Дикая магия, ключ к Арке Времени, сила, не подчиняющаяся никакому Закону, не ограниченная ничем, кроме личностных качеств своего владельца. Некогда у Лорда Морэма вырвались пророческие слова: «Ты и есть белое золото», и Ковенант жизнью доказал правоту друга. Он уже достиг высшей точки накала: белое пламя гудело, извергаясь из самого сердца, словно из серебряного горна.
— Нет! — отчаянно закричал Финдейл.
Песчаная горгона обрушилась на Ковенанта. По инерции его отбросило к стене. Но он едва почувствовал удар: белое пламя надёжно защищало его от боли и любых повреждений. Оно было внешним выражением его проказы, и омертвевшие нервы снимали всякие ограничения. Не будь этого болезненного онемения, он не смог бы выдержать столь высокого напряжения. Яд жадно устремился в атаку, разливаясь по его организму. Рубцы от клыков на искалеченной руке заполыхали алым, словно глаза Презирающего. Ни о чём не думая, машинально, он грудью встретил атаку горгоны и остановил её.
Ном отшатнулась и попятилась.
Как волна магмы, он обрушился на неё. Горгона отбивалась, и каждый её удар был такой мощи, что с лёгкостью мог бы разбить в пыль скалу. Она изливала всю ярость, накопившуюся в ней за века заключения в вихре, а встретив сопротивление, окончательно озверела. Ковенант осыпал её хлёсткими ударами огненного бича. С потолка срывались обломки камня и разбивались об пол, покрывшийся пляшущими трещинами. Дверной проём перекосился и теперь зиял, словно открытая рана, алым светом факелов из коридора. Финдейл не переставая заклинал Ковенанта остановиться, и его мольбы казались стонами самой Удерживающей Пески.
Ковенант уже отогнал тварь к лестнице, но тут она остановилась, по-видимому, не собираясь отступать дальше. Противники обхватили друг друга руками, сплетясь, словно братья по року, в смертельном объятии.
Песчаная горгона обладала поистине чудовищной силой — будь Ковенант обычным человеком, она сломала бы его пополам, как гнилой прутик. Но он был самим воплощением пламени, его аватарой, разгорался всё сильнее, питаясь ядом и гневом, полыхая в экстазе дикой магии. Его сияние уже ослепляло. Камни, попадавшие в зону его серебряной ауры, плавились и испарялись. Каждым ударом своего пылающего сердца он расшатывал фундамент Удерживающей Пески. Несколько минут назад он был лишь беспомощной жалкой пародией на человека, а сейчас стал олицетворением неотвратимой и беспощадной мести горгоне за убийство Хигрома и увечья Кира. И Касрейну, запустившему свой страшный механизм смерти. Касрейну, пытавшему и мучившему Ковенанта, когда тот был беззащитен и беспомощен. Только вмешательство Хигрома спасло его от неминуемой гибели. Или от одержания, что было даже страшнее смерти. Ненависть, оскорблённое достоинство, благородный гнев раскалили его, словно ядро солнца.
Но Ном пока не собиралась сдаваться: её холодная звериная злоба была поистине неисчерпаема. Однако она была жива и могла действовать только потому, что такова была прихоть кемпера. Касрейн! Опять Касрейн! Перед глазами Ковенанта чередой проходили картины его преступлений. Власть, которой обладал кемпер, сделала его отзывчивым как вулкан и чувствительным, как песчаная горгона.
Ном стала слабеть. Импульсивно Ковенант усилил хватку. Но он ещё был способен контролировать и сдерживать пробудившийся в нём яд. А значит — и убивать не хотел.
И вдруг горгона, ощутив новый прилив сил, стиснула его так, что чуть не переломила пополам.
Но Ковенант был слишком сильным противником: он опутал тварь целой сетью огненно-волевых протуберанцев и затянул её. Ном барахталась, вырывалась, но освободиться не могла. Ковенант вырвался из её рук и отступил на шаг.
Несколько минут горгона продолжала бороться, но потом, очевидно, поняла всю тщетность своих попыток. Более того, она поняла, что этот человек может её убить. И застыла, бессильно опустив руки. По телу её пробежала судорога, как будто она заглянула в лицо своей смерти и испугалась.
Ковенант постепенно втянул пламя в ладонь, и теперь только его кольцо светилось ослепительно-белым. Горгона была свободна.
В полной тишине вдруг раздался истерический смех Красавчика. Финдейл смотрел на Ковенанта так, словно не верил своим глазам. Но тот не видел и не слышал никого, кроме песчаной Горгоны. Ном сделала несколько осторожных движений, как бы проверяя, действительно ли она свободна. Убедившись в этом, она затряслась ещё сильнее и замотала своей безликой головой, окончательно растерявшись и не понимая, что дальше может предпринять её враг. Затем очень осторожно, в любую секунду ожидая отпора, она занесла руку, чтобы ударить Ковенанта в лицо.
Ковенант сжал кулак, и из его руки в пол ударила струя пламени, которая мгновенно выжгла яму с оплавленными краями. Но, вместо того чтобы защититься от горгоны, он вдруг хрипло произнёс:
— Если ты не убьёшь меня, то не сможешь вернуться в Рок.
Ном застыла. Похоже, до неё дошёл смысл сказанного. Медленно-медленно она опустила руку.
А в следующую секунду распростёрлась на полу. Сначала её била крупная дрожь, но постепенно она успокоилась, подползла к ногам Ковенанта и склонила голову, словно покоряясь и обещая служить ему.
Прежде чем он сообразил, как ответить, горгона снова вскочила на ноги. По безликой морде невозможно было прочесть ни её мыслей, ни настроения. Развернувшись, она со звериной ловкостью скользнула вверх по ступеням, протиснулась в полуобвалившийся дверной проём и исчезла в глубине коридора.
Откуда-то издалека вновь донеслись удаляющиеся глухие удары, крушащие стены Удерживающей Пески. Некоторые из них были так сильны, что донжон содрогался до основания, и тогда в камере с потолка и стен сыпались осколки. Похоже, Ном уже основательно растрясла фундамент.
Только теперь Ковенант пришёл в себя настолько, чтобы заметить ослепительное сияние пламени все ещё струящегося по его ладони. Его глаза, снова ставшие глазами нормального человека, резануло болью. Он тут же убрал огненный язык дикой магии с ладони. Теперь лишь его кольцо слабо светилось в полумраке камеры. Но пульсирующую силу внутри он не стал усмирять: между его друзьями и «Звёздной Геммой» лежала вся Бхратхайрайния, а становиться снова узником не входило в его планы — слишком свежи ещё были воспоминания об узилищах Ревелстоуна. Тогда, рассвирепев от собственного бессилия, он уничтожил двадцать одного Верного… Следы клыков на его руке все ещё тускло светились. Опасность подстегнула его, и он, вспомнив наконец о своих друзьях, быстро огляделся. Рядом с ним стоял Вейн — юр-вайл в человеческом образе, — и на его чёрных губах цвела довольная улыбка. Но Ковенанту некогда было любоваться на отродье демондимов: Касрейн в любой момент мог установить защиту для Удерживающей Пески от разбушевавшейся горгоны и приняться за них. Или на это ему нужно время? А если да, то сколько?
Первая чуть слышно окликнула его. У неё, словно у смертника, которому сообщили о короткой отсрочке казни, наступил резкий упадок сил. Прикованный рядом с ней Красавчик, трясясь в приступе беззвучного истерического смеха, размазывал по лицу слезы. Похоже, удар по голове, о чём свидетельствовала огромная шишка на виске, не прошёл даром для его нервной системы. Лицо Хоннинскрю, не обращавшего внимания на изодранные в кровь руки, светилось счастьем и надеждой.
Ковенант посмотрел туда, где были прикованы харучаи, и встретил их твёрдые взгляды, в которых ещё светилось пламя дикой магии. Они были горды и возбуждены, как будто присутствовали на древнем обряде клятвы верности, которую их далёкие предки, Стражи Крови, принесли когда-то Лордам Страны. Даже глаза измученного Кира сияли так, что свет почти скрывал таящуюся в них боль. Хотя Ковенант и не обладал больше внутренним зрением, но даже ему было видно, насколько серьёзно состояние молодого харучая: бинты на его колене намокли от крови.
Мечтатель смотрел сквозь Ковенанта, погруженный в видения Глаза Земли. Он обхватил руками голову, однако, судя по отсутствию ранений, его терзала отнюдь не физическая боль.
И тут Ковенант увидел Линден.
Она бессильно висела в своих оковах; руки были вывернуты самым неестественным образом, словно сломанные. Голова опустилась на грудь, и волосы чадрой скрывали лицо. Ковенант содрогнулся: он не мог разобрать, дышит ли она вообще. А вдруг в пылу схватки с Горгоной он случайно убил свою спасительницу?
До него донеслось ворчание Финдейла, который, не заботясь о том, что его могут услышать, сварливо бормотал себе под нос: «Хвала Чреви, что он остановился. Подумать только, что судьба всей Земли находится в руках сумасшедшего! А она, эта… тоже хороша: вновь проторила дорожку ко всеразрушению. И всё же я, Обречённый, не сумел остановить её… Теперь мне за всю жизнь не расплатиться. Уму непостижимо!»
Ковенант все ещё не решался приблизиться к Линден, опасаясь обнаружить, что сам ранил её, если не нанёс ей ещё худшего вреда. Поэтому его раздражение обратилось к элохиму. Он поймал его за край блеклой мантии и резко дёрнул к себе, не считаясь с его старческой слабостью.
— Что с ней?
Элохим на секунду заколебался, стоит ли отвечать или лучше просто испариться из жёсткой хватки Ковенанта, но потом всё же разлепил губы:
— Держи своё пламя при себе, Обладатель кольца. Ты и представить себе не можешь, насколько все это опасно. Сейчас в твоих грубых лапах судьба всей Земли — а она так хрупка… — Ковенант встряхнул его и бросил на него испепеляющий взгляд. — Ну ладно, ладно, сейчас скажу.
Но Неверящий только крепче сжал хилые плечи элохима. Дикая магия шевелилась внутри него, как клубок ядовитых змей, а сердце неистово билось в беззвучном вопле.
— Её разум погашен, как прежде на элохимпире был погашен твой. Войдя в тебя, она допустила переливание установленной тебе же в защиту пустоты сознания в свой мозг.
Финдейл говорил, подчёркивая каждое слово, будто хотел помимо информации о состоянии Линден довести до сведения Ковенанта смысл того, что некогда сделали с ним элохимы. Но Неверящий слышал и понимал сейчас лишь то, что напрямую касалось женщины, бессильно обвисшей в цепях. Он сжал кулаки, не позволяя себе взорваться.
— Но у неё это скоро пройдёт, — скрипуче продолжал Финдейл. — Защита была создана индивидуально для тебя, с учётом всех особенностей твоего организма и психики. В Линден это долго не удержится. Всему своё время. Имей терпение, и она придёт в себя. Так что успокойся! — Элохим нервничал все больше. — Усмири свою дикую магию — сейчас в ней нет уже надобности. Ты меня слушаешь или нет? Когда ты в покое, отдыхает вся Земля.
Но Ковенант действительно уже его не слушал. Он отбросил Финдейла в сторону, как ненужную больше вещь. По ладоням вновь побежали язычки пламени. Повернувшись к Линден, он пережёг её оковы и ринулся вперёд, чтобы подхватить обмякшее тело. Падая, она попыталась удержать равновесие — простейшие инстинкты в ней сохранились, — но когда она подняла голову, Ковенант увидел, что глаза её пусты; они отражали свет факелов, и мысли в них было не больше, чем в оконном стекле.
О Линден! Не в силах больше сдерживаться, он обнял её, прижал к груди, а затем подхватил на руки и стал баюкать как ребёнка. Он знал, каково быть в том состоянии, в котором она пребывала. В которое она попала, пожертвовав собой ради него. От его прикосновения вокруг неё затрепетало слабое серебристое сияние. Он окутал её эманацией своей силы, словно был не в состоянии расстаться с ней больше ни на мгновение. Он не знал, смеяться ли от счастья, что она жива, или плакать оттого, что она в столь жалком положении. Она сделала это с собой ради него. Ради него.
— Юр-Лорд, кемпер не даст нам уйти так просто. Нам надо поторопиться, — раздался голос Бринна, в котором не было и намёка на спешку или опасения, как, впрочем, и вообще на какие-либо эмоции.
— Да-да, Друг Великанов, — подхватила Первая, с каждой секундой все более похожая на прежнюю несгибаемую воительницу. — «Звёздная Гемма» в опасности, а мы от неё слишком далеко. Я не сомневаюсь ни в мудрости, ни в осторожности, ни в бдительности якорь-мастера, но чем быстрее я покину эту конуру и вновь почувствую под ногами палубу корабля, тем спокойнее мне будет.
Это — слова, призывающие к конкретному действию, а не туманные намёки Финдейла — Ковенант понял. Элохим недавно произнёс: «Судьба всей Земли находится в руках сумасшедшего!» И ещё он просил, чтобы ему отдали кольцо… А ведь Ковенант, невзирая на отвращение к кровопролитию, уже убил стольких… Он и сам не доверял никакой силе такого рода. А дикая магия все бурлила в нём, наполняя его головокружительным экстазом, стремлением к действию. Первая заставила его вспомнить о цели Поиска, о её неотложности и о необходимости срочно отправиться в путь.
Но также напомнила ему и о Касрейне, по вине которого Линден стала беспомощной куклой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86