— Если ты и теперь откажешь мне, — лишь лёгкая хрипотца свидетельствовала о том, что с ним что-то произошло, — я прикажу ему ослепить самого себя.
Ковенант всё это время стоял, подняв к глазам скрюченные пальцы.
Линден бросила на него долгий последний взгляд и позволила себе сдаться. Разве можно противостоять человеку, способному подняться из мёртвых?
— Для начала ты должен снять с него обруч. Он мне мешает.
Кайл яростно забился в оковах. Красавчик с тревогой вскинул на Линден глаза.
— Избранная! — предостерегающе выкрикнула Первая. Но Линден уже не смотрела на них. Все её внимание было устремлено на Касрейна. Злобно усмехаясь, он подошёл к Ковенанту и протянул руку к его горлу. Повинуясь магии жеста, золотое кольцо затрепетало, соскользнуло с шеи и упало в руки мага.
И в ту же секунду Ковенант снова стал самим собой: пустышкой. Пустышкой, но не зомби. Глядя в пространство, он пробормотал:
— Не прикасайтесь ко мне.
Но, прежде чем Линден в тоске и ярости нырнула в него, её остановило небывалое явление: пол вокруг Вейна вспучился, стал крошиться, и оттуда совершенно неожиданно вырвалась струя пара, тут же принявшая облик Финдейла, который, даже не успев закончить метаморфозу, набросился на Линден:
— Ты что, сдурела? Это же конец! — Никогда ещё она не слышала подобных выражений от велеречивых элохимов. — Ты хоть соображаешь, что всю Землю поставила под удар? Как ты думаешь, какого рожна я потащился за вами, как не для того, чтобы это предотвратить? Солнцемудрая, очнись и внимай!
Линден не ответила, и он ещё больше заволновался:
— Я — Обречённый. Рок всей Земли я несу на своих плечах. Я взываю к тебе: не вздумай этого делать!
Но она не слушала его: Касрейн с чудовищной улыбкой стоял около Ковенанта и, по-видимому, совершенно не боялся элохима. В руках он всё ещё держал золотой обруч, приковывающий её внимание. Даже сам по себе кемпер её не так волновал. Она забыла о своих товарищах по несчастью. Она готовила себя к этому с той самой секунды, когда Первая сказала: «Тогда почему же мы до сих пор живы?» Ока стремилась к этому всеми фибрами души, пытаясь отыскать собственный, единственный ответ на этот животрепещущий вопрос. Надо снять ошейник. И тогда что-то, может быть, и получится…
Всем своим существом Линден сосредоточилась на Ковенанте. Невзирая на все протесты, она открыла свои чувства для него. С отвагой отчаяния, с горечью потери она воссоединилась с его пустотой.
Теперь ей было уже не до вопроса, насколько насильственно её вторжение. Не сомневаясь ни в чём, не противясь, она нырнула в бездну его сознания. Она понимала, что все прошлые попытки провалились потому, что она пыталась подчинить его своей воле, использовать его в собственных интересах, но теперь ей самой ничего не было нужно, она делала это не ради себя. Полностью отказавшись от себя, она, как падающая звезда, летела во мраке отчаяния, которым элохимы выжгли его душу.
И всё же забыть о Касрейне она не могла. Он жадно следил за нею, в любую секунду готовый к пробуждению воли Ковенанта. Пока тот не воспрянет, пока остаётся в бессознательном состоянии, флюиды кемпера бессильны. Линден проклинала в душе Касрейна и не находила ничего, что могло бы заставить её понять его. Падая в пучину бессознательности Ковенанта, она продолжала выкрикивать беззвучные команды, отдававшиеся эхом в пустотах его сознания.
На сей раз со дна его сознания не поднялось никаких устрашающих образов. Линден настолько воссоединилась с ним, что уже не осталось ничего, что могло бы её напугать. Наоборот, она почувствовала, как где-то в глубине его зреет протест против нынешнего состояния. Весь её профессиональный опыт, все годы муштры в медицинской школе куда-то вдруг испарились, оставив её, пятнадцатилетнюю, беззащитной перед трагедией смерти матери. Чувство вины и скорби, воспоминание о матери — все ушло, оставив шевелящий на затылке волосы холодок незабываемого ужаса от самоубийства отца. Но и это ушло, и Линден оказалась на залитом солнцем цветочном лугу, где так хотелось вволю, по-детски, поваляться, чтобы излить неизбывную радость, стремление к любви и счастью. Но для неё это было невозможно. Она сама отрезала все пути назад.
Солнце простёрло над ней золотые крылья, и ветерок ласкал лицо и теребил волосы. Она закричала от избытка счастья, наполнявшего её. И крик её был услышан. Навстречу ей по лугу шёл мальчик. Он был старше её — хоть и оставался только мальчиком. Ковенантом он станет значительно позже, но в его глазах уже горит непримиримый огонь. На его губах играла светлая улыбка. Он распахнул руки, словно желая её обнять. И она бросилась к нему навстречу, раскинув руки, жаждая объятия, которое исцелит её.
Но как только она притронулась к нему, сквозь брешь, пробитую прикосновением, в неё хлынула его пустота. Теперь она тоже все видела и слышала. Все её органы чувств функционировали нормально. Её друзья замерли в молчании, тая в душе надежду на чудо. Касрейн трясущимися от дряхлости руками уже вдел в глаз свой монокль. Но за всем, что она видела и слышала, Линден ощущала привкус своей (такой далёкой!) прежней жизни. Она была девочкой на цветущем лугу, и мальчик, которого она так любила, покинул её. Любовь растворилась в солнечном свете, и вся радость разом поблекла, словно тяжёлые тучи заволокли небо. Счастье умерло.
И вновь она увидела его, того мальчика, — в Томасе Ковенанте. Она видела, как к нему возвращается сознание, как он набирается сил, поднимает голову… Все её органы чувств функционировали нормально, но она не могла его остановить. Вот он поворачивается и… попадает под обстрел флюидов Касрейна. Он ещё не пришёл в себя настолько, чтобы выставить защиту.
Но прежде, чем кемпер успел воспользоваться моноклем, команды, которые она в отчаянии рассыпала пригоршнями в бездну его бессознательности, сработали. Ковенант посмотрел прямо в глаза Касрейну и подчинился Линден.
Он выговорил одно-единственное слово:
— Ном!

Часть третья
УТРАТА
Глава 19
Колдун
От этого имени воздух заледенел и, казалось, содрогнулись стены Удерживающей Пески.
Ковенант словно свысока, из дальней дали смотрел на отшатнувшегося Касрейна-Круговрата. В страхе кемпер уронил даже свой монокль. Его старческое лицо исказилось от ужаса и превратилось в маску смерти. Но он уже не мог вернуть назад того, кого позвал Ковенант. Страх смерти взял верх, и кемпер бросился наутёк. Железная дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, и загремели засовы. Но все эти звуки ни о чём не говорили Ковенанту. Все его органы чувств функционировали нормально: он осознавал степень приближающейся опасности, понимал тяжёлое положение своих друзей и знал, что нужно делать. И всё же чувства его были ещё как бы затуманены. Связь между восприятием и действием, между фактом и оценкой осуществлялась пока слишком медленно. Сознание широкой волной хлынуло в брешь, пробитую Линден, но расстояние было велико, и его невозможно было пройти за одну минуту.
Поначалу воспоминания неслись галопом: детство, период полового созревания… Волна памяти захлестнула его и как очистительный, исцеляющий огонь прокатилась по мозгу. Яркой вспышкой осветилась его свадьба, годы брака и писательства. Но тут процесс замедлился. Да, тогда, когда ещё не вышел его первый роман, когда ещё не родился сын, они с Джоан были безмятежно счастливы в Небесной ферме, и ему казалось, что жизненная энергия бурлит в нём, переполняет его и всё идёт наилучшим образом. Но на поверку оказалось, что он изначально построил свою башню из слоновой кости на песке. Его бестселлер оказался не более чем пустышкой, данью его эгоизму. А брак был разрушен его безвинным преступлением, заключавшимся в том, что он подцепил проказу.
То, что было после, лучше бы вообще было забыть.
Силком навязанную изоляцию, медленно созревавшее в нём отвращение к себе, что в конечном итоге привело его к специфическому комплексу неполноценности, полусумасшествию, свойственному прокажённым. И как пик крушения всей его жизни — первый визит в Страну. Не успев там оказаться, он тут же изнасиловал первую отнёсшуюся к нему с симпатией женщину. Он изводил и мучил всех, кто пытался ему помочь. Не ведая, что творит, он покорно шёл по проторённой для него Лордом Фоулом стезе, ни разу не оглянувшись, пока наконец случайно не столкнулся с последствиями своих деяний. И они ужаснули его. Но и тогда он бы продолжал упорно двигаться к полному разрушению личности, если бы рядом с ним не оказались такие люди, как Морэм, Баннор и Идущий-За-Пеной. Люди, чья доблесть и умение любить заставили его произвести переоценку ценностей. Но даже сейчас, много лет спустя, его сердце разрывалось от горя при одной мысли о том, что он сделал со Страной и её жителями. Горе, причинённое им, перевешивало те жалкие крохи добрых дел, которые он совершил для них.
Его крик эхом отдался в мрачном чреве камеры. Друзья рванулись к нему, внезапно рухнувшему на колени на камни пола. Однако в данную минуту он не помнил о них.
Но он не был раздавлен обрушившейся на него глыбой памяти. Да, он был изранен; да, кругом виноват; но раскаяние его было искренним. И проказа научила его быть сильным. В тронном зале Яслей Фоула, оказавшись лицом к лицу с Презирающим, он постиг суть парадокса, на котором была построена вся его жизнь. Разрываемый между самоотвращением и чувством собственного достоинства, между неверием и любовью, познав и отринув сущность Презирающего, он обрёл свою истинную силу. И сейчас он ощущал в себе её биение. Брешь затянулась, и он обрёл себя теперь уже окончательно.
На глаза навернулись слёзы. Линден вновь его спасла. Единственная встреченная им за все эти долгие одиннадцать лет женщина, которую не испугала его болезнь. И ради него она упорно, без всякой меры и оглядки подвергала себя риску. Он перед ней в неоплатном долгу. Даже представить невозможно, какой ценой ей удалось его исцелить.
Ковенант попытался подняться на ноги, но в этот момент пол камеры содрогнулся. Послышались глухие удары, словно где-то вдалеке кто-то крушил гранитные стены донжона. Потолок в мгновение ока затянулся сетью трещин, и из них посыпалась тончайшая пыль. Пол снова дрогнул. Железная дверь камеры зазвенела.
— Это песчаная горгона, — хладнокровно заметил кто-то. По невозмутимой интонации Ковенант признал Бринна.
— Томас Ковенант. — В голосе Первой не осталось ни следа от былой железной твёрдости, он дрожал от страха. — Друг Великанов! Избранная что, решила тебя убить? А за компанию с тобой и нас всех — скопом? Сюда идёт песчаная горгона.
Но он не мог ей ответить. Дар речи к нему ещё не вернулся. Вместо ответа он обернулся лицом к дверям, расставил ноги и покрепче упёрся ими в ходящий ходуном пол.
Но кольцо не повиновалось ему. Яд, служивший катализатором дикой магии, был заблокирован элохимами, и до тех пор, пока он вновь не начнёт действовать, должно пройти какое-то время. А пока Ковенант не мог воспользоваться своей силой. И всё же он был готов. Линден все предусмотрела и сумела одним ударом и предостеречь его, и изгнать Касрейна.
Рядом с Ковенантом возник Финдейл. Его отчаяние было беспредельным. Однако он держал себя в руках.
— Не делай этого, — тихо сказал элохим. — Ты что, хочешь разрушить Землю? Солнцемудрая жаждет смерти, но хоть ты-то будь умнее. Отдай кольцо мне! — И он протянул руку.
В ту же секунду тлеющие угольки старинной ярости Ковенанта вспыхнули, и внутри него загудело пламя.
Удерживающая Пески содрогалась от мощных ударов, её древние камни трещали — казалось, что она вот-вот рухнет. Но истинная опасность была намного ближе: в конце коридора раздался грохот бегущих шагов.
Ковенант приготовился к битве и ещё крепче упёрся ногами в пол.
Шаги достигли дверей, и на секунду всё стихло.
— Горячая Паутинка, я люблю тебя! — с болью простонал Красавчик.
Ном заколотила лапами-таранами по железной двери, и там, где она ударяла, металл разрывался с лёгкостью бумаги.
Металлический звон разлетелся по всему донжону. Горгона действительно обладала мощью достаточной, чтобы разнести всю Удерживающую Пески по камешку. В дыре показалась её безликая морда — тупой невыразительный обрубок. И тем страшнее казалась дикая звериная злоба этой твари — её бешеная ярость была не преходящей эмоцией, а постоянным состоянием души. Если у неё была душа. И всё же, несмотря на то что она не имела глаз, всем было понятно, что она стремится именно к Ковенанту.
Дверь наконец разлетелась, и Ном атаковала Неверящего с такой яростью, словно хотела пробить им стену и вышвырнуть наружу.
Человеческая плоть и скелет не способны устоять против такого мощного натиска. А яд Презирающего всё ещё был блокирован, хотя никак не ослаблен и не очищен элохимами. Но песчаная горгона сама по себе являлась воплощением дикой силы.
За мгновение до того, как Ном обрушилась на него, Ковенант исчез в факеле белого пламени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86