но больше ничего не происходило.
Автомобиль исчез примерно в десяти кварталах к северу, но на какой улице, они не поняли. Взобравшись по сосне повыше, они глядели на темные очертания коттеджей и расходящиеся улицы. Ни в одном из домов свет не появился. Машина тоже больше не двигалась, но они услышали, как открылась и за— крылась дверца: легкое эхо пролетело по тихим улицам.
Они ждали долго, неловко расположившись на ветвях сосны. Тонкие и колючие, эти ветки были гораздо менее удобны, чем гладкие эвкалиптовые или лубовые. Вдобавок к шерсти липла сосновая смола, которую невозможно было ни содрать, ни слизать. Избавиться от неё можно было только с помощью Вильмы или Клайда, которые аккуратно срезали ножницами противные смолистые колтуны. Эту операцию кошки ненавидели. Темнота сейчас казалась бездонной и пугающей — и это для них, любивших ночь. Лежащий вдалеке Морской проспект, где только несколько часов назад горели свечи и звучали музыка и смех, был пустынным и тихим. В наступившем безмолвии ощущалась смутная угроза.
Джо быстро полез вниз по шершавому стволу.
— Эта машина останется там на всю ночь. Возможно, она ничего общего не имеет со стрельбой. Если это действительно были выстрелы. — Зевнув, он посмотрел на Кисулю, которая пыталась слезать головой вниз. — Эй, малыш, проснись! Смотри что делаешь! — Сколько же раз нужно говорить этой глупышке? — Кисуля, развернись. И цепляйся когтями.
Тем не менее, Кисуля довольно неуклюже шмякнулась на землю, обдирая кору, и отскочила на дорожку. Может, она и выросла, но по-прежнему сваливалась с дерева как несмышлёный котёнок. Восстановив равновесие, она смущенно посмотрела на старших.
Дульси подмигнула Джо и глянула в сторону переулка Джолли. Она намеревалась попрощаться с ним и отправиться домой вместе с Кисулей в мягкую постель к Вильме. Но, может быть, несколько минут у магазинчика деликатесов приободрят Кисулю и разгонят её страхи.
Джо ухмыльнулся, дернув усом, и направился к магазинчику Джолли.
Бесшумно ступая по улице и стараясь держаться поближе к Кисуле, Дульси то и дело вздрагивала, когда попадала в особенно тёмные участки. Сегодня ночью всё шло не так. И что всё-таки это были за выстрелы? Один преступник уже дал о себе знать, его попытка взрыва прошла неудачно. А теперь ещё и стрельба? Не исключено, что этот взрыв — всего лишь верхушка айсберга, одно звено в длинной преступной цепи. Маленький хвостик, который может принадлежать и безобидной ящерке, и гремучей змее.
Глава 7
Райан проснулась ещё затемно. Однако это пробуждение было не таким, как обычно в последнее время, когда она охотно и радостно вскакивала с постели, включала кофеварку и отдёргивала шторы, чтобы встретить наступающий день. Напротив, странная и неприятная тяжесть давила её, заставляя снова искать спасения в сне. Гнетущая тьма наполняла душу. И необъяснимый страх. То же самое она много раз чувствовала прежде, просыпаясь на рассвете и видя, что Рупертова половина кровати всё ещё пуста. Тогда ей мучительно хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, в другой жизни.
Но теперь она и была в другом месте. И жизнь её была другой. Свободной от Руперта.
Что же не так?
Её окружала уютная светлая комната, белые балки под высоким потолком были еле видны в полутьме. На западной стороне комнаты светлые портьеры, закрывающие огромное окно, слегка побледнели, предвещая скорый рассвет. У окна стояли её чертежный и письменный столы и компьютер, расположенные так, чтобы сделать работу приятной и эффективной. Она была дома, в своём собственном гнездышке. Всё должно быть в порядке. Крепко зажмурив глаза, она попыталась сосредоточиться, пытаясь определись причину завладевшего ею ужаса.
Клубы дыма и летящие в воздух камни. Озлобленный взгляд чёрных глаз. Люди бегут и кричат. Одна стена церкви исчезла, с неба над головой сыплются обломки дерева и камня. Никчемные осколки, порожденные бессмысленной ненавистью. А белые лепестки кружат и кружат…
Райан с содроганием вспомнила чёрные, полные ненависти глаза мальчика. Она даже села в кровати, пытаясь отогнать неприятное видение. Она старалась сосредоточиться на воспоминании о чудесной свадебной церемонии: вот невеста, ступая В ритме океанского прибоя, идет по узкому травяному ковру среди ночной прохлады, и сотни друзей держат волшебные свечи-призраки, освещая ей путь, и шелестят гигантские деревья, стоящие вокруг подобно могучим телохранителям.
Именно эта церемония, простая и изысканная, лучше всего продемонстрировала упрямое сопротивление злу — как самих Чарли и Макса, так и остальных горожан. Как никогда раньше, люди получили возможность почувствовать радость единения, вызванного общей угрозой.
Райан накинула халат и прошлепала босыми ногами на кухню, чтобы наполнить кофеварку, предварительно вытряхнув из неё гущу, которая осталась с прошлого вечера. Пока кофе закипал, она открыла портьеры, тянувшиеся во всю стену комнаты.
Вдали, над океаном, поднимался хмурый рассвет. Нетерпеливо переступая в ожидании кофе, она воображала, как Чарли поднимется этим утром, чтобы впустить горничную или чтобы самой вкатить сервировочный столик с изысканным завтраком, деликатно оставленный за дверью номера для новобрачных. В «Святом Франциске» Чарли и Максу ничего не грозит. Они в безопасности.
Райан налила себе утреннюю порцию дымящегося ароматного кофе не в стоящую на серебряном подносе чашку тонкого фарфора, как наверняка сегодня сделает Чарли, а в старую фаянсовую кружку. Уединение и покой тихого домика действовали на неё благотворно. А после двух недель на сорокаградусной жаре в предгорьях калифорнийских холмов она с удовольствием смотрела, как тяжелый туман наползает с океана, остужая наступающий день. Открыв окно, она вдохнула прохладный влажный бриз, пропахший отливом. И в этот момент ей почудилось, что в квартире кто-то есть.
Это было нелепо. Она прошла через просторную студию, заглянула в ванную и гардеробную. Судя по отражениям в зеркалах, она была совершенно одна. Должно быть, вчерашние события повлияли на неё не лучшим образом. В голове всё ещё пульсировала какофония звуков: грохот взрыва, завывание сирен И испуганные крики её друзей, смещавшиеся со старыми мелодиями и смехом, которые звучали позже.
Странно, как долго она помнила звуки. Пока она работала, её сны каждую ночь заполнялись бесконечным завыванием дисковой пилы или непрестанными ударами молотка; этот ритм был таким реальным, что порой она просыпалась среди ночи, чувствуя, как её рука напрягается, сжимая воображаемую рукоятку. А иногда во сне ей слышалось буханье строительного пистолета, похожее на настоящие выстрелы. Это размеренное «бум-бум» и сейчас было с ней — запоздалый, но странно навязчивый след прошедших дней, результат её многочасовой работы в Сан-Андреасе.
Потягивая кофе, она решила позавтракать где-нибудь в городе, а потом уже приняться за почту и телефонные звонки. Неплохо было бы отправиться в гостиницу «Мирамар» — посидеть на террасе, глядя на океан и наслаждаясь пикантным вкусом испанского омлета с помидорами, луком и перцем. Имеет же она право устроить себе маленькое пиршество, чтобы отметить возвращение домой? Тем более что после семи недель в тесном фургоне бок о бок с двумя плотниками она безусловно заслужила право немного побаловать себя. Особенно по причине их чисто платонических ночей, столь же возбуждающих, как разглядывание семейного альбома. Скотти был для неё фактически вторым отцом. А юный Дэн Холл был счастлив в браке, его жена приезжала каждую неделю на выходные, от чего в трейлере с двумя узенькими спальнями, и без того тесном, становилось ещё теснее. В такие дни, когда Дэна уже не устраивала койка возле Скотти, она предоставляла ему свою каморку, а сама уходила спать в дом, устраиваясь среди штабелей пиломатериалов и ободранных стен. Дэн парень хоть куда, и жена у него красавица, изящная и с великолепным телом. Дэн жил от выходных до выходных словно в тумане, его желание было столь очевидным, что иногда это вызывало неловкость.
Должно быть, это совсем другое дело — знать, что твой муж тебя не обманывает, быть абсолютно уверенной, что ты для него единственная и он не станет изменять или лгать тебе.
Райан вздохнула. Она никогда не верила, что Руперт будет с ней честен. Слишком хорошо она его знала.
Почему она оставалась с ним так долго, было такой же загадкой для неё самой, как и для всех остальных. И Скотти, и Даллас, и, разумеется, её отец были просто счастливы, когда она его бросила. Пока все эти годы она тянула с решением, они поддерживали её и большую часть времени помалкивали на эту тему.
Рыжий здоровяк Скотти, брат её отца, унаследовал буйный нрав и силу, заложенные в гены рода Флэннери. Отец её был человеком спокойным и сдержанным, его чувство юмора — гораздо более тонким. Легкая лукавая улыбка и мелкие морщинки у глаз. Майкл Флэннери в полной мере наслаждался жизнью, однако относился к ней критически. А дядя Скотти хватал её и встряхивал, и хохотал, когда жизнь трещала и гремела.
Что касается брата её матери, Далласа, то это был кремень. Нужно было хорошо знать этого сухого и молчаливого копа, чтобы обнаружить под внешней броней человеческое тепло и чувство юмора.
Она подлила в кружку кофе и села за кухонный стол. Босым ногам было холодно. За окном сгустился туман, а небо приобрело цвет снятого молока; можно было слышать улары волн о берег и тявканье тюленей на скалах, но сам океан был скрыт в тумане. От странного беспокойства она не могла усидеть на месте, поэтому завернулась поплотнее в халат и спустилась за газетой.
Деревянные ступени казались босым ногам шершавыми, влажная прохлада тумана ласкала щиколотки. Бетонная дорожка была ледяной. Воскресная газета, брошенная возле кустов, слегка отсырела.
Взрыв в церкви занимал всю первую полосу. Фотомонтаж с изображением рваного пролома в стене. Наиболее пострадавшие — снимки сделаны в таких ракурсах, чтобы подчеркнуть серьезность ранений и размер повязок. Ей не нужно было смотреть на это. Сложив газету, она вернулась к дому.
Однако, проходя мимо грузовика, который накануне обследовал Даллас в поисках улик, она остановилась и нахмурилась.
Накануне — к немалому сожалению Далласа — машина была относительно чистой. Но теперь она была покрыта грязными пятнами и громадными следами лап.
Этот пикап был у неё всего неделю. Она отдала свой старый автомобиль в счёт покупки этого надежного малыша, который доставлял ей столько радости в работе. В нем было всё, что только могло ей потребоваться. Эта сверкающая новая машина придавала ей самоуважения и чувства собственной значимости. В тот момент ни муж, ни любовник не смогли бы оказаться лучшим лекарством для её израненной души.
И вот теперь какая-то здоровенная наглая псина заляпала грязью всю машину, оставив на блестящей красной краске шматки засохшей грязи и отпечатки лап. Обойдя вокруг грузовика, она направилась к двери гаража за тряпками и шлангом и даже поначалу не сообразила, что забыла на ночь запереть машину, поскольку увлеченно наблюдала за тем, как Даллас обследовал автомобиль.
Включив свет, она полезла под раковину за ящиком с тряпками и вытащила оттуда охапку старых полотенец. Поднявшись, она повернулась в сторону хрупких старинных окон, которые привезла с собой, довольная тем, что неизвестная скотина не вторглась в гараж и не добралась до витражей.
От того, что она увидела, у неё перехватило дыхание. Она отступила, ударившись о раковину.
Окна стояли под наклоном, отделенные друг от друга, и каждый комплект из четырех штук подпирал тяжёлый ящик с сантехникой, образуя угол посередине. И вот в этом треугольном пространстве, отвернувшись, лежал мужчина.
Видимая сторона его лица была совершенно белой, на шее и щеке запеклась темная кровь. Взъерошенные черные волосы, потемневшие от щетины подбородок и волосатая рука были усыпаны осколками стекла. На разбитом окне и рубашке виднелись следы крови.
Руперт. Это был Руперт.
Она непроизвольно вытянула руку, но тут же отдернула. Ещё не до конца веря, что перед ней её муж, что перед ней вообще кто-то лежит, она обошла вокруг витражей так, чтобы видеть его лицо, и остановилась.
Его кожа была слишком белой даже для Руперта. Смерть не придала солидности его облику. Устремленный в никуда взгляд широко открытых глаз и сероватое лицо, напоминающее расплавленный парафин, которым когда-то пользовалась её мать для запечатывания баночек с желе.
Рана в груди почернела по краям, во лбу зияла темная рваная дыра. Его явно застрелили.
Когда он был убит? Выстрелов она не слышала. При виде торчащих осколков черепа её едва не стошнило.
Кровь, которая стекла по лицу, заляпав голубую спортивную рубашку, была очень темной, вероятно, от примеси пороха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Автомобиль исчез примерно в десяти кварталах к северу, но на какой улице, они не поняли. Взобравшись по сосне повыше, они глядели на темные очертания коттеджей и расходящиеся улицы. Ни в одном из домов свет не появился. Машина тоже больше не двигалась, но они услышали, как открылась и за— крылась дверца: легкое эхо пролетело по тихим улицам.
Они ждали долго, неловко расположившись на ветвях сосны. Тонкие и колючие, эти ветки были гораздо менее удобны, чем гладкие эвкалиптовые или лубовые. Вдобавок к шерсти липла сосновая смола, которую невозможно было ни содрать, ни слизать. Избавиться от неё можно было только с помощью Вильмы или Клайда, которые аккуратно срезали ножницами противные смолистые колтуны. Эту операцию кошки ненавидели. Темнота сейчас казалась бездонной и пугающей — и это для них, любивших ночь. Лежащий вдалеке Морской проспект, где только несколько часов назад горели свечи и звучали музыка и смех, был пустынным и тихим. В наступившем безмолвии ощущалась смутная угроза.
Джо быстро полез вниз по шершавому стволу.
— Эта машина останется там на всю ночь. Возможно, она ничего общего не имеет со стрельбой. Если это действительно были выстрелы. — Зевнув, он посмотрел на Кисулю, которая пыталась слезать головой вниз. — Эй, малыш, проснись! Смотри что делаешь! — Сколько же раз нужно говорить этой глупышке? — Кисуля, развернись. И цепляйся когтями.
Тем не менее, Кисуля довольно неуклюже шмякнулась на землю, обдирая кору, и отскочила на дорожку. Может, она и выросла, но по-прежнему сваливалась с дерева как несмышлёный котёнок. Восстановив равновесие, она смущенно посмотрела на старших.
Дульси подмигнула Джо и глянула в сторону переулка Джолли. Она намеревалась попрощаться с ним и отправиться домой вместе с Кисулей в мягкую постель к Вильме. Но, может быть, несколько минут у магазинчика деликатесов приободрят Кисулю и разгонят её страхи.
Джо ухмыльнулся, дернув усом, и направился к магазинчику Джолли.
Бесшумно ступая по улице и стараясь держаться поближе к Кисуле, Дульси то и дело вздрагивала, когда попадала в особенно тёмные участки. Сегодня ночью всё шло не так. И что всё-таки это были за выстрелы? Один преступник уже дал о себе знать, его попытка взрыва прошла неудачно. А теперь ещё и стрельба? Не исключено, что этот взрыв — всего лишь верхушка айсберга, одно звено в длинной преступной цепи. Маленький хвостик, который может принадлежать и безобидной ящерке, и гремучей змее.
Глава 7
Райан проснулась ещё затемно. Однако это пробуждение было не таким, как обычно в последнее время, когда она охотно и радостно вскакивала с постели, включала кофеварку и отдёргивала шторы, чтобы встретить наступающий день. Напротив, странная и неприятная тяжесть давила её, заставляя снова искать спасения в сне. Гнетущая тьма наполняла душу. И необъяснимый страх. То же самое она много раз чувствовала прежде, просыпаясь на рассвете и видя, что Рупертова половина кровати всё ещё пуста. Тогда ей мучительно хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, в другой жизни.
Но теперь она и была в другом месте. И жизнь её была другой. Свободной от Руперта.
Что же не так?
Её окружала уютная светлая комната, белые балки под высоким потолком были еле видны в полутьме. На западной стороне комнаты светлые портьеры, закрывающие огромное окно, слегка побледнели, предвещая скорый рассвет. У окна стояли её чертежный и письменный столы и компьютер, расположенные так, чтобы сделать работу приятной и эффективной. Она была дома, в своём собственном гнездышке. Всё должно быть в порядке. Крепко зажмурив глаза, она попыталась сосредоточиться, пытаясь определись причину завладевшего ею ужаса.
Клубы дыма и летящие в воздух камни. Озлобленный взгляд чёрных глаз. Люди бегут и кричат. Одна стена церкви исчезла, с неба над головой сыплются обломки дерева и камня. Никчемные осколки, порожденные бессмысленной ненавистью. А белые лепестки кружат и кружат…
Райан с содроганием вспомнила чёрные, полные ненависти глаза мальчика. Она даже села в кровати, пытаясь отогнать неприятное видение. Она старалась сосредоточиться на воспоминании о чудесной свадебной церемонии: вот невеста, ступая В ритме океанского прибоя, идет по узкому травяному ковру среди ночной прохлады, и сотни друзей держат волшебные свечи-призраки, освещая ей путь, и шелестят гигантские деревья, стоящие вокруг подобно могучим телохранителям.
Именно эта церемония, простая и изысканная, лучше всего продемонстрировала упрямое сопротивление злу — как самих Чарли и Макса, так и остальных горожан. Как никогда раньше, люди получили возможность почувствовать радость единения, вызванного общей угрозой.
Райан накинула халат и прошлепала босыми ногами на кухню, чтобы наполнить кофеварку, предварительно вытряхнув из неё гущу, которая осталась с прошлого вечера. Пока кофе закипал, она открыла портьеры, тянувшиеся во всю стену комнаты.
Вдали, над океаном, поднимался хмурый рассвет. Нетерпеливо переступая в ожидании кофе, она воображала, как Чарли поднимется этим утром, чтобы впустить горничную или чтобы самой вкатить сервировочный столик с изысканным завтраком, деликатно оставленный за дверью номера для новобрачных. В «Святом Франциске» Чарли и Максу ничего не грозит. Они в безопасности.
Райан налила себе утреннюю порцию дымящегося ароматного кофе не в стоящую на серебряном подносе чашку тонкого фарфора, как наверняка сегодня сделает Чарли, а в старую фаянсовую кружку. Уединение и покой тихого домика действовали на неё благотворно. А после двух недель на сорокаградусной жаре в предгорьях калифорнийских холмов она с удовольствием смотрела, как тяжелый туман наползает с океана, остужая наступающий день. Открыв окно, она вдохнула прохладный влажный бриз, пропахший отливом. И в этот момент ей почудилось, что в квартире кто-то есть.
Это было нелепо. Она прошла через просторную студию, заглянула в ванную и гардеробную. Судя по отражениям в зеркалах, она была совершенно одна. Должно быть, вчерашние события повлияли на неё не лучшим образом. В голове всё ещё пульсировала какофония звуков: грохот взрыва, завывание сирен И испуганные крики её друзей, смещавшиеся со старыми мелодиями и смехом, которые звучали позже.
Странно, как долго она помнила звуки. Пока она работала, её сны каждую ночь заполнялись бесконечным завыванием дисковой пилы или непрестанными ударами молотка; этот ритм был таким реальным, что порой она просыпалась среди ночи, чувствуя, как её рука напрягается, сжимая воображаемую рукоятку. А иногда во сне ей слышалось буханье строительного пистолета, похожее на настоящие выстрелы. Это размеренное «бум-бум» и сейчас было с ней — запоздалый, но странно навязчивый след прошедших дней, результат её многочасовой работы в Сан-Андреасе.
Потягивая кофе, она решила позавтракать где-нибудь в городе, а потом уже приняться за почту и телефонные звонки. Неплохо было бы отправиться в гостиницу «Мирамар» — посидеть на террасе, глядя на океан и наслаждаясь пикантным вкусом испанского омлета с помидорами, луком и перцем. Имеет же она право устроить себе маленькое пиршество, чтобы отметить возвращение домой? Тем более что после семи недель в тесном фургоне бок о бок с двумя плотниками она безусловно заслужила право немного побаловать себя. Особенно по причине их чисто платонических ночей, столь же возбуждающих, как разглядывание семейного альбома. Скотти был для неё фактически вторым отцом. А юный Дэн Холл был счастлив в браке, его жена приезжала каждую неделю на выходные, от чего в трейлере с двумя узенькими спальнями, и без того тесном, становилось ещё теснее. В такие дни, когда Дэна уже не устраивала койка возле Скотти, она предоставляла ему свою каморку, а сама уходила спать в дом, устраиваясь среди штабелей пиломатериалов и ободранных стен. Дэн парень хоть куда, и жена у него красавица, изящная и с великолепным телом. Дэн жил от выходных до выходных словно в тумане, его желание было столь очевидным, что иногда это вызывало неловкость.
Должно быть, это совсем другое дело — знать, что твой муж тебя не обманывает, быть абсолютно уверенной, что ты для него единственная и он не станет изменять или лгать тебе.
Райан вздохнула. Она никогда не верила, что Руперт будет с ней честен. Слишком хорошо она его знала.
Почему она оставалась с ним так долго, было такой же загадкой для неё самой, как и для всех остальных. И Скотти, и Даллас, и, разумеется, её отец были просто счастливы, когда она его бросила. Пока все эти годы она тянула с решением, они поддерживали её и большую часть времени помалкивали на эту тему.
Рыжий здоровяк Скотти, брат её отца, унаследовал буйный нрав и силу, заложенные в гены рода Флэннери. Отец её был человеком спокойным и сдержанным, его чувство юмора — гораздо более тонким. Легкая лукавая улыбка и мелкие морщинки у глаз. Майкл Флэннери в полной мере наслаждался жизнью, однако относился к ней критически. А дядя Скотти хватал её и встряхивал, и хохотал, когда жизнь трещала и гремела.
Что касается брата её матери, Далласа, то это был кремень. Нужно было хорошо знать этого сухого и молчаливого копа, чтобы обнаружить под внешней броней человеческое тепло и чувство юмора.
Она подлила в кружку кофе и села за кухонный стол. Босым ногам было холодно. За окном сгустился туман, а небо приобрело цвет снятого молока; можно было слышать улары волн о берег и тявканье тюленей на скалах, но сам океан был скрыт в тумане. От странного беспокойства она не могла усидеть на месте, поэтому завернулась поплотнее в халат и спустилась за газетой.
Деревянные ступени казались босым ногам шершавыми, влажная прохлада тумана ласкала щиколотки. Бетонная дорожка была ледяной. Воскресная газета, брошенная возле кустов, слегка отсырела.
Взрыв в церкви занимал всю первую полосу. Фотомонтаж с изображением рваного пролома в стене. Наиболее пострадавшие — снимки сделаны в таких ракурсах, чтобы подчеркнуть серьезность ранений и размер повязок. Ей не нужно было смотреть на это. Сложив газету, она вернулась к дому.
Однако, проходя мимо грузовика, который накануне обследовал Даллас в поисках улик, она остановилась и нахмурилась.
Накануне — к немалому сожалению Далласа — машина была относительно чистой. Но теперь она была покрыта грязными пятнами и громадными следами лап.
Этот пикап был у неё всего неделю. Она отдала свой старый автомобиль в счёт покупки этого надежного малыша, который доставлял ей столько радости в работе. В нем было всё, что только могло ей потребоваться. Эта сверкающая новая машина придавала ей самоуважения и чувства собственной значимости. В тот момент ни муж, ни любовник не смогли бы оказаться лучшим лекарством для её израненной души.
И вот теперь какая-то здоровенная наглая псина заляпала грязью всю машину, оставив на блестящей красной краске шматки засохшей грязи и отпечатки лап. Обойдя вокруг грузовика, она направилась к двери гаража за тряпками и шлангом и даже поначалу не сообразила, что забыла на ночь запереть машину, поскольку увлеченно наблюдала за тем, как Даллас обследовал автомобиль.
Включив свет, она полезла под раковину за ящиком с тряпками и вытащила оттуда охапку старых полотенец. Поднявшись, она повернулась в сторону хрупких старинных окон, которые привезла с собой, довольная тем, что неизвестная скотина не вторглась в гараж и не добралась до витражей.
От того, что она увидела, у неё перехватило дыхание. Она отступила, ударившись о раковину.
Окна стояли под наклоном, отделенные друг от друга, и каждый комплект из четырех штук подпирал тяжёлый ящик с сантехникой, образуя угол посередине. И вот в этом треугольном пространстве, отвернувшись, лежал мужчина.
Видимая сторона его лица была совершенно белой, на шее и щеке запеклась темная кровь. Взъерошенные черные волосы, потемневшие от щетины подбородок и волосатая рука были усыпаны осколками стекла. На разбитом окне и рубашке виднелись следы крови.
Руперт. Это был Руперт.
Она непроизвольно вытянула руку, но тут же отдернула. Ещё не до конца веря, что перед ней её муж, что перед ней вообще кто-то лежит, она обошла вокруг витражей так, чтобы видеть его лицо, и остановилась.
Его кожа была слишком белой даже для Руперта. Смерть не придала солидности его облику. Устремленный в никуда взгляд широко открытых глаз и сероватое лицо, напоминающее расплавленный парафин, которым когда-то пользовалась её мать для запечатывания баночек с желе.
Рана в груди почернела по краям, во лбу зияла темная рваная дыра. Его явно застрелили.
Когда он был убит? Выстрелов она не слышала. При виде торчащих осколков черепа её едва не стошнило.
Кровь, которая стекла по лицу, заляпав голубую спортивную рубашку, была очень темной, вероятно, от примеси пороха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43