Я вздохнула. Боже благослови ее за старания. Батч снова взглянул на меня.
– Подготовься, невинная. Твой первый настоящий вдох станет последним.
У меня было лишь отдаленное представление о том, что он говорит, основанное на событиях последних двадцати четырех часов, но я узнаю настоящую угрозу, когда сталкиваюсь с ней.
Десять, девять, восемь… секунды бежали, приближая полночь. Снаружи, словно хлыст над головой, треснул гром, и по стеклам застучал дождь с мокрым снегом и градом. Ветер гудел, свистел в стенах, и все здание задрожало, как в параличе. Одни безделушки Оливии зазвенели, другие разбились; сердцевина здания начала раскачиваться на основании. С грохотом взрыва наступила полночь.
– Оливия, назад!
Мне пришлось кричать: по спальне пронесся ураган. Мне казалось, что я на самой вершине торнадо и меня вот-вот втянет внутрь. Стеклянная стена заскрипела, и от этого звука – словно ногтями царапают по доске – у меня мурашки побежали по спине. Я сопротивлялась стремлению зажать уши и вместо этого схватила нож, который был у меня за спиной. Батч напрягся и поднял свой ятаган. Оливия за моей спиной закричала, молния разорвала небо над нами, и я краем глаза уловила какое-то движение.
А потом уже больше ничего не видела.
Рот мой заполнили растопленная лакрица, дымящееся железо и яркое пламя. Я была сожжена, горела изнутри, выпавший из руки нож беспомощно лежал на полу, и это знание было одной из немногих сохранившихся связей между мозгом и телом. Молния уничтожила синапсы, контролирующие движения тела, и теперь мышцы продолжали дергаться, как у цыпленка с отрубленной головой. Я не могла сообразить, стою ли я еще или уже упала. В этой безумной буре я совершенно потеряла себя.
Когда-то, подростком, я ушла ночью во время сильного дождя, меня влекла страсть к приключениям и детское ощущение собственной неуязвимости. Со мной увязалась бродячая собака, она одна бегала со мной по каменистой почве, и я видела, как в нее ударила молния. Золотистая шерсть мгновенно превратилась в пепел, и дым окутал тело, как сигнал о помощи. Когда я добежала до животного, у того были пустые глазницы, а жар, исходивший от тела, не дал мне подойти близко. Вот так я сейчас себя чувствовала: слепой, испуганной и дымящейся. И в самый последний момент перед тем, как мне отказали чувства, я ощутила острую боль в левом плече.
А потом не было ничего. Ни боли, ни света, ни даже темноты. Я не могла понять, открыты у меня глаза или закрыты, и мне казалось, что тело мое висит в воде; оно плывет, онемевшее и уязвимое со всех сторон. Я знала, что я в беде, если уже не мертва, но не могла реагировать. Не знаю, как долго я оставалась в таком состоянии.
Мне казалось, что целую вечность.
И одновременно – наносекунду.
Потом я услышала крик Оливии, и отвратительное зловоние пронизало каждую клеточку моего тела. Я прикрыла рукой рот, чтобы меня не вырвало. Осознав, что я сделала, потрясенная тем, что могу двигаться, я опустила руку и, все еще ничего не видя, нащупала край своей обуви. Ощупью нашла сложенный нож и ударила им в самое сердце разложения и зловония.
Воздух взорвался и перекатился через меня волнами, как мусор с червями, высыпающийся из разорванного мешка, и сопровождавший это крик не был человеческим. Я рухнула на колени, чувствуя себя невероятно слабой, и позволила голове опуститься на руки.
А когда снова подняла ее, мир чудесным образом успокоился, в спальне царила поразительная тишина. Удивительная внутренняя буря прекратилась. Стеклянная стена была целой и невредимой.
А на полу передо мной лежал мертвец.
7
– Джо! Ты в порядке?
Я подняла голову. Оливия сидела в углу, прижимая к себе Луну, голова кошки торчала у нее из-под руки. Я кивнула и повернулась туда, где, раскинувшись, как гигантская жаба, лежал Батч.
– Что случилось? – Голос мой хрипел, словно его разрезали на куски бритвой.
– Т… ты… сделала то, что должна была сделать, Джо, – сказала Оливия, неверно поняв мой вопрос. – Он набросился на тебя с большим ножом, и я была уверена, что он тебя убьет. Но ты не отступила. Ты не побежала. Ты даже не дрогнула. Не могу в это поверить.
Я посмотрела на часы возле нее, посмотрела повторно. 12–01. Я тоже не могла поверить. После страшной бури прошла всего минута?
– А как же буря?
Оливия как будто не поняла, она неуверенно посмотрела в окно, по стеклам которого бежали капли дождя.
– Наверно, прекратилась. Я не заметила.
Не заметила? Не заметила электрический разряд, который едва не разрезал ее сестру надвое? Не чувствовала запаха моей обгоревшей плоти?
– Помоги мне встать.
Я протянула руку, она – свою, но Луна зашипела и ударила меня лапой.
– Пошла ты! – сказала я кошке и поднялась. Слегка пошатывалась, но была жива.
– Нельзя так говорить с тем, кто только что спас тебе жизнь! – побранила меня Оливия, зарываясь лицом в кошачью шерсть. – Правда, моя драгоценная? – Голос ее звучал приглушенно. – Моя малышка, ты любишь тетю Джо и рисковала жизнью, чтобы спасти ее.
– О чем ты?
Вначале Оливия не ответила. Потом повернулась лицом ко мне, прижимаясь щекой к кошке.
– Посмотри на его глаза.
Ноги мои подкашивались, но все же удержали меня, когда я подошла к Батчу. Толкнула его носком сапога, и он, как сосиска, перевернулся на спину. И смотрел бы невидящим взглядом в потолок… если бы поперек каждого глаза не проходили четыре разреза. Веки разрезаны точно, как скальпелем хирурга, и глубоко прорезаны глазные яблоки.
– Кажется, меня сейчас вырвет. Оливия тоже подошла к телу.
– Ты была бы мертва, если бы Луна не прыгнула на него.
W Но почему кошка напала на человека? Тем более на человека, которого она явно боялась? Я повернулась к Оливии как раз вовремя, чтобы заметить, как широко распахнулись ее глаза. Героическая кошка бесцеремонно полетела на кровать.
– Джо! Ты ранена!
Я опустила взгляд и увидела, что у меня на левом плече из-под блузки сочится кровь. Отчасти я удивилась, что не почувствовала этого раньше. И в то же время поняла: это дурной знак, что я не заметила.
– Все в порядке, – заявила я Оливии, зная, что это не Жак. – Не больно.
– Ложись. Я чем-нибудь зажму рану, а потом вызовем скорую.
Я была не в состоянии спорить. Возможно, это психосоматическое, но неожиданно у меня закружилась голова. Я легла на подушки. Луна зашипела и спрыгнула с кровати, перемахнула через труп и убежала. Я закрыла глаза.
Должно быть, я на какое-то время забылась, потому что когда пришла в себя, Оливия сидела рядом со мной, прижимая к ране чистое полотенце. Я поморщилась от острой боли и уже собиралась сказать, что не стоило использовать хорошее полотенце, как упала первая слеза.
– Эй. – Я протянула руку, чтобы стереть ее. – Эй, все в порядке. Я поправлюсь.
– Я знаю, – ответила Оливия. Лицо ее сморщилось. – Я все вижу эту сцену: он действительно был как чудовище и так смотрел на тебя! – Она покачала головой, словно стараясь освободиться от воспоминаний. – Я была уверена, что потеряю тебя. Опять.
Я постаралась успокаивающе улыбнуться.
– Ну, ты меня не потеряла и никогда больше не потеряешь. Всего лишь царапина. Видишь? Кровь уже не идет.
Она всхлипнула.
– Наверно.
Мы сидели молча. Телефон лежал у Оливии на коленях, и она не пыталась его открыть. Как только она позвонит – воцарится хаос. И хотя ощущение нормальности было ложным – все-таки на полу лежит мертвый человек, думаю, мы обе понимали: после этого звонка наша жизнь никогда не будет прежней.
Оливия всхлипнула и приподняла край полотенца, чтобы убедиться, что кровотечение прекратилось.
– Мне никогда не везло с парнями.
Мы долго молча смотрели друг на друга. А потом засмеялись – истерически, безумно, как пьяные или те, кто забыл свои слова на церемонии бракосочетания. От смеха заболело плечо, вероятно, снова пошла кровь, но мне было так хорошо, это ощущение настолько острее боли, что я не хотела останавливаться. Мы тряслись от смеха, и слезы катились по нашим щекам.
Мы обе задыхались, когда я почувствовала, как Оливия вздрогнула и глубоко вдохнула. Открыв глаза, я тоже застыла. Мощная рука сжима Оливии горло, Оливия вцепилась в нее ногтями, глаза ее были широко раскрыты; она мгновенно протрезвела. Батч не душил ее, но и не обращался с нею мягко. Подняв ее на ноги, он присел за ней в положении, которое не давало Оливии возможности защищаться, даже если бы она знала как.
– Ты же мертв, – тупо сказала я, хотя факты свидетельствовали об обратном. Я его убила. Но вот он перед нами весь в крови от раны, которой больше нет. Как же так? В сущности для него единственным последствием было то, что он не видит и должен рассчитывать на остальные свои чувства. Особенно, как я заметила, на обоняние.
– Не совсем, – заявил Батч. – Еще нет.
Я вспомнила «я быстро выздоравливаю», вспомнила запястье, неожиданно вставшее на место на безлюдной дороге и пустыне, вспомнила, как ожило раздавленное тело. Теперь я знала, что это возможно. Батч слепо попятился от меня, таща за собой Оливию, ноздри его широко раздувались при каждом вдохе. Он. приближался к ножу, который я выронила. 11ужно что-то быстро предпринять, пока не поздно.
– Отпусти ее. – Я постаралась, чтобы голос доносился справа от кровати; сама я при этом двигалась влево. – Тебе нужна я, отлично. Но не вмешивай в это ее. – Плечо болело, спальня начала расплываться перед глазами, но я заставила себя успокоиться. Не знаю, долго ли я выдержу, потерять сознание нельзя. Я спасу Оливию или умру, стараясь ей помочь.
– Как ты это сделала? – спросил Батч. Голова его была наклонена к середине комнаты.
– Что?
– Убила меня. Во время метаморфозы ты не можешь двигаться. Как тебе удалось?
Откуда мне знать? Вместо ответа я начала приближаться к нему.
– Еще шаг, и твоя сестра умрет. – Несмотря на слепоту, он повернулся ко мне и для убедительности сильней сжал горло Оливии. У нее выпятились глаза. – Отступи.
В голосе его звучала смерть. Я сделала шаг назад.
Думай, Джоанна, думай!
Ну, хорошо, Батч лишился зрения, но его остальные чувства остры. Интересно, о какой трансформации он говорил. Для него это явно имеет смысл. Он ждал этого момента, чтобы убить меня, и в это время мне отказали все ощущения. Но теперь они вернулись. А как лее «шестое чувство»? С его помощью он теперь следит за мной?
Как мне не хотелось отрывать взгляд от Батча и Оливии, но придется сделать это, чтобы сосредоточиться на остальных чувствах. Я закрыла глаза, и мне сразу стала понятна разница. Под опущенными веками в сопровождении запахов и звуков вспыхивали яркие цвета. Просто подумав о предметах, какими я в последний раз их видела, я сразу чувствовала их запах.
Сама я пахла кровью, Беном и мылом, которым пользуюсь. Я повернулась к туалетному столику, на котором стояло множество предметов косметики: мята, эвкалипт, воск, пудра и духи, аромат которых безошибочно напомнил мне об Оливии. Обратившись вниманием к ней, я глубоко вдохнула, и уловила этот запах и еще один, острый, который безошибочно распознала как запах страха.
Что касается Батча, то я не смела сосредоточиться на нем. Его запах и так одолевал меня; мне казалось, что я заперта в комнате с разлагающимся трупом. И чувствовала его острее всего остального в комнате.
Кроме ножа, лежавшего на полу между нами.
Я открыла глаза, успев заметить, как дернулась голова Батча, потом дернулась еще раз, когда я вдохнула. Мы одновременно уловили запах ножа и поняли, что каждый его чувствует. Но Батч был к нему ближе. Я прыгнула, он рявкнул, и мы одновременно добрались до оружия.
Я пришла в себя с острием у себя под подбородком. Смех Батча горячо отдавался в ушах. Крик Оливии смолк: Батч, предупреждая, сжал ей горло.
– Замри. Думаешь, я не знаю, что ты делаешь? О чем ты думаешь? – Он пошевелил ножом – это быстрое движение заставило меня вздрогнуть, но боли не было. Пока. А вот мое ожерелье беззвучно упало на пол. Я рефлекторно сжала челюсти. Батч невесело рассмеялся. – Я распознаю твои мысли до того, как они у тебя сформируются. Помни, Арчер, я этим занимаюсь дольше тебя и никогда не был невинным.
В это я вполне верила.
– Скажи, что тебе нужно, – заговорила я, стараясь, чтобы голос оставался ровным. – Все, что угодно. Меня за нее? Дай слово, и я это сделаю.
– О, теперь ты хочешь договориться? Как благородно: пожертвовать всем ради сестры. Но ты ведь делала это и раньше, правда, Джо? – Он улыбнулся ядовитой усмешкой. – Пора повторить.
– Нет!
Оливия билась в его железной хватке. Он просто держал ее, пока она не выдохлась. Если бы на месте Оливии была я, то могла бы нагнуться, так что его тяжесть пришлась мне на спину, и потом перевернуть его, или так ударить по голени, что сломается кость. Но это была не я. Это была моя милая, безвредная, невинная сестра, и она могла только стоять и плакать. И задыхаться.
– Достань оружие из левого кармана и брось к двери.
Я не удивилась тому, что он знает о спрятанном куботане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59