Если он, конечно, соизволит это сделать. Он предчувствует некую невыразимо страшную опасность в…
— А Кайл, — перебил Великана ровным голосом Бринн, и каждое его слово походило на удар бича, — рассказал юр-Лорду подробности смерти Кира. И о том, как ты приблизила его конец.
Кровь бросилась Линден в лицо. Она машинально хотела поднять руку, как для защиты, но та лишь бессильно дёрнулась.
— Избранная, — проговорила Первая, осторожно подбирая слова, — тебе вовсе не обязательно присутствовать при наших раздорах. Мы все понимаем, что ты предельно вымотана. Может, тебе лучше сейчас вернуться в каюту и поспать?
Бринн с непроницаемым лицом дал ей договорить, а затем резко бросил, словно один из своих неотразимых ударов:
— Ей обязательно надо присутствовать. Она — вкравшийся в наши ряды шпион Порчи. Она хотела убить Кира. Если она в этом не виновата, что ж, — в его голосе появились саркастические нотки, — пусть докажет нам это. Если она, конечно, в состоянии.
— Довольно! — взорвался Красавчик. Никогда ещё Линден не видела его в таком гневе. — Ты торопишься с выводами, харучай! Ты, как и все, прекрасно слышал, как элохим объяснил её состояние Ковенанту: «Её разум был погашен, как прежде на элохимпире был погашен твой». А ведь именно она, взяв на себя такую муку, вытащила нас из подземелий Удерживающей Пески. И после этого ты ещё смеешь её в чём-то обвинять?
Ковенант не отрываясь смотрел на Линден, словно не слышал разгоревшегося вокруг него спора. Но утолки его губ непроизвольно дёргались, реагируя на каждое слово. Его горящие глаза и встрёпанная борода придавали ему странное сходство с тем стариком, что сказал ей когда-то: «Будь честной». Но цвет его щёк и лба заставлял вспомнить о яде, бродящем внутри него, о медленно сводящей с ума проказе, неизбывной и мучительной. В своих болезнях он был уверен, но больше ни в чём на свете — даже в себе, даже в Линден. Ты избрана для особого осквернения.
В порыве малодушия Линден чуть не принялась оправдываться перед ним и умолять, чтобы он взял назад эти ужасные слова, хоть и не он их произнёс. Но ведь Бринн осыпал её упрёками и выдвинул против неё обвинение, и не ответить было нельзя.
Тем более что спор продолжался и Бринн снова пошёл в атаку:
— Нет, это ты торопишься с выводами, Великан! Лучше вспомни: когда разум юр-Лорда Томаса Ковенанта был погашен элохимами, он не был способен ни на какие сознательные действия. Он ничего не понимал и ничего не боялся. Вспомни, такой ли была она?
Красавчик хотел возразить, но Бринн не позволил себя перебить:
— И разве она сама не рассказывала нам, что Гиббон-Опустошитель говорил ей в Ревелстоуне: «Ты избрана для особого осквернения»? И разве ты не заметил, что с тех пор все её действия идут нам только во вред?
И вновь Красавчик попытался вступиться за неё, но харучай опять не дал ему сказать ни слова:
— Когда юр-Лорд пал жертвой Опустошителя, её нерешительность, — последнее слово он издевательски подчеркнул, — чуть не стоила жизни и ему, и всему кораблю Великанов. Когда элохимы вознамерились лишить его нашей защиты, она преспокойно выслала нас из страны, чтобы позволить им сделать с ним всё, что вздумается. И это несмотря на то, что она сама прекрасно могла добыть у него информацию, не подвергая его злокозненным экспериментам этих перевёртышей. Но она отказалась!
А после этого, Великан, вспомни, как долго она морочила нам голову, рассказывая, что не в силах одолеть пустоту в его сознании. А затем, когда Касрейн оказался практически в наших руках, она отказалась дать согласие на его убийство, прекрасно понимая, чем это может окончиться для Хигрома. А вспомни, как уже после смерти Хигрома, когда даже элохим призывал нас к побегу из Удерживающей Пески, она единственная настаивала на том, чтобы остаться. Она хладнокровно позволила разделаться с Хигромом, искалечить Кира, заключить нас всех в подземелье и лишь тогда соизволила помочь юр-Лорду.
А теперь внимательно прислушайся к моим словам ты, Первая. В нашем народе тоже есть сказания. В них рассказывается о Стражах Крови, принёсших клятву верности прежним правителям Страны : — Высоким Лордам. И о Кевине-Расточителе Страны, совершившем Ритуал Осквернения. Этот сумасшедший акт привёл к тому, что Высокие Лорды погибли. А значит, с ними должны были погибнуть и Стражи Крови — разве не присягнули они до конца своей жизни служить Лордам? Однако они выжили, так как перед самым обрядом Кевин отослал их от себя. Они повиновались, ибо не знали, что он замыслил. И когда они узнали, что за этим последовало, в душах некоторых из них родилось великое сомнение в правомерности послушания. А там, где сомнения, — там появляется щёлочка для Порчи. Ошибка Стражей Крови состояла в том, что они не осудили Лорда Кевина. Вот так Порча разделался одним махом и с Высокими Лордами, и со Стражами Крови. А новые Лорды ещё хуже прежних — ни один из них не отважился подобно юр-Лорду взять на себя ответственность за судьбу Страны.
Так вот, говорю я вам, мы, харучаи, не повторяем ошибок прошлого. И истинная служба заключается в том, чтобы служить, а не слепо повиноваться. Мы больше не позволим запятнать себя службой фальшивкам.
Вы слышите меня, Великаны? Теперь мы уже не ошибёмся в своём суде. И мы обвиняем Линден Эвери. Она фальшива насквозь: она лгала нам, юр-Лорду, лгала Стране. По её вине умер Кир. Она — рука Порчи, протянутая, чтобы нас погубить. Она должна понести кару по заслугам!
Ковенант вздрогнул. Первая угрюмо мерила Бринна взглядом. Красавчик застыл как громом поражённый. Но Линден смотрела на одного Ковенанта. Обвинительная речь Бринна не стала для неё сюрпризом. Ещё тогда, у подножия Песчаной Стены, когда он бессердечно осудил Хигрома за недостаток ловкости, её поразила резкость его суждений. Но молчание Ковенанта было для неё много страшнее любых обвинений харучая. Он даже не смотрел на неё. Что ж, он с самого начала не доверял ей. Ей вдруг захотелось наброситься на него с кулаками и колотить до тех пор, пока он не ответит ей на вопрос: «Так вот как ты обо мне думаешь?!» Но она с трудом могла пошевелить плечом, а ниже локтя рука все ещё не ощущалась.
После стольких громких слов на палубе установилась тишина, нарушаемая лишь хлопаньем парусов. Ветер пронизывал до костей. Первая мрачно смотрела вдаль, словно взвешивая доводы, приведённые Бринном. Линден почувствовала, что идёт ко дну. Все они своим молчанием подталкивали её к союзу с мраком, словно Опустошитель, вцепившимся в её сердце.
Наконец Первая заговорила:
— В Поиске решаю я. И хотя вы не Великаны и не подчиняетесь мне официально, вы всё же приняли моё командование, а значит, должны выслушать и моё мнение. — Говоря, она взвешивала каждое слово, но при этом была непоколебима и решительна, как обнажённый палаш. — Но сначала ответь мне, харучаи, какой кары ты для неё требуешь?
— Пусть позовёт песчаную горгону! — не раздумывая выпалил Бринн.
На секунду воцарилась такая тишина, словно даже ветры Земли затихли, потрясённые жестокостью харучая. Линден показалось, что палуба уходит из-под ног, и перед глазами всё поплыло. Позвать горгону?..
Так вот как ты обо мне думаешь?!
Потом она услышала какие-то звуки и, лишь сосредоточившись, поняла, что это Первая рокочущим от сдерживаемого гнева голосом спрашивает её:
— Избранная, неужели ты и теперь ничего не скажешь? Линден попыталась взять себя в руки. Ковенант так и не сказал ни слова в её защиту. Он только стоял и смотрел, ожидая её ответа. И Великаны тоже ждали. И харучаи. Она попыталась снова поднять правую руку, но тщетно — та не работала. И тогда Линден тихо сказала:
— Нет.
Первая бросила на неё сердитый протестующий взгляд. Лицо Красавчика исказилось, словно он с трудом сдерживал крик. Но Линден знаком остановила их и добавила:
— Они не имеют права.
Бринн попытался что-то сказать, но она резко оборвала его, выпалив прямо в лицо:
— Вы не имеете права!
Даже матросы на реях застыли, стараясь сквозь хлопанье парусов и свист ветра услышать, что происходит на палубе. Лицо харучая, неподвижное как маска, нависло над Линден. Она невольно оглянулась, ища глазами поддержки у Ковенанта. Но в ответ увидела лишь глубокую горечь в его взгляде.
— Вы хоть когда-нибудь задавались вопросом, почему Кевин решился на Ритуал Осквернения? — Голос её дрожал не то от холода, не то от ненависти. — Ведь он наверняка был человеком, полным всяческих достоинств, раз уж харучаи готовы были ради него отказаться и от сна, и даже от самой смерти. Так что же довело его до этого?
Она заметила, что Ковенант хочет ответить, но резко перебила его:
— Я вам скажу! Кевина довели до этого его паршивые Стражи Крови! Мало ему было того, что Страна погибала у него на глазах, — так ему ещё приходилось терпеть этих — мозолящих ему глаза своим безупречным служением, взирающих на него, словно он Господь всемогущий! И это в то время, когда все вокруг сыпалось, рушилось и он уже потерял всё, что любил. — Несмотря на иронию, звучащую в её голосе, сама Линден, говоря всё это, была далека от сарказма. Это скорее была последняя отчаянная мольба не толкать её в пучину урчащего от голода мрака. А ты и так меня не любишь. — Господи Иисусе! Так что ж удивительного в том, что он от отчаяния дошёл до такой крайности. Кто угодно от этого может сойти с ума! Да как он мог сохранить хоть грамм самоуважения, когда его окружали такие слуги? Вот он и решил уничтожить всё, что не было столь безупречно, как они!
В глазах Ковенанта сверкнул ужас, взгляд Бринна горел возмущением. Но Линден уже невозможно было остановить.
— А теперь вы идёте по той же дорожке! — Всем своим существом она пыталась достучаться до сердца Ковенанта. — Вы так сильны, вы так безупречно, так преданно служите своему господину, что… — Их понимание преданности превращало её в малодушную трусиху и лгунью. — Что любого нормального человека рано или поздно доведёте до бешенства. От вашей идеальности просто тошнит! А у меня нет власти избавиться от вас. Не мне это решать…
Но тут она сама себя остановила. Как бы тяжело ей ни было, она не имеет права обвинять харучая в своих преступлениях. Он может слишком всерьёз принять её обвинения, а ведь он их не заслужил. Мучаясь, что не сумела выразить того, что хотела, она потерянным голосом заключила:
— Вы не имеете права.
Но Ковенант опять ничего не сказал. Глаза его были опущены, словно его не занимало ничего, кроме внимательного изучения гранита у ног.
Зато заговорил Бринн:
— Линден Эвери, — его тон был ровен, а лицо — беспристрастно-спокойно, как у Фемиды, — ты действительно хочешь заставить нас поверить, будто в том, что сотворил Лорд Кевин, виноваты его Стражи Крови?
Она не ответила: все её внимание было приковано к Ковенанту.
Внезапно он воздел руки к небесам, и из сжатых над головой кулаков вспыхнула серебряная арка дикой магии. Несколько секунд она трепетала в сгустившейся тишине и так же внезапно исчезла. Но, так и не опустив рук, Ковенант обратил безумный взгляд на Линден и спросил со всей мягкостью, на которую был способен его охрипший голос:
— Что с твоей рукой, Линден?
Этого она ожидала меньше всего и растерялась. Даже в глазах Великанов засветилось недоумение. Брови Кайла дёрнулись, словно он собирался нахмуриться, но передумал, и лоб его так и остался безупречно гладким. В одну секунду ситуация изменилась. Теперь разговор больше не был спором между Линден и харучаями. Теперь основными противоборствующими силами стали она и Ковенант. Линден поняла, что должна ответить, что у неё больше нет сил сопротивляться.
Сгорая от стыда за то, что сделала, она с удивлением заметила, что её чувство отвращения к себе придало её ответу язвительную окраску:
— Это Кайл ударил меня, чтобы не дать мне убить Кира. Ковенант выдохнул сквозь сжатые зубы, словно испытал внезапную боль.
Бринн кивнул, подтверждая, что так оно и было. Если обвинения Линден его и задели, то пока он этого никак не проявлял.
Ковенант задумался на минуту и сухо пробормотал:
— Хорошо. Этого довольно.
— Юр-Лорд, — тут же воспользовался ситуацией харучай, — она должна понести за это кару.
— Нет, — возразил Ковенант и продолжил, словно отвечая на свои собственные мысли: — Она врач. И спасла много жизней. Как ты думаешь, чего ей это стоило?
— Я не знаю, что творится у неё в душе, — отрезал Бринн. — Я знаю лишь то, что она покушалась на жизнь Кира.
— А мне плевать! — вдруг взорвался Ковенант. — Она спасла меня! Она спасла нас всех! Ты думаешь, это было так легко? И после этого я не отвернусь от неё только потому, что она сделала что-то, что недоступно моему разумению!
— Но, юр-Лорд… — начал Бринн.
— Нет! — оборвал его Ковенант, в котором ярость бурлила с такой силой, что Линден почувствовала её по вибрации камня под ногами. — Ты зашёл слишком далеко! — Его грудь ходила ходуном от неимоверных усилий удержать кипящую от ярости магию под контролем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— А Кайл, — перебил Великана ровным голосом Бринн, и каждое его слово походило на удар бича, — рассказал юр-Лорду подробности смерти Кира. И о том, как ты приблизила его конец.
Кровь бросилась Линден в лицо. Она машинально хотела поднять руку, как для защиты, но та лишь бессильно дёрнулась.
— Избранная, — проговорила Первая, осторожно подбирая слова, — тебе вовсе не обязательно присутствовать при наших раздорах. Мы все понимаем, что ты предельно вымотана. Может, тебе лучше сейчас вернуться в каюту и поспать?
Бринн с непроницаемым лицом дал ей договорить, а затем резко бросил, словно один из своих неотразимых ударов:
— Ей обязательно надо присутствовать. Она — вкравшийся в наши ряды шпион Порчи. Она хотела убить Кира. Если она в этом не виновата, что ж, — в его голосе появились саркастические нотки, — пусть докажет нам это. Если она, конечно, в состоянии.
— Довольно! — взорвался Красавчик. Никогда ещё Линден не видела его в таком гневе. — Ты торопишься с выводами, харучай! Ты, как и все, прекрасно слышал, как элохим объяснил её состояние Ковенанту: «Её разум был погашен, как прежде на элохимпире был погашен твой». А ведь именно она, взяв на себя такую муку, вытащила нас из подземелий Удерживающей Пески. И после этого ты ещё смеешь её в чём-то обвинять?
Ковенант не отрываясь смотрел на Линден, словно не слышал разгоревшегося вокруг него спора. Но утолки его губ непроизвольно дёргались, реагируя на каждое слово. Его горящие глаза и встрёпанная борода придавали ему странное сходство с тем стариком, что сказал ей когда-то: «Будь честной». Но цвет его щёк и лба заставлял вспомнить о яде, бродящем внутри него, о медленно сводящей с ума проказе, неизбывной и мучительной. В своих болезнях он был уверен, но больше ни в чём на свете — даже в себе, даже в Линден. Ты избрана для особого осквернения.
В порыве малодушия Линден чуть не принялась оправдываться перед ним и умолять, чтобы он взял назад эти ужасные слова, хоть и не он их произнёс. Но ведь Бринн осыпал её упрёками и выдвинул против неё обвинение, и не ответить было нельзя.
Тем более что спор продолжался и Бринн снова пошёл в атаку:
— Нет, это ты торопишься с выводами, Великан! Лучше вспомни: когда разум юр-Лорда Томаса Ковенанта был погашен элохимами, он не был способен ни на какие сознательные действия. Он ничего не понимал и ничего не боялся. Вспомни, такой ли была она?
Красавчик хотел возразить, но Бринн не позволил себя перебить:
— И разве она сама не рассказывала нам, что Гиббон-Опустошитель говорил ей в Ревелстоуне: «Ты избрана для особого осквернения»? И разве ты не заметил, что с тех пор все её действия идут нам только во вред?
И вновь Красавчик попытался вступиться за неё, но харучай опять не дал ему сказать ни слова:
— Когда юр-Лорд пал жертвой Опустошителя, её нерешительность, — последнее слово он издевательски подчеркнул, — чуть не стоила жизни и ему, и всему кораблю Великанов. Когда элохимы вознамерились лишить его нашей защиты, она преспокойно выслала нас из страны, чтобы позволить им сделать с ним всё, что вздумается. И это несмотря на то, что она сама прекрасно могла добыть у него информацию, не подвергая его злокозненным экспериментам этих перевёртышей. Но она отказалась!
А после этого, Великан, вспомни, как долго она морочила нам голову, рассказывая, что не в силах одолеть пустоту в его сознании. А затем, когда Касрейн оказался практически в наших руках, она отказалась дать согласие на его убийство, прекрасно понимая, чем это может окончиться для Хигрома. А вспомни, как уже после смерти Хигрома, когда даже элохим призывал нас к побегу из Удерживающей Пески, она единственная настаивала на том, чтобы остаться. Она хладнокровно позволила разделаться с Хигромом, искалечить Кира, заключить нас всех в подземелье и лишь тогда соизволила помочь юр-Лорду.
А теперь внимательно прислушайся к моим словам ты, Первая. В нашем народе тоже есть сказания. В них рассказывается о Стражах Крови, принёсших клятву верности прежним правителям Страны : — Высоким Лордам. И о Кевине-Расточителе Страны, совершившем Ритуал Осквернения. Этот сумасшедший акт привёл к тому, что Высокие Лорды погибли. А значит, с ними должны были погибнуть и Стражи Крови — разве не присягнули они до конца своей жизни служить Лордам? Однако они выжили, так как перед самым обрядом Кевин отослал их от себя. Они повиновались, ибо не знали, что он замыслил. И когда они узнали, что за этим последовало, в душах некоторых из них родилось великое сомнение в правомерности послушания. А там, где сомнения, — там появляется щёлочка для Порчи. Ошибка Стражей Крови состояла в том, что они не осудили Лорда Кевина. Вот так Порча разделался одним махом и с Высокими Лордами, и со Стражами Крови. А новые Лорды ещё хуже прежних — ни один из них не отважился подобно юр-Лорду взять на себя ответственность за судьбу Страны.
Так вот, говорю я вам, мы, харучаи, не повторяем ошибок прошлого. И истинная служба заключается в том, чтобы служить, а не слепо повиноваться. Мы больше не позволим запятнать себя службой фальшивкам.
Вы слышите меня, Великаны? Теперь мы уже не ошибёмся в своём суде. И мы обвиняем Линден Эвери. Она фальшива насквозь: она лгала нам, юр-Лорду, лгала Стране. По её вине умер Кир. Она — рука Порчи, протянутая, чтобы нас погубить. Она должна понести кару по заслугам!
Ковенант вздрогнул. Первая угрюмо мерила Бринна взглядом. Красавчик застыл как громом поражённый. Но Линден смотрела на одного Ковенанта. Обвинительная речь Бринна не стала для неё сюрпризом. Ещё тогда, у подножия Песчаной Стены, когда он бессердечно осудил Хигрома за недостаток ловкости, её поразила резкость его суждений. Но молчание Ковенанта было для неё много страшнее любых обвинений харучая. Он даже не смотрел на неё. Что ж, он с самого начала не доверял ей. Ей вдруг захотелось наброситься на него с кулаками и колотить до тех пор, пока он не ответит ей на вопрос: «Так вот как ты обо мне думаешь?!» Но она с трудом могла пошевелить плечом, а ниже локтя рука все ещё не ощущалась.
После стольких громких слов на палубе установилась тишина, нарушаемая лишь хлопаньем парусов. Ветер пронизывал до костей. Первая мрачно смотрела вдаль, словно взвешивая доводы, приведённые Бринном. Линден почувствовала, что идёт ко дну. Все они своим молчанием подталкивали её к союзу с мраком, словно Опустошитель, вцепившимся в её сердце.
Наконец Первая заговорила:
— В Поиске решаю я. И хотя вы не Великаны и не подчиняетесь мне официально, вы всё же приняли моё командование, а значит, должны выслушать и моё мнение. — Говоря, она взвешивала каждое слово, но при этом была непоколебима и решительна, как обнажённый палаш. — Но сначала ответь мне, харучаи, какой кары ты для неё требуешь?
— Пусть позовёт песчаную горгону! — не раздумывая выпалил Бринн.
На секунду воцарилась такая тишина, словно даже ветры Земли затихли, потрясённые жестокостью харучая. Линден показалось, что палуба уходит из-под ног, и перед глазами всё поплыло. Позвать горгону?..
Так вот как ты обо мне думаешь?!
Потом она услышала какие-то звуки и, лишь сосредоточившись, поняла, что это Первая рокочущим от сдерживаемого гнева голосом спрашивает её:
— Избранная, неужели ты и теперь ничего не скажешь? Линден попыталась взять себя в руки. Ковенант так и не сказал ни слова в её защиту. Он только стоял и смотрел, ожидая её ответа. И Великаны тоже ждали. И харучаи. Она попыталась снова поднять правую руку, но тщетно — та не работала. И тогда Линден тихо сказала:
— Нет.
Первая бросила на неё сердитый протестующий взгляд. Лицо Красавчика исказилось, словно он с трудом сдерживал крик. Но Линден знаком остановила их и добавила:
— Они не имеют права.
Бринн попытался что-то сказать, но она резко оборвала его, выпалив прямо в лицо:
— Вы не имеете права!
Даже матросы на реях застыли, стараясь сквозь хлопанье парусов и свист ветра услышать, что происходит на палубе. Лицо харучая, неподвижное как маска, нависло над Линден. Она невольно оглянулась, ища глазами поддержки у Ковенанта. Но в ответ увидела лишь глубокую горечь в его взгляде.
— Вы хоть когда-нибудь задавались вопросом, почему Кевин решился на Ритуал Осквернения? — Голос её дрожал не то от холода, не то от ненависти. — Ведь он наверняка был человеком, полным всяческих достоинств, раз уж харучаи готовы были ради него отказаться и от сна, и даже от самой смерти. Так что же довело его до этого?
Она заметила, что Ковенант хочет ответить, но резко перебила его:
— Я вам скажу! Кевина довели до этого его паршивые Стражи Крови! Мало ему было того, что Страна погибала у него на глазах, — так ему ещё приходилось терпеть этих — мозолящих ему глаза своим безупречным служением, взирающих на него, словно он Господь всемогущий! И это в то время, когда все вокруг сыпалось, рушилось и он уже потерял всё, что любил. — Несмотря на иронию, звучащую в её голосе, сама Линден, говоря всё это, была далека от сарказма. Это скорее была последняя отчаянная мольба не толкать её в пучину урчащего от голода мрака. А ты и так меня не любишь. — Господи Иисусе! Так что ж удивительного в том, что он от отчаяния дошёл до такой крайности. Кто угодно от этого может сойти с ума! Да как он мог сохранить хоть грамм самоуважения, когда его окружали такие слуги? Вот он и решил уничтожить всё, что не было столь безупречно, как они!
В глазах Ковенанта сверкнул ужас, взгляд Бринна горел возмущением. Но Линден уже невозможно было остановить.
— А теперь вы идёте по той же дорожке! — Всем своим существом она пыталась достучаться до сердца Ковенанта. — Вы так сильны, вы так безупречно, так преданно служите своему господину, что… — Их понимание преданности превращало её в малодушную трусиху и лгунью. — Что любого нормального человека рано или поздно доведёте до бешенства. От вашей идеальности просто тошнит! А у меня нет власти избавиться от вас. Не мне это решать…
Но тут она сама себя остановила. Как бы тяжело ей ни было, она не имеет права обвинять харучая в своих преступлениях. Он может слишком всерьёз принять её обвинения, а ведь он их не заслужил. Мучаясь, что не сумела выразить того, что хотела, она потерянным голосом заключила:
— Вы не имеете права.
Но Ковенант опять ничего не сказал. Глаза его были опущены, словно его не занимало ничего, кроме внимательного изучения гранита у ног.
Зато заговорил Бринн:
— Линден Эвери, — его тон был ровен, а лицо — беспристрастно-спокойно, как у Фемиды, — ты действительно хочешь заставить нас поверить, будто в том, что сотворил Лорд Кевин, виноваты его Стражи Крови?
Она не ответила: все её внимание было приковано к Ковенанту.
Внезапно он воздел руки к небесам, и из сжатых над головой кулаков вспыхнула серебряная арка дикой магии. Несколько секунд она трепетала в сгустившейся тишине и так же внезапно исчезла. Но, так и не опустив рук, Ковенант обратил безумный взгляд на Линден и спросил со всей мягкостью, на которую был способен его охрипший голос:
— Что с твоей рукой, Линден?
Этого она ожидала меньше всего и растерялась. Даже в глазах Великанов засветилось недоумение. Брови Кайла дёрнулись, словно он собирался нахмуриться, но передумал, и лоб его так и остался безупречно гладким. В одну секунду ситуация изменилась. Теперь разговор больше не был спором между Линден и харучаями. Теперь основными противоборствующими силами стали она и Ковенант. Линден поняла, что должна ответить, что у неё больше нет сил сопротивляться.
Сгорая от стыда за то, что сделала, она с удивлением заметила, что её чувство отвращения к себе придало её ответу язвительную окраску:
— Это Кайл ударил меня, чтобы не дать мне убить Кира. Ковенант выдохнул сквозь сжатые зубы, словно испытал внезапную боль.
Бринн кивнул, подтверждая, что так оно и было. Если обвинения Линден его и задели, то пока он этого никак не проявлял.
Ковенант задумался на минуту и сухо пробормотал:
— Хорошо. Этого довольно.
— Юр-Лорд, — тут же воспользовался ситуацией харучай, — она должна понести за это кару.
— Нет, — возразил Ковенант и продолжил, словно отвечая на свои собственные мысли: — Она врач. И спасла много жизней. Как ты думаешь, чего ей это стоило?
— Я не знаю, что творится у неё в душе, — отрезал Бринн. — Я знаю лишь то, что она покушалась на жизнь Кира.
— А мне плевать! — вдруг взорвался Ковенант. — Она спасла меня! Она спасла нас всех! Ты думаешь, это было так легко? И после этого я не отвернусь от неё только потому, что она сделала что-то, что недоступно моему разумению!
— Но, юр-Лорд… — начал Бринн.
— Нет! — оборвал его Ковенант, в котором ярость бурлила с такой силой, что Линден почувствовала её по вибрации камня под ногами. — Ты зашёл слишком далеко! — Его грудь ходила ходуном от неимоверных усилий удержать кипящую от ярости магию под контролем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86