«Вот так. Это не даст кровотечению начаться снова».
— Избранная! — Голос Кайла был резок, как удар хлыста.
— Держи вот так. — Линден была близка к истерике, но это не должно было помешать ей исполнять долг. — Делай ему искусственное дыхание. И тогда он не умрёт.
Поблагодарив в душе Господа за то, что боцманша имеет навыки оказания первой помощи, она вскочила и со всех ног побежала к Ковенанту.
Она бежала целую вечность. А позади неё Великаны продолжали сражаться с никором. Так неужели же все их огромные усилия, предпринятые во имя Ковенанта, перевесит чаша весов, на которую ляжет её минутное опоздание?
Подбегая к кубрику, она заметила, что мерцание щита становится все интенсивнее, а это означало, что приближается кризис.
Со щемящей болью Линден ощутила, как белое пламя концентрируется в основном вокруг правой руки Томаса. Он ещё боролся. Слепой инстинкт требовал, чтобы он направил выброс пламени внутрь себя, на терзающий его яд, словно отраву можно было выжечь из тела. Но в своём безумии он не понимал, что этот взрыв разнесёт его тело в клочки.
У Линден уже не было времени пытаться его проконтролировать. Она пролетела оставшиеся несколько метров и, упав рядом с Ковенантом у ног Вейна, приготовилась встретить лицом к лицу огонь, который больной исторгнет на себя. То, что она подвергла себя смертельной опасности, давало ей полное право войти в него как можно глубже.
«Ковенант! Не надо!»
До сих пор Линден ни разу не делала ничего подобного, но сейчас она собрала все силы для того, чтобы попытаться передать ему телепатический сигнал. И это ей удалось: отчаяние и страстное желание помочь удвоили её силы и нашли щёлку, ведущую в его сознание. Он услышал. Барьер безумия рухнул, и в ту же секунду уже ничем не сдерживаемый выплеск дикой магии ударил из его руки. Язык пламени, вознёсся к небу, потрепетал несколько секунд и исчез. Не причинив никому вреда.
Линден попыталась встать, но всё поплыло перед глазами; нахлынувшая слабость и головокружение заставили её уцепиться за Кайла, чтобы не упасть снова. Непослушными губами она чуть слышно прошептала:
— Дайте ему «глотка алмазов». И побольше, сколько выпьет.
Как сквозь туман она увидела Кира, уже склонившегося над больным с фляжкой. Ей надо вернуться на нос. Но ноги отказывались повиноваться. Палуба, лица Великанов, мачты закружились в бешеной пляске вокруг неё. Она израсходовала столько сил… Больше, чем имела. И ей стоило неимоверных усилий шепнуть Кайлу, чтобы он отвёл её к умирающему Великану.
На закате «Звёздная Гемма» наконец вышла из зоны штиля и весело закачалась на волнах, а свежий ветер, ударивший в лица, наполнил сердца команды ликованием. Капитан подозвал к себе Первую, и та, размахнувшись, одним ударом перерубила толстенный трос, связывавший корабль с никором. И вот уже весь экипаж разбежался по местам, ставя паруса. Корабль, доверившись ровному восточному ветру, углубился в тёплую ночь.
К этому времени и Линден наконец почувствовала, что уже сделала для больного Великана всё, что в её силах, и была абсолютно уверена, что её пациент останется в живых: придя в себя и увидев склонившееся над ним измученное лицо, он улыбнулся.
Этого было более чем достаточно. Линден оставила его на попечение боцмана и, взяв себя за шиворот, потащила через всю необозримую палубу назад к гроту, где была так нужна Ковенанту.
Глава 5
Дочь своего отца
А ночью, как расплата за прежний штиль, налетел шторм. Громадные валы швыряли «Звёздную Гемму» как попало, но она, словно измученная касатка, продолжала свой путь на восток. Однако ощущение усталости судна было обманчивым: и мачтам, и парусам, и экипажу корабля Великанов всё было нипочём. Четыре дня штормило, и вот наконец наступила небольшая передышка; небо расчистилось, и ветер ослабел. Но Линден уже привыкла не замечать песни вантов на ветру, мерный ритм волн, бьющих о гранит, и качку фонарей и гамаков. Великаны периодически подходили к ней и на все лады воздавали ей хвалу за то, что она сделала. От теплоты, с которой они к ней относились, Линден хотелось плакать. Ей действительно было не до погодных условий: все её внимание было поглощено состоянием Томаса Ковенанта. Она спала урывками и давно перестала нормально питаться, так, жевала что-то на ходу, главное — здоровье её пациента.
Теперь она была уже уверена в том, что он будет жить. Даже, несмотря на то что он до сих пор не пришёл в сознание. «Глоток алмазов» (исцеляющее, укрепляющее и успокаивающее одновременно лекарство) медленно, но верно отвоёвывал его у смерти.
В течение первого же дня ужасная опухоль на правой руке спала, оставив лишь многочисленные жёлто-чёрные синяки, и нового рецидива пока можно было не опасаться. Ковенант все ещё не приходил в себя, однако Линден больше не отваживалась вновь войти в него — ни для того, чтобы получить информацию о том, как идёт выздоровление, ни для того, чтобы попытаться пробиться к его сознанию и уговорить его вернуться. Она убеждала себя в том, что не делает этого потому, что, пока болезнь терзает его мозг, это может стать угрозой для его психики; но не это было истинной причиной. Если его сознание поправлялось с той же интенсивностью, что и тело, то у Линден не было бы извинений, примени она к нему подобное насилие. А если же моральный яд подобно кислоте начнёт разъедать мозг, то в этом случае, чтобы одолеть прогрессирующее сумасшествие, ей понадобится намного больше сил и умения, чем у неё есть.
Яд всё ещё был в нём, он никуда не делся. И только благодаря вмешательству Линден Томас не взорвал сам себя. Именно она позвала его, когда он стоял уже на краю могилы. И каким-то образом, сквозь пелену безумия и смертного оцепенения, он услышал её, узнал и доверился безоговорочно. Чего ещё желать! Когда Линден становилось не под силу наблюдать за его похожим на летаргию сном, она отправлялась проведать больного Великана.
Его звали Сотканный-Из-Тумана. Выдержка и мужество, с какими он переносил болезнь, не переставали её восхищать. Хотя, когда она появлялась рядом с ним, вымотанная до предела, с осунувшимся лицом и слезящимися от солёного воздуха глазами, пациент выглядел куда здоровей, чем его врач.
На второй день шторма он уже чувствовал себя настолько хорошо, что Линден решила заняться его сломанными рёбрами. С помощью Яростного Шторма и Мечтателя она извлекла осколки из лёгких и наложила повязку, чтобы ткани могли правильно срастаться. Великан стойко перенёс болезненную операцию, не переставая улыбаться и прикладываясь время от времени к фляжке с «глотком алмазов». Когда он наконец заснул, Линден с облегчением услышало, что его дыхание стало ровнее.
Яростный Шторм отреагировала на этот очевидный успех лишь резким кивком, словно от Избранной она ничего другого и не ожидала. Зато Морской Мечтатель поднял Линден в воздух и стиснул в крепких объятиях. И та вдруг с удивлением ощутила, что он завидует ей, что Великан с крепкими, как два дубка, руками в душе раним и незащищен, что он ждёт не дождётся, когда наступит исцеление — и Страны, и его самого. В его глазах светились обида и надежда.
Полная сострадания, Линден ответила на его объятие со всей душевностью, на какую только её хватило. А затем заспешила к Ковенанту.
На третьи сутки шторма, глубоким вечером он начал приходить в себя.
Он ослабел настолько, что не мог не только приподнять голову, но и говорить. Казалось, он так слаб, что не осознаёт, где находится, не узнает Линден и не понимает, что с ним приключилось. Но хотя взгляд его был пока рассредоточен, жар спал, и теперь можно было с уверенностью сказать, что яд отступил. Отступил и затаился в ожидании нового рецидива.
Поддерживая больному голову, Линден накормила его с ложечки и напоила тем, что принёс Кайл. После этого он снова заснул, но уже сном живого, выздоравливающего человека.
Первый раз за всё время Линден решилась вернуться в каюту, чтобы немного вздремнуть. С тех пор как ей привиделся тот кошмар, она не отваживалась лечь там спать. Но сейчас она знала, что мрак рассеялся. По крайней мере, на какое-то время. Она вытянулась в гамаке, расслабилась в первый раз за несколько суток и позволила себе наконец отдохнуть.
В течение следующего дня Ковенант несколько раз просыпался, но по-прежнему не приходил в себя до конца. Он только открывал глаза, пытался приподнять голову и позволял кормить себя. А затем снова погружался в глубокий сон. Но даже если бы Линден и не обладала сверхчувствительностью, то и тогда она не могла бы не заметить, как день ото дня его тело крепнет, как пища и сон постепенно ведут его к выздоровлению. И удовлетворение, которое она ощущала, глядя, как он поправляется, было совершенно особого рода. Она чувствовала, что связь сознаний, возникшая между ними, не разрушена, что двери, открытые в момент смертельной опасности, никогда больше не закроются.
Это рушило все её взлелеянные с детства мечты о независимости. Её мировоззрение и жизненные устои трещали по швам: ведь если она позволит себе пойти на поводу чужих мыслей и нужд, что будет с наследством, оставленным её родителями? Но в то же время ей хотелось больше никогда не расставаться с этим удивительным и таким трудным в общении человеком. И чем больше он выздоравливал, тем сильнее она разрывалась от противоречивых чувств.
На следующее утро Линден накормила Ковенанта завтраком и, когда он снова уснул, решила выйти на палубу. Шторм уже утих, но ветер был ещё достаточно сильным, и «Звёздная Гемма» резво летела на парусах-крыльях, сиявших ослепительной белизной на фоне яркой лазури неба.
Капитан почтительно поздоровался с Линден и осведомился о здоровье Ковенанта. Она ответила кратко и довольно сухо. Вопрос не был для неё сложен, но она боялась, что если увлечётся (а это было так легко), то может невольно выдать себя.
От ясного солнечного света, свежего бриза и танца волн Линден захотелось смеяться, петь от счастья, от полноты жизни. Корабль звенел под её ногами. И вдруг совершенно неожиданно для себя она почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы. «Эти внутренние противоречия скоро сведут меня с ума. Разве я — это я?»
Скользя рассеянным взглядом по палубе, она заметила недалеко от того места, где ещё недавно лежал в своём коконе Ковенант, согнувшегося Красавчика. Рядом как обычно стоял Вейн — он никак не отреагировал на то, что щит снят и Ковенанта унесли. Великан не обращал на него ни малейшего внимания и продолжал заниматься не вполне понятным Линден делом. На одном плече он держал большую неотшлифованную глыбу камня, а в руке — каменный котелок. Отчасти из любопытства, а отчасти оттого, что в ней росла потребность поговорить с кем-нибудь по душам, Линден направилась к нему.
— А, Избранная, — рассеянно произнёс Великан, не отрывая сосредоточенного взгляда от своей работы. — Пришла посмотреть, чем я тут занимаюсь? — Тут он всё же поднял голову и подарил ей светлую улыбку. — Ты, конечно, уже заметила: у нас на «Гемме» лентяев нет и каждый имеет свой круг обязанностей. И конечно же, ты заметила, что до сих пор один я болтался без дела. Красавчик не лазает по вантам и не несёт вахту. Он даже не помогает на камбузе. Так почему его ещё терпят в такой трудолюбивой компании?
Болтая без остановки самым легкомысленным тоном, он сосредоточенно и тщательно обследовал оставленные на гранитной палубе выплеском дикой магии борозды, а затем перешёл к надстройке кубрика, чтобы оценить нанесённый ей ущерб. Для этого ему пришлось забраться на крышу по лесенке, которую он специально для этого принёс.
— Это же всякому видно, — продолжал он, не отрывая внимательного взгляда от искалеченного гранита, — что Великан с такой фигурой, как у меня, не приспособлен для матросской службы. Мне не поспеть за нашими ни на палубе, ни тем более на вантах. А на камбузе и в кладовых мне росточка не хватает: тот, кто строил «Звёздную Гемму», как-то не подумал о том, что на ней может появиться несуразица вроде меня. — Закончив обследование крыши, он удовлетворённо кивнул и взялся за котелок. — Морская служба для меня заказана.
Он запустил руку в котелок, энергично размешал его содержимое, выглядевшее как полузастывшая смола, и зачерпнул горсть.
— У меня есть и второе имя, Избранная. — Его руки энергично разминали ком тёмной массы. — Повенчанный-Со-Смолой. Лишь очень немногие из Великанов могут держать в руках этот вар. — Он подбросил комок на ладони. — А для не-Венов это вообще чревато тем, что рука, прикоснувшаяся к нему, обратится в камень. А вот меня он слушается, как верная жена. Смотри!
И с необычайной лёгкостью, словно эта работа доставляла огромную радость, он поднялся по лестнице на крышу и начал замазывать смолой глубокие раны в граните. Его мощные пальцы двигались легко и искусно, словно пальцы пианиста. Затем он спустился вниз и руками отломил от принесённой с собой каменной плиты кусок нужного размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86